Мертвые слова, или ад вручную. Мертвые слова, или Что порочного в празднословии? Когда ты привык выдумывать, перекручивать, приукрашивать, оправдывать себя, то не врать, оказывается – очень тяжело

МЁРТВЫЙ , -ая , -ое ; мёртв , мертва́ , мёртво и мертво́ , мёртвы и мертвы́ .

1. Такой, который умер, лишился жизни; противоп. живой. [Черкес] пробитый в грудь свинцом, Был в поле унесен конем, И, мертвый, на седле все бился! Лермонтов, Измаил-Бей. Через мгновенье мы стояли в воде по горло, окруженные всплывшими телами мертвых уток. Тургенев, Льгов. || в знач. сущ. мёртвый , -ого , м.; мёртвая , -ой , ж. Умерший человек; мертвец, покойник. [Германн] взошел на ступени катафалка и наклонился … В эту минуту показалось ему, что мертвая насмешливо взглянула на него. Пушкин, Пиковая дама. [Снег] не тает в их глазницах И пыльцой лежит на лицах. Мертвым все равно. Твардовский, Василий Теркин. || Засохший, увядший (о растениях). По сторонам дороги видны были мертвые деревья, иные еще с тонкими молодыми ветвями, а другие в виде пней разной высоты и толщины. Обручев, В дебрях Центральной Азии. Степь еще пахнет мертвой травой и вчерашним дождем - последними запахами осени. Горбатов, Донбасс. || перен. Ни на что не способный, отживший, конченый (о человеке). - Не уходи: помни, что если ты уйдешь - я мертвый человек! И. Гончаров, Обломов. [Аксюша:] Я ничего не знаю, ничего не чувствую, я мертвая. А. Островский, Лес.

2. Такой, как у мертвеца; безжизненный. Старик, похудевший за ночь, весь синий от холода, сырости и усталости, глянул на него провалившимися мертвыми глазами. Бунин, Деревня. Лицо Дынникова стало замкнутым и мертвым. Гладков, Старая секретная. || перен. Лишенный яркости; бледный, тусклый. Люблю я солнце осени, когда, Меж тучек и туманов пробираясь, Оно кидает бледный, мертвый луч На дерево, колеблемое ветром. Лермонтов, Солнце осени. Электрические огни примешивали к пурпуровому свету раскаленного железа свой голубоватый мертвый блеск. Куприн, Молох.

3. перен. Лишенный признаков жизни; бесплодный, пустынный. Мертвая пустыня. □ Белое поле представлялось мертвым. Чехов, Воры. Я поднялся по большим круглым камням, сплошь покрывавшим потрескавшуюся мертвую землю, на взгорок. Соколов-Микитов, Полярная весна. Мертв лес в эти часы, ни птичьего свиста, ни шума ветра - глухая пустыня. Тендряков, Суд. || Не оживляемый присутствием людей, их деятельностью; замерший, безмолвный. Стоявший мертвым столько лет флигель точно ожил. Мамин-Сибиряк, Любовь.

4. перен. Далекий от жизни; бесплодный, бесполезный. Старая школа --- заставляла людей усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников. Ленин, Задачи союзов молодежи. Ведь все это для него пустые звуки, мертвые, книжные понятия. Чаковский, Блокада.

5. Не нарушаемый звуками; безмолвный. Чу, не жаворонка ль глас?.. Ты ли, утра гость прекрасный, В этот поздний, мертвый час? Тютчев, Вечер мглистый и ненастный. || Полный, абсолютный, глубокий (о тишине, покое, молчании). Войдя в избу, напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет ответом. И. Гончаров, Обломов. Здесь, в спальне, царил мертвый покой. Чехов, Враги.

Мертвая вода - в сказках: вода, обладающая чудодейственной способностью сращивать разрезанное на куски тело, которое оживает потом от спрыскивания живой водою.
Мертвая голова - 1) череп. Носил он черное кольцо с изображением мертвой головы. Пушкин, Барышня-крестьянка; 2) ночная бабочка со своеобразным узором на спинке, напоминающим череп.
Мертвые души см. душа .
Мертвая зыбь - волнение при полном безветрии.
Мертвый инвентарь см. инвентарь .
Мертвый капитал - 1) (фин. ) ценности, имущество, не приносящие дохода; 2) перен. об идеях, мыслях, знаниях и т. п., не находящих себе применения.
Мертвая петля - 1) петля с затягивающимся узлом. [Степан] сделал мертвую петлю, надел ее на шею, влез на кровать и повесился. Л. Толстой, Фальшивый купон; 2) одна из фигур высшего пилотажа, полет по замкнутой кривой линии в вертикальной плоскости; петля Нестерова.
Мертвая природа - неорганический мир (не животный и не растительный).
Мертвое пространство (воен. ) - пространство, на котором находящаяся за укрытием цель не поражается снарядами (пулями), а также не поражаемый снарядами участок непосредственно перед орудием, стреляющим через амбразуру.
Мертвый сезон - 1) время застоя, затишья в торговле, промышленности (в капиталистических странах); 2) период затишья в деятельности курортов, мест отдыха.
Мертвая точка (тех. ) - положение звеньев механизма, когда они находятся в состоянии мгновенного равновесия.
Мертвая хватка - 1) хватка у собак, при которой челюсти долго не могут разомкнуться; 2) (у кого ) о действиях того, кто не отступит, пока не добьется своего.
Мертвый час см. час .
Мертвый штиль - полное безветрие.
Мертвый язык - древний язык, на котором уже не говорят, известный только по письменным 256 памятникам.
Мертвый якорь (мор. ) - постоянно лежащий на каком-л. участке дна моря, реки и т. п. якорь с поплавком для установки плавучих маяков, причала судов и т. п.
Быть (или оставаться) мертвой буквой см. буква .
(Быть, оставаться и т. п. ) на мертвой точке - в одном и том же состоянии.
Как мертвому припарка (поможет) см. припарка .
Лежать мертвым грузом - быть неиспользованным.
Ни жив ни мертв см. живой .
Пить мертвую (чашу) - пить запоем.
Спать (заснуть, уснуть) мертвым сном - спать очень крепко, не просыпаясь.

Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. - 4-е изд., стер. - М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия):

О "Словаре языкового расширения" А. И. Солженицына

А. И. Солженицын переиздал свой "Русский словарь языкового расширения" (М.: Русский путь, 2000). Книга представляет собой выписки из словаря В. И. Даля. Причем выписки эти делались целых полстолетия: "С 1947 года много лет… я почти ежедневно занимался обработкой далевского словаря… Для этого я сперва читал подряд все четыре тома Даля, очень внимчиво …". К сожалению, В. И. Даль, знаменитый своим словотворчеством, значительную часть слов, приглянувшихся А. И. Солженицыну, просто выдумал. А. И. Солженицын к неологизмам В. И. Даля добавил множество слов собственного "словопроизводства", а также всевозможные неологизмы из произведений В. Астафьева, В. Белова, С. Есенина, С. Клычкова, Ф. Крюкова, Д. Мамина-Сибиряка, П. Мельникова-Печерского, А. Писемского, В. Распутина, Г. Успенского и некоторых других "родных" ему писателей.

К сожалению, эту книгу нельзя назвать не только собранием неологизмов или устаревших слов, но и вообще признать словарем, поскольку здесь нет никаких принципов упорядоченности слов. Автор даже настаивает, что сам же отказался от алфавитного расположения слов, и поэтому пытаться искать какое-то конкретное слово в данной книге невозможно: "словарь предназначен не для розыска по алфавиту, не для справок, а для чтения, местами подряд, или для случайного заглядывания. Нужное слово может быть найдено не строго на месте, а с небольшим сдвигом ". Вот пример алфавитной упорядоченности "словарных статей" в этой книге: барабать; не барабай; чужое барабит; нести барабору; барабошить; барабошь; взбарахтаться; насилу выбаратался; набарахтался; разбарахтался; сбарахтал; убарахтался; с бухты барахты; баристый т. д. У половины слов вообще отсутствуют определения значений. Автор приводит просто списком эдакие "столбики" непонятных слов. Так, например, подряд в шестидесяти трех словарных статьях (от слова многобедственный до слова многочтимый ) есть только два определения значения! При этом слова областные, устаревшие, церковнославянизмы включались автором в книгу безо всяких стилистических указаний. И это сделано умышленно: "я находил областное, старинное или церковное – я и включал его, часто без ограничительной ссылки ". Нет здесь и какого-либо грамматического матерала. Кроме самих слов в этих "словарных статьях" вообще ничего нет! Для словаря маргиналий – это немыслимо. Любой словарь состоит из упорядоченно росположенных слов, определений их значений, грамматического материала и иллюстраций. Как видим, здесь вообще нет никаких признаков словаря.

Но если это не словарь, то, может быть, это текст кодифицирующий язык, предписывающий ему те или иные нормы? Ведь, как явствует из предисловия, цель автора – избавить русский язык от общеупребительных слов иноязычного происхождения, "чтобы не упустить здесь и других опасностей языку, например, современного нахлына международной английской волны ". Причем автор не только хотел бы остановить поток заимствований, но даже ратует за удаление из языка уже вошедших в употребление слов: "Если беспрепятнственно допускать в русский язык такие невыносимые слова, как "уик-энд", "брифинг", "истеблишмент", …"имидж", - то надо вообще с родным языком распрощаться. …Не защищать язык по этой линии мы не можем ". В то же время, по мнению А. И. Солженицына, необходимо вернуть языку устаревшие, вышедшие из употребления слова, а также попытаться ввести в оборот ряд авторских неологизмов, дабы вернуться к "коренной струе языка ". Итак, автор предлагает читателю употреблять одни слова вместо других, и третьи вообще не использовать. Ну, что же, теперь посмотрим, что же конкретно предлагает автор анализируемого словаря. Попытаемся создать текст на том языке, который хочет возродить А. И. Солженицын, дабы "обустроить" русский язык. Вот текст написанный нами на "языке" словаря А. И. Солженицына:

Растопыря,

Или

Необиходная баба

Ерыжливый дурносоп верстан, достодолжный жегнуть шершавку, любонеистово хайлил жиротопное шурьё. Зябкоподжимчивый валява остробучил, жубря: "Хунды-мунды, вахлюй! Отрезно ты фефёлу дочул, иззаплаченный дурандай!" "Да, жемнул я мормотень! – отжегнулся дурносоп верстан, - "а тебе вот маламзя с расщепырей!" "Да, ить здеся одна жирным-жирнешенька шеврюжка!" - верстанулся прощепырник. "А ты чо выхайлился, захухряев оторвяжник?" – утомчился зябкоподжимчивый дурносоп. "Эвося! – защепырил прожубрястый валявка, - "я то – чуфырь! А ёна ведь неутомчивая жемжурка. Коли ей баларыст зажирнить в шабры, так расщепырится захухрястой профефёлой!" Тутока верстаный дурносопяк дочуял страстоубийственный хлясь. Отрезный захухряй прожемнул по конец и ущепырил растопырю.

Получился, как видим, художественный текст совершенно неопределенный по смыслу. К сожалению, ни обращение к словарю А. И. Солженицына, ни обращение к словарю В. И. Даля не прояснит его смысла, хоть он и написан "языком", эксплицированным в словарях этих уважаемых авторов. Проблема в том, что в этих словарях определения значений либо отсутствуют, либо строятся из слов этого же самого языка. То есть язык-объект и язык-описание здесь не различаются: балахрыст – "шатун ", "шлёнда" (у Даля: "шатун", "слон", "шленда", "потаскун", "тунеяд "); верстан – "долгай", "жердяй " (у Даля: "долгай", "верзила", "болван "); ерыжливый - без опред. знач. (у Даля: "склонный к ерыжничеству "); жубря – "мешкотно жующий " (у Даля – "мешкотно жующий или глухо и немоговорящий "); маламзя – без опред. знач. (у Даля: "пинюгай "); фефёла – "растопыря", "необиходная баба " (у Даля: "простофиля", "растопыря", "необиходная баба ").

Созданный на языке А. И. Солженицына искусственный текст под названием "Необиходная баба" показывает, с одной стороны, что лексика такого рода действительно имеет определенную литературную ценность, поскольку обладает исключительной экспрессивностью. С другой стороны, совершенно очевидно, что возродить эти слова в облике некоего нейтрального пласта кодифицированного литературного языка совершенно невозможно. Да и не нужно, потому что в этом последнем случае она утратила бы всю прелесть своей маркированности.

Словарь А. И. Солженицына, как видим, не является и кодифицирующим метатекстом. Так что же это за таинственная книга такая, не похожая ни на один из существующих жанров словесности? Каков ее статус? Чтобы понять происхождение этого текста нам придется совершить маленький экскурс в прошлое.

Средневековый лексикографический акт имел божественные черты и был важнейшим объектом познания. Слово, разумеется, имело тайные, символические значения. Именно это мистическое отношение к слову породило совершенно особый тип символического словаря, который с современной точки зрения вообще воспринимается не как словарь, а как художественный текст, литературное произведение. Речь идет о "глоссарии" – перечне толкований слов, встречающихся на полях и между строк рукописей. Эти сборники состояли из самых разнородных элементов. Тут были и переводы иноязычных слов, и свободные лексические комментарии, и пояснения к реалиям, и синонимические ряды, и т. п. Уже в XIII веке глоссарии бытуют в качестве отдельных самостоятельных текстов, то есть не прилагаются к рукописи, а включаются как отдельные тексты в сборники. Уже в это время существовало, множество типов глоссария: "ономастиконы" ("О именах глаголемых жидовьскым языком"), славяно-русские глоссарии ("Пословки лествичные"), "приточники" ("Толк о неразумных словесех"). "Приточник" - перечень символов, собрание "тайных" символических значений слов. Позже появился так называемый "азбуковник". Расцвет традиции средневековых "азбуковников" относиться к XVI – началу XVIII века. В нем толковались не лексические значения, а "божественные сущности", то есть некие идеи, традиционно так или иначе связанные с данным словом. "Азбуковник" – это что-то вроде символического толкователя Писания. Все слова и явления приобретали в нем тайный божественный подтекст. Так, слово "гора" имело целый ряд "значений", не свойственных современному языку. "Гора" – это и Святая Богородица, и Христианская Вера, и Православная Церковь. Итак, это словари поэтические, литературные, художественные. Символы, входящие в подобные азбуковники, потенциально могли приобретать любые значения. И цель "азбуковника" – в раскрытии этих тайных смыслов. С позиций академической лексикографии это есть процесс придумывания новых значений и новых слов, своего рада "неологизация" языка. Традицию "глоссариев" и "азбуковников" в определенном смысле подхватил "Словарь церковнославянского и русского языка" (СПб.: Второе отделение Академии Наук, 1847). Это "тезаурусный" словарь, включающий в себя "вообще слова, составляющие принадлежность языка" (Т. 1. С. XII). В свою очередь именно традиция словарей тезаурусного типа породила на свет словарь В. И. Даля, наполненный словами неизвестного происхождения, словами, придуманными самим В. И. Далем, редкими, устаревшими, диалектными, иноязычными и другими типами лексем ограниченного употребления. Словарь В. И. Даля - это продукт крайне вульгаризированной идеи тазауруса, включающего в себя "все", не ставящего себе целью упорядочивание языкового материала. Здесь приводится множество контекстов, бесконечное количество примеров, пословиц, поговорок, материал не упорядочен системно, слова не имеют четких определений значений слов. Читателю предоставляется полная свобода окончательного толкования смыслов. Этот тип словаря максимально приближен к художественному тексту.

Именно к такого рода текстам восходит словарь А. И. Солженицына. Нужно признать, что этот текст имеет необычайно сложный культурный статус. С одной стороны, можно считать эту брошюрку своего рода "азбуковником" или "глоссарием", то есть неким маргинальным жанром, состоящим из выписок "на полях". С другой стороны, книга является "тезаурусо-подобным" дополнением к существующим словарям. Кроме того, это, одновременно, целостное и вполне традиционное явление массовой литературы. Эдакий мистификационный проект нового утопического языка. Здесь видно все то же желание что-нибудь "обустроить", если не жизнь, то хотя бы язык. С третьей стороны, перед нами просто искаженный фрагмент словаря В. И. Даля. В этом смысле словарь А. И. Солженицына является фрагментом чужого произведения, то есть его текстуальный статус может быть предметом дискуссии. С четвертой точки зрения книжка вполне вписывается в традицию народных алфавитных "цитатников", вроде девичьего или дембельсокого альбома, записной книжки школьницы, испещренной приглянувшимися цитатами. В таком ракурсе "цитатник" Солженицына, видимо, тоже можно рассматривать как совершенно самостоятельный литературный жанр. Ну и, наконец, читатель вправе рассматривать книгу как "записную книжку" писателя. Но, в любом случае, этот текст относится не к области науки, а к миру словесности. Автор и сам понимает, что его книга – это вовсе не словарь, то есть явление не научное, а художественное: "Этот словарь имеет цель скорее художественную ". Ну, а если перед нами записки, записные книжки, дневники писателя, то лексикографических претензий к ним не может быть никаких. Остается только выразить удивление по поводу названия книги. Зачем автор назвал этот "не-текст", эту маргиналию "неопределенного" статуса "русским словарем"?

7. Свободу лексикографии!

Как видим, неудержимый поток словарей, представляющих слова, относящиеся к "истории" языка, декларируются авторами исключительно как предназначенные просвещенным читателям, а на самом деле представляет собой не вполне профессиональные работы. Конечно, на их фоне работа А. А. Зализняка о древненовгородском диалекте при всех своих мелких недостатках воспринимается как идеальный и абсолютно недосягаемый образец работы с ушедшим языковым материалом.

Но, к сожалению, в целом можно констатировать, что вся эта область творчества, именуемая "историческими" словарями не относится к лексикографии.

Мы можем воспринимать этот процесс, как некую демократизацию словарного дела, избавление от замкнутых научных эзотреических правил. Наука всегда воспроизводила власть, от нее зависела и ее питала. Это была закрытая, репрессивная и крайне консервативная область деятельности. Империя ушла и как следствие возникло ложное ощущение гибели науки. Но в действительности исчезла только имперскость письма. И дурные словари лишь печальные издрежки этого неоднозначного процесса.

Мы должны понимать эпистемологическую абсурдность деления словарей на "плохие" и "хорошие". Очевидно, что "плохие" – это просто не вписывающиеся в существующие традиции, относящиеся к иной, "чужой" области культуры. Хорошие – это всего лишь понятные, популярные, "свои".

Думание мира Быков Дмитрий Львович

Мертвые слова, или Ад вручную (Поэтика русской попсы как зеркало эпохи)

Мертвые слова, или Ад вручную

(Поэтика русской попсы как зеркало эпохи)

К текстам попсовых песен не принято прислушиваться, а жаль. Попса откровеннее большого искусства: авторская личность в ней не затмевает реальности. Настоящее транслируется как оно есть.

Это верно, что топ-исполнители и топлес-исполнительницы всех времен поют примерно об одном и том же? по исчерпывающей формулировке Валерия Попова, «без тебя бя-бя-бя». Но поют они об этом во всякое время по-своему. Советская попса заботилась о качестве текстов, в сочинении которых отметились? и для заработка, и для литературного эксперимента? серьезные люди, включая ведущих шестидесятников. Раннеперестроечная эстрада многому училась у рока, эксплуатируя социальность и перенимая протестность: так возник феномен Талькова. Окончательный раскол общества хронологически совпал с появлением суперхита «Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани». Что и было исполнено.

Новое время? условно называемое «эпохой нулевых» и точно соответствующее термину? началось с двух явлений, которые на разных уровнях российской популярной музыки обозначили полную уже безъязыкость, вымывание смыслов, дошедшее до апогея. Мы действительно живем во времена слов-сигналов, за которыми давно нет никакого конкретного содержания. Что они значат? никто толком не помнит, но тот, кто эти слова употребляет, определенным образом себя позиционирует.

Одновременно мы наблюдаем небывалый еще кризис авторской песни (которой почти нет) и полное отсутствие рока: тут должен наличествовать хотя бы призрачный смысл, а его негде взять. О чем петь в мире гипнотического транса, в который мы все погружены с головой, в мире скомпрометированных утопий, упраздненных ценностей и уравнявшихся крайностей? Этот вакуум господствует и в песне, где преобладают теперь существительные. Они давно не вступают друг с другом ни в какие связи: это именно сигналы, туманно намекающие на суть. Как у Ромы Зверя: «До скорой встречи, до скорой встречи, моя любовь к тебе навечно». Что сказать хотел? Ничего не хотел. Он вышел из подворотни не для того, чтобы разговаривать.

Возьмем Билана: «Одинокий город спит, отдыхает, за усталый вид отвечает» ? это, как и «тема», слово-маркер, привет из вымершего было социального слоя, где перетирают темы и отвечают за базары. Страшен мир, где даже город отвечает за вид. Однако здесь возможны хоть какие-то догадки о сути происходящего? в «женских» текстах нет уже ничего похожего на смысл, ибо любовь до такой степени вышибла из головы лирической героини последние извилины, что остались только междометия. В этом, увы, героини тоже повторяют путь Родины.

Началось это с Кати Лель с ее призывом «Места я не нахожу себе. Стопудово? я, наверное, страдаю по тебе, я просто никакая. Что-то дернуло меня сказать: „Не пошел бы ты на буковок на несколько опять?“ От кайфа улетаю». С какой стати она улетает от кайфа, послав на «буковок на несколько» того, по кому, наверное, «стопудово страдает»? Это тот самый случай полной утраты собственного «я», когда все эмоции равноправны: можно сожрать, убить, искусать любимого? именно потому, что «от кайфа улетаешь».

При этом героиня обречена выражаться строго в формате? ведь формат и стал ключевым словом нашей эпохи: она не может сказать «хватит лезть» или «хорош домогаться» ? ей остается только загадочная формула «Край приставать, доставать так по-простому» ? немудрено, что сама она признается: «Коды ко мне подобрать не так-то просто». Но это не потому, что она сложна, а именно потому, что слишком проста? и у нее никогда не поймешь, нравится ей происходящее или нет. Она от кайфа улетает, тут не до анализа.

Впрочем, эллипсис («опускание» слов и смысловых звеньев в предложении) ? обычное дело в сегодняшней речи, все меньше отличающейся от SMS. Вспомним песню Ираклия Пирцхалава «Вова-чума»: «Обходи стороной. Как о стену порой. Гениальный отстой. Но бывает другой. Ты ему просто спой». По контексту это несложно перевести: некоего Вову-чуму лучше обходить стороной, поскольку об этого крутого перца можно удариться, как об стену, ? но абсолютно отстойный чувак бывает и другим, стоит спеть ему. Здесь ради попадания в формат отброшено большинство смыслообразующих конструкций, но ведь и все мы ради формата делаем с собой примерно то же, сокращаясь до набора бессмысленных звуков.

Одно из открытий прошлого года? группа «Город 312», чьи тексты отражают другую крайность: внешне все чрезвычайно гладко, как в любом официальном документе или публичной речи современного образца. Пугает полный вакуум внутри, особенно заметный на фоне приличных рифм и тщательно соблюденных размеров: «Совсем не обязательно ждать помощи спасательной, два шага по касательной наверх» ? окончательно запутывает дело: почему они могут подышать воздухом только наверху? На подводной лодке, что ли, происходит действие? Но какой на подлодке светофор?! Между тем слово-сигнал есть и здесь: «Вне зоны доступа». Это словосочетание мы слышим по десять раз на дню? оно-то и становится крючком, цепляющим слушательское внимание.

По этому рецепту изготовляется сегодня все? стихи, песни, патриотические слоганы, политические программы и выпуски новостей. От реальности берется один сигнал? дальше можно накручивать что угодно. Столь же вероятен был бы вариант: «Просто сорвалась и опять скучаешь ты // За границами зоны действия». Технические термины удобны еще и тем, что у каждого слова в них? любопытные коннотации, особенно у «зоны», «границ» и «доступности».

Современная попса звучит так трагично еще и потому, что отражает последнюю степень распада сознания? и в этом смысле мало чем отличается, скажем, от коллажной прозы Михаила Шишкина, составленной из отрывков чужих текстов, или от политических заявлений Дмитрия Рогозина, изготовленных по той же рецептуре в лучших постмодернистских традициях. Тексты попсы набиты хаотично слепленными обломками чужих цитат, трупами слов, которые когда-то и для кого-то значили многое, если не все, ? но сегодня их сгребают в кучу, как мертвые листья.

Идеальный пример? тексты Сергея Зверева: «Ради тебя провожать поезда навсегда. От любви пусть растают снега. И звезды с неба падают ради тебя. Боль. Ты ни при чем. Просто обрывки разбитой мечты», ? человеку даже не приходит в голову, что от разбитой мечты остались бы осколки, а обрывки остаются от разорванного. Все это неважно? ни одно слово уже ничего не значит. С помощью эллипсиса можно было бы придать этой конструкции более многозначительный вид? например: «Ради тебя. Поезда. Осколки. Слезы. Ждать». Но это сильно напоминало бы положенный на музыку словарь? чего нам, кажется, ждать недолго.

Мы живем в аду, ибо ад и есть бессмыслица. Но не кто иной, как Дима Билан, открыл нам глаза на эту ситуацию: «Ад мы сделали вручную, только сами для себя».

Все понимают, только сказать не могут.

Из книги Порнократия [Сборник статей] автора Поляков Юрий Михайлович

Новый год как зеркало русской революции Наверное, как и многие из вас, значительную часть праздничных дней я провел у телевизора. Сначала я недоумевал, потом злился, но в конце концов призадумался. Ведь телевидение, в том числе новогоднее, - это всего лишь одно из зеркал,

Из книги Дуэль 2009_14 (613) автора Газета Дуэль

ЛЕВ ТОЛСТОЙ КАК ЗЕРКАЛО ПЕРЕЧЕНЬ ПРАВИТЕЛЕЙ РУССКОЙ ЗЕМЛИ ПОСЛЕДНЕГО СТОЛЕТИЯ НИКОЛАЙ II. Последний русский царь. Курил. Пил, начиная с завтрака. В итоге праведного старца Льва Толстого отлучил, а окаянного лжестарца Григория Распутина прилучил. Все войны как с врагом

Из книги Русский язык на грани нервного срыва автора Кронгауз Максим Анисимович

Ключевые слова эпохи Появление новых слов или новых значений у старых слов означает, что мир вокруг нас изменился. В нем либо появилось что-то новое, либо что-то существующее стало важным настолько, что язык (а в действительности мы сами) создает для него имя. В последнее

Из книги Низкий жанр. Рассуждения о писателях автора Пьецух Вячеслав

Бог среди людей, или зеркало русской контрреволюции А ведь можно себе представить постановление о Блоке от какого-нибудь сорок восьмого года, в котором его клеймили бы как певца трактирной стойки, вредительски марающего облик советского человека. Живо можно себе

Из книги Литературная Газета 6332 (№ 28 2011) автора Литературная Газета

Сергей Доренко как зеркало русской дегралюции ТелевЕдение Сергей Доренко как зеркало русской дегралюции ТЕЛЕПЕРСОНА Если бы у меня не было опыта работы на Русской службе новостей, то доренковским «Русским сказкам» я бы посвятил короткий хлёсткий фельетон. Но

Из книги Календарь-2. Споры о бесспорном автора Быков Дмитрий Львович

ЗЕРКАЛО РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ Анастасия Николаевна Вербицкая - самый читаемый русский прозаик начала XX века.«Меня читают шибче Толстого» - знаменитая цитата из ее письма, но ведь так оно и было. Суммарный тираж «Ключей счастья» (4 тома) перевалил за 2 миллиона, «Дух времени»

Из книги Газета Завтра 977 (34 2012) автора Завтра Газета

МЕРТВЫЕ СЛОВА, или АД ВРУЧНУЮ Лирика российской попсыК текстам попсовых песен не принято прислушиваться, а жаль. Попса откровеннее большого искусства: авторская личность в ней не затмевает реальности. Настоящее транслируется как оно есть.Это верно, что топ-исполнители и

Куняев как зеркало русской победы Куняев как зеркало русской победы Александр Проханов 28.11.2012 Куняев - мессианский человек. Он - весталка, охраняющая священный огонь Победы сорок пятого года, этой грандиозной вспышки, осветившей всё мироздание, озарившей пути

"Ф.ДОСТОЕВСКИЙ КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ" ...Конопатый Вася у доски бойко отвечает урок: "Сеньеры строили себе рыцарские замки, чтобы было где стоять на шухере, пока ихние рыцари шарили по амбарам и грабили колхозников..." Учительница не перебивает, и мне потом

Из книги Письмо живым людям автора Рыбаков Вячеслав Михайлович

Новый год как зеркало русской революции Наверное, как и многие из вас, значительную часть праздничных дней я провел у телевизора. Сначала я недоумевал, потом злился, но в конце концов призадумался. Ведь телевидение, в том числе новогоднее, – это всего лишь одно из зеркал,

Из книги Год литераДуры [фельетоны] автора Арбитман Роман Эмильевич

Научная фантастика как зеркало русской революции О, если бы смирялись они в то время, когда настигали их бедствия! Напротив, сердца их ожесточались, а сатана представлял им дела их прекрасными. Коран, сура «Скот», стих 43 1 В своем романе «Исповедь еврея» - к счастью,

Из книги Глобальное управление и человек. Как выйти из матрицы автора Ефимов Виктор Алексеевич

ЧЕМ ПАХНУТ МЕРТВЫЕ СЛОВА Незадолго до Дня Победы наш губернатор Валерий Васильевич угодил в ситуацию, которую иначе как идиотской не назовешь.Уже не в первый раз глава региона становится жертвой своего детского тщеславия. Губернатора хлебом не корми - дай только

Из книги автора

Глава 1 От мировоззрения эпохи Рыб к миропониманию эпохи Водолея. Разгерметизация концептуальной власти Есть нечто более сильное, чем все на свете войска: это идея, время которой пришло. В.

- А что может быть хуже ЕГЭ?

- Хуже ЕГЭ - ГИФО.

Из радиопередачи

Около двух месяцев прошло с тех пор, как случилась новая вспышка интереса к проблемам школы - было опубликовано так называемое "Письмо 400" - обращение различных деятелей образования: и ученых, и руководителей образовательных учреждений, и учителей - к президенту страны с утверждением: введение единого государственного экзамена в том виде, какой он имеет сейчас, будет губительно для народного образования.

Всколыхнулось общество - появились отклики в газетах, прошли передачи на радио, дали интервью люди, принимающие решения - министр, председатель Департамента образования правительства Москвы. Я была в числе учителей, подписавших это письмо, и потому попыталась следить за обсуждением. Нельзя сказать, что меня поразило то, что я прочитала и услышала, - нет, но подтвердились очень неприятные опасения: почти ничего не сказано по существу вопроса, а если сказано, то тут же причудливым образом и вопреки элементарной логике проигнорировано или признано несущественным.

Провозглашено: 1) что ЕГЭ поможет сократить нервные и интеллектуальные нагрузки выпускников, раз совместятся выпускной и вступительный экзамены; 2) что будет восстановлена справедливость и выпускники из любых регионов получат равные с москвичами права на обучение в московских вузах; 3) что будет побеждена коррупция и прекратятся денежные потоки, поступающие в карманы тех людей, которые занимаются приемом в вузы. Замечательные цели! Многое бы дала я за то, чтобы они были достигнуты. Уж кто-кто, а школьные учителя знают, как мучительно для их учеников первое послешкольное лето, как отвратительны уловки вузовских экзаменаторов , отсеивающих чужих. В ЕГЭ многих подкупает простота решения проблемы: компьютер проверяет, по всей стране все выполняют одни и те же задания - недешево, но честно. То ли "свобода, равенство, братство", то ли "кто был ничем, тот станет всем".

Но авторы письма уверены, что ЕГЭ, во всяком случае - в его теперешнем виде, достижению этих высоких целей не поможет. Во-первых, недостижима декларируемая стерильность условий проведения экзаменов и негде набрать требуемую армию контролеров, которые были бы еще бескорыстнее гаишников и при этом абсолютно недоступны соблазну бесплатно, просто из человеколюбия, помочь бедным симпатичным деткам, закрыть глаза на подсказки или еще что-нибудь в таком роде. Во-вторых, субъективизм при оценке работ при ЕГЭ никак не исключается: так называемые С-задания требуют написания текста, который компьютер проверить не может (не уверена, что так по всем предметам, но по русскому языку - безусловно так), вообще задания, контрольно-измерительные материалы очень несовершенны, в них встречаются ошибки, а апелляции, которые должны будут подаваться только в какой-то центральный орган, вряд ли могут быть рассмотрены раньше, чем зачисление в вузы закончится. Есть еще много других возражений. А главный аргумент противников ЕГЭ - те задания, которые сейчас предлагают на ЕГЭ, не позволяют проверить самое существенное - способность думать, рассуждать. Востребованной оказывается только память. И есть опасность, что учителя примутся готовить детей к тестовым экзаменам, забросив все остальные занятия, и ненужными окажутся сочинения, эксперименты, столкновения мнений. Иными словами, изучать станут только то, на что можно дать точный ответ. Получится, что содержание образования поставлено в зависимость от удобства проверки - именно это авторы письма и считают разрушительным для системы образования.

Как могла бы идти дискуссия о ЕГЭ? Пусть бы его сторонники назвали, какие базовые знания и умения по каждому предмету они считают самыми существенными, и доказали, что все их можно успешно проверить с помощью тестов. Пусть бы они предъявили контрольно-измерительные материалы, не содержащие двусмысленностей и ошибок, и показали на примерах, что текстовая часть ЕГЭ может оцениваться грамотно и по внятным критериям (пока то, что было представлено в качестве образцов, вызывало у специалистов большей частью смех или недоумение).

Или пусть бы они убедительно доказали, что все потери, которые понесет российское образование, не так значительны, как восстановление социальной справедливости. Почему доказывать должны сторонники, а не противники? Потому что именно они затевают радикальную перестройку, требующую огромных денежных затрат и серьезных усилий огромного количества людей. Хотелось бы услышать людей из тех самых регионов - и руководителей, и рядовых учителей, и выпускников - хорошо успевающих и не очень. Хотелось бы прочитать цифры - экономические подсчеты, количество контролеров на тысячу выпускников, скорость проверки работ, количество апелляций и их результаты...

Однако обсуждение ЕГЭ и, в частности, Письма 400 пошло по совсем иному сценарию.

Вопросы ставились другие, и ответы на них подразумевались нелестные для авторов письма. И ход мыслей недовольных вызвал устойчивые ассоциации с произведениями русской классической литературы: ничто не ново под луной...

Вопрос первый: почему именно письмо к Путину? Александр Адамский на "Эхе Москвы" выразился так : "Я не люблю челобитных, мне кажется, что обращение к барину, даже если он президент России - не самый лучший способ действий в образовательной политике." И дальше: "Сейчас вообще главная задача, как мне кажется, борьба за общество, за общественное мнение, а не борьба за руководящих работников".

Кто же возражает, лучше бы барина не загружать, а обойтись своими силами. А если ты видишь, что скоро и неотвратимо надвигается событие, последствия которого представляются тебе опасными, разрушительными? И все уже принятые меры безрезультатны, поскольку "Васька слушает да ест"? И надежда осталась последняя? Не на то, что вмешается, потому что вникнет и разберется. Но мало ли...

Конечно, можно было бы обратиться к тому, в чьем непосредственном ведении находится образование, - к министру. Да нет в него веры. Чего ждать от человека, который на ТВ публично заявил в ответ на вопрос об отсрочке от армии для студентов: "Вы думаете о студентах, а я обо всей стране!" Гордо заявил. И явно не в том смысле, что не только студентов надо от армии освободить, а матерей всей страны от страха за сыновей, всех юношей - от кошмара бесправия и беззащитности. Видимо, об обороне страны думает министр образования. Так что о студентах остается думать министру обороны. А на не ему адресованное письмо министр образования ответил в том смысле, что он вообще не любит категоричных заявлений. Так ведь не задачей понравиться министру руководствовались писавшие письмо!

А чем же тогда? Интересами дела! Но поверить в это журналистам кажется скучным занятием. Вот обозреватель газеты "Известия" Сергей Лесков, например, точно знает: "А чем пугает ЕГЭ столичных деятелей образования, сказано стократ. Уже 67 регионов приветствовали единый экзамен... Помимо всего прочего, ЕГЭ увеличивает мобильность молодежи, которой открываются двери в столичные вузы, где сегодня строгими швейцарами стоят подписанты послания Путину" ("Известия", 02.06.04). Так и видится картина из некрасовских "Размышлений...": крестьяне "из каких-нибудь дальних губерний "Допусти!" - говорят с выраженьем надежды и муки... Развязали кошли пилигримы... Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв..." Мы, подписанты, в том числе школьные учителя, видимо, берем другую, не скудную лепту? Все 400 или 420? Или почти все берем, а остальные сами виноваты, что попали в дурную компанию? Этот же автор полтора месяца спустя продолжил: "Понятно, что никакой реформы системы образования в нашей системе никогда не будет, потому что это угрожает привилегиям. На подрывающий устои ЕГЭ выльют столько ушатов грязи, что ему век не отмыться" ("Известия", 21.07.04). Такой способ ведения полемики когда-то очень возмущал А.С.Грибоедова - одного из глубочайших знатоков всего, что связано с клеветой как средством борьбы с инакомыслием. Он с издевкой пересказывал ход одного из литературных споров: "Господин Жуковский пишет баллады, другие тоже, следовательно, эти другие или подражатели его, или завистники. Господин рецензент читает новое стихотворение: оно не так написано, как бы ему хотелось; за то он бранит, как ему хочется, называет его завистником и это печатает в журнале... Все это очень обыкновенно и уже никого не удивляет". Если заменить слова "завистник" на "корыстные подлецы", "журнал" на "газета", "баллады" на "суждения", выйдет очень похоже. И по-прежнему никого не удивляет. Хотя не всем нравится. "Что ты это за небылицы выдумываешь! Ведь это клевета, наконец!" - помните? Именно так возмущался Аркадий Кирсанов словами Базарова о Пушкине. А тот отвечал спокойненько: "Клевета? Эка важность! Вот вздумал каким словом испугать! Какую клевету ни взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того". Как-то по-журналистски отвечал.

Следующий вопрос к "подписантам" - почему письмо об этом, а не о другом. ("Кто вас надоумил писать роман на такую странную тему?" - спросили Мастера). У обозревателя "Известий" и здесь твердое мнение: "Почему воспламенившаяся гражданская совесть 420 деятелей молчит о действительных бедах российского образования? Может быть, о серьезных проблемах писать президенту боязно? А о мелочи скажешь - и чувствуешь себя героем". Раз решили не удивляться и не негодовать, и эту попытку психологического анализа не будем комментировать. Но и специалисты считают, что есть вещи пострашнее (см. эпиграф), нужно говорить о принимаемых законах, обо всей стратегии образования, о кадровой деградации, о социальной политике... И не могут удержаться от обвинений в адрес тех, кто сказал громко хотя бы о частном, но существенном: "Педагогическая общественность видит не реальную угрозу и опасность, а раздувает мифологию и направляет общественное мнение не в русле борьбы или дискуссии по поводу реальных опасностей, а стреляют из пушки по воробьям" (А.Адамский, "Эхо Москвы"). Совсем непонятно, почему угроза ЕГЭ представляется нереальной, если вред от него очевиден, а слово "эксперимент" в устах руководителей образования не должно никого обманывать - уже 67 регионов охвачены этим "экспериментом", о ходе которого мы слышим только не слишком достоверные утешительные сообщения. Предлагают заняться вопросом общим - об образовательной и социальной стратегии. Но ведь такой разговор превращается в долгосрочные "думы обо всей стране", безусловно, впрочем, необходимые, и исключает возможность решительных мер, ради которых писалось письмо.

Кстати, о 67 регионах, которые единодушно "приветствовали единый экзамен". Как можно представить себе это приветствие? Это было анонимное анкетирование учителей? Опрос выпускников? Выводы аналитических комиссий? Или единодушное решение какого-нибудь собрания под пристальным взглядом руководства из президиума? О возможности свободного волеизъявления на педагогических фронтах в некоторых областях нам известно много неутешительного. Уже третий год в течение месяца под эгидой Департамента образования правительства Москвы проводится Педагогический марафон - такое мероприятие, собирающее в Московском доме учителя множество учителей - не только столичных, но из разных мест. Так вот, приезжие рассказывали, например, о том, как в их регионе педагогическое начальство разрешает пользоваться только одним учебником по русскому языку из трех, рекомендованных Министерством РФ. И при этом просили не называть публично не только фамилии рассказывающих, но и область: ведь узнают, кто ездил...

Кажется, только Москва громко сопротивлялась внедрению ЕГЭ, и в интервью радиостанции "Эхо Москвы" Любовь Кезина, руководитель Департамента образования правительства Москвы, сказала, что из обсуждения тестов со столичными учителями вынесла такое мнение: предлагаемые контрольно-измерительные материалы не годятся, неправильно строить их на основе тестов, многое нуждается в изменении или доработке. И тем не менее эксперимент идет и в Москве: "Я думаю, что ЕГЭ имеет право на существование, не как единственная форма сдачи экзаменов, а как одна из форм... Есть родители, есть ребята, которые хотят попробовать сдавать экзамены в форме ЕГЭ. Почему лишать их этого права? Почему академики, ученые должны решать за детей?" Вроде бы убедительно. Но если все пойдет такими темпами, тот ЕГЭ утратит статус эксперимента, и тогда Москве не устоять с ее идеей свободного выбора. И идея эта, честно говоря, кажется сомнительной. Стоит ли разрешать экзамен, который, как ясно руководителю департамента, проверяет неправильно? Нет сомнений, что те, кто выбирает ЕГЭ, имеют о нем слабое представление (помните, у Маршака в "Двенадцати месяцах" говорит взбалмошная юная королева: "Я очень люблю подснежники. Я их никогда не видала"?), и возможно, они предпочли бы вовсе не сдавать экзамен. Вспышка демократии по одному конкретному образовательному поводу представляется нелогичной.

"Право выбрать", "думаю обо всей стране", "подрывающий устои", "регионы приветствовали"... Вот такие слова.

Не дослушав очередную передачу об образовании на "Эхе Москвы", я поехала на дачу. В вагоне электрички через скамейку от меня два крепких человека с внешностью охранников заламывали руки третьему - несомненно центральноазиатского происхождения. Другие пассажиры поглядывали на них - кто с неудовольствием, кто с интересом, и вполголоса обсуждали, милиция это или нет. Я закричала тем противным непререкаемым учительским голосом, какой есть в арсенале почти у каждого школьного работника: "Это еще что за безобразие?! Прекратите сейчас же! Кому говорю?" Заламывающие не прекратили, но как-то ослабили хватку и стали отвечать: "Да вы знаете, кто мы такие?" - и даже показали какую-то картонку с двуглавым орлом. "А ну-ка, покажите, что там у вас? Что-то не разберу!" - не утихала я. "А вы-то кто такая?" - "Я?" - и совершенно неожиданно для самой себя я с достоинством ответила: "Я - гражданка!" - "Вот из-за таких, как вы, и теракты в электричках бывают!" - с досадой сказал один из заламывавших, и вдруг они оставили третьего, сели невдалеке у окошка, купили мороженое и стали смеяться, изредка весело поглядывая на меня и отпущенного третьего. А тот сказал, что они требовали тысячу, а он недавно приехал, и у него столько нет.

И я подумала: а об этом стала бы я писать президенту ? Нет. Бесполезно. Следующая мысль меня развеселила: может, именно такими нас, противников ЕГЭ, представляют себе журналисты - говорим, что людей защищаем, а сами ради тысячи стараемся! А потом я подумала утешительное: если кричать, хоть противным голосом, хоть интеллигентным, и не сдаваться, может кое-что получиться!