29 августа 1949 г. на Семипалатинском полигоне был произведен первый атомный взрыв советской бомбы РДС-1! (реактивный двигатель Сталина, реактивный двигатель специальный, Россия делает сама). Несмотря на то что американцы предрекали СССР успех не ранее 1952 г., уже 6 ноября 1947 г. нарком иностранных дел СССР В.Молотов заявил, что «секретов в решении атомной проблемы для Советского Союза нет », а 29 августа 1949 г. – прошло успешно испытание.

Создание атомной бомбы в СССР – это 4-летняя эпохальная работа, в которой были соединены труд и мысль десятков тысяч людей: ученых, инженеров, рабочих, сочувствующих и пленных немецких ученых, заключенных. Фактически всей страны. Но был среди них и узкий круг лиц, чьи имена не могли быть преданы (некоторые – и до сих пор) публичной огласке, но вклад которых в успех советской атомной бомбы был воистину бесценен. Сфера деятельности этих людей – атомная разведка.

Совершенно естественно, что в силу своей специфики все атомные разработки изначально велись в условиях строжайшей сверхсекретности. Как относительно германской и японской разведок, так и между США, Англией и СССР. О чем 19 августа 1943 г. в Квебеке Рузвельт и Черчилль подписали даже соответствующее секретное соглашение: вести совместные работы по созданию атомной бомбы без посвящения третьих стран (читай СССР).

Но, с другой стороны, многие ученые-атомщики Запада были антифашистами по убеждениям и даже придерживались левых взглядов, открыто симпатизируя Советскому Союзу, победителю в войне с фашизмом. Понимая масштабы опасности от создания атомной бомбы, они считали, что предотвратить возможность ядерной угрозы можно лишь путем создания баланса сил, основанном на равном доступе сторон к секретам ядерного ядра, т.е. технические секреты создания бомбы должны быть известны союзнику – СССР. Таких взглядов придерживались Ферми, Сцилард, Эйн­штейн – в США, англичане Томсон, Чед­вик, датчанин Бор, француз Жолио-Кюри и даже сам руководитель «Манхэттенского проекта» Роберт Оппенгеймер, жена которого была близка к Коммунистической пар­тии США.

Такие настроения в среде ученых-физиков Запада, безусловно, облегчали задачу советской разведки, и ряд из них действительно оказали Стране Советов чрезвычайно важную помощь. Вся работа по связям с ними, получению и обработке секретной информации, поступающей от них (иногда почти синхронно с ее поступлением в США) шла в обстановке чрезвычайной секретности и через считаное число людей. Буквально через Л.Берию и И.Курчатова, в единичных экземплярах и от руки. Сегодня, спустя десятки лет, отдаляющих от тех судьбоносных событий, помнятся, конечно, исключительно только добром имена некоторых из них. Наиболее значимых и ставших уже известными – фигурантов атомной разведки на СССР (американцам удалось рассекретить не более половины), ибо во многом благодаря именно их бесценному вкладу была создана первая советская атомная бомба. Это дало СССР надежный ядерный щит, безопасность и паритет с Америкой.

И среди тех, чьи имена стали известны, были, например: член Коммунистической партии Италии Бруно Понтекорво, передававший сведения исключительной важности. А после того как в США начались аресты «атомных шпионов», выехавший в Москву, где с сентября 1950 г. начал работать в ядерном центре под Москвой – в Дубне – и сделал блестящую карьеру в советской ядерной физике. В 1955 г. Бруно Максимович вступил в КПСС, стал академиком АН СССР, получил Сталинскую и Ленинскую премии, два ордена Ленина, три ордена Трудового Красного Знамени и множество других наград.

Или американцы: ученый-вундеркинд Теодор Элвин Холл – пылкий, свободомыслящий и мятежный по характеру юноша, глубоко симпатизирующий СССР как главной жертве нацистского нашествия и, желая лично бороться за идеалы социализма, вступивший в Коммунистическую молодежную лигу США; супруги Юлиус и Этель Розенберги, в муках погибшие за убеждения, что Советский Союз являет собой надежду всего человечества.

В 2011 году, отмечаются 100-летние юбилеи сразу двоих из этой когорты бесценных информаторов разведки СССР. И прежде всего в плане передачи совершенно уникальных, бесценных и потрясающих данных.

Клаус ФУКС . Родился 29 декабря 1911 г. в Германии, город Рюссельсхайм. Рос тихим, скромным юношей. В 1928 г. вступил в Социалистическую партию Германии. В начале 30-х учился: 1930–1931 гг. – в Лейпцигском университете, а 1932–1933 гг. – в Кильском. В 1932 г. вступил в КПГ и стал руководителем студенческой партгруппы. После прихода к власти Гитлера принимал участие в подпольной борьбе, значась в архивах гестапо под №210. После ареста отца, в сентябре 1933 г. эмигрировал в Англию. Там вскоре нашел своих товарищей и продолжил членство в подпольной организации КПГ в Англии. В Бристоле принимал участие в деятельности организации «Общество культурных связей с Советским Союзом» и на проводившихся театрализованных чтениях материалов показательных процессов в Москве играл роль Вышинского, со страстью обвиняя подсудимых.

В декабре 1936 г. (в 25 лет!) Фукс защитил докторскую диссертацию по физике в Бристольском университете, затем с 1937 г. по 1940 г. работал в лаборатории Макса Борна в Эдинбургском университете. С лета 1941 г. молодой и талантливый физик был привлечен к работе в совершенно секретном проекте по разработке и созданию британской атомной бомбы «Тьюб Эллойс» («Трубные сплавы») сначала в Бирмингемском университете, а затем в Кембриджском – в секретной лаборатории «Кавендиш».

В критические дни конца 1941 г., когда немцы были уже под Москвой, Фукс решил предложить свои услуги Советской стране. Нашел в Лондоне Юргена Кучински, руководителя подполья КПГ в Англии, и попросил его передать в СССР, что он узнал о планах создания атомной бомбы. Тот устроил ему первую встречу в посольстве. В начале 1942 г. Фукс получил английское гражданство и получил доступ к секретным американским докладам по ядерным исследованиям. С лета по ноябрь 1943 г. стал регулярно передавать в Центр сведения, ценность которых на тот момент заключалась не столько в технических деталях, сколько в том, насколько далеко ушли в своих исследованиях англичане и американцы. Связь с Москвой ему обеспечивала легендарная советская разведчица Рут Вернер («Соня», Урсула Кучински – сестра Юргена, член КПГ с 1926 г.) (1907–2000).

В декабре 1943 г. Фукс в составе группы из проекта «Тьюб Эллойс» выехал в США к коллегам по проекту «Манхэттен», поскольку Квебекским соглашением Рузвельта и Черчилля предусматривалось объединение усилий ученых обеих стран в ускорении создания атомной бомбы. Перед отъездом «Соня» проинструктировала Клауса, ставшего к тому времени уже «Чарльзом», что в Штатах с ним на связь выйдет Гарри Голд («Раймонд») (1910–1972), химик из Филадельфии, начавший работать на СССР в качестве связного еще в 1936 г. Их первая встреча с Фуксом состоялась в начале 1944 г. в Нью-Йорке, а регулярные контакты продолжались до сентября 1945 г.

В августе 1944 г. Фукса направили в совершенно секретную атомную лабораторию в Лос-Аламос, рядом с Санта Фе, где над созданием бомбы работали 12 нобелевских лауреатов. Поскольку Фукс пользовался абсолютным доверием Оппенгеймера, он был допущен к испытаниям на всех этапах. Это позволило ему 13 июня 1945 г., через 12 дней после сборки американской бомбы, передать об ее предстоящем испытании в Москву. А 16 июля Фукс присутствовал уже при самом испытании на полигоне Аламогордо, о чем 19 сентября прислал детальный доклад на 33 страницах с описанием конструкции и увиденного.

Кроме того, Фукс сообщал исключительно ценные сведения о масштабах производства урана-235, что давало возможность рассчитать количество урана и плутония, производимых американцами ежемесячно, и помогло определить реальное количество атомных бомб, которыми они располагали.

Все эти полтора года информация, получаемая Голдом, далее шла в Центр через советского резидента в Вашингтоне Василия Зарубина («Купер») (1894–1972), его жену Лизу («Зубилина») (1900–1987) и сотрудника советского консульства в Нью-Йорке Анатолия Яцкова («Джонни») (1913–1993). Все они – после бегства на Запад 5 сентября 1945 г. шифровальщика советской резидентуры в Канаде Игоря Гузенко – были отозваны в Москву в 1946 г. Прекратились и контакты с Голдом, поскольку в июне 1946 г. Фукс вернулся из Лос-Аламоса на новую английскую атомную энергетическую установку в Харуэлле. А после испытания в СССР 25 декабря 1946 г. первого в Европе ядерного реактора все разведывательные операции в США по атомной проблеме вообще были прекращены и полагаться стали только на агентурные источники в Англии.

Основным из таких источников опять стал Клаус Фукс. И с осени 1947 г. по май 1949 г. через связного в Лондоне Александра Феклисова («Калистрата») (1914–2007) он передал в Центр наиважнейшую информацию об основных теоретических разработках по созданию водородной бомбы и планах начала работ, к реализации которых приступили в США и Англии в 1948 г., а также сведения о развитии атомных исследований в Англии и реальных запасах ядерного оружия в США, которые передал в 1948 г.

Однако в начале 1950 г. американские спецслужбы вышли на связного Голда, который в декабре по статье «за шпионаж» был приговорен к 30 годам и провел в тюрьме 15 лет.

На допросах Голд опознал на фотографии Фукса, о чем американцы незамедлительно сообщили английской контрразведке, и 2 февраля 1950 г. физик был арестован. Его арест заставил Центр отозвать из Лондона обоих его связных. Прежняя связная Рут Вернер навсегда выехала из Англии в ГДР, а Александр Феклисов почти на 10 лет осел в Москве.

После напряженных допросов Фукс признал, что передавал секретные сведения Советскому Союзу. Но Штатам, где физику неизбежно грозил электрический стул, англичане его не выдали, поскольку: во-первых, «обиделись», что американцы фактически поглотили «Тьюб Эллойс» в «Манхэттене» и оттеснили англичан от создания атомной бомбы, заставив снова работать над собственным проектом, а во-вторых, во время войны все-таки существовало англо-советское соглашение, согласно которому Англия должна была предоставлять СССР закрытую военную и научно-техническую информацию. Клауса Фукса 1 марта 1950 г. судили в Лондоне, а поскольку в обвинительном заключении по его делу упоминалась лишь одна встреча с советским агентом в 1947 г., и то целиком на основе его личного признания, то осудили его «всего» на 14 лет.

24 июня 1959 г. «за примерное поведение» Фукс был досрочно освобожден и сразу же прибыл в ГДР, где и обосновался в Дрездене, став гражданином ГДР. Вскоре он был назначен на должность заместителя директора Института ядерной физики. В 1968 г. в составе группы ученых-атомщиков ГДР приезжал в СССР. С 1972 г. Фукс – член Академии наук ГДР. В 1975 г. удостоен Государственной премии ГДР I степени, стал членом ЦК СЕПГ, в 1979 г. награжден орденом Карла Маркса. Скончался 28 февраля 1988 г.

Вторым был британский коммунист, физик Алан НАНН МЕЙ . Родился 2 мая 1911 г. в Англии. В 1930 г. вступил в Компартию Британии. В 1936 г. (в 25 лет!) защитил докторскую работу по физике. Работал в Бристольском, затем в Кэмбриджском университетах. Скромный, застенчивый человек, он глубоко ненавидел нацизм Гитлера и искренне сочувствовал Советскому Союзу в борьбе с фашизмом, считая, что советские ученые должны обязательно опередить ученых Германии: Гейзенберга, Вайцзеккера, Гана, работающих над созданием атомного оружия.
Это побудило Мея еще в 1942 г., работая в секретной лаборатории «Кавендиш» в Кембриджском университете, войти через Дональда Маклина – в контакт с советским разведчиком-связным Яном Черняком («Дженом») (1909–1995). И через Черняка он, ставший уже советским агентом «Алеком», в течение трех месяцев передал в Москву свыше 100 листов ценнейших материалов по установкам для разделения изотопов урана, описанию технологического процесса получения плутония, чертежи «уранового котла» с описанием принципов его работы. Так что, уже в октябре эти бесценные материалы были на рабочем столе Курчатова.

С января 1943 г. Мей начал работать в англо-канадской группе ученых-атомщиков в Национальном научно-исследовательском центре в Монреале. Сюда же – для возобновления контактов с Меем – вылетел в США в начале 1945 г. и Ян Черняк, но из-за осложнений, связанных с бегством Гузенко, был вынужден скоро вернуться в Москву, а на контакт с Меем вышел старший лейтенант из резидентуры ГРУв Оттаве Павел Ангелов («Бакстер»). С мая по сентябрь 1945 г. они встретились несколько раз. В Москву были переправлены материалы исключительной важности.

9 августа 1945 г., через 3 дня после Хиросимы, Мей передал Ангелову секретный доклад Э.Ферми об устройстве и принципах действия «уранового котла» со схемой, информацию о сброшенной на Хиросиму бомбе и два образца урана: обогащенный уран-235 (1 мг окиси урана в стеклянной пробирке) и осадок урана-233 (0,1 мг тончайшего слоя на платиновой фольге, упакованной в бумагу).

Однако предательство Гузенко привело к тому, что Мей в сентябре 1945 г. был выявлен. Дело передали ФБР, и, хотя прямых улик не было (контакты с Черняком и Ангеловым были прекращены), 4 мая 1946 г. физика арестовали. Мей никого не выдал, своей вины не признал, но по наивности в ответе на вопрос следователя «А сколько Вы получали от русских? » простодушно сказал: «Я денег не брал », что квалифицировалось как его признание в шпионаже. И в мае 1946 г. Алан Мей был осужден на 10 лет «за передачу секретной информации неизвестному лицу». Отсидел 6,5 года и в 1952 г. был освобожден. Но попал в «черные списки» по трудоустройству и смог работать только в компаниях по изготовлению испытательных приборов. В 1961 г. уехал в Гану, которая тогда входила в Британское Содружество наций, где работал в Университете в лаборатории физики твердых тел. В 1978 г. вернулся в Кембридж, здесь и скончался 12 января 2003 г.

Вот так, во многом благодаря им – ровесникам, родившимся 100 лет назад, – Клаусу Фуксу и Алену Мею, а также многим другим их коллегам, 29 августа 1949 г. была создана и испытана первая советская атомная бомба, давшая СССР надежный ядерный щит, безопасность и паритет с Америкой на долгие годы. Фактически до сих пор.

Геннадий ТУРЕЦКИЙ

ИЗ ИНТЕРНЕТА

Http://www.rubezh.eu/Zeitung/2007/03/17.htm

Яков КОРЕЦКИЙ

Атомный шпионаж

Атомная бомба была создана в СССР всего за четыре года. Без сомнения, научный потенциал СССР обеспечивал возможность самостоятельного создания атомного оружия, однако разведывательные материалы, безусловно, ускорили его создание, помогли сэкономить значительные ресурсы.

Первые шаги

Все начиналось в Германии.

В 1938 г. немецкие физики Ган и Штрассман открыли расщепление ядра урана с выделением огромного количества энергии. Осенью 1939 г. ведущие немецкие ученые физики под руководством Э. Шумана (брата известного композитора) были объединены в «Урановое общество» при управлении армейских вооружений (т. е. немцы уже тогда прекрасно понимали военное значение проекта). В общество вошли Гейзенберг, Вейцзекер, Гратек, Ган и другие ученые. Научным центром атомных исследований стал Берлинский физический институт, ректором которого назначили Гейзенберга. К участию в разработках были подключены физико-химические институты Гамбургского, Лейпцигского, Грейфвальдского, Гейдельбергского и Ростокского университетов.

В течение двух лет группа Гейзенберга провела отправные теоретические исследования, необходимые для создания атомного реактора с использованием урана и тяжелой воды.

Было установлено, что взрывчатым веществом может служить легкий изотоп – уран 235, содержащийся в обычной урановой руде.

Исследования в Германии нуждались в достаточных запасах урана, тяжелой воды и чистого графита.

Эти проблемы были решены. После оккупации Бельгии весной 1940 г, немцы захватили 1200 тонн уранового концентрата (половину мирового запаса). Другая часть этого запаса была тайно вывезена американцами из Бельгийского Конго в Нью-Йорк. С оккупацией Норвегии в руках немцев оказался завод фирмы Норск-Гидро в Рьюкане – в то время единственный в мире производитель тяжелой воды (накануне оккупации 185 кг тяжелой воды были вывезены по запросу Жолио Кюри в Париж, затем они также попали в США). Фирма Ауэргезельшафт освоила производство металлического урана в Ораниенбурге. В лабораториях Сименса начались работы по очистке графита и проектирование энергетического обеспечения проекта.

В апреле 1940 г. из СССР был выслан известный немецкий физик Хоутерманс, работавший в Харькове. Он был арестован НКВД как подозрительный иностранец, прикидывающийся антифашистом, но в его защиту выступили Бор, Эйнштейн, Жолио Кюри и его выпустили в Германию. Хоутерманс поручил своему доверенному лицу, физику Райхе, покинувшему Германию в 1941 г., проинформировать своих коллег о фактическом начале в фашистской Германии работ по созданию атомной бомбы. Это привело к активизации всех исследований в области создания атомного оружия в США и Англии.

Советская разведка действует

В 1940 г. советской разведкой были предприняты первые шаги по выявлению возможности создания атомной бомбы. Начальник отделения научно-технической разведки НКВД Квасников, по собственной инициативе направил ориентировку резидентурам в Скандинавии, Германии, Англии и США, обязывающую собирать всю информацию по разработке сверхоружия – урановой бомбы. Резидент нашей разведки в Нью-Йорке Овакимян проинформировал в апреле 1941 г. о встрече Райхе с виднейшими физиками западного мира, находившимися в США, в ходе которой, обсуждалось громадное военное значение урановой проблемы. Однако накануне войны в СССР этим материалам не придали существенного значения.

В сентябре 1941 г. британский военный кабинет рассмотрел специальный доклад о создании в течение двух лет урановой бомбы. Проект получил название «Трубный сплав».

На эти работы крупному британскому концерну «Империал кемикал индастриз» были ассигнованы громадные средства.

Шестидесятистраничный доклад с обсуждением этого проекта был получен от британского дипломата Маклина (советского агента из Кембриджской группы).

Была проведена экспертиза полученных материалов нашими учеными, но они первоначально дали отрицательное заключение, поскольку рассматривали вопрос об атомном оружии только, как теоретическую возможность.

Советские резиденты Хейфец и независимо от него Семенов сообщили, что американские власти намерены привлечь выдающихся ученых, в том числе лауреатов Нобелевской премии к разработкам секретной проблемы. На эти цели правительство выделяет громадные средства – двадцать процентов от общей суммы расходов на военно-технические исследования. Толчком к этому решению послужило известное письмо Эйнштейна и Сцилларда в 1939 г. на имя президента США Франклина Рузвельта.

В марте 1942 г. Маклин представил документальные данные об интенсивной работе по атомной проблеме в Англии. В том же году советская военная разведка привлекла к сотрудничеству Клауса Фукса.

Клаус Фукс – непримиримый борец с фашизмом

Клаус Фукс является одной из ключевых фигур в деле овладения СССР атомными секретами и о нем стоит рассказать подробнее.

Эмиль Клаус Фукс родился в 1911 г. недалеко от Франкфурта. Отец его профессор теологии. Клаус учился в Лейпцигском и Кёльнском университете и возглавлял университетскую организацию социалистов, сражался с нацистами и в диспутах и на улицах, однажды был сильно избит. Неприятие фашизма, нацистской идеологии стало определяющим в его жизни.

У его отца были связи в Англии, и после прихода нацистов к власти, Фукс попадает в Бристольский университет для продолжения учебы. Его берут помощником к профессору Невилу Мотту, самому молодому профессору Англии (ему тогда не было и 30) в будущем Нобелевскому лауреату. Мотт занимался теоретической физикой, квантовой механикой, проблемами физики твердого тела. Он обнаружил в новом помощнике талантливого исполнителя, упорного и скромного.

В Бристоле Фукс стал доктором философии.

Фукс считал себя коммунистом, Он видел, что противниками фашизма в Германии остались только коммунисты, и он смирился с тем, что в борьбе за власть нужна железная дисциплина и бездумное послушание. К тому же на Западе еще не было известно об ужасах Гулага, о последствиях коллективизации, голоде, терроре, и массовых выселениях народов.

Клаус Фукс

Он разделял позиции идеологов классовой бдительности и красного террора, хотя его мучили сомнения. Причиной этому были политические процессы в Москве, пакт о ненападении с Германией, постепенно становились известными методы и результаты «большой чистки» в СССР. Смущала активная помощь Кремля в росте германской мощи. Фашисты получали не только зерно, лес, нефть (миллионы тонн), но и стратегическое сырье – марганец, хром, медь, каучук. На Кольском полуострове была построена база для германских подводных лодок.

Однако в Германии гестапо арестовало отца Клауса, потом старшую сестру и ее мужа. Брат и младшая сестра Клауса бежали в США. Ненависть Клауса к нацизму стала доминирующей, и СССР, по мнению Клауса, был последней надеждой в борьбе с фашизмом.

В 1940 г. Фукса арестовали.

В это время он работал в Шотландии в Эдинбургском университете под руководством будущего Нобелевского лауреата Макса Борна, который считал Фукса одним из двух-трех наиболее одаренных людей в теоретической физике среди молодого поколения. Борн был также беженцем из Германии, но у него были надежные связи.

В Англии находилось 80 тысяч беженцев, часть которых составляла так называемую «пятую колонну». Вместе с ними Клаус был интернирован. Сначала он был заключен в лагерь на острове Мэн. Макс Борн использовал все свои связи, чтобы вызволить его оттуда, но интернированных направили в Канаду. Клаус списался с находящейся в США своей младшей сестрой Кристель Хейнеман, и благодаря хлопотам многих людей, в том числе Рональда Гана и Макса Борна, Фукс возвращается из Канады в Эдинбург.

Статьи Фукса печатают в престижных журналах, о нем узнают другие ученые, в том числе профессор Бирмингенского университета Рудольф Пайерлс (также беженец из Германии и впоследствии Нобелевский лауреат). Пайерлс приходит к выводу, что Фукс будет ему хорошим помощником в работе над урановой бомбой. Пайерлс был одним из немногих, кто, проделав многочисленные расчеты, понял, что для бомбы пригоден только легкий изотоп урана, и что необходимое количество урана будет измеряться не тоннами, а фунтами. Его расчеты стали отправной точкой для начала длинной цепочки усилий, которые и привели потом к созданию атомного оружия.

В британском Министерстве самолетостроения стала работать особая организация – комитет Мауда, взявшая под свой контроль работу над атомной бомбой.

Незадолго до начала войны Германии с СССР, Пайерлс пригласил Фукса принять участие в работе для нужд обороны, и запросил разрешение комитета на привлечение Фукса к секретным работам. Пайерлс поручил Фуксу расчеты по проблеме выделения легкого изотопа урана. Сам он занимался цепной реакцией и расчетами критической массы. Фукс был в курсе всех проблем, поскольку с Пайерлсом он общался почти непрерывно.

Было известно, что часть оставшихся в Германии физиков занялась секретными работами в Берлине, Мюнхене, Гейдельберге. Один из германских физиков Пауль Росбауд регулярно поставлял британской разведке сведения о достижениях немецкой ядерной науки. Поэтому Пайерлса и Фукса, хорошо знающих проблемы и местонахождение германских ученых, Интелидженс Сервис привлекает к активному сотрудничеству и в свою очередь знакомит их со всеми материалами. Параллельно Фукс изучает и американскую научно-техническую литературу. Таким образом, Фукс не только является одним из ключевых разработчиков, но он еще и очень широко осведомлен обо всех достижениях в ядерной физике.

Нападение Германии на Советский Союз положило конец всем сомнениям и колебаниям Клауса Фукса – помощь стране, борющейся с фашизмом, стала для него делом всей жизни.

В 1941 г. Юрген Кучинский, один из руководителей компартии Германии, эмигрировавший в Англию, предложил советскому разведчику Кремеру (Главное Разведывательное Управление – ГРУ) встретиться с Клаусом Фуксом, работавшем в Английском центре ядерных исследований. Фукс хотел помочь СССР. Задания заниматься этим Кремеру никто не давал. Ни один из руководителей страны и ГРУ не интересовался тогда атомными проблемами. Однако встреча состоялась. Мотивы Фукса – от денег он отказался сразу, (он получал 270 фунтов в год и считал, что этого вполне достаточно) – коммунистическая страна должна иметь свою бомбу для противовеса, иначе ей не выжить. Условие – все, что он передаст, должно попасть лично Сталину. Кремер сказал, что прямой связи со Сталиным у него нет, но тому обязательно доложат. Фукс передал первые материалы, которые ушли диппочтой в Москву и сразу же ее заинтересовали. С отъездом Кремера в Москву, связь с Фуксом была прервана, но в 1942 г. она была вновь восстановлена и позволила получать ценнейшие материалы.

Агентура активизируется

Для встреч в Италии после войны с Бруно Понтекорво прикрытием были поездки деятелей культуры – кинорежиссера Александрова и артистки Любови Орловой.

Очень важную роль сыграли курьеры, в том числе супруги Морис и Лона Коэн. Лона посещала туберкулезный санаторий в Альбукерке под предлогом профилактики и передала исключительно важную информацию по конструкции атомной бомбы. После ареста супругов Розенберг в 1950 г. Коэнам удалось ускользнуть.

Роберт Оппенгеймер

Георгий Гамов – русский физик, бежавший в США в 1934 г. из Брюсселя, имел широкие связи с американскими физиками и поддерживал дружеские отношения с Нильсом Бором. Зарубина добилась сотрудничества, используя его родственников в СССР как заложников (идею подсказал, кстати, А.Ф. Иоффе). Гамов руководил в Вашингтоне ежегодным семинаром по теоретической физике и мог обсуждать с ведущими физиками самые последние, самые перспективные разработки. Зарубина принудила жену Гамова к сотрудничеству в обмен на гарантии относительно родственников.

По мнению Судоплатова, между Бором, Ферми, Оппенгеймером и Сциллардом была неформальная договоренность делиться секретными разработками с кругом ученых, придерживающихся антифашистских левых убеждений (Судоплатов П.А. «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930 – 1950 годы» М. 2003). Он подчеркивает, что эти ученые никогда не были советскими агентами, но они помогли внедрить надежные агентурные источники информации в Окридж, Лос-Аламос и Чикагскую лабораторию. Информация в частности поступала через аптеку в Санта Фе. Три человека – научные сотрудники и клерки копировали важные документы, получая к ним доступ через Ферми, Вейскопфа, Понтекорво, и пересылали их в Мексику (сеть, созданная в операции против Троцкого).

С 1943 г. Клаус Фукс по предложению Оппенгеймера был включен в состав группы английских специалистов, прибывших в Лос-Аламос для работы над атомной бомбой. Фукс, как единственный человек из группы, которому грозил немецкий концлагерь, пользовался неограниченным доверием Оппенгеймера и по его указанию получал доступ к материалам, к которым формально не имел никакого отношения. Оппенгеймеру приходилось часто вступать в конфликт с руководителем работ генералом Гровсом, который категорически возражал, чтобы до сведения английских ученых доводилась обобщенная информация по результатам исследований и экспериментов.

Английские власти и разведка также ставили перед своими специалистами задачу по сбору информации, поскольку понимали, что американцы не собирались делиться всеми секретами.

Возможно, Оппенгеймер знал, что Фукс не останется после войны в Америке, и полагал, что тот связан с коммунистами.

С таким же успехом Капица делал предложение Сталину о том, что Бор должен возглавить ядерную программу в СССР.

Работы по созданию бомбы в СССР

В марте 1942 г. Берия направил Сталину всю информацию, поступившую из США, Англии, Скандинавии и оккупированного немцами Харькова (там вновь появился Хоутерманс, но уже в составе немецких оккупационных войск).

В мае 1942 г. на имя Сталина пришло письмо от Флерова, который обращал внимание на прекращение публикаций по урановой проблеме, что свидетельствовало о начале работ по созданию атомного оружия.

В феврале 1943 г. британские спецслужбы успешно провели диверсионную операцию в Норвегии, где был завод тяжелой воды. Это заставило Сталина поверить, что атомный проект приобретает реальное значение.

До начала 1943 г. никаких практических работ в области создания бомбы в СССР не велось.

В апреле 1943 г. в Академии наук СССР была создана специальная лаборатория №2 по атомной проблеме, руководителем которой был назначен И.В. Курчатов. Уже в декабре того же года, по прямому указанию Сталина, Курчатов был избран действительным членом АН СССР.

В 1940-1945 г.г. научно-техническая разведка велась специальными подразделениями Разведупра Красной Армии и 1-го главного управления НКВД – НКГБ. В 1944 г. было принято решение, что координировать деятельность разведки по атомной проблеме будет НКВД. Создана группа «С» (по фамилии Павла Анатольевича Судоплатова), которая в 1945 г. стала самостоятельным отделом «С».

Первоначально руководителем работ по атомной проблеме был Молотов, его заместителем Берия.

Курчатов и Иоффе поставили вопрос о замене Молотова (в связи с чрезвычайной перегруженностью последнего). Осенью 1944 г. Берия, в качестве заместителя председателя правительства, курировавший производство вооружений и боеприпасов, официально возглавил работы по созданию атомного оружия.

Описание конструкции первой атомной бомбы стало известно в СССР в январе 1945 г.

В марте 1945 г. на основании агентурных данных был составлен обобщенный доклад о работах в США. Подробно описывались центры в Лос-Аламосе, Ок Ридже, характеристики компаний Дюпон, Юнион Карбайд, Кемикл Компани и других, участвующих в проекте. Указывалось, что затраты составили 2 млрд. долларов (огромная по тем временам сумма) и в проекте занято более 130 тысяч человек. Вскоре после сборки первой американской атомной бомбы в СССР получили описание ее устройства из двух независимых источников, от Фукса (13 июня) и Понтекорво (4 июля). После атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки работы приобрели широкий размах.

В сентябре Фукс прислал подробный доклад (33 стр.) с описанием конструкции. Позднее пришел независимый доклад Холла. Ценными были данные о конструкции системы фокусирующих взрывных линз и значении критической массы урана и плутония, а также о сформулированном Фуксом принципе имплозии – сфокусированном взрыве, направленном вовнутрь. Были получены дневниковые записи о первом испытательном атомном взрыве в США (июль 1945 г.).

20 августа 1945 г. в Советском Союзе был создан спецкомитет правительства с чрезвычайными полномочиями. Председатель – Берия, заместитель – Первухин, секретарь – генерал Махнев. В комитет входили Маленков (кадровые вопросы), Вознесенский (Госплан), Курчатов, Капица, нарком боеприпасов Ванников, заместитель наркома внутренних дел Завенягин. Отдел «С» вошел рабочим аппаратом во 2-е бюро спецкомитета. Иоффе рекомендовал Курчатова на должность научного руководителя атомной программы.

Спецкомитет обладал чрезвычайными полномочиями по мобилизации любых резервов и ресурсов для создания бомбы. Надо отметить, что Берия, как заместитель председателя ГКО в годы войны отвечал не только за деятельность спецслужб, но и за производство вооружения и боеприпасов, работу топливно-энергетического комплекса, вопросы добычи и переработки нефти.

Игорь КУРЧАТОВ

Сырье для бомбы

В Средней Азии ранее были разведаны месторождения урановой руды, но освоение их проводилось только с начала 1945 г., когда все программы по добыче и переработке уранового сырья перешли в ведение НКВД. В феврале того же года были направлены на тяжелые работы, выселенные из Крыма татары, квалифицированные рабочие из числа заключенных. В августе 1945 г. на среднеазиатском урановом комбинате работало уже 2500 заключенных, из них много «советских» немцев, имевших опыт работы на предприятиях Германии. Немало урана поступало из рудников Чехословакии и Восточной Германии.

В 1946 г. урановые месторождения были открыты на Дальнем Востоке и на Колыме. Сюда пригонялись уроженцы Западной Украины, Прибалтики. Печальную известность приобрел лагерь «Береговой» в Магаданской области, входивший в группу лагерей для особо опасных преступников. В 1951 г. здесь находилось более 30 тыс. узников. Трудом заключенных были созданы Атомный центр в Сарово в 75 км от Арзамаса (впоследствии знаменитый Арзамас-16), рудники на Украине, гигантские объекты в Челябинской области.

В июне 1945 г. вместе с семьями вывезли из Германии таких видных ученых, как Нобелевского лауреата Г. Герца, профессоров Р. Доппеля, М. Вольмера, Г. Позе, всего около 200 специалистов, включая 33 докторов наук и 77 инженеров. В Обнинске был создан центр по разработке и обогащению урановой руды и металлургии урана, укомплектованный немецкими специалистами.

На север Челябинской области были доставлены Г. Борн, Р. Ромпе, К. Циммер и другие физики-ядерщики. Группа Герца работала в Сухуми над разделением изотопов урана.

Отделу «С» и поисковой группе Ю.Б. Харитона удалось обнаружить и доставить из Германии в Советский Союз под носом у союзников сто тонн окиси урана.

Громадную работу проделал Нобелевский лауреат Николаус Риль (технология получения металлического урана и тория). Он был удостоен звания Героя социалистического труда. Орден вручал ему лично Берия.

К концу войны в Германии было произведено 15 тонн металлического урана. Германский уран использовался в промышленном реакторе Челябинска-40, где был получен плутоний для первой советской бомбы.

Холодная война

Когда в 1946 г. был запущен первый реактор, Берия приказал прекратить все контакты с американскими источниками. Началась холодная война, и нельзя было допустить компрометации видных западных ученых связями с советской разведкой. Ученые вместе с Фуксом выступили против разработки сверх бомбы (водородной бомбы) и столкнулись с резкими возражениями Э. Теллера.

Клаус Фукс возвратился в Англию и с осени 1947 г. по май 1949 г. продолжал снабжать СССР исключительно важной информацией. В частности о начале работ по водородной бомбе, о результатах испытаний плутониевой и урановой бомб на атолле Эниветок и т. д.

Встречался Фукс с нашим резидентом Феклисовым 1 раз в 3-4 месяца. Встречи готовились очень тщательно. Феклисова сопровождали три оперативных работника, чтобы исключить возможность фиксации встречи службой наружного наблюдения британской контрразведки. Фукс и Феклисов так и не попали в поле зрения английской контрразведки.

Позже провал Фукса был связан с тем, что американские спецслужбы разоблачили Голда – советского агента, курьера Фукса. Голд опознал Фукса на фотографии, и американцы сообщили об этом английской контрразведке. В 1950 г. Фукса арестовали. В ходе допросов Фукс признал, что передавал секретные сведения Советскому Союзу. Его судили, но в обвинительном заключении по его делу упоминалась лишь одна встреча с советским агентом в 1947 г., и то целиком на основе признания самого Фукса.

Сразу же после ареста Фукса в 1950 г. Б. Понтекорво бежал в СССР через Финляндию. Он начал научную работу в Дубно.

Сведения о развитии атомных исследований в Англии и реальных запасах ядерного оружия в США, переданные Фуксом в 1948 г., совпали с исключительно важной информацией из Вашингтона, полученной от Маклина, который с 1944 г. занимал должность секретаря английского посольства в США и контролировал всю канцелярию этого ведомства. Он сообщил, что потенциал ядерного вооружения США недостаточен для ведения войны с Советским союзом.

В августе 1949 г. в СССР была испытана первая атомная бомба. Сообщения в печати не появилось, но американцы сами сообщили об этом (по показаниям приборов) 25 сентября 1949 г.

Курчатов и Берия были отмечены высшими наградами (в т. ч. специальными грамотами о пожизненном статусе почетных граждан Советского Союза). Была награждена группа ученых, принимавших участие в проекте. Кроме группы ученых, была награждена орденами большая группа сотрудников разведки, принимавших участие в операциях по атомному оружию.

Атомная бомба была создана в СССР всего за 4 года. Без сомнения, научный потенциал СССР обеспечивал возможность самостоятельного создания атомного оружия, однако разведывательные материалы, безусловно, ускорили создание атомного оружия, помогли сэкономить значительные ресурсы.

Макет американской атомной бомбы, сброшенной на Нагасаки Макет первой советской атомной бомбы РДС-1

Ключевым оказался вопрос о том, какую бомбу делать – урановую или плутониевую. В первом случае надо строить заводы по разделению изотопов, во втором – реакторы для наработки оружейного плутония.

Вначале планировалось получение ядерной взрывчатки на основе разделения изотопов урана. Однако из разведданных Курчатов узнал, что продукт сгорания природного урана в реакторе – плутоний может быть использован в качестве материала для бомбы. Плутоний по своим химическим свойствам отличен от урана, и его относительно легко выделить. Летом 1943 г. Курчатов ставит на 1 место плутониевую бомбу и, как следствие, строительство реактора, в котором можно наработать оружейный плутоний. Этот путь нашла разведка и в этом громадная ее заслуга. Но пушечный метод подрыва урана, который предложил Флеров, не годился для плутония. Вторая значительная заслуга разведки, – информация об использовании имплозивного взрыва (создающего громадное внутреннее давление) для подрыва плутониевого заряда. Клаус Фукс не только передал в СССР материалы по плутониевой бомбе, но он сам был разработчиком имплозивного взрыва.

Данные о качестве графита (замедлитель нейтронов) также были получены разведкой. Требования к нему очень высокие. В США на освоение производства такого графита было потрачено около 2 лет.

В процессе работы несколько раз надо было принимать принципиальнейшие решения, от которых зависел весь дальнейший ход работ. Например, какой строить реактор – с графитом или с тяжелой водой? Неудача немцев во многом была связана с тем, что они выбрали тяжелую воду. Схему так называемого гетерогенного реактора (с графитом) советским ученым передал Б. Понтекорво, ближайший сотрудник Э. Ферми, впервые запустившего ядерный реактор. Это также заслуга разведки.

Фукс также передал основные теоретические разработки по созданию водородной бомбы и планы, к реализации которых в США и Англии приступили только в 1948 г.

Разведывательные материалы по атомной бомбе сыграли огромную роль и в дипломатической сфере. Сведения, полученные от Фукса и Маклина, позволили сделать заключение, что американцы не были готовы вести ядерную войну в конце сороковых и даже в начале пятидесятых годов. Эта информация сыграла большую роль в принятии стратегических решений советского руководства.

Дело Розенбергов

Супруги Розенберги были привлечены к сотрудничеству в 1938 г. Овакимяном и Семеновым. По иронии судьбы они были представлены в прессе как ключевые фигуры в атомном шпионаже в пользу СССР. В действительности их роль была не столь значительной. Они действовали вне связи с главными источниками информации. Розенберги помогали нашей разведке в получении информации по авиации, химии и радиотехнике. Летом 1945 г. зять Розенбергов, старший сержант Гринглас, который накануне первого испытания атомной бомбы работал в мастерских Лос-Аламоса, подготовил небольшое сообщение. Забрал это сообщение Голд, агент Фукса и это было явное нарушение правил. Когда Голд в 1950 г. был арестован, он указал на Грингласа, а последний на Розенбергов. Дело Розенбергов с самого начала приобрело ярко выраженную политическую окраску, которая затмила незначительность предоставленной их группой научно-технической информации. Гораздо более важным для американских властей и для советского руководства оказались их коммунистическое мировоззрение и идеалы, столь необходимые Советскому Союзу в период обострения холодной войны и антикоммунистической истерии.

Розенберги стали жертвами холодной войны.

Знаменательно, что в период разгула антисемитизма у нас в стране и разоблачения так называемого сионистского заговора, советская пропаганда приписывала американским властям проведение антисемитской кампании и преследование евреев в связи с процессом Розенбергов. Дело Розенбергов превратилось в один из мощных факторов советской пропаганды и деятельности Всемирного Совета Мира.

Джулиус и Этель Розенберги

Следует отметить, что среди привлеченных к реализации атомного проекта специалистов отмечается непропорционально высокий процент евреев. Исследователи доказали, что они сыграли значительную роль и в создании советского атомного оружия.

Так на первом заседании ученых, приглашенных к Сталину для определения направления работ, из 11 человек 6 были евреями. Это И. Кикоин, Ю. Харитон, А. Арцимович, А. Иоффе, Б. Ванников, М. Корнфельд.

Огромный вклад в создание бомбы внесли Зельдович, Рубинштейн, Гуревич, Фрумкин и другие. Долго не было известно имя Главного Конструктора первой атомной бомбы В. Турбинера. Он был сверхзасекречен. Необходимо отметить, что перед самыми испытаниями он был снят с работы. Причины этого и дальнейшая его судьба неясны.

Среди разведчиков особо отличился Коэн Моррис – настоящее имя Израэль Олтман (мать из Вильно, отец из местечка Таращи из под Киева). Завербован в Испании Александром Орловым (Лейбой Лазаревичем Фельдбингом), известным своей книгой «Тайная история Сталинских преступлений». Известны также такие легендарные личности как Хейфец (советский резидент в США, окончив политехнический институт в Йене, получил диплом инженера при фашистах, рискуя головой, выдавал себя за беженца из Индии, обучающегося в Германии), Василевский, Эйтингтон, Григулевич и многие другие.

Итоги ядерной программы в Германии

Работали две группы Вернера Гейзенберга и Курта Дибнера. Известно, что немцы (группа Гейзенберга) в конце войны собрали реактор в районе Буха, пригороде Берлина. В связи с опасностью захвата советскими войсками реактор вынуждены были перевести в другое место, пытались запустить, но реакция не пошла. Времени на доработку уже не было. После войны Гейзенберг утверждал, что он сознательно саботировал работы.

Историк Райнер Карлш в своей книге «Бомба Гитлера» утверждает, что 3 марта 1945 г. нацистские ученые под наблюдением СС провели возле Ордруфа испытание бомбы, содержащей до 5 кг делящегося вещества. В качестве подопытных кроликов эсэсовцы использовали 700 советских военнопленных. Все они погибли. При этом первое испытание было проведено ещё раньше, осенью 1944 г. на острове Рюген.

С современной точки зрения ученым Гитлера удалось создать скорее т. н. «грязную бомбу», чем полноценную атомную. Ученые Третьего Рейха не знали, как рассчитывать критическую массу. Поэтому наугад брали обогащенный уран, окружали его обычным взрывчатым веществом и подрывали. Заряд взрывался, рассеивая частицы урана и заражая местность радиацией, но мощность взрыва была не сравнима с мощностью взрыва настоящей атомной бомбы. Тем не менее, несмотря на конечную неудачу, масштаб работ по атомной тематике в Германии был значителен и опасность для мира очень велика. Следует помнить, что немцы были тогда единственными, кто обладал средством доставки бомбы – первыми реальными баллистическими ракетами V-2.

Почему сейчас опять актуальна эта тема?

Процесс расползания ядерного оружия остановить уже невозможно. Ядерное оружие уже есть у Китая, Индии, Пакистана, Израиля, только что провела испытания Северная Корея. Сейчас не существует каких то особых секретов в создании ядерных устройств, все упирается только в обладание технологиями и средствами. Недавно стало известно, что Россия вскоре начнет продавать обогащенный уран. Несколько десятков государств готовы в ближайшее время обзавестись ядерным оружием, в том числе такие экзотические, как Конго (60% мировых запасов урана) и Нигерия. К атомной бомбе рвется Иран, а его президент Махмуд Ахмадинеджад не скрывает желания, смести с лица земли Израиль и возможно сразиться с США. До сих пор доступ различных стран к ядерным секретам был сдерживающим фактором, препятствующим применению ядерного оружия. Однако опасность ответного ядерного удара может не остановить фанатические режимы.

Возможно, скоро ядерное оружие станет доступно и для негосударственных террористических организаций, обладающих значительными денежными ресурсами. Поэтому прогноз на будущее может быть достаточно мрачным. И, быть может не так далек был от истины академик Раушенбах, высказавший грустное предположение: «Когда астрономы наблюдают во вселенной взрыв очередной звезды, то это может означать, что ещё одна цивилизация взорвала свою планету».

Фото
супруги Розенберг,
обвинённые в атомном шпионаже
в пользу СССР и казнённые на
электрическом стуле в 1953г.

В год, когда закончилась Вторая мировая, американцы испытали первую в мире атомную бомбу. Работы по её созданию к этому моменту велись в течение трёх лет в рамках Манхэттенского проекта . Бомба советского производства будет испытана только спустя четыре года, в 1949. Она появится на свет стараниями не только учёных - шпионаж позволил СССР ощутимо ускорить процесс её создания.

В годы войны СССР для передачи зашифрованных сообщений использовал шифр Вернама .При правильном использовании - то есть, когда ключ используется лишь однажды - прочитать сообщение не получится. Одной из причин того, что около 3 000 советских сообщений были частично или полностью дешифрованы американцами (а всего их было перехвачено сотни тысяч), может являться как раз-таки повторное использование ключей.

Перехватом и расшифровкой этих сообщений американцы занимались в рамках проекта «Венона» , созданного в 1943 году . Первый же взлом кода, осуществлённый в 1946 году, дал понять: в Лос-Аламосе , где Манхэттенским проектом проводились работы по созданию атомной бомбы, были советские шпионы.

Благодаря расшифрованной информации были установлены личности многих людей, работавших на советскую разведку и передававших ей информацию об атомном проекте.

Первые донесения о начале работ по созданию ядерной бомбы в Великобритании и США начали поступать в СССР в 1941 году . В сентябре этого года в Англии был рассмотрен доклад о создании урановой бомбы, проект по её созданию был назван «Трубный сплав». Содержание доклада было передано Дональдом Маклином - британским дипломатом, членом кембриджской пятерки - в СССР . Тем не менее, идея разработки собственной бомбы популярности в Кремле не получила. Смотрели на неё как на нечто такое, что создать в ближайшие годы не удастся даже на западе.

Вскоре, однако, от агентов советской разведки в США появились донесения: намечается разработка секретной программы, привлечь к ней собираются виднейших учёных, в том числе лауреатов Нобелевской премии . Часть из них вместе с Робертом Оппенгеймером , которому уготовано стать «отцом бомбы», по этим донесениям, выехали из Калифорнии для проведения работ по созданию бомбы. Более того, на эти цели, как сообщалось агентами, правительство собирается выделить 20% от общей суммы расходов на военно-технические исследования. Данная информация показывала, что, вероятно, создать бомбу ещё до окончания войны вполне возможно.

«Ядерную войну можно предотвратить путем создания баланса сил в мире»

Информацию о ходе работ Манхэттенского проекта не всегда приходилось красть. Ряд учёных, участвовавших в работе над ним, в силу своих убеждений решали неформально делиться информацией - в том числе и с советской стороной. О работе с ними в книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы» пишет Павел Судоплатов, занимавшийся атомным шпионажем в НКВД : «Мы понимали, что подход к Оппенгеймеру и другим видным учёным должен базироваться на установлении дружеских связей, а не на агентурном сотрудничестве, и нашей задачей было использовать то обстоятельство, что Оппенгеймер , Бор и Ферми были убежденными противниками насилия. Они считали, что ядерную войну можно предотвратить путем создания баланса сил в мире на основе равного доступа сторон к секретам атомной энергии, что, по их мнению, могло коренным образом повлиять на мировую политику и изменить ход истории».

Игорь Курчатов

О важности добываемой советскими шпионами информации говорит тот факт, что Игорь Курчатов , «отец» советской бомбы, регулярно проявлял к ней интерес и запрашивал дополнительные материалы у разведки. В 1943 году, говоря о них, он писал: «Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки». Ещё одно его письмо этого периода: «До сих пор, работы по трансурановым элементам в нашей стране не проводились. В связи с этим обращаюсь к вам с просьбой дать указание разведывательным органам выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке».

Курчатов не просто просил новую у разведки информацию, он указывал, откуда она ему нужна. Судоплатов пишет: «В своих записках в марте-апреле 1943 года Курчатов назвал семь наиболее важных научных центров и 26 специалистов в США , получение информации от которых имело огромное значение».

В 1944 году Курчатов пишет письмо Берии , возглавившему тогда атомный проект, в котором говорит, что за последний месяц занимался изучением новых материалов объёмом в 3 000 страниц. «Это изучение еще раз показало, что вокруг этой проблемы за границей создана, невиданная по масштабу в истории мировой науки, концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов. У нас же, - говорит Курчатов - несмотря на большой сдвиг в развития работ по урану в 1943-1944 году, положение дел остается совершенно неудовлетворительным».

Одним из главных учёных, сотрудничавших с советской разведкой, был Клаус Фукс . Он родился в Германии в 1911 году , изучал математику и физику сначала в Лейпцигском университете , а затем - в Кильском . В 1932 году он вступил в Коммунистическую партию Германии . После того как Гитлер получил в стране власть, он ушёл в подполье, а затем, по приглашению семейной пары, с которой он познакомился на антифашистской конференции в Париже , он едет в Англию .

Клаус Фукс

Приютившая его семья познакомила Фукса с Невиллом Моттом - физиком, который в 1977 году получит Нобелевскую премию - и последний соглашается взять его своим ассистентом. В 1937 году Фукс получает докторскую степень.

В 1940 году его взяли под стражу как гражданина враждебной державы, но спустя полгода ему было разрешено вернуться в Англию . В мае 1941 года с ним связался Рудольф Пайерлс из Бирмингемского университета и предложил принять участие в работе над «Трубным сплавом» - британским проектом по разработке атомной бомбы.

Вскоре Клаус Фукс вышел на связь с Юргеном Кучинским , преподавателем в Лондонской школе экономики , сотрудничавшим с советской разведкой. Тот познакомил его с Симоном Кремером , секретарём военного атташе СССР в Англии . Так Фукс начал сотрудничать с ГРУ , советской внешней разведкой. Его курьером стала сестра Юргена , Рут , уже успевшая поработать в Шанхае вместе с известным советским разведчиком Рихардом Зорге .

В конце 1943 года его, а также Пайерлса , отправили в Колумбийский университет для работы над Манхэттенским проектом . В Америке он перешёл в ведение НКГБ , его курьером стал Гарри Голд .

Летом 1944 года Фукс перешёл на работу в Лос-Аламосскую лабораторию . Там он зарекомендовал себя как талантливый учёный; оставил после себя ряд работ на ядерную тематику. Он также присутствовал на первом испытании атомной бомбы.

Он продолжал работу в Америке до 1946 года , а затем вернулся в Англию, где также занимался атомными исследованиями. Фукс сотрудничал с советской разведкой до 1949 года, а затем - вероятно, из-за информации, добытой с помощью «Веноны» , - появилась информация, что, возможно, он является шпионом. В декабре 1949 года его допросила МИ5 , британская контрразведка, но обвинения в свой адрес он отверг. Вскоре он сам признался, что был шпионом.

В ходе допросов он отрицал, что был в контакте с другими шпионами, но сказал про курьера, работавшего с ним - Голда . Арест последнего и его дальнейшие показания приведут к задержанию ещё одного шпиона, Дэвида Грингласса , курьером которого, предположительно, также был Голд .

В тюрьме Фукс проведёт девять лет и четыре месяца, а после освобождения уедет в ГДР .

Юлиус и Этель Розенберги родились в Нью-Йорке . Встретились они в 1936 году в Лиге молодых коммунистов, тремя годами позднее поженились. Тогда же Юлиус закончил колледж, получив степень по электротехнике. В 1940 году он начал работать инженером-инспектором в инженерных лабораториях войск связи в Нью-Джерси .

С советской разведкой Юлиуса свёл высокопоставленный член Коммунистической партии США , Бернард Шустер . Завербовал его советский шпион Семён Семёнов в День труда 1942 года в Центральном парке Нью-Йорка .

Семёнов привлёк внимание американской контрразведки в 1943 году и годом позже был отозван на родину. Его сменил Александр Феклисов . Этот период выдался для Юлиуса Розенберга достаточно плодотворным: он сумел завербовать несколько людей, один из которых, Уильям Перл , работая в предшественнике НАСА , снабжал НКВД тысячами документов, включая полный набор проектных и производственных чертежей первого американского серийного реактивного истребителя - Lockheed F-80 Shooting Star . Сам Юлиус, работая после увольнения из войск связи в Emerson Radio, вероятно, передал советской разведке рабочую модель радиовзрывателя.

Зятем Юлиуса Розенберга был Дэвид Грингласс , который уже упоминался выше. НКВД заинтересовалось им, так как тот работал в Лос-Аламосе над атомным проектом - и, после разговора Юлиуса с женой Дэвида , Рут , она согласилась завербовать мужа.

В 1946 году Грингласса увольняют из армии, и он вместе со своим братом Берни и Юлиусом начинает своё дело - небольшую автомастерскую в Манхэттене .

В июне 1950 года Грингласса арестовывает ФБР за шпионаж. Поначалу он отрицал причастность своей сестры Этель к делам Юлиуса , но затем поменял своё мнение - сказал, что она набирала записки своего мужа. В 1951 году на суде он дал показания против Юлиуса и Этель , в обмен на это обвинения не коснулись его жены Рут. Его посадили на 15 лет, но отпустили после девяти с половиной, и он вернулся к жене.

На суде против Розенбергов он сказал, что передал Юлиусу зарисовку поперечного разреза атомной бомбы «Толстяк» . Они же молчали и пользовались правом не свидетельствовать против себя.

Теодор Холл с раннего детства демонстрировал впечатляющие способности в математике и науке. Он сумел проскочить три класса в школе, поступил в колледж в возрасте 14 лет, а Гарвардский университет закончил, когда ему было 18.

Во время отпуска в Нью-Йорке , в 1944 году , он отправляется в офис Компартии США , чтобы найти человека, который передал бы информацию о Манхэттенском проекте в СССР . Пойти на такой шаг ему посоветовал его сосед по комнате в Гарварде - Сэвилл Сакс . Так он встретил Сергея Курнакова - бывшего царского офицера, бежавшего в США и ставшего журналистом. В Америке он становится коммунистом и советским агентом. Холл отдаёт ему свой доклад. Офицер резидентуры Анатолий Яцков передаёт его в Москву, а Холл вскоре официально становится советским информантом по кличке MLAD - «молодой».

Холл , вероятно, предоставил СССР самую важную информацию о Манхэттенском проекте - включая описание конструкции бомбы. Позднее свои поступки он объяснит тем, что хотел не допустить американской монополии на атомное оружие, ведь она могла бы превратить одну нацию в угрозу всему миру.

В 1946 году он начинает работу в Чикагском университете; там он встречает свою жену. Холл продолжает передавать информацию, теперь уже о новом поколении атомного оружия, СССР . ФБР допросило его в 1951 году, но не выдвинуло обвинений. В 1962 году он переезжает в Англию для работы в Кембриджском университете и остаётся там до выхода на пенсию.

Как выяснилось после обнародования информации о проекте «Венона» в 1995 году, свидетельства о причастности Холла к шпионажу были, но в ФБР посчитали, что данные, добытые в рамках «Веноны» , не будут приняты в суде, и не стали компрометировать программу. Тогда 72-летний Холл и рассказал, что заставило его сотрудничать с советской разведкой.

В этот сумрачный февральский день 1995 года ничем не знаменитая московская больница была буквально озарена блеском генеральских погон, а ее персонал - ошеломлен небывалым нашествием высоких военных чинов. Не обращая внимания на врачей и медсестер, генералы проследовали в палату, обитатель которой со вчерашнего дня находился в коме. У его кровати и остановились начальник генерального штаба российских вооруженных сил генерал-полковник Михаил Колесников и начальник Главного разведывательного управления генштаба генерал-полковник Федор Ладыгин.

Явно смущенный тем, что больной находится в беспамятстве, генерал Колесников пробормотал несколько слов поздравления и передал его жене Тамаре, сидевшей у постели, трехцветную коробку с Золотой звездой Героя Российской Федерации и папку с соответствующей грамотой. После чего генералы со свитой покинули палату. Человек же, ставший Героем России, так никогда и не узнал об этой высокой чести. Он умер через несколько дней, 19 февраля, не приходя в сознание... Звали его Ян Петрович (Янкель Пинхусович) Черняк и был он крупнейшим советским разведчиком во время Второй мировой войны.

А через 12 лет, 2 ноября 2007 года в подмосковной резиденции президента России Ново-Огареве был удостоен звания Героя России другой советский разведчик, Коваль Жорж (Георг) Абрамович. В прошлом году Коваль умер в возрасте 93-х (по американским данным - 92-х) лет. Президент Путин передал медаль "Золотая Звезда", грамоту и книжку Героя России министру обороны Анатолию Сердюкову - для хранения в Музее Главного разведывательного управления армии.

Двух крупнейших советских разведчиков роднит ряд обстоятельств: они никогда не были разоблачены, их феноменальная работа оставалась неизвестной. При жизни они не получили никаких наград и никаких привилегий. Наконец, оба они были евреями.

Так получилось, что в конце 70-х годов мне довелось участвовать на служебном сборе в ГРУ Генштаба. Нам прочитали несколько лекций о практике агентурной разведки. В том числе - ознакомили с деятельностью военного разведчика со служебным псевдонимом "Дельмар", который более восьми лет действовал в США непосредственно на одном из важнейших объектов атомного ("Манхэттен") проекта. Рассказ был крайне лаконичным, но в нем специально подчеркивалось, что информация, переданная Дельмаром, оказала серьезнейшую помощь советским ученым, разрабатывавшим атомную бомбу. О подлинном имени и дальнейшей судьбе этого человека не сообщалось.

Прошло с тех пор немало лет и сегодня я могу достаточно достоверно рассказать о нем. Ибо Жорж (Георг) Абрамович Коваль и есть тот феноменальный военный разведчик, чей псевдоним был "Дельмар". Думается, если бы его история была положена в сюжет романа, нашлось бы немало читателей, которые бы посчитали, что такого не может быть. Однако, как говорится, невероятно, но факт!

А началась эта история в маленьком белорусском местечке Телеханы, где жил молодой плотник Абрам Коваль. Он полюбил дочь местного раввина Этель. Она ответила взаимностью, но свадьба не могла состояться из-за нищеты жениха. Дело было в 1910 году. В Америку, спасаясь от погромов, уезжали многие евреи. Решил уехать и Абрам, взяв с Этель обещание ждать, пока он устроится и купит дом.

Так оказался Абрам в Сью-Сити, маленьком городишке штата Айова. Умелый плотник быстро нашел работу и уже через год купил дом, сам же его отремонтировал и послал Этель денег на билет. Так Этель приехала в Америку, а через пять лет у них уже было трое сыновей, старший из которых Джордж родился в 1913 году. Он окончил среднюю школу, поступил в колледж, но через два года оказался в Советском Союзе. Оказался там потому, что его родители, правоверные члены американской компартии, были вовлечены в кампанию под названием "Икор" по переселению евреев со всего света в советский Биробиджан. Туда они и отправились в 1932 году.

После 19 лет жизни в Америке, сибирская "Палестина" не могла удовлетворить интересы молодого Жоржа (как его стали звать в СССР), и в 1934 году он отправился в Москву поступать в технический ВУЗ. Коваль поступил в Московский химико-технологический институт, успешно окончил его и без экзаменов был зачислен в аспирантуру. В 1939 году Жорж Коваль женился.

В этом же году на него обратили внимание военные разведчики из 4-го Главного управления Генштаба. Они остро нуждались в кадрах, так как сталинские репрессии 30-х годов уничтожили больше половины сотрудников Управления (впоследствии - ГРУ ГШ). А аспирант Коваль по-английски говорил лучше, чем по-русски, обладал американской ментальностью, был гражданином США. И, конечно, в нем увидели человека, на которого можно положиться. Жорж Коваль искренне верил в "светлые идеалы коммунизма" и был готов за них сражаться. Его личные и деловые качества также соответствовали самым высоким требованиям.

На первой же беседе с представителем военной разведки Жорж дал согласие. Его направили в разведшколу, по окончании которой новому нелегальному агенту был присвоен псевдоним "Дельмар". Была разработана легенда-прикрытие с вымышленной биографией. Так началась операция военной разведки по выводу Жоржа Коваля в США. Коваль отправился за океан. Его главной задачей было добыча сведений о разработке в американских лабораториях новых химических отравляющих веществ.

Коваль обосновался в Нью-Йорке, наладил связь с Москвой, получил указание, куда и как устроиться на работу, но сделать этого ему не удалось. Документы, которые были у него на вымышленное имя, не позволяли легализоваться и найти работу в химической лаборатории, без которой нельзя было выполнить задание.

В Центре не исключали такой ситуации. Поэтому разведчику предоставили право воспользоваться своими американскими документами. Поскольку другого выхода не было, Коваль пошел на риск - легализовался и снова стал Жоржем из Сью-Сити, где родился, учился и проживал. Подлинные документы и сведения из этого города не вызывали у американских служб никаких подозрений. Жорж очень скоро нашел работу по специальности, в лаборатории, занимавшейся разработкой химических препаратов.

Он проработал в ней до осени 1943 года, когда был призван с ряды американских вооруженных сил. Поскольку у Коваля были документы, что он проучился два года в американском техническом колледже, его направили на специальные армейские курсы, связанные с работой на объектах по производству радиоактивных материалов. Курсы были при Нью-Йоркском городском колледже.

В августе 1944 года рядовой американской армии Жорж Коваль успешно завершил обучение на курсах и был направлен на секретный объект в город Ок-Ридж (штат Теннеси), один из основных в "Манхэттен-проекте". Перед отъездом в Ок-Ридж Коваль встретился с резидентом под псевдонимом "Фарадей" и доложил о новом назначении. Разведчики отработали условия связи. Ни "Дельмар", ни "Фарадей" не знали тогда, что выпускнику Московского химико-технологического института и Нью-Йоркского городского колледжа предстояло стать сотрудником объекта, работавшего по программе создания атомной бомбы.

В то время советские разведслужбы сумели внедрить своих агентов в главную атомную лабораторию страны в Лос-Аламосе, но об Ок-Ридже имелись только самые общие сведения. От "Дельмара" стало известно, что в Ок-Ридже производятся обогащенный уран и плутоний, что этот объект разделен на три основных литерных сектора: К-25, У-12 и Х-10.

Жорж работал на предприятии Х-10, на котором действовала установка по производству плутония. Он был радиометристом и поэтому имел доступ в разные отделы предприятия. Все, что делалось в секторах К-25 и У-12, ему тоже было известно. Он смотрел на американские установки по производству обогащенного урана и плутония глазами высококвалифицированного специалиста, окончившего один из лучших советских высших учебных заведений.

В последующем с ним встречался советский разведчик "Клайд". Встреч было несколько. Жорж сообщил о том, что обогащенный уран и плутоний, производившиеся в Ок-Ридже, под усиленной охраной отправляется военными самолетами в другую лабораторию, которая находилась в Лос-Аламосе. Сведения "Дельмара" немедленно передавались в Москву. В Центре на их основе готовились донесения на имя генерал-лейтенанта Павла Судоплатова, начальника отдела "С", из которого сведения в "обезличенном виде" направлялись Игорю Курчатову, изучавшего их и ставившего новые вопросы, ответы на которые должны были для него добыть сотрудники советских разведслужб.

В декабре 1945 года "Дельмар" сообщил о том, что американцы производят полоний и также используют его в атомном проекте. В донесении, в частности, сообщалось: "…Изготовленный полоний отправляется в штат Нью-Мексико, где используется для создания атомных бомб. Полоний производится из висмута. На 1 ноября 1945 года объем продукции завода составил 300 кюри полония в месяц, а сейчас доведен до 500 кюри".

13 февраля 1946 года в ГРУ было получено еще одно письмо. Вот его содержание: "При этом направляю краткое описание процесса производства элемента полония, полученное нами от достоверного источника". Таким образом, Жорж Коваль был первым, кто подсказал советским физикам и конструкторам, как получается и для чего используется в американских атомных зарядах химический элемент полоний. До поступления в Москву сведений Коваля об использовании американцами полония, этим веществом в рамках советского атомного проекта никто и не занимался. Сведения, переданные Ковалем в декабре 1945-го - феврале 1946-го годов в Москву об использовании американцами в их первой бомбе полония, подсказали советским ученым путь решения проблемы, связанной с нейтронным запалом атомной бомбы.

В 1945 году Коваль уже имел воинское звание "сержант штабной службы". Вскоре его перевели на новое место службы - в лабораторию, которая располагалась на секретном объекте в городе Дейтон, штат Огайо. Новая должность расширила его информационные возможности. В лаборатории, как и в Ок-Ридже, работали физики и химики, выполнявшие задания в рамках американского атомного проекта. Научные исследования говорили о том, что работа в США по созданию атомной бомбы вступает в завершающую фазу. На очередной встрече Жорж передал "Клайду" сведения об основных направлениях работы лаборатории в Дейтоне.

В сентябре 1945 года завершилась Вторая мировая война. Жоржа Коваля уволили с военной службы. Начальник лаборатории предложил ему остаться на прежней должности вольнонаемным сотрудником, обещал повышение по службе.

Однако после увольнения из американской армии, Коваль прибыл в Нью-Йорк, где работал его руководитель "Клайд". На очередной встрече "Дельмар" доложил ему о том, что еще он узнал о лаборатории в Дейтоне, сообщил о предложении остаться там же на должности гражданского специалиста. "Клайд" увидел в этом интересную перспективу, которая позволила бы разведке получать новые секретные данные. Однако Жорж рассудил иначе. Он считал, что продолжение его работы в Дейтоне связано с большим риском и таит в себе неизбежную опасность провала. Жорж предвидел ужесточение режима секретности на закрытых военных объектах, новую проверку всех сотрудников, выяснение их родственных связей. В США и Канаде газеты уже были забиты материалами о советском атомном шпионаже. Существовала реальная угроза того, что агенты ФБР смогут установить, что Жорж Коваль в 1932 году вместе с родителями выехал на постоянное жительство в СССР...

И он вернулся в Москву, встретился с женой, которая верно ждала его все эти годы. Она получала от него изредка письма, которые ей передавали сотрудники ГРУ.

В июне 1949 года начальник 2-го Главного управления Генштаба, генерал армии М.Захаров подписал приказ, в котором говорилось, что "…солдат Жорж Коваль, 1913 года рождения, демобилизован из рядов Вооруженных Сил СССР".

И бывший аспирант возвратился в свой МХТИ, без особого труда восстановился в аспирантуре и начал увлеченно заниматься научной работой. В конце 1951 года Коваль защитил диссертацию и стал кандидатом технических наук. Над диссертацией Коваль работал используя знания, полученные как в МХТИ, так и в американском колледже. Пригодился и опыт практической работы в Ок-Ридже и Дейтоне.

После защиты диссертации у молодого кандидата наук возникли серьезнейшие проблемы: он оказался безработным. В Министерстве высшего образования ему заявили, что "потребность в научных кадрах его специальности в стране, к сожалению, крайне ограничена".

Это была слабо замаскированная ложь: в послевоенное время такие специалисты, как Коваль, стране, несомненно, были очень нужны. Кандидаты наук - тем более. Около года молодой ученый оббивал пороги Министерства высшего образования и других ведомств, пытаясь выяснить причину, из-за которой он стал безработным. Формально кадровики ссылались на несуразности в его автобиографии. Уволенный из армии рядовым, "солдат Жорж Коваль" не мог объяснить как произошло, что он, имея высшее образование, за десять лет военной службы не смог получить даже звания младшего лейтенанта и имел только одну медаль: "За победу над Германией". О службе же в разведке он не имел права говорить ни слова.

Дело, однако, было не только в этом. Кому в пору охоты на "безродных космополитов" и "врачей-отравителей" нужен был молодой кандидат наук еврейского происхождения? Так семья одного из крупнейших советских разведчиков почти целый год буквально голодала.

Наконец в марте 1953 года, уже после смерти Сталина, безработный кандидат наук решил направить письмо с просьбой помочь устроить на работу начальнику военной разведки. Письмо сработало.

Начальник ГРУ, генерал-лейтенант М.А.Шалин 16 марта 1953 года направил личное письмо министру высшего образования В.Н.Столетову. В том письме говорилось: "...с 1939 по 1949 годы Коваль Ж.А. находился в рядах Советской Армии. В соответствии с подпиской о неразглашении государственной и военной тайны он не может объяснить характер своей службы, которая проходила в особых условиях. Прошу Вас учесть его немалые заслуги при обеспечении работой".

Этого оказалось достаточно, чтобы Жоржа немедленно приняли на преподавательскую работу в Московский химико-технологичесий институт.

За 40 лет работы в этом институте он проявил себя не хуже, чем до того, в военной разведке. Сегодня его вспоминают как выдающегося преподавателя. Хоть докторскую он так и не защитил, но по количеству научных публикаций, как говорят его бывшие коллеги и студенты, Жорж Абрамович переплюнул бы любого профессора. Жорж Коваль умер 31 января 2006 года.

Тот факт, что президент России устроил специальную церемонию для награждения советского разведчика времен атомного проекта, говорит о многом. В частности, благодаря этому, достаточно широко освещавшемуся мероприятию, американские ученые, которые в 1940-е годы были знакомы и работали с ним, обратили внимание на некомпетентность и соперничество в американских спецслужбах того времени, а также провели параллель с провалом американских спецслужб в связи с терактом 11 сентября 2001 года.

Физик Арнольд Креймиш, учившийся с Ковалем в городском колледже Нью-Йорка, вспоминает в газете "Нью-Йорк таймс": "Он был очень дружелюбным, очень участливым и очень умным. Он никогда не делал домашних заданий". Вспоминая свою работу с ним в ядерном центре в Ок-Ридже, Креймиш, который живет в Рестоне, штат Вирджиния, продолжает: "Он имел доступ ко всему. У него был свой джип, немногие из нас имели свой джип. И он был очень умен".

Американские спецслужбы узнали о шпионаже Жоржа Коваля вскоре после его бегства из США. Арольд Креймиш вспоминает, что в начале 1950-х годов ФБР пригласило его на интервью по поводу Коваля, где предупредило, что сведения о Ковале являются секретными.

Стюарт Блум, ведущий физик Ливерморской национальной лаборатория им. Э.Лоуренса в Калифорнии, который также учился с Ковалем в Городском колледже в Нью-Йорке, назвал его "обычным парнем": "Он играл в бейсбол и хорошо играл. У него не было русского акцента, он бегло говорил по-английски, на американском английском, и он имел блестящую репутацию... Однажды я увидел его смотрящего в бесконечность и думающего о чем-то постороннем. Я думаю, я теперь понимаю, о чем он думал...".

Разведка и Кремль (Записки нежелательного свидетеля): Рассекреченные жизни Судоплатов Павел Анатольевич

АТОМНЫЙ ШПИОНАЖ

АТОМНЫЙ ШПИОНАЖ

В 1943 году всемирно известный физик Нильс Бор, бежавший из оккупированной немцами Дании в Швецию, попросил находившихся гам видных ученых Елизавету Мейтнер и Альфвена проинформировать советских представителей и ученых, в частности Капицу, о том, что его посетил немецкий физик Гейзенберг и сообщил: в Германии обсуждается вопрос о создании атомного оружия. Гейзенберг предложил международному научному сообществу отказаться от создания этого оружия, несмотря на нажим правительств. Не помню, Мейтнер или Альфвен встретились в Гетеборге с корреспондентом ТАСС и сотрудником нашей разведки Косым и сообщили ему, что Бор озабочен возможным созданием атомного оружия в гитлеровской Германии. Аналогичную информацию от Бора, еще до его бегства из Дании, получила английская разведка. Западные ученые высоко оценивали научный потенциал советских физиков, им были хорошо известны такие крупные ученые, как Иоффе, Капица, и они искренне считали, что, предоставив информацию Советскому Союзу об атомных секретах и объединив усилия, можно обогнать немцев в создании атомной бомбы.

Еще в 1940 году советские ученые, узнав о ходивших в Западной Европе слухах о работе над сверхмощным оружием, предприняли первые шаги пр выявлению возможности создания атомной бомбы. Однако они считали, что создание такого оружия возможно теоретически, но вряд ли осуществимо на практике в ближайшем будущем. Комиссия Академии наук по изучению проблем атомной энергии под председательством академика Хлопина, специалиста по радиохимии, тем не менее рекомендовала правительству и научным учреждениям отслеживать научные публикации западных специалистов по этой проблеме. Хотя правительство не выделило средств на атомные исследования, начальник отделения научно-технической разведки НКВД Квасников направил ориентировку резидентурам в Скандинавии, Германии, Англии и США, обязав собирать всю информацию по разработке “сверхоружия" - урановой бомбы.

Большой успех в этом приоритетном направлении нашей разведывательной деятельности был достигнут после того, как мы направили в Вашингтон в качестве резидента Зарубина (“Купер”) - под прикрытием должности секретаря посольства “Зубилина” - вместе с женой Лизой, ветераном разведки.

Сталин принял Зарубина 12 октября 1941 года накануне его отъезда в Вашингтон. Тогда немцы находились под Москвой. Сталин сказал Зарубину, что его главная задача в будущем году заключается в нашем политическом воздействии на США через агентуру влияния.

До этого времени разведывательная работа по сбору политической информации в Америке была минимальной, поскольку мы не имели конфликтных интересов с США в геополитической сфере. Но в начале войны Кремль был сильно озабочен поступившими из США данными, что американские правительственные круга рассматривают вопрос о возможности признания правительства Керенского как законной власти в России в случае поражения Советского Союза в войне с Германией, и советское руководство осознало важность и необходимость получения информации о намерениях американского правительства, так как участие США в войне против Гитлера приобретало большое значение.

Зарубин должен был создать масштабную и эффективную систему агентурной разведки не только для отслеживания событий, но и воздействия на них. Однако поступившие в Центр за полтора года материалы разведки из Англии, США, Скандинавии и Германии по разработке атомного оружия кардинально изменили направление наших усилий.

Менее чем за месяц до отъезда Зарубина британский дипломат Маклин, наш проверенный агент из кембриджской группы, работавший в то время под псевдонимом “Лист”, сообщил документированные данные, что английское правительство уделяет серьезное внимание разработке бомбы невероятной разрушительной силы, основанной на действии атомной энергии.

С 1939 года я был куратором разведывательных операций, связанных с использованием знаменитой кембридже кой группы, в том числе разработок по Филби и Маклину. В июле 1939 года я принял решение о возобновлении связи с Маклином, Филби, Берджесом, Кэрнкроссом и Блантом, хотя они могли быть раскрыты Александром Орловым, бежавшим на Запад.

Когда Франция потерпела поражение в июне 1940 года, Маклин, работавший в английском посольстве во Франции, вернулся в Лондон в министерство иностранных дел. В Лондоне он действовал под оперативным руководством резидента Горского (один из его псевдонимов “Вадим”).

16 сентября 1941 года британский военный кабинет - так назывался кабинет министров во время войны - рассмотрел специальный доклад о создании в течение двух лет урановой бомбы. Проект по урановой бомбе получил название “Трубный сплав”. На эти работы крупному британскому концерну “Империал кемикал индастриз” были ассигнованы громадные средства. Маклин передал нам шестидесяти страничный доклад британского военного кабинета с обсуждением этого проекта.

Другой наш источник - агент из “Империал кемикал индастриз” - сообщил, что руководство концерна рассматривает вопрос об атомной бомбе только в теоретическом плане. Одновременно нам стало известно, что Комитет начальников штабов Великобритании также принял решение о строительстве завода по созданию атомной бомбы. Наш резидент в Лондоне Горский срочно попросил Центр провести экспертизу направленных нам материалов.

Первоначально ученые дали по этим материалам отрицательное заключение. Поскольку наши ученые рассматривали вопрос об атомном оружии только как теоретическую возможность, мы не были удивлены тем, что информация по урановой бомбе носила противоречивый характер.

Наша разведывательная деятельность в США в то время была направлена на противодействие Германии и Японии. Хейфец, резидент в Сан-Франциско, пытался завербовать агентуру в США для последующего использования ее в Германии, но не добился существенных результатов, поскольку имел связи в основном в еврейских общинах американского тихоокеанского побережья.

В задачи Хейфеца и Зарубина входила нейтрализация антисоветской деятельности белой эмиграции в США, представленной такими фигурами, как Керенский, бывший премьер Временного правительства, и Чернов, лидер партии эсеров, высланный из России по указу Ленина в 1922 году.

Дело в том, что мы начали получать помощь по лендлизу, и было крайне важно создать в глазах американцев самое благоприятное впечатление о нашей стране, тем более что правительство Рузвельта очень болезненно реагировало на критику его связей с Советским Союзом, раздававшуюся в Конгрессе и на страницах газет. Мы стремились выявить, в какой мере эта критика инспирирована белой эмиграцией.

Однако все это отошло на второй план, когда Хейфец и наш оперативный работник Семенов сообщили, что американские власти намерены привлечь выдающихся ученых, в том числе лауреатов Нобелевской премии, к разработкам особо секретной проблемы, и на эти цели правительство выделяет двадцать процентов от общей суммы расходов на военно-технические исследования. Хейфец сообщил также, что связанный с нелегальной сетью компартии США видный физик Оппенгеймер и его коллеги покидают Калифорнию и уезжают на новое место для проведения работ по созданию атомной бомбы.

До февраля 1942 года я занимал должность заместителя начальника зарубежной разведки и помню эти сообщения. Они содержали исключительно важную информацию, которая способствовала изменению нашего скептического отношения к атомной проблеме.

Решение американцев выделить такие крупные суммы на атомный проект в этот опасный для союзников период войны убедило нас, что он имеет жизненно важное значение и может быть фактически выполнен.

Первая встреча Хейфеца и Оппенгеймера произошла в декабре 1941 года в Сан-Франциско на собрании по сбору пожертвований в помощь беженцам и ветеранам гражданской воины в Испании. Хейфец посетил это собрание в качестве советского вице-консула. Он хорошо говорил на английском, немецком и французском языках и был незаурядной личностью. Еще в 30-е годы, будучи заместителем резидента в Италии, он заметил и начал первичную разработку Ферми и его мал одою ученика Понтекорво, которые выделялись своими антифашистскими взглядами и могли стать источниками научно-технической информации.

Я познакомился с Хейфецом в 30-е годы, когда он приезжал в Москву, и сразу попал под его обаяние, которое сочеталось с высоким профессионализмом разведчика. Хейфец некоторое время работал секретарем Крупской. Его отец был одним из основателей компартии США, когда работал в Коминтерне. Находясь на нелегальном положении в Германии, Хейфец окончил Политехнический институт в Йене и получил диплом инженера. Хейфец как еврей рисковал в Германии головой, но его темная кожа позволила ему использовать фальшивые документы студента-беженца из Индии, обучающегося в Германии.

Хейфец вращался в различных кругах Сан-Франциско, пользовался большим уважением коммунистов и левых (они называли его “мистер Браун”). Он рассказывал мне, что дважды встречался с Оппенгеймером и его женой на коктейле. К тому времени до Хейфеца уже доходили слухи о начале работ над сверхбомбой, но Москва все еще сомневалась в важности и неотложности атомной проблемы.

Тогда же Хейфец сообщил, что Оппенгеймер упомянул о секретном письме Альберта Эйнштейна президенту Рузвельту в 1939 году, в котором обращал его внимание на необходимость исследований для создания нового оружия в связи с угрозой фашизма.

Оппенгеймер был разочарован тем, что со стороны властей быстрой реакции на письмо Эйнштейна не последовало и что работы разворачиваются медленно.

Опытный профессионал Хейфец прекрасно знал, как расположить к себе Оппенгеймера. Не могло быть и речи о том, чтобы предложить ему деньги, прибегнуть к угрозам или шантажу с использованием компрометирующих материалов. Благодаря личному обаянию он установил доверительные отношения с Оппенгеймером через его брата Фрэнка, обсуждая сложную ситуацию в связи с нападением японцев на Пёрл-Харбор и нависшую над миром угрозу фашизма.

В традиционном смысле слова Оппенгеймер, Ферми и Сцилард никогда не были нашими агентами. Эго утверждал и Квасников, возглавлявший в 1947-1960 годах советскую научно-техническую разведку: “Ученых, работавших с нашей разведкой, агентами назвать было нельзя”.

Информация Хейфеца имела исключительно важный характер. Центр поручил Семенову (кодовое имя “Твен”) проверить сообщения, полученные от Хейфеца. Семенов должен был выявить главных ученых-специалистов, привлеченных к работе над сверхсекретным проектом, и определить конкретную роль каждого.

Семенов пришел в органы госбезопасности в 1937 году. Он один из немногих имел высшее техническое образование, и его послали учиться в США, в Массачусетский технологический институт, чтобы в дальнейшем использовать по линии научно-технической разведки. Он эффективно действовал как оперативный сотрудник под прямым руководством Овакимяна, который работал под прикрытием советской внешнеторговой фирмы “Амторг” в Нью-Йорке. Именно Семенову и его помощнику Курнакову удалось установить прочные контакты с близкими к Оппенгеймеру физиками из Лос-Аламоса, работавшими в 20-30-е годы в Советском Союзе и имевшими связи в русской и антифашистской эмиграции в США. Так стал регулярно действовать главный канал поступления информации по атомной бомбе. Это Семенов привлек к сотрудничеству супругов Коэнов, выполнявших роль курьеров. Лона Коэн передала нам в 1945 году важнейшие научные материалы по конструкции атомной бомбы.

Семенов, используя свои связи в Массачусетском технологическом институте, определил, кто из видных ученых участвует в так называемом Манхэттенском проекте по созданию атомной бомбы, и независимо от Хейфеца сообщил весной 1942 года, что не только ученые, но и американское правительство проявляют серьезный интерес к этой проблеме. Семенов сообщал также, что в проекте участвует известный специалист по взрывчатым веществам Кистяковский, украинец по национальности.

Мы немедленно дали указание использовать агентуру среди русских эмигрантов для обеспечения подходов к Кистяковскому. Однако два наших важных агента в США - бывший генерал царской армии Яхонтов, женатый на сестре жены наркома госбезопасности СССР Меркулова, эмигрировавший в США после гражданской войны, и Сергей Курнаков, ветеран операций ГПУ по эмиграции в США, не смогли привлечь Кистяковского.

На связи у Семенова некоторое время находились супруги Юлиус и Этель Розенберга, привлеченные к сотрудничеству с нашей разведкой еще Овакимяном в 30-е годы. Научно-техническая информация Розенбергов не имела существенного значения - они со своими родственниками были подстраховочным звеном, далеким от основных операций. Позднее арест и суд над ними привлек внимание всего мира.

Семенову принадлежит, пожалуй, основная роль в создании канала поступления разведывательной информации по атомной бомбе, через который в 1941-1945 годах мы получили, как пишет Терлецкий в своих воспоминаниях, американские секретные отчеты, а также английские материалы с описанием основных экспериментов по определению параметров ядерных реакций, реакторов, различных типов урановых котлов, диффузионных разделительных установок, дневниковые записи по испытаниям атомной бомбы и тому подобное.

В марте 1942 года Маклин предоставил нам документальные данные об интенсивной работе по атомной проблеме в Англии. В том же году советская военная разведка привлекла к сотрудничеству Фукса.

Важные события произошли и в нашей стране. В мае 1942 года Сталин получил письмо от молодого ученого- физика, специалиста по ядерным реакциям, будущего академика Флерова, который обращал внимание на подозрительное отсутствие в зарубежной прессе с 1940 года открытых научных публикаций по урановой проблеме, а это, по его мнению, свидетельствовало о начале работ по созданию атомного оружия в Германии и других странах. Флеров предупреждал, что немцы могут первыми создать атомную бомбу. И мне (в то время я занимался организацией партизанского движения и сбором разведывательной информации по Германии и Японии) поручили выяснить все об атомных разработках в Германии.

Информация от агентуры, полученная в деловых и промышленных кругах Швеции, была противоречивой. В Германии и Скандинавии упорно циркулировали слухи о работах немцев над “сверхоружием”, но никаких подробностей об этих работах мы не знали. Только после войны стало ясно, что под “сверхоружием” имелась в виду двухступенчатая ракета на основе модели ФАУ-2, которая могла бы достигнуть побережья США.

Информация по атомной бомбе, поступившая из США и Англии, совпадала. Она подтвердилась, когда мы получили сообщение о возможности создания атомной бомбы со слов видного физика-ядерщика Елизаветы Мейтнер. Мейтнер была в поле зрения нашей разведки с тех Пор, когда в 1938 году встал вопрос о возможности ее приезда в Советский Союз для работы. Потом ей пришлось бежать из фашистской Германии в Швецию, где Нильс Бор помог ей устроиться на работу в Физический институт Академии наук. Агентов-женщин, вышедших на Мейтнер, инструктировала по указанию Берии заместитель резидента НКВД в Стокгольме Зоя Рыбкина.

В марте 1942 года Берия направил Сталину всю информацию, поступившую из США, Англии и Скандинавии. В письме он указывал, что в Америке и Англии ведутся научные работы по созданию атомного оружия.

В феврале 1943 года, когда британские спецслужбы провели диверсионную операцию в Веморке (Норвегия), где был завод тяжелой воды, необходимой для атомного реактора, Сталин поверил, что атомный проект приобретает реальное содержание. О подробностях диверсии нам сообщили наши источники в Норвегии, Филби и кембриджская группа из Лондона. Я не придал особого значения этим сообщениям, потому что ущерб от нее показался мне незначительным, и был удивлен, когда Берия приказал мне взять на заметку эту операцию. Его, естественно, насторожило, что, несмотря на имевшуюся договоренность с англичанами о совместном использовании наших агентурных групп в Скандинавии, Западной Европе и Афганистане для проведения крупных операций по диверсиям и саботажу, англичане не просили нас о поддержке своего рейда в Веморке. Это говорило о том, что диверсионной операции в Норвегии англичане придавали особое значение.

До начала 1943 года у нас никаких практических работ в области создания атомной бомбы не велось. Еще до нападения немцев Государственная комиссия по военно-промышленным исследованиям отклонила предложения молодых физиков-ядерщиков Института физико-технических исследований в Харькове и немецкого ученого эмигранта Ланге начать работы по созданию сверхмощного взрывного устройства. Предложение было направлено в отдел изобретений Наркомата обороны, но его сочли преждевременным и не поддержали.

В марте 1942 года Берия предложил Сталину создать при Государственном Комитете Обороны научно-консультативную группу из видных ученых и ответственных работников для координации работ научных организаций по исследованию атомной энергии. Он также просил Сталина разрешить ознакомить наших видных ученых с информацией по атомной проблеме, полученной агентурным путем, для ее оценки. Сталин дал согласие и предложил, чтобы независимо друг от друга несколько ученых дали заключение по этому вопросу.

По проблеме создания в ближайшем будущем атомной бомбы высказались, с одной стороны, академик Иоффе и его молодой ученик профессор Курчатов, которых ознакомили с материалами разведки, с другой - академик Капица (его проинформировали устно о работах по атомной бомбе в США, Англии и Германии).

Иоффе привлекли к исследованиям по атомной энергии по совету академика Вернадского. Он был известен западным ученым, поскольку в 20-30-е годы совершил ознакомительные поездки в лаборатории Западной Европы и США. В 1934 году, находясь в Бельгии, Иоффе отклонил предложение уехать на работу в США, хотя в то время противоречия в наших научных кругах между физиками резко обострились. Особенно остро конфликтовали московские и ленинградские ученые. Непримиримую позицию к школе Иоффе занимали, в частности, и некоторые влиятельные профессора Московского университета. Это продолжалось не один год. (Я помню, как московский профессор сказал мне: “Павел Анатольевич, зачем вы консультируетесь у этих деятелей из Ленинградского физико-технического института? Это же банда!”) Иоффе оценил громадную важность информации об атомных исследованиях в Америке и поддержат необходимость начала работ по созданию советской атомной бомбы. В дальнейшем Иоффе сыграл видную роль в улаживании конфликтов между учеными Московского университета и Академии наук, и он был одним из инициаторов создания вскоре после войны трех главных центров атомных исследований.

Капица считал, что проблема создания атомной бомбы бросает вызов современной физике и ее решение возможно только совместными усилиями наших ученых и ученых США и Англии, где проводятся фундаментальные исследования по атомной энергии.

После этой встречи, как мне позднее рассказывал Ванников, нарком боеприпасов, один из руководителей атомной программы, впервые руководство страны окончательно убедилось в реальной возможности создания атомного оружия, и Сталин так был заворожен мощным разрушительным потенциалом атомной бомбы, что в конце октября 1942 года предложил дать кодовое название плану нашего контрнаступления под Сталинградом - операция “Уран”. Во всех идеях и предложениях у него всегда присутствовал этот внутренний мотив, непонятный собеседникам.

На основе информации из Лондона от источника в концерне “Империал кемикал индастриз”, который играл важную роль в английском проекте “Трубный сплав”, Сталин приказал Первухину, наркому химической промышленности, оказать самую серьезную поддержку ученым в работе по созданию атомного оружия.

Прошел год. Капица, проинформированный НКВД в 1943 году о начале работ в США и Германии над атомным оружием, несколько раз обращался к Сталину и Берии с предложениями пригласить Бора, чтобы тот возглавил нашу атомную программу. По согласовании с Молотовым он написал Бору письмо, в котором просил приехать его в Советский Союз, где ему гарантировались самые лучшие условия для работы. Когда Бор находился в Англии, его пригласили в советское посольство, где он встретился с резидентом НКВД Горским, действовавшим под прикрытием. должности советника посольства, но в ходе беседы Бор избегал обсуждать вопросы атомных исследований.

В конце января 1943 года была получена информация от Семенова (“Твен”), что в декабре 1942 года в Чикаго Ферми осуществил первую цепную ядерную реакцию. Наш источник, насколько я помню, молодой Понтекорво, сообщил о феноменальном успехе Ферми условной фразой: “Итальянский мореплаватель достиг Нового Света”. Однако эта информация носила самый общий характер, и спустя несколько месяцев Курчатов запросил дополнительные материалы о первой ядерной реакции.

В это же время Барковский передал из Лондона закрытые научные труды западных ученых по атомной энергии за 1940-1942 годы. Эти первые научные материалы подтвердили, что западные ученые достигли большого прогресса в создании атомной бомбы.

Таким образом, мы располагали не только устными сообщениями, но и протоколами обсуждения на заседаниях английского военного кабинета перспектив использования атомной энергии для создания сверхмощного оружия.

В 1943 году резидентом в Мехико был назначен Василевский. Он вполне подходил для этой работы: у него был опыт войны в Испании, где он командовал диверсионным партизанским отрядом; он успешно выполнил агентурные операции в 1939-1941 годах в Париже; он адаптировался к жизни на Западе, был всегда хорошо одет, подтянут, владел французским и испанским языками, обладал незаурядными способностями располагать к себе людей и привлекать к сотрудничеству под удобным предлогом. Василевскому удалось восстановить связи с агентурой в США и Мексике, привлеченной Эйтингоном и Григулевичем для проведения операции по ликвидации Троцкого.

11 февраля 1943 года Сталин подписал постановление правительства об организации работ по использованию атомной энергии в военных целях. Возглавил это дело Молотов. Тогда же было принято решение ввиду важности атомной проблемы сделать ее приоритетной в деятельности разведки НКВД. Берия первоначально выступал в качестве заместителя Молотова и отвечал за вопросы обеспечения военных и ученых разведывательной информацией. Я помню, как он приказал мне познакомить Иоффе, Курчатова, Кикоина и Алиханова с научными материалами, полученными агентурным путем, без разглашения источников информации.

Кикоин, прочитав доклад о первой ядерной цепной реакции, был необычайно возбужден и, хотя я не сказал ему, кто осуществил ее, немедленно отреагировал: “Это работа Ферми. Он единственный в мире ученый, способный сотворить такое чудо”. Я вынужден был показать им некоторые материалы в оригинале на английском языке. Чтобы не раскрывать конкретные источники информации, я закрыл ладонью ту часть документа, где стояли подписи и перечислялись источники. Ученые взволнованно сказали: “Послушайте, Павел Анатольевич, вы слишком наивны. Мы знаем, кто в мире физики на что способен. Вы дайте нам ваши материалы, а мы скажем, кто их авторы”. Иоффе тут же по другим материалам назвал автора - Фриша. Я немедленно доложил об этом Берии и получил разрешение раскрывать Иоффе, Курчатову, Кикоину и Алиханову источники информации.

В апреле 1943 года в Академии наук СССР была создана специальная лаборатория № 2 по атомной проблеме, руководителем которой назначили Курчатова. Ему едва исполнилось сорок лет. Это было смелое решение. Но мы знали, что американский атомный проект возглавил 44-летний Оппенгеймер, не имевший звания лауреата Нобелевской премии. Наши физики старшего поколения не могли поверить, что Бор и Ферми работают в подчинении у Оппенгеймера. Уже в декабре 1943 года по прямому указанию Сталина Курчатов был избран действительным членом Академии наук.

Получив от НКВД доклад о первой цепной ядерной реакции, осуществленной Ферми, Курчатов обратился к Первухину с просьбой поручить разведывательным органам выяснить ряд важных вопросов о состоянии атомных исследований в США. В связи с этим была проведена реорганизация деятельности служб разведки Наркомата обороны и НКВД. В течение пяти лет, в 1940-1945 годах, научно- техническая разведка велась специальными подразделениями и отделениями Разведупра Красной Армии и Первого управления НКВД-НКГБ, заместителем начальника которою я был до февраля 1942 года. В 1944 году было принято решение, что координировать деятельность разведки по атомной проблеме будет НКВД. В связи с этим под моим началом была создана группа “С” (группа Судоплатова), которая позднее, в 1945 году, стала самостоятельным отделом “С”. Помимо координации деятельности Разведупра и Н КВД по сбору информации по атомной проблеме, на группу, а позднее отдел, были возложены функции реализации полученных данных внутри страны. Большую работу по обработке поступавшей научно-технической информации по атомной бомбе проводили сотрудники отдела “С” Зоя Зарубина, Земсков, Масся, Грознова, Покровский. Зарубина и Земсков, насколько я помню, под руководством Терлецкого перевели наиболее важные материалы по конструкции ядерных реакторов и самой атомной бомбы. К тому времени Зоя Зарубина имела большой опыт оперативной и переводческой работы, участвовала в мероприятиях Ялтинской и Потсдамской конференций союзников в 1945 году. Согласно решению правительства отдел “С” стал рабочим аппаратом бюро № 2 Спецкомитета правительства СССР по “проблеме № 1”. Квалифицированные специалисты и ученые, работавшие в отделе, регулярно докладывали о получаемых разведывательных материалах на заседаниях комитета и научно-технического совета, который возглавлял нарком боеприпасов Ванников.

Курчатов и ученые его группы часто бывали у Берии, обсуждая вопросы организации работ в соответствии с получаемой от НКВД информацией. Фактически Курчатов и Иоффе поставили перед Сталиным вопрос о замене Молотова Берией в качестве руководителя всех работ по атомной проблеме.

Обычно после посещения кабинета Берии на Лубянке Курчатов, Кикоин, Алиханов и Иоффе поднимались ко мне, где мы обедали в комнате отдыха, после чего они углублялись в работу над документами, полученными из-за границы.

Наши ученые, чтобы ускорить научные работы по атомной энергии, были очень заинтересованы в регулярном ознакомлении с ходом этих работ в США. В письме от 7 марта 1943 года заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Первухину Курчатов писал:

“Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. Теперь мы имеем важные ориентиры для последующего научного исследования, они дают возможность нам миновать многие, весьма трудоемкие фазы разработки урановой проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения”.

Курчатов подчеркивал, что "вся совокупность сведений... указывает на техническую возможность решения всей проблемы в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые еще с ходом работ по этой проблеме за границей”.

В другом письме от 22 марта 1943 года Курчатов сообщат, что внимательно рассмотрел последние работы американцев по трансурановым элементам и установил новое направление в решении всей проблемы урана. “До сих пор, - пишет Курчатов, - работы по трансурановым элементам в нашей стране не проводились. В связи с этим обращаюсь к вам с просьбой дать указание разведывательным органам выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке”.

Наши источники информации и агентура в Англии и США добыли 286 секретных научных документов и закрытых публикаций по атомной энергии. В своих записках в марте-апреле 1943 года Курчатов назвал семь наиболее важных научных центров и 26 специалистов в США, получение информации от которых имело огромное значение. С точки зрения деятельности разведки, это означало оперативную разработку американских ученых в качестве источников важной информации.

В феврале 1944 года состоялось первое совещание руководителей военной разведки и НКВД по атомной проблеме в кабинете Берии на Лубянке. От военных присутствовали Ильичев и Мильштейн, от НКВД - Фитин и Овакимян. Я был официально представлен как руководитель группы “С”, координировавший усилия в этой области. С этого времени разведка Наркомата обороны регулярно направляла нам всю поступавшую информацию по атомной проблеме.

Должен признаться, я не был обрадован поручением Берии. Возглавляя работу группы “С” по координации добычи и реализации разведданных по атомной бомбе, я испытывал трудности, так как не имел технического образования, не говоря уже о знаниях в области физики. Одновременно я руководил действиями диверсионных партизанских отрядов в тылу немецких армий, и это было моей основной обязанностью.

В 1944 году Хейфец вернулся в Москву и доложил мне и Берии свои впечатления о встречах с Оппенгеймером и другими известными учеными, занятыми в атомном проекте. Он сказал, что Оппенгеймер и его окружение глубоко озабочены тем, что немцы могут опередить Америку в создании атомной бомбы.

Выслушав доклад Хейфеца, Берия сказал, что настало время для более тесного сотрудничества органов безопасности с учеными. Чтобы улучшить отношения, снять подозрительность и критический настрой специалистов к органам НКВД, Берия предложил установить с Курчатовым, Кикоиным и Алихановым более доверительные, личные отношения. Я пригласил ученых к себе домой на обед. Однако это был не только гостеприимный жест: по приказанию Берии я и мои заместители - генералы Эйтингон и Сазыкин - как оперативные работники должны были оценить сильные и слабые стороны Курчатова, Алиханова и Кикоина. Мы вели себя с ними как друзья, доверенные лица, к которым они могли обратиться со своими повседневными заботами и просьбами.

Однажды вечером после работы над очередными материалами мы ужинали в комнате отдыха. На накрытом столе стояла бутылка лучшего армянского коньяка. Я вообще не переношу алкоголя, даже малая доза всегда вызывала у меня сильную головную боль, и мне казалось, что наши ведущие ученые по своему складу и напряженной умственной работе также не употребляют алкогольных напитков. Поэтому я предложил им по чайной ложке коньяку в чай. Они посмотрели на меня с изумлением, рассмеялись и налили себе потные рюмки, выпив за успех нашего общего дела.

В начале 1944 года Берия приказал направлять мне все агентурные материалы, разработки и сигналы, затрагивавшие лиц, занятых атомной проблемой, и их родственников. Вскоре я получил спецсообщение, что младший брат Кикоина по наивности поделился своими сомнениями о мудрости руководства с коллегой, а тот немедленно сообщил об этом оперативному работнику, у которого был на связи.

Когда я об этом проинформировал Берию, он приказал мне вызвать Кикоина и сказать ему, чтобы он воздействовал на своего брата. Я решил не вызывать Кикоина, поехал к нему в лабораторию и рассказал о “шалостях” его младшего брага. Кикоин обещал поговорить с ним. Их объяснение было зафиксировано оперативной техникой прослушивания, установленной в квартирах ведущих ученых-атомщиков.

Я был удивлен, что на следующий день Берия появился в лаборатории у Кикоина, чтобы окончательно развеять его опасения относительно брата. Он собрал всю тройку - Курчатова, Алиханова, Кикоина - и сказал в моем присутствии, что генерал Судоплатов придан им для того, чтобы оказывать полное содействие и помощь в работе; что они пользуются абсолютным доверием товарища Сталина и его личным. Вся информация, которая предоставляется им, должна помочь в выполнении задания советского правительства. Берия повторил: нет никаких причин волноваться за судьбу своих родственников или людей, которым они доверяют, - им гарантирована абсолютная безопасность. Ученым будут созданы такие жизненные условия, которые дадут возможность сконцентрироваться только на решении вопросов, имеющих стратегически важное значение для государства.

По указанию Берии все ученые, задействованные в советском атомном проекте, были обеспечены приличным жильем, дачами, пользовались спецмагазинами, где могли наравне с руководителями правительства покупать товары по особым карточкам; весь персонал атомного проекта был обеспечен специальным питанием и высококвалифицированной медицинской помощью. В это же время все личные дела ученых, специалистов и оперативных работников, напрямую участвовавших в проекте или в получении разведывательной информации по атомной проблеме, были переданы из управления кадров в секретариат Берии. Тогда же в секретариат Берии из американского отдела передали наиболее важные оперативные материалы по атомной энергии, добытые разведкой. Из дела оперативной разработки “Эноммоз” по атомной бомбе, до сих пор хранящегося в архиве службы внешней разведки, было изъято окало двухсот страниц. В целях усиления режима безопасности без санкции Берии никто не имел доступа к этим материалам. Помню конфликт с заместителем Берии Завенягиным, который требовал ознакомить его с документами. Я отказал ему, и мы крепко поссорились; он получил доступ к материалам разведки только после разрешения Берии.

Большие административные способности Берии в решении атомной проблемы признают и участники нашей атомной программы, например, академик Харитон в своем интервью о создании атомной бомбы в журнале “Огонек” (1993 г.).

Когда мы получили данные о том, что американские власти уделяют особое внимание секретности своего атомного проекта, Эйтингон и я предложили использовать группы нелегалов в качестве курьеров и для работы с источниками информации: мы понимали, что американская контрразведка обратит внимание на связи Хейфеца с прокоммунистическими кругами, имеющими выход на специалистов Манхэттенского проекта. Получив соответствующую директиву Москвы, Зарубин приказал Хейфецу немедленно прекратить разведывательные операции с использованием активистов компартии.

Однако ряд активистов компартии продолжали действовать по собственной инициативе. В 1943 году, нарушив полученное от Зарубина указание, они, не зная о наших выходах на семью Оппенгеймера, обратились к нему с просьбой о предоставлении информации Советскому Союзу о работах в Лос-Аламосе. Оппенгеймер, опасавшийся раскрытия связей через жену и брата с нашими людьми, вынужден был поставить в известность американские спецслужбы об этой просьбе знакомого физика, связанного с компартией. Это привело к тому, что все связи с видными физиками, участвовавшими в работах по атомной бомбе, были переключены на канал нелегальной разведки и использование специальных курьеров, имевших безупречное прикрытие в глазах американской контрразведки.

В 1943-1944 годах мы использовали различные каналы подходов к американским атомным секретам. Нашими главными целями были лаборатории Лос-Аламоса, заводы Ок-Риджа и лаборатории по ядерным исследованиям в Беркли. Мы также пытались проникнуть в промышленные фирмы, выполнявшие заказы, связанные с созданием атомного оружия.

В 1943 году известный актер, руководитель Московского еврейского театра Михоэлс, вместе с еврейским поэтом, нашим проверенным агентом, Фетром совершил длительную поездку в США как руководитель Еврейского антифашистского комитета. Оперативное обеспечение визита Михоэлса и разработку его связей в еврейских общинах осуществлял Хейфец.

Берия принял Михоэлса и Фефера накануне отъезда и дат им указание провести в США широкую пропаганду большой значимости вклада еврейского народа в развитие науки и культуры Советского Союза и убедить американское общественное мнение, что антисемитизм в СССР полностью ликвидирован вследствие сталинской национальной политики.

Зарубин и Хейфец через доверенных лиц информировали Оппенгеймера и Эйнштейна о положении евреев в СССР. По их сообщению, Оппенгеймер и Эйнштейн были глубоко тронуты тем, что в СССР евреям гарантировано безопасное и счастливое проживание. В это же время до Оппенгеймера и Эйнштейна дошли слухи о плане Сталина создать еврейскую автономную республику в Крыму после победы в войне с фашизмом.

Оппенгеймер и Ферми не знали, что уже в то время они фигурировали в наших оперативных материалах как источники информации под кодовыми именами “Директор резервации”, “Вексель”, “Заяц”. Псевдоним “Вексель” использовался иногда и для источника обобщенных материалов, поступавших от ученых-физиков, участвовавших в американском атомном проекте. Насколько я помню, под общим псевдонимом “Стар” иногда фигурировали Оппенгеймер и Ферми. Еще раз повторяю - никто из них никогда не был нашим завербованным агентом разведки.

Жена известного скульптора Коненкова, наш проверенный агент, действовавшая под руководством Лизы Зарубиной, сблизилась с крупнейшими физиками Оппенгеймером и Эйнштейном в Принстоне. Она сумела очаровать ближайшее окружение Оппенгеймера. После того, как Оппенгеймер прервал связи с американской компартией, Коненкова под руководством Лизы Зарубиной и сотрудника нашей резидентуры в Нью-Йорке Пастель- няка (“Лука”) постоянно влияла на Оппенгеймера и еще ранее уговорила его взять на работу специалистов, известных своими левыми убеждениями, на разработку которых уже были нацелены наши нелегалы и агентура Семенова.

Лиза Зарубина, жена Василия Зарубина, резидента в США, была выдающейся личностью. Обаятельная и общительная, она легко устанавливала дружеские связи в самых широких кругах. Элегантная женщина с чертами классической красоты, натура утонченная, она как магнит притягивала к себе людей. Лиза была одним из самых высококвалифицированных вербовщиков агентуры. Она привлекла к работе беженцев из Польши и одного из помощников Сциларда. Она нашла выход на Сциларда через одного его родственника в Москве, работавшего в специальной лаборатории НКВД по авиационной технике. Лиза прекрасно владела английским, немецким, французским и румынским языками. Она выглядела типичной представительницей Центральной Европы, но могла неузнаваемо менять свою внешность и манеру поведения. Лиза состояла в родственных отношениях с Анной Паукер, видным деятелем румынской компартии. Старший брат Лизы руководил боевой организацией румынских коммунистов, и когда его судил военный трибунал, сумел дважды бежать из зала суда. В 1922 году он погиб в перестрелке.

Лиза стала сотрудником разведывательной службы еще в 1919 году. Одно время она работала в секретариате Дзержинского. Ее первым мужем был Блюмкин, застреливший в Москве в 1918 году немецкого посла графа Мирбаха. Блюмкин являлся ключевой фигурой в заговоре эсеров против Ленина в июле 1918 года. Когда мятеж эсеров провалился, Блюмкин явился с повинной, был прощен и продолжал работать в ЧК-ГПУ, выполняя задания Дзержинского и иногда Троцкого, с которым он также был знаком.

В 1929 году Блюмкин создал нелегальную резидентуру в Турции под видом торговой фирмы, используя финансовые средства, полученные от продажи хасидских древнееврейских рукописей, переданных ему из особых фондов Государственной библиотеки им. В.И.Ленина. Эти деньги предназначались для создания боевой диверсионной организации против англичан в Турции и на Ближнем Востоке. Однако Блюмкин передал часть средств Троцкому, который после высылки из СССР жил в Турции. Кроме того, он привез в Москву письмо Троцкого, адресованное Радену.

Лиза была потрясена этим. Она сообщила об этом руководству. Блюмкин был арестован, а позднее расстрелян.

Через несколько лет Лиза вышла замуж за Василия Зарубина, вернувшегося из Китая. Они были направлены на нелегальную работу в Европу по фальшивым документам - супружеская пара коммерсантов из Чехословакии. Семь лет Зарубины находились в различных странах Западной Европы, успешно провели ряд важных разведывательных операций, в том числе по вербовке сотрудника гестапо Лемана (“Брайтенбах”) и жены помощника министра иностранных дел Германии (“Юна”), с которой Лиза поддерживала связь до мая 1941 года.

В 1941 году Лизе Зарубиной было присвоено звание капитана госбезопасности. В США она часто ездила в Калифорнию, где Хейфец ввел ее в круг людей, близких к семье Оппенгеймера. Благодаря связям Хейфеца Лиза получила все установочные данные на членов семьи и родственников Оппенгеймера, отличавшихся левыми взглядами. Хейфец организовал встречу Лизы с женой Оппенгеймера Кэтрин, которая симпатизировала Советскому Союзу, коммунистическим идеалам. Насколько я помню, Кэтрин Оппенгеймер не фигурировала в оперативных документах как источник информации, но мы работали через женщину, близкую к Оппенгеймеру, и, как мне кажется, этой женщиной была его жена.

Ветераны ЦРУ, работавшие у нас весной 1992 года над архивом ЦК КПСС, натолкнулись на материалы Коминтерна о связях Оппенгеймера с членами законспирированной ячейки компартии США. Они обнаружили также и запрос нашей разведки Димитрову, председателю Коминтерна, в июне 1943 года с просьбой предоставить данные для использования этих связей.

Таким образом, Оппенгеймер, Ферми и Сцилард помогли нам внедрить надежные агентурные источники информации в Ок-Ридж, Лос-Аламос и чикагскую лабораторию. Насколько я помню, в США было четыре важных источника информации, которые передавали данные о работе лаборатории в наши резидентуры в Нью-Йорке и Вашингтоне. Они также поддерживали связи с нашей нелегальной резидентурой, использовавшей для прикрытия аптеку в Санта-Фе. Материалы, которые получал в Нью-Йорке Семенов, а позднее Яцков, поступали от Фукса и одного из наших глубоко законспирированных агентов через курьеров.

Одним из этих курьеров была Лона Коэн. Ее муж, Морис Коэн, был привлечен к сотрудничеству Семеновым. В 1939 году Морис женился на Лоне и также привлек ее к разведывательной работе. Сначала Лона отказывалась от сотрудничества, рассматривая его как измену, но Морис убедил ее, что они действуют во имя высшей справедливости и что такого рода сотрудничество вовсе не является предательством. Центр дал согласие на ее работу, имея в виду, что в нелегальных операциях супружеские пары действуют наиболее эффективно.

Когда Мориса в июле 1942 года призвали на военную службу, было решено в качестве курьера использовать его жену. Яцков (“Джонни”), сотрудник советского консульства в Нью-Йорке, принял Лону Коэн на связь от Семенова. Для прикрытия своих поездок в штат Нью-Мексико Лона посещала туберкулезный санаторий под предлогом профилактики. В 1992 году Яцков вспоминал о ней как о красивой молодой женщине. Вскоре после того, как в августе 1945 года атомные бомбы были сброшены на японские города, Лона совершила рискованную поездку в небольшой городок Альбукерке. Там ей должны были передать исключительно важные документы для московского Центра. Получив документы, Лона приехала на вокзал к самому отходу поезда с небольшим чемоданом, сумкой и ридикюлем. В условиях введенного в этом городке специального режима служба безопасности проверяла документы и багаж у всех пассажиров. И здесь Лона проявила высокий уровень профессиональной подготовки. Она поставила чемодан перед проверяющими и нервно перебирала содержимое своей сумки в поисках затерявшегося билета. Она передала ридикюль, где под салфетками лежал сверток с чертежами и детальным описанием первой в мире атомной бомбы, кондуктору вагона, который и держал его, пока она искала билет. Лона села в поезд уверенная, что кондуктор обязательно вернет ей ридикюль. Так и произошло. Когда Яцков встретил се в Нью-Йорке, она сказала ему, что все в порядке, но полиция почти держала эти материалы в своих руках. Этот эпизод впервые рассказан историком разведки Чиковым.

автора Судоплатов Андрей Павлович

Глава 11 КЛАССИЧЕСКИЙ ШПИОНАЖ В этот раздел я включил несколько историй, каждую из которых рассматриваю как весьма своеобразную, потому что в них описываются события, находившиеся за чертой обычных понятий или же игравшие в какой-то определенный исторический момент

Из книги Супершпионы. Предатели тайной войны автора Кнопп Гвидо

Глава 18 АТОМНЫЙ ШПИОНАЖ В музее ВНИИ экспериментальной физики в бывшем секретном Арзамасе-16, ныне Сарове, есть уникальный экспонат - корпус первой советской атомной бомбы, которая была взорвана на Семипалатинском полигоне 29 августа 1949 года. Проект создания первой бомбы

Из книги Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки автора Вольф Маркус

Атомный шпион «Я никогда раньше не видел более печального зрелища и не переживал возмездие в таком масштабе» Эта фраза, которую Гарри С. Трумэн 16 июля 1945 года доверил своему дневнику, не была верным пророчеством апокалипсической силы разрушения нового оружия,

Из книги Туполев автора Бодрихин Николай Георгиевич

Шпионаж по любви Тесная связь между шпионажем и любовными историями не является изобретением ни авторов бульварных романов, ни разведок. Она так же стара, как и вторая древнейшая профессия.Четвертая книга Моисеева повествует о том, как Господь приказал Моисею послать

Из книги КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио автора Преображенский Константин Георгиевич

Атомный самолет В 1952 году руководством СССР была получена оперативная разведывательная информация о работах в США над созданием бомбардировщика с атомной силовой установкой. Атомный реактор был установлен на борт гигантского бомбардировщика Б-36, и в 1955 году начались

Из книги Беспокойное сердце автора Семичастный Владимир Ефимович

Глава 10 Шпионаж без прикрытия Разведчик - опасная профессия. Особенно когда о том, что ты разведчик, знают все вокруг. Все, включая японскую контрразведку… Причиной этого служит кондовый бюрократизм нашей разведки, ее неповоротливость. Вместо выдворенных и

Из книги Сквозь годы войн и нищеты автора Мильштейн Михаил Абрамович

Морален ли шпионаж? Подбор агентов, которым предстояло на Западе работать на нас, был весьма многоплановой работой. Вот где действительно невозможны шаблон и прямолинейность! И здесь использовались самые разнообразные методы и подходы.В одном случае нам повезло поймать

Из книги Бетанкур автора Кузнецов Дмитрий Иванович

Приложение 1. Атомный проект Юрий Александрович Иванов, кандидат исторических наукШел 1944 год - четвертый и предпоследний перед Великой Победой год кровавой и изнурительной войны с фашистской Германией. Войны не на жизнь, а на смерть, войны на выживание. Уже произошел

Из книги «Пламенные моторы» Архипа Люльки автора Кузьмина Лидия

ПРОМЫШЛЕННЫЙ ШПИОНАЖ Когда испанцы получили ответы на все рекомендательные письма, Бетанкур встретился с физиками, увлечёнными электричеством. Этот новый, ещё не известный науке феномен натолкнул его на мысль о создании устройства для передачи сигнала на расстояние.

Из книги Двуликий Берия автора Соколов Борис Вадимович

Атомный двигатель В конце 50-х годов появилась идея применить атомную энергию в авиации. Кому она принадлежала, сейчас точно никто не помнит, кажется, военным.Предполагалось создать атомный двигатель для длительного барражирования наших самолетов, охраняющих воздушные

Из книги Борис Хольмстон-Смысловский.Первая Русская национальная армия против СССР. Война и политика автора Хольмстон-Смысловский Борис

Атомный меч Еще в марте 1942 года Берия, основываясь на данных агентуры советской разведки в Англии и США, сообщил о развернувшихся там работах по созданию атомной бомбы. В меморандуме на имя Сталина он писал: «В различных капиталистических странах параллельно с

Из книги Мемуары посланника автора Озолс Карлис

ПАРТИЗАНЫ И АТОМНЫЙ ОГОНЬ Атомная эпоха. Не подлежит никакому сомнению, что разбитие атома является, с точки зрения философии современной технологии, грозным шагом в нечто новое, неизмеримое, и в своих технических последствиях неизвестное.По формуле средневековых

Из книги Сергей Круглов [Два десятилетия в руководстве органов госбезопасности и внутренних дел СССР] автора Богданов Юрий Николаевич

Шпионаж в посольствах Случай, точнее, попытка вербовки дипломатического курьера, случившаяся тотчас после моего приезда в Москву, убедила меня в том, что все и вся здесь окружены шпионами. Собственно говоря, и шпионить-то было незачем, некого ловить. В Москву я приехал с

Рекомендуем почитать

Воинский учет

Десять открытий российских ученых, которые потрясли мир

Болезни

«Правописание суффиксов причастий

Болезни

Секретные фото луны Загадочные объекты на луне

Служба

Книга: Генри Форд. Моя жизнь. Мои достижения. Генри Форд: Моя жизнь, мои достижения

Военный билет

Как отличаются баллы ЕГЭ по регионам: результаты школьников и региональное неравенство

Призыв

Крупнейшие моря Индийский океан биография