Джа-лама - земное воплощение ужасного махакалы. Мистика «белой головы»

Михаил Окунь

ГОЛОВА ТАИНСТВЕННОГО МОНГОЛА
(Джа-лама)

Какие думы и мечтания тревожили седую голову Джа-ламы, которую долго возили на копье по базарам Монголии?..

Николай Рерих

Великий Чёрный

В Петербурге, в знаменитой Кунсткамере, основанной еще Петром Первым, в аквариуме, наполненном формалином, хранится экспонат №3394, который никогда не выставлялся и вряд ли когда-нибудь будет выставлен. В реестре он скромно значится как «Голова монгола».
Это - голова человека, происхождение и обстоятельства жизни которого темны, а таинственное влияние, оказанное им на соотечественников, огромно. Почти полвека будоражил он монгольскую Степь, вселяя веру и ужас в кочевников. Даже имя его неизвестно в точности. Называли его Джа-лама или Дамбижанцан.
Он объявил себя потомком легендарного ойратского князя XVIII века. Амурсаны, прославившегося в борьбе против маньчжурско-китайского засилья. Но главное - Джа-лама словом и делом убеждал всех, что является земным воплощением ужасного Махакалы, «Великого Черного», одного из буддийских божеств. Этого грозного защитника «желтой веры» ламы-иконописцы всегда изображали с ножом или мечом на фоне очищающего огня, готовым впиться в сердце врага веры и выпить его еще не остывшую кровь. Махакала не просто побеждает зло, но испытывает блаженство при виде смертных мук носителя зла.
Страшная участь ждала и того, кто смел усомниться в святости Джа-ламы...

Изувер или воин?

Во время жертвоприношений он вспарывал грудь врагам, вырывая сердца и освящая свежей кровью боевые знамена. Он своими руками выдавливал глаза, отрезал уши...
Голову же его, убитого в самом конце 1922 или в начале 1923 года в результате тщательно готовившейся операции государственной внутренней охраны (нечто вроде ВЧК) Монголии, долго возили насаженной на пику по городам, чтобы далеко по кочевьям разнеслась весть о его гибели и простые монголы убедились: Джа-лама тоже смертен, его больше нет!
Завидев эту процессию, пастухи поспешно сворачивали в сторону, ибо верили, что встреча с «цаган-толгой» («белой головой») сулит беду. Белой же голову прозвали потому, что мумифицирована она была по старинному степному обычаю - подсолена и прокопчена, отчего соль кристалликами выступала на коже. Но и после гибели Джа-ламы кочевники не верили в его смерть, и разносилась молва, будто видели его то в одном месте Степи, то в другом...

Штурм Кобдо

Наибольшую известность как бесстрашный воин Джа-лама приобрел в 1912 году после знаменитого штурма города-крепости Кобдо с засевшими в нем китайцами. Он был одним из руководителей этого сражения, и по его приказу на неприступные стены погнали собранных по Степи старых верблюдов с привязанным сзади и подожженным хворостом.
Именно это внесло панику в ряды защищавшего Кобдо гарнизона и позволило монголам ворваться в город. Дело кончилось резней, разгромом китайских храмов и лавок, человеческими жертвоприношениями, ритуалом освещения знамен кровью (следует заметить, что лавки русских купцов не пострадали, так как вошедшие в город почти одновременно с осаждавшими казаки выставили около них посты). По легенде, Джа-лама после сражения, склонившись в седле, высыпал из-за пазухи пригоршню деформированных пуль. Они его якобы не брали...

Из героев - в арестанты

По некоторым сведениям, Джа-лама был калмыком Астраханской губернии. Во всяком случае, Россия считала его своим подданным, что и послужило поводом для ареста в феврале 1914 года и препровождения его в тюрьму и ссылку.
Арест этот в урочище Мунчжик, где в это время находилась ставка Джа-ламы, произвел по секретному предписанию капитан 41-го Сибирского стрелкового полка Булатов с З-й сотней 1-го Верхнеудинского полка Забайкальского казачьего войска и полусотней 3-го Сибирского казачьего полка. Несмотря на то, что в распоряжении Джа-ламы было 850 цириков (монгольских солдат), дело обошлось почти без стрельбы, а с стороны казаков и без потерь. Законность подобной акции на территории другого государства можно поставить под сомнение, однако монгольское правительство в Урге не возражало против обуздания слишком строптивого и популярного в народе ламы.
Одним из доказательств зверств Джа-ламы Булатов в своем отчете называет тулум - снятую аккуратно, «мешком», кожу человека, хранившуюся в юрте ламы для ритуальных целей.
Год провел Джа-лама в тюрьме в Томске, ожидая решения своей участи. Затем был перевелен в качестве ссыльного в Якутск, а позже под надзор в Астрахань и Царев.
Но настал 1917 год, принесший Российской империи столь бурные события, что некому стало "надзирать" за Джа-ламой, и он снова пробрался в Западную Монголию, в Степь.
Неизвестно в точности, в каких буддийских монастырях обучался Джа-лама, и учился ли вообще (и мог ли с полным основанием именоваться ламой), совершал ли он, как утверждают некоторые источники, паломничество в таинственную запретную для посещения иностранцев столицу Тибета Лхасу, где стал другом Далай-ламы. Все сведения об этом человеке, повторяю, запутанны и противоречивы.

Гипнотическая сила

А вот о гипнотической силе Джа-ламы ходили легенды. Одну из них приводит в своей книге, опубликованной в Лондоне в 1936 году, бывший военнопленный венгр Йозеф Гелета, техник, работавший в 1920 - 1929 годах в Монголии. Вот как бежавший из России Джа-лама «справился» с отрядом казаков, преследовавших его. Оглянулся беглец: позади - погоня, впереди - озеро. Жители небольшого кочевья, наблюдавшие эту сцену, ожидали, что его вот-вот схватят. Но Джа-лама спокойно встал лицом к погоне, пристально глядя на казаков. И произошло удивительное: казаки на полном скаку стали разворачиваться и с криками: «Он там!» - понеслись объезжать озеро, а затем стали натыкаться друг на друга и колоть пиками, думая, что поражают беглеца...
Другим иностранцем, описавшим гипнотическую силу Джа-ламы, был поляк Фердинанд Оссендовский (1878-1945), бывший сам по себе личностью весьма примечательной. После публикации его знаменитой книги "И звери, и люди, и боги", изданной на нескольких языках, в 20-е годы о нем писали как о человеке исключительнго мужества, приключения которого "почище Джека Лондона".
Оссендовский вырос в России, учился в Петербургском университете, преподавал физику и химию в Сибири, потом был советником адмирала Колчака и незадолго до падения его правительства выполнял поручение адмирала исследовать Урянхай и Западную Монголию. В борьбе белых и красных, переместившейся из Сибири в Монголию, Оссендовский встал на сторону белых, под знамена барона Унгерна.
В своей книге автор рассказал, как в 1921 году присутствовал на операции, когда Джа-лама вскрыл грудь пастуха ножом, и он увидел «медленно дышащее легкое и биение сердца пастуха. Лама коснулся раны пальцем, кровотечение остановилось, и лицо пастуха было совершенно спокойно... Когда лама приготовился вскрывать и живот пастуха, - повествует далее Оссендовский, - я закрыл глаза от ужаса и отвращения. Открывши их через некоторое время, я был поражен, увидев, что пастух спал с расстегнутым на груди тулупом».
Именно поляку сказал однажды Джа-лама, не принявший, в общем-то, ни сторону красных, ни сторону белых:
- Я не монах, я воин и мститель!
«Любой, кто осмеливался противоречить ему, безжалостно устранялся, - писал Й. Гелета. - Люди были слепым орудием в руках таинственного калмыка. Они верили, что он принадлежит к той таинственной секте лам, которые обитали в монастыре вечной жизни в Гималаях, открытом для тех избранников, что приобретали, вернувшись к людям, сверхчеловеческую магическую силу, становились обладателями великих тайн. Эти избранники узнавали друг друга в миру по особому способу разделывания сухожилий животных за едой. И знак тот простые смертные не видели... Оказать сопротивление Джа-ламе было практически невозможно, поскольку его всепоглощающая гипнотическая сила способна была поражать даже оружие в руках его жертв. Убить его самого было невозможно».

Смерть ламы

И тем не менее он был убит. Последние годы своей бурной жизни Джа-лама провел в городе-крепости, возведенном среди пустыни Гоби, - в своем городе, который он, видимо, намеревался сделать в будущем столицей независимого теократического государства в Западной Монголии. В планы его входило и строительство новых буддлийских храмов. А пока он промышлял грабежом торговых караванов, пересекающих пустыню. Все это, конечно, не могло устроить красное правительство в Урге.
Поскольку выманить Джа-ламу из его города никак не удавалось (несмотря на лживые приглашения, не ехал он, и всё тут; а быть может, дошли до него слухи о заочном приговоре к смертной казни), а взять крепость штурмом новая власть не решалась, ему было послано подложное письмо о том, что правительство в Урге нуждается в его содействии и приглашает занять пост «уполномоченного сайда» (министра, сановника) в Западной Монголии. Джа-лама согласился принять в своей ставке "представителей" спредоставляемой ему утвержденной печатью.
Он встретил "представителей" настороженно, в присутствии телохранителей. И в первый день, как докладывал один из участников операции X. Кануков, убить Джа-ламу не удалось.
Несколько изменилось настроение Джа-лмы, когда другой "представитель", Дугэр-бейсе, притворно поведал, как плохо теперь народу, настроенному против нынешнего правительства, что он сам, "бывший белый", не надеялс вырваться из красной Урги и только Будда помог еу лицезреть великого ламу, надежду всех несчастных...
И на это Джа-лама якобы ответил, что давно мечтал о перевороте и сержении правительства, которое вместе с проходимцами, понаехавшими из России, захватило власть и обманывает народ, а заняв место сайда, сделать это будет легче.
В конце концов Дугэр-бейсе удалось зазвать Джа-ламу в отведенную гостям юрту, чтобы научить его ориентироваться по карте, и тот без охраны последовал за ним.
Увидев вошедшего Джа-ламу, цирик Даши притворно упал перед ним на колени, благоговейно сложив руки и прося святого благословить. Дугэр сел рядом с гостем, а еще один участник операции, Нанзад-Батор, который, кстати, сражался под знаменами Джа-ламы под Кобдо в 1912 году, когда того пчитала вся Степь, стал подкладывать дрова в огонь.
Закончив молитву, Джа-лама поднял руку над головой Даши, чтобы коснуться ее, благословляя. И тут молящийся схватил его за эту руку, за другую - схватил Дугэр-бейсе, а Нанзад выстрелом в упор уложил Джа-ламу наповал.
Как следует из доклада Канукова, никто из приближенных не бросился на спасение. "Представители" быстро захватили арсенал, а затем устроили митинг, на котором подданные Джа-ламы "не то что изъявили покорность, но были очень рады овобождению от деспота-изверга". Пятеро наиболее доверенных пособников убитого, "самых отъявленных злодеев", были принародно расстреляны.
Так закончилась земная жизнь таинственного ламы. Символично, что погиб он не в бою, а был убит с максимальным коварством - во время молитвы и благословения.

Проклятье Головы

Как известно из мемуаров, Джа-лама обладал мстительной памятью - человек, вызвавший его гнев, мог считать себя погибшим. Некое проклятье будто преследовало и некоторых людей, кто так или иначе был связан с судьбой Джа-ламы или имел дело непосредственно с Головой.
В тот день, когда Голова, как бесценный трофей, прибыла на пике к зданию правительства в Урге, скончался «главком монгольской революции» товарищ Сухэ-Батор (более того, молва утверждает: как только всадник привез голову, Сухэ-Батор умер).
К уже упоминавшемуся выше Ф. Оссендовскому, проживавшему в конце войны в Жулвине, предместье Варшавы, приезжал лейтенант вермахта барон фон Унгерн-Штернберг. Наутро литератора, автора почти ста книг, отвезли в госпиталь, где он скончался от болей в желудке.
В польской и монгольской (в 1989 г.) прессе появились сообщения, что сын или племянник барона приезжал к Оссендовскому неспроста, ибо легенды, связанные с кладом барона Унгерна, так или иначе соотносятся с именем писателя. По одной версии, он будто бы сам видел, как Унгерн в одном из буддийских храмов передавал все свое золото (а награбленное бароном было навьючено на 250 верблюдах!) на нужды «желтой веры» при условии, если в течение 50 лет за ним никто не придет от его имени.
По другой версии, двадцать четыре ящика весом по четыре пуда золота каждый Унгерн отослал с верными ему монголами через границу, но те, напоровшись на красных, спешно закопали клад. Говорят, будто в одной из своих книг поляк опубликовал не относящуюся к тексту карту, на которой якобы помечено место клада...
Известно, что в 1921 году в Урге лама предсказал барону Унгерну смерть от рук красных, а Оссендовскому - когда барон напомнит, что время его пришло. Не вторая ли часть предсказания сбылась в Жулвине в 1945 году?..
В 1937 году как «агент японской разведки» был расстрелян в Ленинграде монголовед В.А. Казакевич, разыскавший Голову в Урге и полулегально привезший ее в Россию. Другой ученый, В.Д. Якимов, чудом избежал расстрела, но погиб в первые дни войны. Он в течение ряда лет собирал материал о Джа-ламе для повести о нем под названием «Святой бандит». Погиб и писатель Б. Лапин, опубликовавший в журнале «Знамя» в 1938 году рассказ о Джа-ламе «Буддийский монах».
В 1943 году в лагерях умер человек, хорошо знавший Джа-ламу, переписывавшийся с ним, когда тот был в ссылке, - русский купец и ученый-практик А.В. Бурдуков, попавший в Монголию в довольно раннем возрасте и отдавший ей многие годы жизни. Бурдукову принадлежат и несколько фотоснимков Джа-ламы, один из которых был опубликован в журнале «Огонек» в 1912 году.

"Восстание в Степи"

Особо следует сказать о человеке, всю жизнь мечтавшем снять фильм о Джа-ламе, грандиозную эпопею "Восстание в Степи". Это Петер Садецки, журналист, писатель и кинорежиссер, эмигрировавший из Чехословакии после событий 1968 года и обосновавшийся в Гёттингене (Западная Германия).
Много лет он вел безуспешные переговоры с властями МНР о съемке (в перелицованной истории Монголии Джа-лама был не более, чем авантюрист и проходимец, посягнувший на советскую власть и ею уничтоженный), а также добивался разрешения сфотографировать в Ленинграде Голову, ибо детальная съемка была необходима для гримировки актера - исполнителя главной роли. Разрешения он добился уже после перестройки, однако снимки Садецки не удовлетворили.
Кстати, Садецки всячески поддерживал версию о том, что в крепости был убит не Джа-лама, а специально оставленный им перед тем как скрыться двойник, и собирал тому свидтельства. Одно из них принадлежало, в частности, стоматологу барона Унгерна Бианке Тристас, которая будто бы видела Джа-ламу уже после 1922 года, скромно живущего в Степи под видом шамана. Садецки также утверждал, что на одном из аукционов в США приобрел серебряное седло, принадлежавшее Джа-ламе.
Замыслам Садецки, которые начали было осуществляться в связи с переменами в Монголии, помешала смерть - в 1991 году он скончался от лейкмии в возрасте 48 лет.
Репрессии, войны и просто годы выкосили всех, кто знал Джа-ламу, когда-либо встречался с ним. Во время ленинградской блокады рушились дома, пострадали многие музеи. От холода, голода и бомбежек гибли люди. Но словно обладая неким инстинктом самосохранения, все эти бурные события Голова мирно пережила в своем аквариуме, как бы взирая с недоброй усмешкой на дела рук человеческих. И кто знает, в каком обличье вновь явится на землю гневный бог-мститель Махакала?..

На фото: голова Джа-ламы в Кунсткамере (Петербург).

— А ну-ка, Мичик, встань! — приказал он. Пастух повиновался. Лама быстрыми движениями расстегнул ему рубашку и обнажил грудь. Я не понимал, что он собирается делать, но тут Тушегун со всей силой поразил кинжалом грудь пастуха. Монгол упал, обливаясь кровью, брызги ее обагрили одежду ламы.

— Что вы наделали? — воскликнул я.

— Тс-с... Тихо, — прошептал он, повернув ко мне побелевшее лицо.

Несколькими ударами ножа он рассек грудную клетку монгола, и я собственными глазами увидел, как мягко колышутся легкие несчастного и сильно пульсирует сердце. Лама коснулся руками этих органов, кровь перестала течь, а выражение лица пастуха стало на удивление спокойным. Он лежал с закрытыми глазами и, казалось, спал безмятежным и глубоким сном. Лама начал вскрывать брюшную полость, но тут я, содрогаясь от ужаса и отвращения, закрыл глаза. А когда вновь их открыл, то с удивлением увидел, что пастух мирно спит, и хотя рубашка его по-прежнему расстегнута, на груди нет ни малейших следов раны. Тушегун-лама сидел неподалеку от жаровни, курил трубку и смотрел в глубокой задумчивости на огонь.

Фердинанд Оссендовский «И звери, и люди, и боги»

На переломе веков девятнадцатого и двадцатого мир пережил множество сильнейших потрясений, обративших в прах многое из того, что ранее считалось непоколебимым. Мировая война, приведшая к падению четырех могучих европейских монархий, нам близка и известна. Меж тем, в этот же период погибла еще одна империя, не менее значимая и древняя — династия Цинь, правившая Китаем с семнадцатого века, в 1912-м пала в огне революции, повергнув Поднебесную в хаос, который окончательно будет преодолен лишь в конце сороковых. Воспользовавшись слабостью сюзерена, покоренные им земли — Монголия и Тибет — поспешили заявить о собственной независимости.

В это время в Монгольских степях появился лидер, который у прагматичных европеоидов вызывал одновременно восхищение, страх и недоумение.

В народных преданиях монголов он остался под именем Джа-лама, хотя при жизни носил множество имен и прозвищ. «Разбойник и странствующий монах, знаток буддийской метафизики и авантюрист с замашками тирана-реформатора, он всю жизнь балансировал на грани реальности, причём с неясно выраженным знаком по отношению к линии между тьмой и светом», — пишет о нем Леонид Юзефович. Свирепый воин, тантрический колдун, буддийский лама, живое воплощение умершего монгольского князя и даже самого Великого Черного — жуткого бога разрушения и войны Махакалы.

Этот человек в 1912-м стал одним из лидеров освободительной войны против Китая, лично возглавив штурм Кобдо, тогдашней китайской столицы Монголии. Кобдо, обнесенный высокими стенами, охранял сильный гарнизон с современными винтовками, пулеметами и даже пушками. Штурмовала город неорганизованная кочевая орда, вооруженная в лучшем случае кремневыми ружьями. Китайцы без особого труда отражали многократные штурмы монголов, каждый раз нанося противнику серьезный урон. Но так было до появления Джа-ламы. Колдун воодушевил войско, явив им чудесные видения счастливого будущего победителей и райских степей, куда попадут погибшие, после чего лично возглавил приступ. Кобдо пал, а Джа-лама, стоя перед войском, достал из-за пазухи горсть сплющенных пуль. В халате его насчитали двадцать восемь дыр, но сам колдун остался невредим. Город отдали на трехдневное разграбление, вырезав всех китайцев, что находились там, а Джа-лама стал одним из верховных военачальников. Собственное белое знамя, сшитое из дорогой трофейной парчи, он лично освятил жертвенной кровью. Зарезав пятерых китайцев, у каждого он изъял сердце, и ими, еще трепещущими, чертил на белой парче магические символы.

Но кровавая звезда князя-колдуна взошла не тогда. История его запутана и началась намного раньше описанных событий. Чтобы окончательно разобраться в ней, стоит отправиться на сто пятьдесят лет в прошлое — в год 1755-й, когда джунгарский князь Амурсана поднял первое масштабное восстание против китайской власти. Восстание в итоге было жестоко подавлено, а сам Амурсана бежал в Россию, которая отказалась выдать его китайским властям. Пекину пришлось довольствоваться его ближайшим соратником Шидр-ваном, который был схвачен и удушен. После чего у китайского императора родился сын с красной полосой на шее — перевоплощение повстанца. По приказу императора младенец был подвергнут жесточайшей казни — его плоть мелкими кусочками выщипали сквозь отверстие в монете-чохе. Но через год императрица родила ребенка, кожа которого была покрыта множеством мелких пятнышек — Шидр-ван возродился снова. В этот раз для его убийства были приглашены опытные ламы-колдуны и возрождения больше не повторилось. Амурсана же заболел оспой и умер под Тобольском. Соответствующей ритуальной казни над ним не производилось, отчего возродиться он мог беспрепятственно. Так в Монголии родилась и окрепла легенда о том, что с севера придет новое воплощение Амурсаны, придет с могучим войском и освободит страну.

Надо сказать, что идея перевоплощения воспринимается буддистами-монголами не как некий миф, но как повседневное, вполне естественное событие. Длинная череда Богдо-гэгэнов, живых будд, равно как и тибетских Далай-лам и Панчен-лам составляет самый яркий тому пример, а в целом же, перерожденцы, называемые хубилханами, встречались почти в каждом монастыре. Ламы более высоко ранга, называемые тулку, даже могли выбирать место своего очередного перерождения.

И вот в конце XIX века словно из ниоткуда появился человек, назвавший себя одновременно внуком и перевоплощением Амурсаны. Он был одет в ламаистскую одежду, но вместе с тем носил оружие и ездил на коне, что было строго воспрещено желтой верой. Никто точно не знал, кто он и откуда, но говорили, что сам он был калмыком, возможно — астраханским. В детстве его отдали на обучение в монгольский монастырь, откуда в числе самых одаренных учеников отправили в Тибет, и не куда-нибудь, а в Лхасу — столицу и резиденцию Далай-ламы, откуда, впрочем, он вскоре вынужден был бежать, опасаясь кары за убийство товарища-монаха. Пришелец обладал весьма обширными познаниями в буддийской метафизике и тантрических практиках и быстро завоевал авторитет местного ламства. Тогда первое упоминание о нем появилось и в русских документах — его упомянул профессор Позднеев в своей книге «Монголия и монголы». Обеспокоенный его растущим влиянием и антиимперской пропагандой, Пекин несколько раз арестовывал его, но как российского подданного всякий раз отпускал. После этого он исчез почти на десять лет, чтобы появиться в 1900-м под именем Шезраб-ламы, проводника тибетской экспедиции Петра Козлова, и даже направился последним в качестве посла Российской империи к Далай-ламе. Также есть сведения, что к экспедиции Джа-лама примкнул, спасаясь от гнева князя горгунов из Китайского Туркестана. После судьба его на десятилетие погрузилась во мрак, чтобы вынырнуть из него под стенами осажденного Кобдо.

Захват Кобдо, а после — Улясутая сделал Джа-ламу могущественным князем, получившим под свою руку земли и данников. В своем домене он начал строить новое государство, совмещая мистическую теократию с реформаторскими веяниями запада. Порукой его власти был суеверный страх, который он внушал подданным. Месть Джа-ламы считалась неотвратимой — любой, кто вызвал его гнев, мог быть уверен в скорой своей смерти. «Никто не знал день и час, когда в его юрте или на равнине, рядом со скачущим конем, появится таинственный и могущественный лама-мститель. И тогда — удар кинжала, пуля или стальные пальцы, сдавившие шею, словно тиски, кончали дело», — писал о нем Оссендовский. Но звезда князя-монаха сияла недолго.

Опьяненный властью, он рассорился с Богдоханом, буддой-властителем Монголии, слабым правителем, но опаснейшим мастером интриги, а после — стал угрожать русским торговцам, требуя с них дань (чего никогда раньше не было). Надо сказать, что вся освободительная война проходила не без молчаливого согласия и поддержки Российской Империи, заинтересованной в создании буферного государства между ней и Китаем. Поэтому такое самоуправство не устроило ни Ургу, ни Петербург. За Джа-ламой была начата охота, избегая которой, он снова явил свои магические способности. Венгр Йожеф Гелета, в то время работавший в Монголии, рассказал, как преследуемый казаками Джа-лама оказался на берегу озера Сур-нор: «Перед ним была водная гладь, позади — его преследователи. Монголы из находившегося поблизости небольшого кочевья, затаив дыхание, ждали, что в следующий момент Джа-лама будет схвачен. Внезапно они с изумлением заметили, что казаки свернули в сторону и вместо того, чтобы скакать прямо к Джа-ламе, который спокойно стоял в нескольких ярдах от них, галопом бросились к другому концу озера. „Он там! — кричали казаки. — Он там!“. Но „там“ означало разные места для каждого из них, и казаки, разделившись, поскакали в разные стороны. Затем они вновь съехались вместе и напали друг на друга со своими длинными пиками, убивая один другого. При этом каждому из них казалось, что он убивает Джа-ламу».

И все же мятежный монах был арестован, вывезен из Монголии и посажен под арест, сначала в Нерчинск, потом в Тобольск, а по прошествии нескольких лет — на поселение в Астраханский край. Революция 1917-го снова сделала его свободным, и он вернулся в Монголию — как раз вовремя, чтобы начать новую войну против китайцев, которые, воспользовавшись революционным пожаром в России, оккупировали державу Богдохана.

Колдун вновь доказал свои таланты, громя китайцев на юго-западе. В то время он обзавелся могущественным магическим артефактом: кожей магнуса, монгольского демона. Случилось это так:

После боя молодой, красивый собой киргиз, сражавшийся на стороне китайцев, остался ранен, но жив. С железным спокойствием он сидел, опершись о камень, бесстрастно глядя на врагов. Один из монголов подъехал к нему и ударил копьем. Киргиз не издал ни звука. Джа-лама заметил это и приказал ударить его саблей. Но и тогда киргиз не застонал. Поэтому Джа-лама собственноручно вырезал ему сердце и поднес к глазам. И в этот раз казах лишь спокойно посмотрел на орган гаснущим взглядом. Джа-лама приказал снять с него кожу, заявив, что дух киргиза был так силен, потому что в него вселился мангус. Эта кожа, выделанная и просоленная, осталась при колдуне и использовалась им в ритуалах до самой его смерти. Стоит пояснить, что такая кожа издревле использовалась в ламаистских церемониях, но в современности, как и многое из древней сакральной атрибутики, была подменена имитацией — белой тканью в виде человеческой кожи. Точно так же жертвоприношения в виде людской печени, легких, носов и ушей были заменены в поздние времена их слепками из теста или глины. Но Джа-ламу симуляции не удовлетворяли.

В то время в борьбу вмешался белый генерал фон Унгерн-Штернберг, прозванный Черным Бароном, личность не менее темная и зловещая. Унгерн с остатками своих казаков бежал из Даурии, одинаково ненавидимый за садистскую жестокость и тиранию и красными, и белыми. Иронично, что в 1912-м Унгерн, будучи царским офицером, самовольно приезжал в Кобдо, желая служить под знаменами Джа-ламы, но получил запрет от русского консульства, посчитавшего такой шаг для русского офицера недопустимым. Теперь же сам Черный Барон считал Джа-ламу «человеком вредным» — поскольку тот был своевольным и власти чужеземца над собой не признавал.

Впрочем, им обоим было не до того. Штернберг сражался с китайцами, а потом — с наступающими красными, а Джа-лама удалился в Черную Гоби, где основал свое собственное государство, возведя в горах зловещую крепость Тенпай-Байшин, руины которой посетил во время тибетской экспедиции Николай Рерих. До сих пор это место вызывает страх местных жителей, по устным преданиям наслышанных об ужасах, творившихся в ней.

Новосотворенную державу правитель видел основой будущей империи, а до поры обеспечивал существование ее грабежами караванов и захватом рабов. Невольники возвели для него башни и стены, он же сурово карал подданных за малейшие провинности — например, пьянство и даже испражнение на землю. Подданные, как и всегда, панически боялись его из-за причастности к тайным знаниям и не могли никак определиться, кто же он — буддийский святой или воплощенный мангус. Гарнизон крепости состоял из почти пятисот человек, неплохо вооруженных и подготовленных. Этих сил было достаточно, чтобы защищаться и нападать — пускай даже на караваны торговцев и паломников, следовавших в Тибет.

Рерих пишет: «Таким путем Джа-лама собрал вокруг себя смешанную группу людей. Тибетские чиновники и торговцы, монгольские паломники, ламы и миряне, политические враги Джа-ламы, китайские купцы из Аньси и Коко-хото, киргизские вожди с Монгольского Алтая — все должны были работать, возводить здания, строить башни и стены в обжигающей зноем монгольской пустыне. Некоторые из заключенных целые годы провели в плену у Джа-ламы и, чтобы избежать варварского обращения, объединялись в небольшие отряды. Другим удавалось совершить побег, но большинство умерло от тяжелых испытаний, так как не все могли выдержать отношение людей Джа-ламы».

Впрочем, держава его просуществовала недолго. В 1922-м коммунистами в Угре был вскрыт большой политический заговор, нити которого вели к Тенпай-Байшину. Были арестованы бывшие министры Богдохана, ведшие переговоры с Джа-ламой, а сам он был приговорен к смерти. Попытки выманить его в Ургу успехом не увенчались — подозрительный лама не верил сладким посулам коммунистов. Тогда в крепость был отправлен сильный отряд, возглавляемый самим начальником безопасности МНР, известным полководцем Балденом Дордже. Он, опасаясь сопротивления, решил взять Тенпай-Байшин хитростью.

Вот как описывает эти события Николай Рерих: «Остановившись, его отряд расположился лагерем приблизительно в двух днях пути от крепости Джа-ламы. Балдан Дордже с одним из солдат поехали в крепость. Они притворились паломниками и попросили позволения подарить церемониальный шарф Джа-ламе. По некоторым причинам им это позволили и провели их в монгольскую палатку, разбитую во внутреннем дворе замка. Балдан Дордже приблизился к ламе с церемониальным шарфом и застрелил его из пистолета, спрятанного под хатыком. Джа-лама был убит на месте. Его последователи не могли даже оказать сопротивление, поскольку Джа-лама, как и другие азиатские вожди, хранил все оружие и боеприпасы в своей палатке и выдавал их только тогда, когда было необходимо. Так как палатка с арсеналом была захвачена Балданом Дордже и его спутником, пораженные паникой последователи не имели иного выбора, как только подчиниться или рассеяться».

Голова колдуна была отсечена и забальзамирована, после чего, надетая на пику, была на несколько дней выставлена в Улясутае, собирая множество народу. После она была доставлена в Ургу новому правителю коммунистической Монголии, победителю Черного Барона, Сухэ-батору. Но мстительный лама и после своей смерти не перестал карать обидчиков — Сухэ-батор внезапно скончался в тот самый день, когда кортеж с головой Джа-ламы въехал в столицу. После этого долгое время бальзамированная голова выставлялась на базарах Монголии в доказательство смерти Джа-ламы, но вызывала не гордость, а благоговейный страх. Монголы называли ее «цаган толгой», «белая голова» (вероятно, из-за ежика седых волос) и считали могущественным чародейским предметом. Вскоре голова вернулась в Угру, где на время затерялась, пока в 1925 не была похищена и дипломатической почтой доставлена в Ленинград неким студентом-монголоведом В. А. Казакевичем, проходившим в Урге практику.

История с головой покрыта тайнами не меньше, чем жизнь ее обладателя. Достоверно не известно, зачем она понадобилась русским и по какой причине вывозилась из Монголии тайно. Известно только одно — голова прочно осела в запасниках Кунсткамеры и никогда не выставлялась публично. Даже в реестр она была внесена просто как «Голова монгола». Николай Рерих писал, что в буддизме такая казнь считается самой жуткой, ибо сохраненная голова лишает душу обладателя возможности покинуть Бардо, пространство между жизнью и смертью, и переродиться. В связи со странной смертью Сухэ-батора и других причастных к убийству Джа-ламы людей, вскоре родилась и окрепла легенда о проклятии головы мятежного монаха. Среди жертв его оказался и Казакевич, похитивший голову — он был обвинен в шпионаже на Японию и расстрелян.

С тех пор противоречивый и пропитанный жестоким монгольским мистицизмом образ Джа-ламы продолжает тревожить умы исследователей. Многие приписываемые ему чудеса и зверства подтверждаются одними учеными и опровергаются другими, а его жизненный путь настолько оброс легендами, что правда в нем нераздельно смешалась с вымыслом. Но так или иначе, Джа-лама являл собой один из мрачных и противоречивых образов мистического Дальнего Востока, чья сила и власть строились на страхе, мстительности и кровавой магии.

Имя этого человека в течение полувека вызывало у жителей Центральной Азии ужас и священный трепет. Однако многие кочевые народы почитали его как святого, несущего в жестокий мир добро и справедливость. Среди монголов было распространено убеждение, что он принадлежит к таинственной секте лам, живущих в легендарном монастыре Вечной Жизни в Гималаях. По преданию, те избранные, кто прикоснулся к Великой Тайне лам, получали невероятную силу, способность творить чудеса и исцелять людей. Они будто бы владели тайнами времени и могли заглянуть в будущее. Того, кто в глазах народа и был этим одним из этих избранных, звали Джа-лама.

Живое воплощение буддийского божества

Согласно официальным источникам, Джа-лама, или Дамбиджалцан, родился в 1860 году в семье калмыков Санаевых из Астраханской губернии. Со временем Санаевы перебрались в Монголию, где Дамбиджалцан весьма успешно учился, получив прекрасное буддийское образование.

Почувствовав собственные силы, Джа-лама стал выдавать себя за воплощение Амурсаны - джунгарского князя, в XVIII веке восставшего против власти китайцев и вновь родившегося, чтоб избавить монголов от китайского ига. Тогда же начала расти невероятная слава Джа-ламы - люди верили, что он олицетворяет собой одного из «черных» буддийских божеств - ужасного Махака."> "розного защитника «желтой веры>. от-знающегося особой беспощадностью к врагам.

Через несколько лет. собрав под свои знамена дово.-ачо многочисленную армию, Джа-лама начал непримиримую борьбу с китайцами все еще остававшимися хозяевами в тех краях. Жестокость Джа-ламы поражала современников. Говорят, что, пытая пленных, Джа-лама собственноручно отрезал несчастным носы и уши, выдавливал глаза, заливая в окровавленные глазницы жертв расплавленную смолу.

Не были редкостью и ритуальные жертвоприношения. В качестве жертв кровожадный вояка выбирал ратников, проявивших трусость на поле боя или не выполнивших приказ, их родственников, а также многочисленных пленников, которых ждала неминуемая смерть. Сохранились свидетельства о том, как Джа-лама вспарывал ритуальным ножом грудь жертвы, вырывал еще бьющееся сердце и окроплял свежей кровью боевые знамена, дабы всегда добиваться успеха в сражении.

Наибольшая известность пришла к Джа-ламе в 1912 году, после штурма его войсками города-крепости Кобдо с засевшими в нем китайцами. Проявив находчивость, Джа-лама велел погнать к неприступным стенам крепости десятки собранных по всей степи старых верблюдов с привязанными к их хвостам вязанками подожженного хвороста. Вид обезумевших от страха, охваченных пламенем животных, несущихся к городу, посеял панику в рядах гарнизона, защищавшего Кобдо. Именно это и позволило монгольскому войску ворваться в крепость. По преданию, когда бой был закончен, Джа-лама склонился к седлу и выгреб из-за пазухи горсть расплющенных пуль, которые не брали бесстрашного героя...

1914 году считавшийся подданным Российской империи Джа-лама был арестован и отправлен в ссылку в Забайкалье. Официальным поводом для этого стало обвинение в ритуальных убийствах. При обыске в его жилище были обнаружены мумифицированные фрагменты человеческих тел, а также тулум - кожа, снятая с живого человека цельным мешком, которая использовалась в ритуальных жертвоприношениях. Это обстоятельство еще более укрепило веру местного населения в то, что Джа-лама есть не кто иной, как живой Махакала.

Ученик тибетских лам

Божество не божество, но человек этот обладал неординарными способностями, многие из которых объяснить сточки зрения материалистической науки довольно затруднительно.

Так, советник адмирала Колчака и исследователь Тувы и Западной Монголии Ф. Оссендовский присутствовал при проведении Джа-ламой хирургической операции. По описаниям Ф. Ос-сендовского, Джа-лама вначале положил ладонь на лоб больного пастуха, после чего тот заснул спокойным и глубоким сном. Затем Джа-ла^а вскрыл грудь пациента ножом и. коснувшись пальцем раны, остановил обильное кровотечение. После этого начал удалять «некий больной орган». Со слов Ф. Оссендовского, не в силах созерцать столь ужасную картину, он на ка-кое-то время закрыл глаза, а когда открыл, то на месте обширного разреза увидел уже сшитую грубыми нитками кожу. Прооперированный же пастух по-прежнему безмятежно спал.

В1917 году, во время своего бегства из России, Джа-лама чудесным обра-
Джа-лама в военном мундире
зом расправился с отрядом гнавшихся за ним казаков. По воспоминаниям жителей небольшого кочевья, видевших эту сцену, прижатый к берегу озера беглец неожиданно повернулся лицом к скакавшим и стал пристально на них смотреть. Вооруженные пиками и шашками всадники с громкими криками начали вдруг разворачиваться, а затем принялись рубить и колоть друг друга, не обращая внимания на поскакавшего прочь Джа-ламу.

Другой весьма любопытный случай произошел в 1919 году, когда Джа-лама вместе с небольшим отрядом попал в засаду, устроенную китайцами. Когда разгорелся бой, монголы вдруг поняли, что их предводитель таинственным образом исчез. В тот же день и примерно в то время, когда еще шел бой, но почти в сотне верст от места схватки обитатели монгольского селения, в котором проживал тогда Джа-лама, видели его скачущим к своей юрте в полном боевом облачении.

Коварное убийство

В начале двадцатых годов прошлого века Джа-лама построил в центре пустыни Гоби неприступную крепость, которая, как он думал, со временем должна была стать столицей его собственного независимого государства. Примерно в это же время в результате революционного восстания, возглавляемого Сухэ-Батором, в Монголии установилась советская власть. Красное правительство, естественно, не мог устроить такой «сосед» - пользующийся большим авторитетом у местного населения опасный воин-отшельник, промышлявший, помимо прочего, грабежами караванов, шедшими через пустыню из Монголии в Советскую Россию. Однако неоднократные попытки убрать Джа-ламу не имели успеха. Словно чувствуя нависшую над ним опасность, он никогда не покидал своего убежища и оставлял без ответа многочисленные приглашения в столицу новой Монголии - Ургу.

В 1922 году Джа-лама получил официальное письмо с предложением занять пост министра монгольского правительства и просьбой принять послов из Урги, которые хотели бы обсудить с ним детали такого назначения...

Осторожный Джа-лама встретил послов в окружении своих верных телохранителей. Но на второй день переговоров послам удалось заманить Джа-ламу в свою юрту под предлогом того, что должны научить его пользоваться картой. Едва только Джа-лама вошел в юрту, как один из членов делегации упал на колени, прося у хозяина благословения. Хозяин в просьбе не отказал и принялся совершать мо-литву над головой гостя, а когда, наконец, закончил молиться и поднял руки, чтобы благословить стоявшего на коленях человека, тот схватил Джа-ламу. В этот момент другой участник покушения, до этого подкладывавший в печь дрова, выхватил револьвер и одним выстрелом в голову уложил Джа-ламу наповал. В этой же юрте заговорщики отрубили Джа-ламе голову и в качестве подтверждения удачно проведенной операции отправили трофей в Ургу.

В день, когда всадник привез к зданию правительства в Урге голову Джа-ламы на пике, внезапно скончался «главком монгольской революции» товарищ Сухэ-Батор. Для многих монголов это стало еще одним подтверждением могущественной божественной сущности воина, который даже после смерти был способен расправиться со своими врагами...

Долгое время мумифицированную голову Джа-ламы возили по селам и городам (ее тогда прозвали «Белой головой» из-за соли, выступившей на ней после мумификации), давая понять монголам, что их герой - никакое не божество. За это время трагически закончили свой жизненный путь все, кто имел отношение к убийству Джа-ламы. А в середине двадцатых годов голова попала в Ленинград, в знаменитую Кунсткамеру, где с нее удалили мягкие ткани и поместили в запасник под номером 3394 («Череп монгола»), где она хранится и по сей день.

Эту легенду рассказала Инесса Ивановна Ломакина, журналист-монголовед, автор любопытнейшей книги «Голова Джа-ламы».

Эта голова, волею случая ставшая с 1925 года экспонатом знаменитой Кунсткамеры, лежит в запаснике музея в аквариуме, заполненном раствором формалина. Лежит уже более 70 лет. Она сохранялась и в страшные блокадные годы, когда в Ленинграде гибли люди, дворцы, музейные шедевры. Как экспонат, голова Джа-ламы никогда не выставлялась на всеобщее обозрение и вряд ли будет когда-нибудь выставлена...

- Инесса Ивановна, чем вас так заинтересовала именно эта, без сомнения, загадочная история?

Прежде - о человеке, которому принадлежала голова. Джа-лама вел в бой ополченцев с упорствующими китайцами и остался жив после знаменитого штурма города Кобдо в августе 1912 года. Тогда, согласно легенде, склонившись в седле после сражения, он высыпал из-за пазухи пригоршни деформированных пуль. А на его халате насчитали 28 дыр!

Его называли «знаменитым авантюристом Западной Монголии», наследником легендарного ойратского князя XVIII века Амурсаны, признанного в ламаизме воплощением грозного защитника веры Махакалы.

Полное имя Джа-ламы - Лувсан Дамби-жанцан - умный, энергичный человек, родившийся сто лет назад в простой калмыцкой кибитке, познавший буддийскую мудрость и решивший, что его призвание - возглавить освободительную борьбу жителей степей за свою независимость, начатую Амурсаной в XVIII веке. Амурсана, возвысившийся в момент междоусобицы с помощью маньчжурской власти, поднял в 1755 году восстание против маньчжуро-китайского засилья.

Его имя стало в Центральной Азии символом борьбы за национальную независимость. Однако финал Амурсаны был печален: он бежал от преследователей в Россию, - но заболел оспой и умер под Тобольском в 1757 году.

Однако в народе жила память о нем, и вся степь ждала, что придет время - и возвратится Амурсана, и поведет монголов на борьбу с китайскими завоевателями. И все знали, что появиться он должен из России...

- И он возвратился в образе Джа-ламы?

Причем не единожды. Впервые о нем в конце XIX века писали все русские путешественники - исследователи Центральной Азии. Объявился некий Дамбижанцан, знаменитый лама лет 30 - 40, который говорил монголам, что он внук Амурсаны, что он освободит монголов из-под власти Китая.

Существует версия о хождении Джа-ламы в Тибет с экспедицией П. К. Козлова в 1899 - 1901 годах. Джа-лама был там в роли проводника. С именем этого человека связано много легенд. Одно очевидно: по словам Ю. Н. Рериха, 35 лет держал Джа-лама под «гипнозом» всю Монголию.

- Кстати, ведь именно Юрий Николаевич Рерих побывал на месте последнего пристанища Джа-ламы.

Да. Загадки окружают Джа-ламу. Взять хотя бы имя - единственное в мире! В разные периоды жизни его звали по-разному. А «Джа-лама» - имя поистине народное, так оно и вошло в историю.

Характерен один эпизод: «Вперед вышел Джа-лама, как все ламы, с непокрытой головой, в красной мантии. Пробормотав слова молитвы, он встал перед первым из связанных китаял в левую руку короткий серпообразный жертвенный нож. С шипящим ударом разом смолкших тарелок раздался пронзительный крик жертвы.

Мгновенно левой рукой вонзив нож в грудь, Джа-лама вырвал правой трепещущее сердце! Хлынувшей кровью монголы написали на полотнище «формулы заклинаний». Потом Джа-лама положил окровавленное сердце в приготовленную габалу - чашу, которая на самом деле была оправленной в серебро верхней частью человеческого черепа...

И снова резкое шипение тарелок сопровождало крик новой жертвы, пока наконец все пять знамен не были расписаны кровью сердец».

- Инесса Ивановна, признаюсь, текст не для слабонервных... Так кем же он стал после всех этих военных побед?

Главой государства. Впервые в истории русско-монгольских отношений он потребовал, чтобы стоявшие в Кобдо казаки платили пошлину за провоз фуража. И пригрозил, что если не заплатят, то далеко не уедут. Пошли жалобы на жестокость нового правителя. Короче, вскоре появилось на свет секретное предписание № 336 (копия хранится в Архиве внешней политики в Москве) с указанием «по арестованию Джа-ламы».

Указание было исполнено 10 февраля 1914 года. И наш герой отправился к месту ссылки в Астрахань. Оттуда ему удалось бежать, он добрался до Монголии и ушел на юг, в Черную Гоби. Там он грабил караваны, убивал, насиловал -словом, поддерживал дурную славу местности, известной как «зона страха».

Юрий Николаевич Рерих оставил нам описание крепости, где Джа-лама провел остаток жизни: несколько поясов стен с башнями, сторожевые вышки на скалах и ближайших холмах - никто не мог бы бежать отсюда. В этой неприступной крепости и нашла его смерть.

Джа-ламу якобы застрелил начальник Государственной внутренней охраны как «самого опасного врага Монгольского социалистического государства». Как бы там ни было, но голова Джа-ламы была отделена от туловища, ее коптили и натирали солью -старинный способ предохранить от тления. А затем, насадив на пику, возили по миру: «Вот он, Джа-лама! Его победило народное правительство!»

Как бесценный трофей прибыла голова на пике к зданию правительства в Урге. Там-то ее и увидел студент Владимир Казакевич, приехавший в 1922 году в Монголию на практику.

Остается только гадать, каким образом, возвращаясь осенью 1925 года в Ленинград, он провез ящик с головой Джа-ламы без таможенного досмотра. И вот, наконец, Ленинград, Кунсткамера. Казакевич в целях предосторожности попросил записать просто: «Голова монгола».

У Джа-ламы, как известно, была мстительная память. Работая в архиве Петербургского филиала Института востоковедения, И. И. Ломакина не раз задумывалась: не мистика ли в самом деле - все, кто был связан с Джа-ламой, погибли, а не скончались от старости.

И с рукописью книги «Голова Джа-ламы» случались странные вещи. Достаточно сказать, что когда первые листы книги были отпечатаны, сгорели печатные формы и картотека читательских заявок. Быть может, Джа-лама пытался таким образом напомнить о себе?

Рекомендуем почитать

Воинский учет

Десять открытий российских ученых, которые потрясли мир

Болезни

«Правописание суффиксов причастий

Болезни

Секретные фото луны Загадочные объекты на луне

Служба

Книга: Генри Форд. Моя жизнь. Мои достижения. Генри Форд: Моя жизнь, мои достижения

Военный билет

Как отличаются баллы ЕГЭ по регионам: результаты школьников и региональное неравенство

Призыв

Крупнейшие моря Индийский океан биография