Служба в стройбате самая опасная. Армейская служба в частях тылового ополчения
К какому роду войск больше всего относились с юмором? К стройбату. В народе существует множество анекдотов, связанных со строительными войсками. И все это происходило из-за специфики формирования личного состава – порядка 90% военнослужащих этих войск представляли собой призывников из Средней Азии и с Кавказа. Поэтому основная масса русских молодых людей старалась избежать службы в подразделениях стройбата – уже тогда временами возникал вопрос, касающийся напряженных международных отношений, только это не выставлялось напоказ.
Однако, несмотря на такое отношение, строительные батальоны выполняли вполне серьезные задачи, возводя объекты как оборонного значения, так и для народного хозяйства. Можно даже сказать, что строительные батальоны косвенно связанны с инженерными войсками, в обязанности которых всегда входило возведение различных фортификационных сооружений и объектов тылового назначения. Стройбат взял на себя часть задач, которые до того выполняли подразделения инженерных войск.
Исторические моменты
В 1942 году 13 февраля Совнаркомом СССР было издано постановление о формировании Военно-восстановительного управления, к основным задачам которого относилось строительство либо ремонт различных объектов на территориях, освобожденных от немецкой оккупации. Этот день является датой рождения военно-строительных отрядов, называемых сокращенно ВСО.
В 70-х годах за этими войсками закрепилось название «стройбат», которое осталось в лексиконе и по сей день. На период 80-х годов численность строительных подразделений превышала количество в сумме военнослужащих других родов войск. Например, в ВДВ насчитывалось около 60 тыс. чел., морская пехота имела 15 тыс. чел., в пограничных войсках было около 220 тыс. чел., а в строительных войсках того времени насчитывалось где-то 300-400 тыс. чел. Конечно, как говорится в одном известном анекдоте, стройбат – это такие страшные войска, которым даже оружие не доверяют. Но нередко и в этих войсках служба была непосредственно связана с опасностью.
1986 был годом страшной катастрофы, произошедшей на Чернобыльской АЭС. И одними из первых, кто принял участие в ликвидации последствий этой аварии, стали бойцы военно-строительных отрядов, многие из которых поплатились жизнями за работу в зараженной зоне. Два года спустя землетрясение в Армении – и опять строительные батальоны первыми участвовали в разборке завалов.
Военнослужащие стройбата проходили службу и в Афганистане, когда в 1979 году необходимо было организовать расквартирование личного состава ограниченного контингента войск в этой стране. В кратчайшие сроки усилиями военнослужащих строительный войск там была организована вся необходимая инфраструктура.
А в 1982 году произошло событие, доказавшее наличие боевого духа в рядах военных строителей. Строительный батальон из СССР был направлен на Фолклендские острова для реконструкции взлетно-посадочной полосы. В этот момент британские войска вторглись на эти острова, т.к. с Аргентиной шло противостояние за контроль над территорией. Бойцы стройбата не растерялись: произвели минирование подступов и, используя трофейное оружие, сдерживали наступление британских боевых частей. Только благодаря вмешательству дипломатов из Москвы было остановлено развитие военного конфликта.
Мужество военных строителей подтверждает и случай, когда на просторы океана унесло баржу без еды и воды с четверыми военнослужащими инженерно-строительных войск – Зиганшиным А., Поплавским Ф., Крючковским А. и Федотовым И. Они продержались 49 дней, не потеряв человеческий облик.
К воинскому делу эти подразделения относились формально, из-за чего у молодежи этот род войск не имел большой популярности. Но военные строители относительно военнослужащих из других родов войск обладали некоторыми преимуществами. В 1977 году 30 мая был издан приказ МО СССР № 175, согласно которому каждому военному строителю начислялась зарплата. Хотя из нее вычитались стоимость питания, цена обмундирования, оплата коммунальных услуг и другого обеспечения. Но размер денежного довольствия значительно превышал расходы, поэтому солдаты могли накапливать немалые средства. Кроме того военнослужащие могли заработать дополнительно, проработав там, где добавочно платили. А у прапорщиков и офицеров имелись льготы, позволяющие, к примеру, решать оперативно жилищные проблемы.
Непопулярность службы в этих войсках, вызванная комплектованием личного состава призывниками из Средней Азии или Кавказа, приносила свои плоды – из славян туда отправляли неблагополучную молодежь или молодых людей, имеющих судимость. Да и выходцы из Кавказа или Средней Азии нередко попадали в стройбат из дальних сел, где было плохое знание русского языка. Даже иногда присягу принимать помогал новобранцам сержантский состав, зачитывая текст присяги по одному предложению, которое затем повторялось рядовыми. Кстати, нередко военнослужащим, не являющимся славянами, удавалось обманывать командиров, ссылаясь на непонимание русского языка. В СССР даже ходила шутка: в стройбате солдаты до года говорят «не понимай», а после года «не положено». Поэтому офицерам строительных войск, работающим с личным составом, приходилось непросто.
Гастарбайтеры вместо стройбата: что имеем сегодня
С 1992 года пошла волна расформирований военно-строительных подразделений, чему дало толчок распоряжение Президента РФ о расформировании ВСО, находящихся в ведении московского департамента. К 2006 году закончилась ликвидация последних военно-строительных формирований.
Сегодня ВСО нет, но сама идея использования труда граждан ближайшего зарубежья осталась. В организациях, в том числе возводящих объекты военного назначения, нередко работают гастарбайтеры. Хотя, как и советские военные строители, сегодня эти наемные работники обходятся не бесплатно, но дома строятся гораздо дешевле, чем силами какого-либо крупного СМУ. Так что популярная в Советском Союзе поговорка «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор» актуальна и сегодня – правда, в несколько другом ракурсе. Вот только выигрыш от расформирования ВСО сомнительный. Бойцы стройбата после работы убывали в казармы – не было лишних шатаний по улицам, торговли наркотиками, массовых драк, грабежей или изнасилований. Да и после окончания срока службы бывший военнослужащий убывал в свою республику. Так что можно лишний раз убедиться в том, что разрушить исправно работающую систему можно легко. А взамен вместо «прекрасного далека» нередко получаем кучу проблем.
АТЫ-БАТЫ, КУДА ИДУТ СТРОЙБАТЫ?
Заметки бывшего служащего ВСО
Последние лет пять во многих средствах массовой информации на офи-циальных уровнях обсуждаются вопросы о возможности создания в нашей стране профессиональной армии и связанных с этим реформах и проблемах. Продолжают дебатироваться возможные варианты альтернативной службы, ко-торые давно уже существуют в цивилизованных государствах. Однако на прак-тике каждую весну и осень военкоматы гоняются за призывниками, среди кото-рых всё возрастает число тех, которые не желают служить в российской армии. И это, конечно, не случайно. Увы, условия службы в армии таковы, что многие юноши призывного возраста ищут любые поводы, чтобы уклониться от выпол-нения своего «почётного долга». В нынешний осенний призыв, по словам мини-стра обороны Павла Грачёва, призвано около 23-х процентов новобранцев. Факт сам по себе удручающий и наводящий на тяжёлые раздумья…
Давно идут разговоры о том, нужны или не нужны нам военно-строительные войска, об их сокращении. Неужели военно-строительные отряды (ВСО), являющиеся, на мой взгляд, ни чем иным, как пародией на армию, уйдут в прошлое? Или от этого огромного резерва дешёвой и малоквалифицированной рабочей силы, используемой Министерством обороны где угодно и как угодно, мы ещё не в силах отказаться? Ведь сейчас уже ни для кого не секрет, что на бывших так называемых ударных комсомольских стройках использовался, в ос-новном, рабский труд зэков и военных строителей. В стройбатах практикуется не только принудительный и низкооплачиваемый труд (например, на каждый рубль зарплаты ранее «набрасывался» коэффициент 0,87, как в колониях и лаге-рях для лишённых свободы). Военкоматы часто направляли для прохождения службы в военно-строительных частях лиц, которые по состоянию здоровья не подлежали призыву в строевые войска. В них проходили службу лица, которые ранее были судимы. По своему опыту знаю, что в стройбатах царят полное пре-небрежение к личности, издевательства «старослужащих» над молодыми при-зывниками, имеется прочий букет уродливых и позорных явлений, свойствен-ных, к сожалению, и для других родов войск. Своим обмундированием, зачас-тую расхристанный видом стройбатовцы нередко вызывают страх и даже от-вращение у гражданского населения в местах, где дислоцируются военно-строительные части. Нередко они совершают различные правонарушения и пре-ступления. Да и качество возводимых ими объектов, в основном, низкое, так как строительные специальности большинство из призывников осваивает уже в хо-де так называемого прохождения службы.
Чтобы мои высказывания не показались голословными, мне, очевидно, не обойтись без некоторых личных впечатлений и воспоминаний. Чтобы их как-то систематизировать, я сосредоточусь, пожалуй, на наиболее абсурдных, на мой взгляд, проявлениях, свойственных службе в стройбате и в армии в целом. Хотя эти мои заметки носят, естественно, субъективный характер и основыва-ются, повторяю, на личных впечатлениях, я не могу себе отказать сделать неко-торые выводы обобщающего характера. Сейчас многие справедливо указыва-ют на то, что если больн; всё наше общество, то, естественно, больн; и армия. Так-то оно так, но думаю, что в армии болезненные явления проявляются как бы в квадрате, в гипертрофированном виде, в более уродливых формах.
Выборы по-армейски
Призван я был в армию в июне 1971-го года, в восемнадцатилетнем воз-расте, при достижении которого, как известно, советские граждане получали, согласно Конституции СССР, право избирать и быть избранными в высшие и местные органы власти. То, что эти так называемые выборы были вплоть до 1989-го года полной профанацией, трагикомическим фарсом, теперь ни у кого не вызывает сомнения. Но в армии этот фарс достигал своего «апофигея».
Служить я поначалу попал под закрытый в те времена город Горький, ко-торому впоследствии вернули его историческое название - Нижний Новгород. Там, в посёлке С;рмово, дислоцировалась часть, в которой находилась школа сержантов. В течение шести месяцев в ней готовился младший командный со-став для прохождения дальнейшей службы в военно-строительных батальонах страны в качестве командиров взводов. Новобранцы здесь становились курсан-тами.
Накануне выборов нас предупредили, что проголосовать надо всем до завтрака: подъём, физзарядка, умывание, утренняя перекличка. И строем мы идём к офицерскому Дому культуры - быстрее-быстрее, бегом, чтобы опере-дить другие роты, чтобы быть в числе первых - своеобразное соревнование. О том, за кого голосуем, мы толком не знали: то ли за командира части, то ли за его замполита. Прослужили мы к тому времени не больше недели. Да и в изби-рательных бюллетенях была фамилия только одного кандидата. Альтернатива-ми тогда не баловались.
Так я впервые в жизни, как и многие другие новобранцы, реализовал своё избирательное право.
Остаётся добавить, что и по сей день, в эпоху «недоразвитой демокра-тии», контингенты воинских частей, расположенные в том или ином избира-тельном округе, позволяют манипулировать голосами избирателей и «добирать» необходимое их количество как военным кандидатам в депутаты, так и другим ставленникам новой номенклатуры, которых хотят провести в местные и выс-шие органы власти заинтересованные в этом структуры.
Если грешники попадают в ад, то больные и убогие -
в стройбат
Из школы сержантов меня отчислили после первой же медицинской ко-миссии - по состоянию здоровья. Ещё во время учёбы в средней школе у меня обнаружили сердечное заболевание - ревмокардит. В московском областном клиническом институте (МОНИКИ), после электрокардиограммы, поставили более точный диагноз: миокардинический кардиосклероз, блокада правого пуч-ка Гиса. Перед армией пришлось мне в Ногинской ЦРБ провести специальный двухразовый курс лечения.
Медицинская комиссия при Ногинском горвоенкомате признала меня здоровым и определила: годен к строевой службе. В связи с тем, что к тому времени у меня уже была близорукость на оба глаза, меня обещали направить (по моей, кстати, просьбе) в наземные войска ВВС.
И, надо признаться, если бы меня не призвали в армию, то, вероятно, я себя чувствовал бы неполноценным человеком. В юном возрасте мне хотелось послужить в армии. Во мне сохранился некий налёт романтики: я мечтал о ноч-ных подъёмах по «тревоге», марш-бросках, войсковых учениях и т. д. Да и тя-нуло меня в новые места, хотелось узнать страну родную, и чувствовал я тогда себя вполне здоровым.
То, что я попал в строительные войска, меня удивило. Ведь строительной спе-циальности у меня не было, и я в то время наивно полагал, что в эти войска бе-рут тех, кто «на гражданке» имел хоть какое-то отношение к строительству. Только потом я убедился, что в ВСО призывают не только далёких от строи-тельства людей, но и больных, убогих не только физически, но и с сомнитель-ными умственными способностями. Последних, как правило, отправляли в хоз-взводы, назначали ухаживать за свиньями в подсобных хозяйствах, которые су-ществовали при воинских частях. Да и бояться их особенно было нечего: ору-жия ведь стройбатовцам, кроме взвода охраны при гауптвахтах, никому не вы-давалось. Многие из нас только при принятии присяги могли увидеть или по-держать в руках карабин или автомат. Ни о какой огневой подготовке или учеб-ных стрельбах за два года службы не было и речи.
Чуть позднее я стал задумываться: для чего больных людей призывали на службу? Ведь не слепцы же на медкомиссиях сидят, а специалисты. И пришёл к выводу: военкоматы, по-видимому, прежде всего, были озабочены тем, чтобы у них не падал или хорошо выглядел тот или иной процент призыва граждан на срочную службу. Опять соревнование - теперь между военкоматами? Опять эта проклятая процентомания - тяжёлое наследие планового социализма… Конкретная судьба того или иного больного призывника вряд ли тогда или сей-час могла кого-либо заинтересовать - одним человеком больше, одним мень-ше…
Широка страна моя родная…
Из Горького по железной дороге через Киров, Пермь, Свердловск, Кур-ган, Омск мы прибыли в Новосибирск. Там предстояла пересадка. Познако-миться с городом нам не удалось, но побродить по привокзальной площади и ближайшим улицам оказалось можно. Многие новобранцы, у кого были деньги, сумели в Новосибирске отовариться спиртным и изрядно напились. Запомнился один из них - двадцатисемилетний и уже лысоватый москвич, похожий на ур-ку, который, дурачась, встал перед тепловозом на колени, положил голову на рельсы под колесо и кричал:
- Мама, роди меня обратно! Не хочу служить в армии Красной!..
Мы его еле оттащили от колеса и впихнули в дверь вагона, в котором вскоре завязалась драка…
Теперь наш путь лежал на юг. Проплыли за окном поезда российские го-рода, нищенские полустанки, и мы оказались в Казахстане. Поражали простран-ства неиспользуемой, пустующей земли. Через Барнаул, Павлодар, Целиноград мы прибыли в Семипалатинск. Познакомиться с этим печально знаменитым го-родом мы толком не смогли, хотя здесь нас ждала ещё одна пересадка. Учиты-вая новосибирский «пьяный разгул», сопровождающие офицеры и сержанты нас уже не распускали, а для того, чтобы как-то скоротать время до прибытия поезда, сводили в кинотеатр на венгерский фильм «Сокровища турецкого аги».
Семипалатинские полигоны находились, конечно, далеко за чертой горо-да. В одну из таких «точек», в закрытый гарнизон под почтовым названием Се-мипалатинск-22 нас привезли ночью. Поезд в этот пункт, если мне не изменяет память, прибывал только один раз в сутки. Никто из нас не знал окончательного пункта нашего следования: сопровождающие это хранили в секрете.
Ночь мы переспали на полу в солдатском деревянном клубе, где по вы-ходным «крутили» кино. Летом, когда при солнечной погоде в нём шёл киносе-анс, мы изнывали от духоты и жары. Стягивали с себя гимнастёрки, майки, но всё равно обливались п;том и многие предпочитали вырваться из клуба на све-жий воздух, хотя кино было для нас практически единственным «культурным развлечением».
Наутро следующего дня задул жёсткий ветер. Он поднимал в воздух мелкие камешки и песок, которые больно хлестали в лицо, в спину. На душе было муторно и грустно - куда нас закинула судьба? К нам подходили «старо-жилы» здешних мест из военнослужащих, подливали «масла в огонь» - пугали нас, салажат, рассказами о скорпионах и фалангах, которые здесь, в песках, «кишмя кишат». Кто-то пускал «пулю» о том, что недавно, мол, тут целую роту комиссовали, - облучились ребята на объекте при очередном подземном ядер-ном испытательном взрыве… Нас стращали тяготами будущей «дедовщины». Советовали «по-хорошему» отдать наручные часы, «по мирному» обменяться сапогами, ремнями, обмундированием, а строптивым - тем, кто будет упря-миться, «дедушек» не слушать, предрекали, что служба покажется адом. Систе-ма, мол, во всей армии такая: год повинуешься во всём, сносишь издевательст-ва, а через год сам можешь издеваться над молодым пополнением - такая вот эстафета.
Но на первой поре нам повезло. После прохождения так называемого ка-рантина и принятия воинской присяги основная группа «горьковчан» была на-правлена в учебную часть гарнизона. Там ускоренным двухмесячным курсом нас стали обучать специальности слесаря-сантехника. Заказ на специалистов этой профессии пришёл из какого-то другого гарнизона. Мы были рады тому, что через два месяца уедем отсюда в любое другое место Союза.
Не таким уж оно было и страшным - это место. Всюду живут люди - даже там, где и жить, кажется, нельзя. Недалеко от механических мастерских, где мы обучались навыкам сантехнического ремесла, протекал Иртыш, в кото-ром, несмотря на лето, мы так и не искупались… В маленьком военном городке жили и гражданские лица. Однако городок действительно был строго засекре-чен. В увольнение не пускали даже старослужащих. Находился там какой-то важный институт, занимавшийся, по-видимому, ядерной тематикой. По ночам за глухим забором института был слышен многоголосый собачий лай, словно в это время собак выпускали погулять. Создавалось впечатление, что эти собаки подопытные. «Быть может, здесь исследуют влияние радиации на животных?» - думалось мне. Но, так или иначе, от такого соседства нам было как-то не по себе и мы предпочитали поскорее слинять отсюда.
Говорили, что через двадцать лет этот городок рассекретят и он получит имя Курчатова. Но, насколько мне известно, недавно такое название получил один из закрытых городов Челябинской области. Сколько их, подобных номер-ных городков, было разбросано по нашей необъятной и насквозь милитаризо-ванной державе?
Зеленая-зеленая трава
Что мне особенно заполнилось из семипалатинского периода службы? Пожалуй, два эпизода. Первый, скорее из разряда абсурдно-комических. Он, кстати, характерен не только для армейской жизни. В условиях командно-административной системы у нас пышным цветом расцвела болезненная лю-бовь к чинопочитанию. Чего только не выделывали партийные функционеры и ретивые чиновники, когда им становилось известно о визите в их вотчину како-го-либо высокопоставленного лица. Сколько тут у них появляется энергии при подготовке к его встрече, сколько резвости, прыти и суеты! Срочно ремонтиру-ются дороги по пути следования этого лица. В местные магазины завозятся про-дукты. Везде наводится временная чистота. Милиция – на стреме. Цветы, хлеб-соль, ковровые дорожки, угодливые улыбки, подготовленные ораторы, трудя-щиеся, студенты, дети и т.д. Все это у нас и сегодня, кстати, остается…
В наш гарнизон должен был прибыть первый секретарь ЦК КПСС Казах-ской ССР Д. Кунаев. Нам, конечно, его визит был «до фени». Мы его не знали и знать не желали. Но для командования гарнизона, безусловно, его визит был важным событием. И, видимо, поступила команда для всех командиров частей Семипалатинского гарнизона: чтобы везде был лоск, блеск и полный ажур.
В казармах драили полы и стены. На территориях частей наводилась иде-альная чистота. Красились скамейки и беседки, белились деревья и бордюры, подрезался кустарник. Нас заставляли выдергивать траву, налезавшую на бор-дюры, стричь ее ножницами и, хотите верьте, хотите – нет, даже красить зеле-ной краской траву в тех местах, где она пожелтела! И мы красили!..
Кунаев, кажется, тогда так и не приехал. Быть может, у него появились какие-то неотложные партийные дела, и он не доехал до нашего гарнизона. По крайней мере, нам его лицезреть так и не удалось.
Как умирают в стройбате
Второй эпизод трагический – смерть сослуживца, человека мне незнако-мого, из соседней учебной роты. Случился этот эпизод в солдатской столовой.
Кормили, кстати, нас плохо, и в начале службы большинство новобран-цев не покидало чувство голода. Хотя на втором году службы это чувство со-вершенно пропадало. Организм, видимо, адаптировался и привыкал к малока-лорийной солдатской пище. С нас высчитывали за питание 38-40 рублей в ме-сяц. Соответственно и калькуляция на потребляемые продукты питания состав-лялась из этой расчетной суммы. И разве могло ее хватить на полноценное пи-тание молодых 18-27-летних ребят?
В столовой накрывались столы на 10 человек. Первое и второе блюда мы ели из алюминиевых мисок ложками. Ни вилок, ни, тем более, ножей не полага-лось. Меню было очень однообразным. Щи, суп, борщ – на первое. Различные каши, картофель, горох – на второе. На завтрак давали маленький кусочек сли-вочного масла. На третье утром и вечером – жидкий чай, а в обед – кисель. Компот или какао появлялись на столах только в праздничные дни. Правда, в летнюю пору на столы попадала и продукция из подсобного хозяйства части – огурцы, арбузы. Запомнилось, что салат из огурцов, поданный к праздничному столу в честь Дня строителя в 1972 году, привел к вспышке дизентерии. Я в то время уже служил в строительной части Эмбинского гарнизона Среднеазиат-ского военного округа. Тогда заболело более 1/3 состава всей нашей части. Гос-питаль не мог вместить всех пострадавших. Вокруг него были разбиты для со-держания больных шатры-палатки. В части был объявлен карантин, который, кажется, сняли только в середине октября.
Я не заметил точно, что все-таки произошло в столовой в сентябре 1971 года, когда я служил в Семипалатинском гарнизоне. Один чем-то недовольный военнослужащий ударил молодого призывника, и тот упал, стукнувшись голо-вой о бетонный пол. То ли удар оказался слишком сильным, то ли упал ново-бранец очень неудачно, но встать он уже не мог. Он захрипел, розовая пена по-шла у него из открытого рта. Пока кто-то бегал за санинструктором, один из сержантов делал пострадавшему искусственное дыхание. Прибежал запыхав-шийся инструктор и побледнел. Он сделал новобранцу какой-то укол, но ничего не помогло – солдат умер.
А умерший парень был не из хилых ребят. Он участвовал в спортивных соревнованиях, посвященных Дню строителя. Однажды ночью именно его вме-сте с другими спортсменами поднял дежурный по части на поиски сбежавшего солдата. Они бегали на железнодорожную станцию искать дезертира. То есть, умерший парень производил впечатление достаточно крепкого и здорового че-ловека. И каково же было наше удивление, когда нам официально объявили, что умер он от острой сердечной недостаточности и что он был якобы наркоманом – курил анашу…
Из нашей куцей солдатской зарплаты (нам выдавали на руки по 3 рубля 80 коп. в месяц) мы скинулись по рублю на его похороны…
Здесь я впервые столкнулся с чудовищным лицемерием официальной машины армейского делопроизводства. ЧП – убийство солдата от рукоприклад-ства – было, конечно, невыгодно для начальства части. Следствие, обвинение, допрос свидетелей, возможные выговоры офицерам за плохое состояние дисци-плины во вверенном подразделении и т.д. И неудивительно, что такого рода случаи старались «замять», не давали им хода. Куда проще: поскользнулся на мокром полу, упал и не очнулся, умер… Это уже не ЧП, а всего лишь несчаст-ный случай.
Впоследствии, уже во время прохождения службы в Эмбинском гарнизо-не Мугоджарского района Актюбинской области я сталкивался и с другими смертями военных строителей. Конечно, среди них были и несчастные случаи, которые могли произойти и в гражданской жизни. Но, пожалуй, о двух смертях стоит сказать особо.
30 декабря 1972 года отмечалось 50-летие со дня образования СССР. К подобным «знаменательным» датам во всей стране различные коллективы гото-вили свои трудовые подарки. И наша строительная часть не осталась, как гово-рится, в стороне. Кому-то пришла мысль именно к этой дате рапортовать о дос-рочном завершении строительства одного из ДОСов (дома офицерского соста-ва), возводимых в военном городке Эмба-5.
Работы на этом строительном объекте велись форсированными темпами. В декабре стала использоваться и третья смена – после ужина строители, в ос-новном, штукатуры, маляры, электрики и сантехники снова шли на ДОС. И тут, видимо, сказалась обыкновенная физическая усталость и, быть может, недосы-пание. Один из строителей соседней роты, рыжий грузин – балагур и весельчак – сорвался с пятого этажа и насмерть разбился.
ДОС, кажется, сдали досрочно, отрапортовали, хотя отделочные работы там велись и в январе, и в феврале. Еще в то время я задумался: кому выгодно подобная штурмовщина, которая до сих пор практикуется в нашей стране? Ко-му нужны подобные «трудовые подарки»? И только на гражданке понял, что такая система выгодна самим строителям (только не стройбатовцам). Оказыва-ется за досрочное (и даже плановое) введение строительных объектов в экс-плуатацию строители и, соответственно, их начальство получали солидные де-нежные премии. Прорабам, начальникам строительных управлений, трестов это иногда обеспечивало дальнейшее продвижение по служебной лестнице. А сча-стливые обладатели ордеров на квартиры в таких новостройках, переехав, не-редко начинали тут же делать ремонт, устраняя недоделки строителей.
Поразила меня и еще одна очень тихая смерть. Но от этой «тихой проза-ичности» для меня она не стала менее страшной. На этот раз она настигла кра-сивого юного армянина с черными блестящими глазами.
Каждое воскресенье в нашей части был банный день, смена нижнего бе-лья и портянок. Баня, в общем-то, нормальная – с парилкой, душевыми кабина-ми, тазиками из нержавеющей жести. Видимо в бане я подцепил «грибок» – кожное заболевание, которым легко заразиться от другого человека. Характери-зуется оно тем, что между пальцами ног кожа преет и лопается с появлением узких кровяных ранок. Чтобы избавиться от этого «грибка», я обратился в сан-часть. Мне предложили какую-то мазь, и я стал ходить через день в санчасть, где смазывал этой мазью преющую кожу между пальцами. Кстати, эта мазь ма-ло помогала, и мне понадобился после демобилизации почти год, чтобы изба-виться от этого неприятного заболевания.
Однажды во время моего очередного визита в санчасть в нее вошел поч-ти иконописной внешности курчавый армянский мальчик.
- Чего тебе? – грубо спросил его санинструктор, то ли фельдшер, то ли
медбрат по образованию.
- У меня все болит, - слабым голосом ответил армянин.
- Что именно болит?
- Все: голова, грудь, живот, руки, ноги…
- Не звезди, так не бывает. Косишь, небось. От службы увильнуть
хочешь? – санинструктор, по-видимому, заподозрил парнишку в симуляции, хо-тя и невооруженным взглядом было видно, что тот действительно болен.
Лейтенанта-двухгодичника медицинской службы, который мог бы осмотреть больного, в этот день в санчасти не было. Он, кажется, находился в команди-ровке и должен был вернуться дня через три. Возможно, он сумел бы опреде-лить степень опасности состояния больного и отправил бы его в госпиталь, ко-торых располагался в полутора километрах от нашей части. Госпиталь все-таки был оснащен современным диагностическим и другим оборудованием, квали-фицированными специалистами. Санинструктор же решил дождаться приезда лейтенанта и оставил черноглазого мальчонку в санчасти. Тем более, что тот прибыл с «точки» – рота, где он служил, была занята на строительных работах в степи километров за 80-100 от военного городка. На этих «точках» производили учебные стрельбы ракетчики из различных воинских частей и даже из групп со-ветских войск в Германии и в Венгрии.
В санчасти существовал еще зубоврачебный кабинет и палата на четыре или пять коек для стационарных больных. В это время в санчасти лежал один из мо-их товарищей-сослуживцев Женя Савриков, с которым впоследствии нас связа-ла крепкая дружба. Я приносил ему из столовой его солдатскую порцию, а по-том забирал посуду и относил ее обратно в столовую. Рядом с Женей положили в палату и юного армянина. Кажется, кроме них двоих, тогда в палате больше никого не было.
Когда дня через два я принес Жене завтрак, то увидел, что армянина на койке нет: матрас на ней был свернут, белье снято.
- А где этот кавказский ангел? – спросил я у товарища, кивнув на
пустую койку. – В госпиталь уже отправили?
- В морг, - ответил Женя Савриков. – Ночью умер… И тихо умер, без
стонов… Я чутко сплю, услышал бы…
Я остолбенел.
Неужели нельзя было вовремя спасти этого парнишку? Ему ведь было не более 18 лет. От чего можно умереть в этом возрасте? Как же дешево ценится жизнь в этом мире и, тем более, в армии. Я не представляю, как квалифицировалась в официальных документах причина этой странной смерти. Но уверен, что ника-кого расследования причин смерти этого стройбатовца не было, кроме конста-тации самого факта. И наказан за нее никто не был. И некого в ней винить. Не-кого?..
Что ответит Президент?
Эти воспоминания, быть может, кому-то покажутся устаревшими, несовремен-ными. Ведь служил я строительных войсках Среднеазиатского военного округа в 1971-1973 годах, а с тех пор двадцать лет минуло. Но думаю, что не так уж резко и разительно изменилась к лучшему обстановка в армии за последние го-ды. О состоянии дисциплины, о морально-психологическом климате в стройба-товской казарме, на мой взгляд, достаточно правдиво рассказывается в романе Сергея Каледина «Стройбат», опубликованного в №4 журнала «Новый мир» за 1989 год. Похоже, что автор был очевидцем описываемых событий. О том, к чему приводит «дедовщина», И.Лощилин написал сценарий художественного фильма «Караул», который опубликован в №1 альманаха «Киносценарии» в 1989 году. И хочется думать, что он на пути к экрану.
Кстати, автор взял за основу сценария реальные события, которые известны нам по газетным публикациям, когда новобранец расстрелял ночью издевавшихся над ним «дедушек». Произошло это в купе поезда, этапировавшего зэков. Ост-рые публикации Вероники Марченко в журнале «Юность» тоже свидетельству-ют о том, что творится в нашей армии. Наконец, 15 тысяч военнослужащих, по-гибших за четыре года перестройки! И это в мирное-то время? Даже страшно представить – 15 тысяч оборванных в самом расцвете жизней… Даже девять лет афганской авантюры унесли, по официальным данным, на две тысячи жизней меньше. Но ведь в Афганистане была война. Оказывается, на территории СССР гибнет в мирное время людей больше, чем на войне? Непостижимо…
В феврале 1990 года в стране создано «Общество родителей, чьи сыновья по-гибли в армии в мирное время на территории СССР». Матери погибших и жи-вых солдат обратились к Президенту Горбачеву с требованием проведения кар-динальных реформ в армии. В этом Обращении в частности, говорится: «Еже-годно в армии, не на учениях, не в боевых операциях, а в результате уголовных преступлений, несчастных случаев, антисанитарных условий жизни, а в целом по халатности и недобросовестности военного начальства – гибнут солдаты. Следствие по факту смерти ведут дознавательные части и военная прокуратура. Такие следственные органы заинтересованы в сокрытии истинных причин про-исшедшего в целях сохранения реноме конкретной воинской части, армии в це-лом».
Матери погибших требуют от Президента Горбачёва создать независимую ко-миссию при Верховном Совете СССР для расследования всех фактов гибели солдат в мирное время за последние 10 лет. Матери допризывников требуют узаконить положение о том, чтобы в период службы в армия целиком и полно-стью отвечала за жизнь и здоровье солдат, чтобы для военнослужащих срочной службы было введено социальное страхование, чтобы родственники погибших солдат или покалеченные во время службы были обеспечены пенсиями – неза-висимо от того, произошло ли это в боевой операции или нет. Они требуют не призывать в строительные войска людей, которые по состоянию здоровья не могут быть призваны для прохождения строевой службы. Они требуют ликви-дации всех строительных частей, введения альтернативной службы, отсрочки от службы студенческой молодежи. Их требования справедливы. Что ответит Пре-зидент?
(Данное Обращение было принято в августе 1990 года. И только 1 ноября, после неоднократных требований Всесоюзного комитета родителей военнослужащих, Президент СССР принял их представителей в Кремле. После беседы с ними, Горбачев обещал создать специальную комиссию по расследованию фактов ги-бели военнослужащих в мирное время. Он обещал также в ближайшее время издать Указ, в котором будут предусмотрены срочные меры по всем затронутым на встрече вопросам. Насколько действенными окажутся Указ Президента СССР и его поручения Совету Министров СССР, Министерству обороны, Ми-нистерству юстиции и Прокуратуре СССР?)
А пока продолжают гибнуть молодые ребята в солдатской форме, посылаемые в различные «горячие точки» страны для устранения национальных и иных кон-фликтов. И не только в «горячих точках». В октябре 1990 года, например, погиб (по официальным данным в автомобильной катастрофе) военнослужащий Вла-димир Крупнов, 1970 года рождения, проходивший срочную службу в одной из строительных частей Волгограда. За неделю до этого трагического случая его родители, проживающие в подмосковном Ногинске, получили телеграмму о том, что их сын находится в самовольной отлучке.
Как правило, в самовольную отлучку уходят те, кто доведен до отчаяния невы-носимыми условиями службы и «дедовщиной». Отчаявшиеся идут на само-убийство, членовредительство, дезертирство и, реже, на сопротивление, что то-же нередко приводит к трагическому исходу.
Если подразделение покидает военнослужащий срочно службы, захватив с со-бой оружие и боекомплект к нему, то группа по его захвату инструктируется приблизительно так: в случае вооруженного сопротивления при задержание на-ходящегося в самовольной отлучке, при угрозе жизни членов группы захвата или гражданских лиц, допускается его уничтожение на месте сопротивления.
Пока же принято решение о расформировании ведомственных строительных частей. Но они остаются при Министерстве обороны СССР и по-прежнему мо-гут быть заняты везде и всюду – не только на строительстве гражданских объек-тов и сельхозработах, но и на возведении дач генеральским и другим военным чинам. Об этом до сих пор свидетельствуют публикации в отечественной прес-се. Да и зачем терять столь дешевую рабочую силу? Быть может, военных строителей скоро будут использовать в качестве дармовой рабочей силы на промышленных и сельскохозяйственных предприятиях? Ведь людей, произво-дящих материальные блага, создающих валовой внутренний продукт, в стране становится все меньше и меньше.
Какие призраки бродят по Союзу?
Раньше, в школьные годы, я наивно считал, что армия нам нужна для защиты необъятных границ первого в мире рабоче-крестьянского государства от воз-можного нападения империалистических агрессоров. Ведь в школе-то нас учили тому, что империалисты якобы жаждут нашего уничтожения и всячески меша-ют нам строить светлое коммунистическое будущее. А трудящиеся этих стран подвергаются жестокой эксплуатации, задыхаются в тисках капиталистической системы: там, мол, и безработица, и кризисы всякие, и депрессия, и преступ-ность чудовищная, и обнищание масс – в общем, загнивание экономическое и духовное.
Теперь вроде бы всем ясно, что никто на нас нападать не собирается. Наоборот, нас боялись во всем цивилизованном мире – с нашей бредовой теорией классо-вой борьбы, которую уже давно пора сдать в архив, с нашим насаждением про-коммунистических тоталитарных режимов в различных регионах планеты и т.д. Чего, например, стоит кровавый коммунизм Пол Пота в Кампучии? От кого мы теперь собираемся защищаться, если коммунистические и империалистические угрозы уходят в разряд мифов? Зачем нам теперь содержать такую громадную армию? Зачем нам нужны такие непомерные для страны и налогоплательщиков военные расходы? Ведь это абсурд – производить столько ракет и танков, дру-гое вооружение, когда граждан страны скоро одеть, обуть и накормить будет нечем. Призрак голода блуждает по СССР. Уже во многих городах страны вве-дена талонно-карточная система распределения продуктов питания. Куда же дальше?
И не только призрак голода блуждает по стране. Национальные вооруженные конфликты в Союзе «нерушимом республик свободных» стали уже явью. На горизонте все явственнее маячат призраки гражданской войны. В Армении и Азербайджане они уже налились кровью и плотью.
В прессе все чаще муссируются слухи и домыслы о возможном военном пере-вороте, установлении той или иной диктатуре в стране. Нас, правда, пытаются уверить, что военный переворот – не в традициях советской армии. Так или иначе, но тоска «по твердой руке» уже присутствует у многих. Быть может, я преувеличиваю и сгущаю краски? Хотелось бы, ей Богу, ошибиться.
Настораживает то, что в предвыборной борьбе за мандаты народных депутатов СССР и РСФСР активно участвуют армейские чины. Многие из них стали депу-татами в Верховном Совете страны, республик, в Советах областных и город-ских. А такие из них, как, например, генерал-полковник Альберт Макашов, не упускают возможности побряцать устрашающей лексикой и погрозить мощным кулаком разыгравшимся в демократию депутатам. Чего стоит, например, маниа-кальное выступление Макашова с трибуны Учредительного съезда РКП? А ведь в руках у Макашова находится командование войсками Приволжско- Уральского военного округа. И нетрудно, наверное, догадаться, как он поступит при получении соответствующего приказа…
Одному из кандидатов в народные депутаты РСФСР по Ногинскому избира-тельному округу, подполковнику ВМФ, в ходе его встреч в 1990 году с избира-телями я задал вопрос: что он думает о возможности гражданской войны и во-енного переворота в стране? И он четко, как и положено военному, лаконично и серьезно ответил: гражданской войны никто из здравомыслящих людей, конеч-но, не желает. Однако если страна и дальше будет скатываться к анархии и хао-су, то военные, если им поступит надлежащий приказ, сделают свое дело.
А уж какое дело могут сделать военные, наверное, не трудно догадаться…
Неужели от едва народившейся демократии, судорожных попыток создать дей-ствительно правовое государство с цивилизованными формами рынка мы дви-жемся к анархии, к новой братоубийственной войне, к введению чрезвычайного положения, к военной или иной диктатуре? Неужели и это еще предстоит пере-жить нашему многострадальному народу? Неужели нам еще предстоит пройти сквозь диктатуру неосталинского типа? Тогда, конечно, есть смысл содержать почти двухмиллионную армию и в довесок к ней дешевую рабочую силу воен-но-строительных отрядов.
«Грани», №160, 1991 г.
Немного отойду от всепоглощающей темы белок - расскажу, как мой друг Дима служил в стройбате.
С Димой я знаком лет десять, он года на три меня старше. Человек он неординарный, что внешне, что, так скажем, внутренне: кто с ним общался больше пяти минут, или бесповоротно офигевал, или находил прибежище в собственном чувстве юмора. Но речь не об этом.
В школе он занимался классической борьбой, парнишкой вырос неслабым. Но в выпускном классе решил, что пора браться за ум, засел за учебники и резко бросил спорт - в результате растолстел. Сейчас при росте примерно 175 весит где-то 110-115 кг; думаю, и когда призывался, он был таким же. А призвали его с первого курса местного Политеха - было это году в 87 или 88, тогда студентов призывали.
У Димы были какие-то проблемы со здоровьем (наверно обмен веществ или что-то в этом роде), поэтому определили его в стройбат. А до этого он попал на местный сборный пункт. Во второй половине 80х гопота была страшной силой в любом городе (вспомните люберов), а у нас славой особо отмороженных пользовались жители Ленинского района - вот, с ними-то Дима плотно и пообщался на этом сборном пункте. Ленинские были в основном боксёры, их было несколько, и Дима сделал вывод, что, несмотря на классику, драться он не умеет. Но не приуныл - знал, что впереди у него будет много практики. Он не ошибся.
Предупреждаю - речь пойдёт о вещах грубых, может лучше не читать?
Точно не знаю, как там у него было - вроде в учебку сначала попал, где ему предложили стать сержантом (но он отказался - замаялся десятикилометровые кроссы бегать), - но в конце концов привезли их на окончательное место службы: стройбат в Подмосковье. Из братьев-славян у Димы у единственного не было судимости. Но, кроме славян, там были представители и других национальностей: дофига узбеков, а также чеченцев и дагестанцев - для них служба вблизи Москвы считалась суперпрестижной, неважно в каких войсках, они чуть ли не взятки для этого давали. Чечены и даги и прочие дети гор не работали, были на положении зоновских блатных(а было их между прочим немало) - осовной рабочей силой были русские с украинцами и те же самые узбеки.
Не знаю, с кем он там повздорил, но Диме вскоре сломали челюсть. Лечение? - какое лечение?! само заживёт! Вот и проходил он месяц практически нежрамши (и нисколько не похудел, как говорит), а потом ещё полгота челюсть хрустела, когда ел - неприятно.
Видимо, бойцовские качества у него улучшались. Рассказывает такой эпизод: пришли его бить трое или четверо придурков, завели в какую-то подсобку - так он одного повалил, подмял под себя и стал избивать короткими ударами, а остальные в это время Диму попинывали: но ничё, говорит, чувствую - нормально, жить можно, только тот, который внизу, выражает своё неодобрение сложившейся ситуации. Так двое или трое попинали Диму, он побил одного, потом его спросили сакраментальное: "Ты всё понял?" - "Конечно"; и они разрошлись, довольные достигнутым результатом - недоволен был только нижний.
Такие разборки, между прочим, были только между русскими - не дай бог было зацепить чеченца или дага. Тогда прибегали все его соплеменики, человек семьдесят, ну и хорошего мало получалось. Дима рассказывает, что был у них один парень, откуда-то из Златоуста что ли, так у него как-то вообще не сложилось с детьми гор - били его по-черному. Потом сделали ему предложение: дай в жопу, бить перестанем. В общем, парень согласился. А такие вещи в подобном коллективе в тайне не остаются, и здесь уже русские возмутились: как же, давать себя ебать чуркам! Как рассказывает Дима, завели этого парня ночью в ленинскую комнату и побили, объясняя, что такое хорошо и что такое плохо. Парень попал в госпиталь, естественно, показал, кто его бил (про Диму сказал, что тот бил мало, но очень больно): запахло дисбатом. Но виновники заявили офицерам, что на суде расскажут о причине этого избиения - а по тем, временам, похоже, за случай мужеложества офицерам-командирам мало бы не показалось. В общем, офицеры ограничелись исторической фразой: "Мы смотрели у него жопу - разрывов нет", дело замяли, а парня после госпиталя комиcсовали из армии.
Дети гор вообще были весьма непосредственны в своих проявлениях. Частенько, говорит, зайдёшь в туалет, а там стоят эти кружочком и дрочат, глядя друг на друга. Нда.
С баней, кстати, проблем не было - потому что не было бани. Раз в несколько месяцев им устраивали что-то подобное, с кружкой тёплой воды и кусочком хозяйственного мыла на человека, но это всё. Так что вернулся Дима из армии - полгода чирьи ещё сводил.
Работа была по принципу "заменяют экскаватор". Рассказывает, что лесничные пролёты им приходилось вручную всей толпой затаскивать этаж на седьмой - ничё, затаскивали.
Кроме русских, повторюсь, на работах были ещё заняты узбеки. Как-то Дима работал с таким кадром, вроде крышу гудроном заливали, ну и узбек что-то накосячил - у Димки вспыхнула одежда. Слава богу, мгновенно потушил, и главное не дал загореться крыше или чем там её заливали. Но стресс, сами пониаете - чуть не погиб. В общем, вломил он этому узбеку. Вломил так, что у того на следующее утро лицо, так скажем, свисало. И Дима ему внушил: "Скажешь, что я тебя избил - убью. Скажи, что это на тебя баллон с пропаном упал." Через пару дней их собрали и устроили лекцию по технике безопасности, потому что "недавно на голову одному из бойцов вашего подразделения упал баллон с пропаном..." Так что не всегда узбеки косячат, иногда и вполне понятливы.
Видимо, если уж не судьба стать убийцей, то и не получится. Не знаю, что уж у них там произошло, но говорит, что как-то одного ударил чем-то вроде заточки - заточка сломалась, даже одежду не пробила. ...Вы только не подумайте, что Дима злодей какой-то - милейший человек, baschmatschkin
подтвердит. Просто не дай бог оказаться в таком окружении.
Насколько знаю, году в 89 приняли закон студентов из армии вернуть, и Диме не пришлось служить весь срок. Поехал домой, в поезде первый и последний раз в жизни напился - говорит, не понравилоcь.
Затем ещё отходняк у него долгий был - как видел на улице офицера, переходил на другую сторону: боялся себя не сдержать.
В институте восстановился, окончил, потом ещё и второе образование получил.
Что интересно, какой-то его приятель тоже был призван со студенческой скамьи, и тоже в стройбат, только в Сибирь. Так этот парнишка набрал в армии килограмм двадцать, стал каким-то маньяком по упражнениям на турнике. Разные стройбаты бывают.
"...Если черти в душе гнездились-
Значит ангелы жили в ней..."
С. Есенин
Давно это было. Лет тридцать, наверное, уже как. Я тогда ротой командовал строительной в стройбате. Стройбат - это в простонародье. Или в военно-строительном отряде, если уж быть точным.
…Уже опытным командиром роты, капитаном я вглядывался в кромешную темень за окном полупустого вагона поезда, который мчал меня из Сибири в Удмурдию за молодым пополнением. В поездах всегда хорошо думается. Под стук колес и пролетающие мимо тени в тот раз нахлынули воспоминания о первых месяцах службы в стройбате, о том, как молодой выпускник высшего военного командного училища, вынесший из него стремление добиваться справедливости, порядка и обязательно первых мест во всём - попал в какое-то полувоенное формирование, которое от партизанского отряда отличалось, пожалуй, в худшую сторону. Ведь в партизанском отряде была высокая и важная цель. А в глазах вверенного мне войска читалось одно – «а не пошли бы вы все»…
Стройбат оказался не совсем тем, что мне представлялось в военной «Альма-матер». Точнее совсем не тем. Многонациональная серая масса в грязно-рваных бушлатах, телогрейках, кто в сапогах, кто в валенках, с ремнём и без, хмуро и недоверчиво слушали на построениях мои взволнованные речи о воинской чести и доблести, об отношении к военной форме одежды и дисциплине. Молодой офицер, с горящим взглядом, почти сразу назначенный командиром роты, пытался донести сотне распущенных, разбитных солдат, многие из которых были ровесниками, а некоторые и старше меня, - свои понятия об армии. Но в ответ иной раз слышал в спину – Салабон! ..
Сейчас вспоминаю с улыбкой и ностальгией то лихое время… Никто и ничто не придёт тебе на помощь, если вдруг группе полупьяных, в прошлом судимых дембелей пришло бы в голову избить или даже убить излишне требовательного лейтенанта…
Очередное воинство, доставшееся мне в качестве призывников в Ижевске и почти без приключений доставленное в нашу казарму, численностью было восемьдесят человек, несудимых из них было совсем немного. «Почти без приключений» – это значит, на каждой станции я выстраивал призывников и изымал водку из вещмешков, выложенных по моему требованию перед носками ботинок, стоящих в три шеренги моих подопечных. Это происходило под недовольное бурчание за моей спиной и удивлённые взгляды и реплики о правах человека вокзальных зевак. На следующей остановке всё монотонно повторялось. Ни комендатуру, никакие другие инстанции не привлекал. Опыт и интуиция подсказывали, что уважение этого контингента таким образом навряд-ли добьёшься.
Серёга, где наши шконки?! – первое, что раздалось при входе в казарму, заботливо приготовленную старшиной роты к встрече молодого пополнения. Знал ведь старый, что ротный лично представит новобранцам их новый дом на ближайшие два года. Видавшая виды сборно-щитовая казарма, обложенная снаружи кирпичом, стараниями старшины выглядела чистой и уютной, настолько на сколько может быть уютным солдатское жилище. Всё сверкало и дышало чистотой и порядком. Начищенный, наглаженный сержант - дежурный по роте чётким строевым шагом выскочил мне навстречу с уставным докладом. Сержант тоже прибыл в армию из мест «не столь отдалённых». Но после полутора лет службы в нашей роте об этом внешне кроме «расписных» рук ничего не говорило. Это был тактический ход бывалого старшины. Смотрите, мол, молодёжь, - ваш брат, а то и «покруче» вашего статья у сержанта была. А вон он, каков орёл-то у нас стал! Один из лучших!
«Молодёжь», в своей гражданской одежде, смотревшейся нелепо в этой обстановке, угрюмо переминалась с ноги на ногу, начиная наконец понимать что именно с этого момента для них начинается другая жизнь.
То, что «молодое пополнение» уже оттарабанило срок до армии, свидетельствовали и многочисленные живописные наколки на пальцах, спинах и плечах моих подопечных, обнаруженные в бане, когда мы их мыли, стригли наголо и переодевали в военную форму.
У вас есть звание, товарищ капитан?! – вопросом на вопрос, хрипло отвечал мне грузный крепкий парень, когда я в раздевалке спросил о значении «звёзд» на плечах. – Вот и у меня есть! – закончил он под гогот товарищей. Спустя несколько месяцев он стал толковым командиром отделения, серьёзным бригадиром.
Нет смысла расписывать тут все педагогические и «не педагогические» секреты, весь опыт и упорство моего коллектива, чтобы эта «распальцованная», говоря языком моих солдатиков, братия превратилась в одну из лучших рот в военном округе. Вообще, о своих помощниках – прапорщиках, до сих пор, спустя три десятилетия поддерживающих практически родственные отношения, я вспоминаю с такой теплотой и благодарностью, как о самых надёжных друзьях, с которыми прошёл огонь и воду!
Характеры мальчишек с трудной судьбой, успевших хлебнуть тюремной похлёбки до армии и вновь испытывающих не самые лёгкие дни в жизни были не простые. Но это были личности! К каждому нужен был свой подход.
На мой взгляд –лучшая и самая честная оценка твоего труда – письма солдатских матерей, в которых главная мысль – «спасибо за воспитание сына». Уходил мол в армию, после срока в колонии, сил с ним управляться уже не было, а пришёл совсем другим!
Всегда читал их перед строем. Тишина в эти моменты в казарме была какая-то не такая, как всегда… Храню их до сих пор.
А работать приходилось в таких условиях, что сейчас не каждый опытный мужик согласиться на такое! Когда в глухом лесу мороз под -30, стояли мои парни, обвернув лицо полотенцем, завязав ушанку, и только глаза слезятся от ветра, завывания которого прерывалось оттуда сверху хриплым, но громким – «Давай раствор!» И кран быстро и аккуратно – р-раз! И бадья у ног подсобников! И не уйдут, пока не выработают последнюю за этот зимний день машину раствора!
Всё самое военное, самое секретное всегда скрывалось в глухих сибирских лесах. Там и возводили мы свои объекты, словно раздвинув, растолкав вековую тайгу, прятали их среди огромных сосен.
Отсюда супер-секретные, супер-мощные межконтинентальные ракеты скоро нацелят свои хищные боеголовки в ночное небо. И это зависит от нас, от моих обветренных пацанов, в рваных валенках и латанных телогрейках… В свете прожекторов, в снежную пургу, со смачным матерком растёт стартовый комплекс самого совершенного в мире оружия.
Вот и вьются все от прораба до самых высоких чинов по стройке, мешая работать – «А сыт ли ты, сынок? А всё ли у тебя в казарме хорошо?» - пытается заглянуть в глаза очередной московский генерал бригадиру-сержанту … - Нормально всё! – не по уставному, даже не обернувшись, бурчит тот, не отрываясь от работы.
Очередная комиссия в белоснежных генеральских тулупах, папахах, надвинутых на уши и тёплых крагах, удовлетворённо усаживается по машинам. Красные огоньки начальственных «Волг» смешиваются с хлопьями снега и исчезают в метели.
Это они, мои бойцы, научили меня пить чай, с мороза в вагончике такой, от которого у нормального человека глаза на лоб! – Это не «чефир», товарищ капитан, - это «купец», оправдывались, наливая мне в кружку чай из трёхлитровой банки, в которой вода закипала от лезвия бритвы на двух проводках. Тут же откуда-то горсть присланных матерью леденцов. Да я и не строжился особо, в благодарность и уважение к ним за невыносимо тяжёлый труд, без скулежа. Правда «чифирить», как и спиртное запрещал категорически.
Но уж, если умудряться напиться… И умудрялись! Только отвернись. Не брезговали и тройным одеколоном, сливая его в алюминиевую кружку и пуская по кругу. Тогда только Вашему покорному слуге удавалось справиться с этой стихией. Где словом, а где уж и крепкой затрещиной приходилось приводить в чувство. А иначе берегись вся округа!
Для меня почему-то делалось исключение. Слушались. Я это чувствовал и не злоупотреблял.
Осенью за досрочно сданный лесной объект многие военные руководители получили премии и ордена. Не забыли и нас. В роту дали новый цветной телевизор.
А однажды на стройке в железобетонных плитах свела гнездо ласточка. Поразительно, солдаты уговорили прораба не трогать автокраном эту плиту, пока не выросли и не разлетелись птенцы.
Прораб – офицер-строитель, не имеющий отношения к солдатам, долго ещё матерился в своей прорабке – круглом вагончике, в лесу, что стройка может остановится, сроки сорваться, но я настоял и убедил.
А однажды кто-то из моих подопечных притащил в казарму щенят, даже не щенят, а зародышей каких-то – нашли на мусорке, кто-то выкинул в пакете новорожденных. Удивительно, но они ещё были живыми, шевелились. В процесс поднятия щенят на ноги, точнее на «лапы» включилась вся рота, включая комсостав. Кто-то из взводных приносил молоко – в солдатской столовой его не давали. Откуда-то появилась пипетка. Я не вмешивался, но переживал не меньше остальных. Понимал, что никакая политработа не расшевелит эти зачерствевшие души лучше, чем забота о слабых. Каждый день умирал очередной щенок. Его хоронили, сопровождая процесс таким матом в адрес хозяев собаки, что у видавших виды командиров скручивались уши. Каждый день официальный доклад дежурного по роте заканчивался информацией об очередной потере. Оставшихся продолжали терпеливо выхаживать. Когда умер последний, я остался в роте на ночь. Так, на всякий случай...
Сколько ещё их было потом!..
Где они сейчас, спустя три десятилетия? Мои «зэки»…
В последнее время нет-нет, но кое-кто появляется в «Одноклассниках».
Здравствуйте, командир! Помните меня?!.
Помню, конечно, всех вас помню! Ведь это не только ваша – это и моя молодость!
«Королевские войска» или стройбат были настоящей легендой в СССР. Правда, скорее в плохом смысле слова – этого рода войск сторонились многие призывники, а военное руководство вообще выступало против его существования.
«Королевские войска»
Военно-строительные отряды (ВСО), или в просторечье – «стройбат», ведут свой отсчет с 13 февраля 1942 года, когда постановлением Совета народных комиссаров СССР было сформировано Военно-восстановительное управление, которое занималось ремонтом и строительством объектов на территориях, освобожденных от немецких оккупантов. Термин «стройбат» был официально выведен из обращения в 1970-х годах, однако полностью из лексикона не ушел, сохраняясь как часть военного и гражданского жаргона. Также словосочетание «строительный батальон» продолжало использоваться в отношении некоторых групп зарубежных войск. «Стройбатовцы» иронично называли себя «королевскими войсками». По одной версии из-за многочисленности личного состава: в 1980-х годах он насчитывал приблизительно от 300 до 400 тыс. человек, что превышало количество военнослужащих в ВДВ (60 000), Морской пехоте (15 000) и Пограничных войсках (220 000) вместе взятых. По другой версии самоназвание было связано с именем конструктора Сергея Королёва (все космодромы СССР возводились строительными отрядами).
Условия службы
У советской молодежи стройбат считался не самым престижным местом для несения воинской службы. Его непопулярность во многом была вызвана тем, что непосредственно к военному делу он имел лишь формальное отношение. Тем не менее, новобранцы, пополнявшие состав строительных отрядов имели определенные преимущества перед призванными в другие рода войск. Согласно приказу №175 министра обороны СССР от 30 мая 1977 года военному строителю за работу начислялась заработная плата, из которой, правда, вычиталась стоимость питания, обмундирования, банно-прачечных услуг, культурных мероприятий и других видов обеспечения – тех, что объединялись понятием «вещевая задолженность». Как вспоминал один из служащих строительного батальона, ежемесячно у него удерживали около 30 рублей за бытовые услуги – «стирку, помывку, форму». Зарплата в строительных войсках (на период 1980-х годов) колебалась в диапазоне от 110 до 180 рублей, но в некоторых случаях доходила и до 250 рублей. Все зависело от специальности. Больше других получали как правило работавшие на башенных кранах и экскаваторах. Деньги клались служащему на счет и выдавались при увольнении в запас. Правда, при острой необходимости разрешали пересылать деньги родным. По окончании службы «стройбатовцы» иногда вывозили до 5 тыс. рублей. Были у «стройбатовцев» и дополнительные источники заработка, в частности, на так называемых «халтурах», где платили в районе 10-15 рублей за один трудовой день. Полагались им и льготы. Их получали прапорщики и офицеры, которые имели возможность быстро решать свои жилищные проблемы.
Личный состав
ВСО комплектовались в основном из призывников, окончивших строительные учебные заведения. Часто стройотряды пополнялись за счет выходцев из сельских районов, «умеющих держать инструмент в руках». Туда же отправляли неблагополучную молодежь, иногда уже с судимостью. Хоть говорить об этом было не принято, национальный признак был еще одним критерием отбора в стройбат. Так, доля кавказских и среднеазиатских народов в некоторых строительных батальонах, доходила до 90% личного состава. Распространено мнение, что причиной, по которой выходцы из Средней Азии и Кавказа допускались в основном к строительным работам было плохое знание русского языка. Национальный состав стройотрядов отпугивал многих призывников. Еще одна категория призывников, которым дорога в стройбат «была заказана» – юноши с ограничениями по состоянию здоровья. Их родители всеми правдами и неправдами искали всевозможные обходные пути, чтобы оградить детей от трудовой повинности.
Критика стройбата
Сам факт существования военно-строительных отрядов не раз подвергался критике высшим военным руководством, которое считало подобные формирования неэффективными и даже «нелегальными». В 1956 году министр обороны Георгий Жуков и начальник Генштаба Василий Соколовский докладывали, что «использование в промышленности труда военнослужащих является нарушением Конституции СССР, так как согласно статье 132 Конституции воинская служба … должна проходить в рядах Вооруженных Сил СССР, а не в строительных организациях гражданских министерств СССР». Специалисты обращали внимание на то, что производственная деятельность военно-строительных частей была плохо организована, а их материально-бытовое обеспечение находилось на крайне низком уровне. Один из негативных примеров связан с военно-строительным отрядом №1052, который в ноябре 1955 года был размещен в недостроенном помещении. Комиссия выявила недопустимые бытовые и санитарные условия содержания служащих. Рабочим приходилось спать одетыми, так как температура в комнатах не превышала +3 градуса. В течение месяца они были лишены возможности мыться в бане, менять белье, в результате чего у многих завелись вши.
Опасные регионы
Вопреки сложившемуся мнению служба в строительных отрядах была отнюдь не безопасна. В 1986 году «стройбатовцы» были брошены на ликвидацию последствий Чернобыльской катастрофы – по некоторым данным они составляли не менее 70% контингента работавшего в зараженной зоне. Через два года стройотряды отправились в Армению разбирать завалы и отстраивать города после разрушительного землетрясения. Служили они и в Афганистане. В 1979 году сразу после ввода советских войск в эту страну встал вопрос о расквартировании личного состава. В кратчайшие сроки от строителей требовалось создать и благоустроить военные городки со всей инфраструктурой, жилыми и военно-административными зданиями, построить склады для боеприпасов и техники, фортификационные сооружения по периметру воинских частей, аэродромы. В 1982 году советский строительный батальон был направлен на Фолклендские острова в порт Стэнли удлинять бетонную взлетно-посадочную полосу. Именно в это время на острова вторглись британские войска, оспаривавшие с Аргентиной контроль над данными территориями. По сведениям участника тех событий, советские солдаты заминировали все подходы к аэродрому, вооружились трофейным оружием и в течение трех дней выдерживали осаду со стороны британских военных. Только благодаря вмешательству Москвы локальный военный конфликт был остановлен – советским солдатам приказали сложить оружие.