Французские лирики XIX и XX веков. «Явился май – любовь не спит…»

Составление, предисловие М. Яснова

Разработка серии А. Новикова

Комментарий к жизни и любви

Шарль Бодлер однажды заметил: «Поэзия, под страхом собственной смерти или умаления дара, не может смешиваться с наукой или моралью; ее предметом является не истина, а лишь она сама». Эта «самостийность» поэзии выражается и в том, что не существует другого искусства, которое говорило бы о любви так, как говорит она. И если выразить одной фразой суть того, что мы называем любовной лирикой, то в ней, в этой фразе, непременно окажутся рядом и духовное служение, и общая идея красоты и благородства, и путешествие в область сердечных переживаний, и самое главное – образ Прекрасной Дамы, мимо которого не прошел ни один поэт на протяжении всей истории человеческой цивилизации.

В этом смысле французской поэзии повезло как никакой другой – именно любовное чувство, перелитое в формы лирики, прежде всего классической, дано носителям французского языка и французской ментальности во всей полноте, яркости и разнообразии. Путь от чувства к стихам и от стихов к чувству породил безусловный феномен, который можно назвать комментарием к жизни и любви, и чем больше и глубже мы читаем французских поэтов, тем обширнее и подробнее становится этот комментарий. Наша книга – лишь небольшая часть «биографии сердца», в том ее виде, как она запечатлена русскими переводчиками, которые интерпретировали не только и не столько сам по себе язык поэзии, сколько язык любви, нередко дополняя и обогащая новыми оттенками канву оригинала.

Старая французская поэзия оперировала жесткими поэтическими формами: рондо и сонет, ода и баллада, эпиграмма и элегия – все эти виды стиха были тщательно разработаны, многократно и в мельчайших формальных подробностях воспроизведены авторами, старавшимися не только длинной чередой аллюзий и реминисценций связать между собой прошлое и настоящее, но и буквально из каждого стихотворения вылущить злободневный смысл. Большинство поэтических текстов тех эпох обращены к конкретным людям, друзьям и возлюбленным, знатным особам и покровителям, монархам и литературным противникам, – рядовым персонажам и героям событий, бывших тогда на слуху, вплоть до мельчайших бытовых эпизодов, канувших в вечность. Из этих мелочей создается реальная, не выветрившаяся и по сей день мозаика жизни, в которой, в частности, любовная поэзия занимает существенное, а иногда и первостепенное место.

Все это видно в строчках и строфах, создававшихся и в Средние века, и в эпоху Возрождения, и позднее – в восемнадцатом столетии, подарившем нам незабвенные образцы «высокой» и «низкой» поэзии. Рядом с воспеванием «вдохновительниц», рядом с благородным служением идеалу (нередко – именно Идеалу, поскольку во многих стихах тех эпох образ Прекрасной Дамы лишен бытовых примет и индивидуальных черт), всегда присутствовала иная традиция, более конкретная и личностная, назовем ее «вийоновской», в которой оживала и широко распространялась низовая культура, бросавшая вызов общепринятым взглядам и нормам своего времени.

Следствием куртуазного культа Дамы – реального и литературного – стал пересмотр в обществе всего комплекса отношений между мужчиной и женщиной. В аристократических и зажиточных кругах становилось важным признание духовности в этих отношениях. Низовая культура, в которой всегда ярки эротические мотивы, по-своему отреагировала на куртуазную любовь, перенеся ее завоевания из области запретов и серьезного чувства в откровенный показ и насмешливое обыгрывание всего «заповедного». Место высокой и трепетной страсти занимал низкий адюльтер, но строился он по законам, уже отработанным куртуазной любовью; в отличие от высоких жанров литературы, героями которых становились представители высшей знати, дворянства и духовенства, герои низовой культуры – рядовые люди, а то и представители «дна»: нищие, воры, гулящие девицы.

Любовная лирика старого времени переполнена фривольными мотивами. Слово «фривольный» не должно настраивать на легкомысленный лад. За те века бытования французской поэзии, которые представлены в этой книге, многочисленные поэты отдали дань, если можно так сказать, «пограничной» традиции, в зоне действия которой располагаются не только любовные и эротические стихи, но и иронические, и сатирические, охватившие самые разные поэтические жанры от эпиграммы до стихотворной сказки. Это так называемая «легкая» поэзия, которая отнюдь не легка для перевода; наоборот – она предполагает виртуозное исполнительское мастерство, сохраняющее особенности оригинала.

Во Франции подобное мастерство, как правило, оттачивалось на идеологическом поле; не случайно, например, в семнадцатом веке, открывшем поэтическое барокко, любовная лирика и политика оказались нерасторжимо переплетены – настолько, что эта эпоха «любви и либертинажа» до сих пор находит самый живой отклик у всех, кто в нее погружается. Поэзия барокко с ее подспудным трагизмом, с ее эмблематикой, с ее стилистическими оксюморонами и повышенным интересом к собственно поэтической технике стала напрямую перекликаться с эсхатологическими настроениями читающей аудитории, ее пристрастиями и жаждой нового. Не тоталитарные устремления классицизма, не революционный пафос романтизма – а именно причудливое, тайное и не всегда добронравное бунтарство барокко оказалось в Новейшее время созвучно гуманитарным настроениям европейского общества, стоящего на пороге и социальных, и этических перемен.

А если заглянуть, скажем, в восемнадцатый век, то мы убедимся в том, что любовная лирика не просто описывает или выражает чувства, – прежде всего она изучает нравы. Этому посвящены сотни страниц позднейших исследований. По словам историка Мишеля Делона, тогда во Франции повсюду царила поэзия: «Она звучала на улицах и в салонах. Рифмовали всё – не только поздравления по случаю семейных праздников или общественных событий; рифмовали, чтобы придать ясность беседам на серьезные темы. Вольтер завоевал славу самого крупного поэта эпохи, и свои представления о жизни он излагал александрийским стихом… В ряду наслаждений того времени первое место было отдано любви, не столько в ее жизненных реалиях, сколько в представлениях о ней и людских прихотях».

Эпоха переполнена деталями, жестами, намеками, поступками, текстами, свидетельствовавшими о возрождении античной традиции и завоеваниях новой чувственности. «Античность, – замечает Делон, – это и культура, и ее видимость… Вежливость становится искусством изящно говорить непристойности, а поэзия подпадает под чары распутства, не используя при этом ни одного грязного словца». Известный филолог Ефим Эткинд, анализируя переводы Батюшкова из Парни, писал о том, что эротические элегии давали переводчику возможность выразить свое мироощущение и свой темперамент, поскольку, несмотря на фривольность сюжетов, в стихах Парни прежде всего были разработаны психологические характеристики и драматические конфликты. А на другом полюсе – столь завораживающие любовные послания Андре Шенье, который, по мнению Осипа Мандельштама, превратил элегию в светское любовное письмо, в котором свободно течет «живая разговорная речь романтически мыслящего и чувствующего человека».

В основе образа лежит многостороннее изображение человека в его деятельности, в сложных взаимоотношениях с людьми в жизненном процессе, лирический образ - это образ-переживание. Но переживание общественно-значимое, в котором индивидуальный духовный мир поэта, не теряя своей автобиографичности, получает обобщённое выражение, тем самым выходя за рамки его личности. Лирический образ - это эстетически значимое переживание, автобиографическое начало в нём присутствует как бы в снятом виде, и для нас важно, что поэт испытал данное переживание и что оно вообще могло быть испытано в данных обстоятельствах. Если нам известно, что лирическое переживание не автобиографично, оно всё равно сохраняет своё художественное значение, поскольку могло быть испытано. Существует традиция рассматривать лирику как сосредоточенность поэта на своей индивидуальной внутренней жизни. Таким образом, лирику трактуют как «исповедальное творчество», как «самовыражение» и «самораскрытие».

В отличие от эпоса и драмы, лирика не связана с сюжетностью, как конструктивным признаком, хотя и не исключает простейшей сюжетной организации. Как заметил А. Потебня, в отличие от эпоса, где доминирует прошедшее время, лирическое произведение пишется в настоящем времени. Если по поводу эпических и драматических произведений мы вправе спросить «чем оно кончилось» или сжато изложить его событийную основу, то в отношении лирических произведений этот вопрос лишён смысла.

Лирическое стихотворение в наиболее сосредоточенной его форме - это мгновение внутренней человеческой жизни. Мы оказываемся как бы в эпицентре переживания, которым охвачен поэт и которое целостно. В отличие от эпоса и драмы, лирика не обладает возможностями широкого описания явлений действительности, основным средством в лирическом произведении является слово, отвечающее своей организацией тому переживанию, которое находит в нём своё выражение. В лирическом произведении слово отличается своей уплотнённостью, значимостью каждого звукового, интонационного, ритмического элемента, оттенком ударения, паузы. Заметен каждый элемент речи, каждый нюанс и оттенок.

К лирическим жанрам относятся романс , послание , элегия , ода , эпиграмма , идиллия .

Истоки лирики лежат в умении певца (чтеца) передать настроение, эмоцию вокалом, интонацией, словом и рифмой.

Древнейшие дошедшие до нас произведения искусственной лирики - Псалмы царя Давида и Песнь Песней . Псалмы впоследствии легли в основу религиозной христианской лирики и были переведены на все европейские языки. Песнь Песней, приписываемую царю Соломону, можно назвать лирико-драматической поэмой; содержание её вызвало много разнообразных толкований.

Античная лирика [ | ]

В первый период древнегреческой лирики она пелась главным образом под аккомпанемент авлоса , сохранившийся и позже. На Лесбосе появляется усовершенствованная струнная гитара, приписываемая Терпандру . К лесбийской, или эолийской, школе принадлежал и Алкей , сочинявший хоровые политические песни, гимны богам, а также песни, посвящённые вину и любви. Современницей и соотечественницей Алкея была известная Сапфо . Иной характер носила дорийская школа; она выработалась из хороводной песни, связанной с богослужебным обрядом. Древнейшими авторами хоровых песен, воспевавших политические события, были Алкман и Стесихор . Последний считается первым автором буколической пастушеской песни. Влияние дорийской школы распространилось и на южную Италию, где жил поэт Ивик , произведения которого носят чисто эротический характер. Эротическая лирика достигла высшего своего совершенства у поэта ионийской школы Анакреонта (VI век до н. э.).

Из лириков последней поры греческой литературы, так называемого александрийского периода, выдаётся Каллимах . В III в. в Сицилии снова возрождается пастушеская поэзия. Её высшим выразителем был Феокрит , пьесы которого носят лирико-эпический характер. За Феокритом следуют Мосх и Бион . Греческая лирика, развившись из народной песни, выработала, таким образом, определённые виды поэзии: оду, элегию, любовную песню и буколическую поэму (см. Древнегреческая литература).

Древнейшие виды латинской лирической поэзии - народного происхождения и принадлежат к религиозной лирике; таковы песнь арвальских братьев и песни жрецов салиев . Литературного развития они не получили; вся лирическая поэзия последующего времени подражает греческим образцам. Высокого совершенства достигла латинская лирика в лице поэтов I в. до н. э. - Катулла , Вергилия , Горация , Тибулла , Проперция , Овидия .

Катулл писал во всех видах лирики, выработанных греками; выдающуюся роль в его стихотворениях играет любовь . Лирический характер носит и длинная поэма Лукреция «О природе». «Буколики» Вергилия состоят из эклог (так назывались в Риме короткие стихотворения), отчасти подражающих Феокриту; вкладывая в уста пастухам несвойственные им мысли и злобу дня, они ложатся в основу условной пастушеской поэзии. Гораций в своих этюдах подражал Архилоху .

Поэты так называемой сицилийской школы подготовили будущий расцвет итальянской лирики и выработали её две главнейшие формы: канцону и сонет . Одновременно с этим в Средней Италии развилась духовная лирика - laude, хвалебные песни Богу, проникнутые крайним мистицизмом.

В так называемой философской лирической школе флорентийских поэтов платоническая любовь приобретает нравственно-аллегорический смысл, открыть который без комментария часто невозможно. У Данте , впрочем, аллегоризм несколько менее запутан; среди его канцон есть и пьесы, относящиеся к «низшей» любви. Высокого совершенства формы и психологической художественности достигают канцоны и сонеты Петрарки , воспевающие или оплакивающие его возлюбленную Лауру ; любовный платонизм достигает здесь своего высшего выражения, основанного на эстетическом такте и вкусе поэта. Влияние сонетов Петрарки на последующую лирическую поэзию даже далеко за пределами Италии постепенно возрастает, достигая кульминационного пункта в так называемом петраркизме XVI в.

Развивается, однако, и более народная форма лирической поэзии: таковы политические песни народного флорентийского поэта Буркьелло и strambotti Лионардо Джустиниани.

Это движение особенно сильно отразилось в Англии. Здесь до XVI в. лирика была вообще мало развита: существовала народная песня обрядовая и бытовая, как это можно полагать по отрывкам песен у Шекспира, но особенным расположением пользовалась лирико-эпическая песня, воспевавшая подвиги Робин Гуда .

Попытка Чосера ввести французскую балладу не привилась. Таким образом, здесь сонетам не пришлось вытеснять национальную лирику. Ряд английских сонетистов начинается с Т. Уайетта и Г. Суррея ; за ними следуют Ф. Сидни , Шекспир и др. Сонетизм продолжается в литературах Италии, Франции, Англии и в XVII в. и принимает здесь вместе с мадригалом и эпиграммой салонный характер, осмеянный Мольером .

В Италии и Испании он обновился новой манерностью под влиянием поэтов Дж. Марино и Л. де Гонгора . Из французских сонетистов XVI и XVII в. выделяются П. де Ронсар , В. Вуатюр , Ж.-Л. де Бальзак . Этим видом поэзии не пренебрегал и П. Корнель . В Германии сонетизм процветал у так называемых Пегницшеферов (нем. Pegnitzschäfer ). Итальянские моды, распространившиеся по Европе вместе с гуманизмом, принесли и больший интерес к древним.

Английские романтики У. Вордсворт ,

Светлана ЗАМЛЕЛОВА

(Россия, Москва)

Французские лирики XIX века

Светлана Замлелова - член Союза писателей России, член-корреспондент Петровской Академии наук и искусств.

Как известно, 2010 год объявлен годом Франции в России. Год России-Франции одновременно проводится в обеих странах и включает в себя свыше 350 мероприятий! К этому событию приурочен и выход в издательстве "Художественная литература" подарочной книги-миниатюры в суперобложке "Французские лирики ХIХ века / Les Lyriques françaises de ХiХ-em siècle" на французском и русском языках, в переводах Светланы Замлеловой...

Великолепная семёрка

Французская поэзия XIX века - явление настолько сложное и многообразное, что для того, чтобы быть представленной полно и ярко, она нуждается в многотомной антологии. Масштаб этого явления не позволяет втиснуться ему в маленький сборник, умещающийся в дамской сумочке или кармане пиджака. Но в наше суетное время у карманного издания гораздо больше шансов быть прочитанным, нежели у фолианта, под которым прогибается полка и чья тяжесть не позволяет читать на ходу, но вынуждает беззаботно расположиться в мягком кресле, позабыв на время о суете и верчении.

В предлагаемой книге представлены семь французских поэтов, родившихся и творивших в XIX веке. Семь великолепных лириков, чьи имена возвышаются над поэтическим пространством Франции, как семь холмов Рима над стогнами вечного города.

Виктор Гюго, совершивший переворот во французской поэзии, превративший французскую лексику, по слову Шарля Бодлера, в живописный, мелодичный, движущийся мир…

Непохожий ни на кого из поэтов-романтиков Альфред де Мюссе, одновременно ироничный, грустный и жизнелюбивый, впервые во французской литературе обратившийся к теме безвременья…

«Король поэтов» Шарль Леконт де Лиль, основатель «парнасской группы», автор теории «искусства для искусства»…

Скандально известный, благодаря своему сборнику «Цветы зла», Шарль Бодлер, создавший также новый вид лирики - поэма в прозе…

Основоположник наиболее значительного направления поэзии конца XIX века, оказавший влияние на всю мировую поэзию, Поль Верлен с иносказаниями и полутонами в похожих на музыку стихах…

Один из «про́клятых поэтов» и, пожалуй, самый про́клятый из них - Тристан Корбьер, погибший во цвете лет, выпустивший единственную книгу, проникнутую трагизмом и чувством обречённости, так и не замеченную современниками…

И, наконец, близкий к символистам мечтательный и изысканный Альбер Самен, автор стихотворений, похожих на сновидения, также малоизвестный при жизни и, к сожалению, до сих пор мало известный русскому читателю…

Подобно тому, как по плодам лишь с нескольких деревьев пространного сада возможно судить о саде вообще, так, прикоснувшись к творчеству поэтов, каждый их которых как веха на пути развития французской словесности, можно ощутить нерв одной из великих литератур, проникнуться её духом и восхититься красотой.

Французская литература и, в частности, французская поэзия, всегда была источником новых литературных течений и форм, оказывавших серьёзное влияние на литературы других стран. В том числе, и каждый из поэтов «великолепной семёрки» неотъемлемо и неизбывно входил в духовный мир своих последователей, становясь предметом подражания, источником творческого опыта или критического осмысления.

Цель настоящего издания - поддержать в русском читателе искру интереса к французской поэзии и, возможно, вдохновить на более глубокое и предметное её изучение.

Виктор Мари Гюго родился 26 февраля 1802 г. в Безансоне. Родители будущего писателя расстались из-за несогласия в политических убеждениях: отец стал при Наполеоне генералом, мать оставалась сторонницей монархии. Взгляды матери оказали влияние на мировоззрение и творчество Виктора. Уже в первых своих стихах он воспевает Бурбонов и клеймит Наполеона.

Учась в школе, Виктор получал награды в литературных конкурсах. Свой первый поэтический сборник «Оды и другие стихотворения» Гюго выпустил в 1822 г. В это время он следует традициям классицистической поэзии XVIII в., находясь под влиянием Ф. Шатобриана.

Новый период в творчестве Виктора Гюго начался со второй половины 20-х гг. Его итог - сборник «Восточные мотивы» (1829 г.), куда вошли стихи, написанные в 1825-1826 гг. Виктор Гюго произвёл настоящую реформу французской поэзии. Героем произведений становится не созерцатель, а деятель, существующий в постоянно меняющемся мире. Гюго необычайно расширил поэтический словарь, прибегая и к архаизмам, и к техническим терминам, и к разговорному языку. В противовес классицистическому языку, поэт создавал разнообразные гибкие ритмы, изобретал сложные рифмы.

В разных работах Гюго подверг критике догматизм классицистов. В знаменитом предисловии к драме «Кромвель» (1827 г.), ставшим манифестом французского романтизма, Гюго призвал разрушить границы между жанрами, смешать трагическое и смешное, возвышенное и низкое. Гюго разработал теорию гротеска, как средства контраста.

Гюго создал новый тип исторического романа, где на первый план выходит не исторический деятель, но атмосфера времени, противопоставление добра и зла. Героями романов Гюго становятся люди из народа, «отверженные», а зачастую - многоликая народная толпа. Перу Виктора Гюго принадлежат романы «Ган Исландец» (1823 г.), «Бюг Жаргаль» (1826 г.), «Собор Парижской Богоматери» (1831 г.), «Отверженные» (1862 г.), «Труженики моря» (1866 г.), «Человек, который смеётся» (1869 г.), «Девяносто третий год» (1874 г.)

Лирические сборники Гюго - «Осенние листья» (1831 г.), «Песни сумерек» (1835 г.), «Внутренние голоса» (1837 г.), «Лучи и тени» (1840 г.) - отличались как тематическим, так и стилистическим разнообразием.

С 1841 г. Виктор Гюго - член Французской академии.

Выступивший в 1851 г. против Луи Бонапарта, совершившего государственный переворот и превратившего республику в монархию, Гюго вынужден был отправиться в изгнание. Написанный в изгнании сборник «Возмездие» (1853 г.) стал образцом французской гражданской лирики XIX в. В изгнании же вышел сборник стихов «Созерцания» (1856 г.), запечатлевший события душевной жизни поэта, его воспоминания и размышления.

На события франко-прусской войны и Парижской коммуны 1871 г. Гюго отозвался сборником стихов «Грозный год» (1872 г.)

На сюжеты Гюго создано немало выдающихся музыкальных произведений, в том числе опера Дж. Верди «Риголетто» (драма «Король забавляется»), опера А. Даргомыжского «Эсмеральда» (роман «Собор Парижской Богоматери»), балет Ц. Пуни «Эсмеральда».

Живший в революционное время, Виктор Гюго был настоящим революционером в литературе, став основоположником французского романтизма. Творчество Гюго оказало влияние не только на французскую литературу, но и на многих зарубежных писателей, в том числе и русских.

При жизни Гюго его романы издавались на русском языке. Стихи Виктора Гюго на русский язык переводили Н. Курочкин, Л. Мей, А. Плещеев, В. Брюсов, П. Антокольский, А. Ахматова, Вс. Рождественский, Т. Щепкина-Куперник и др.

Умер Виктор Мари Гюго на пике славы в 1885 г.

Рыжая Нурмагаль

Ты видишь, как между суровых скал

Застыли макушки елей?

Словно раскинул рога марал,

Словно клок шерсти топорщиться стал

На голове оленьей.

Там, среди елей, во мраке живёт

Тигр, запятнанный кровью,

Там львица, что маленьких львят стережёт,

Гиены, шакалы и дикий кот,

Там леопарда становье.

Свирепые чудища водятся там:

Разящие ядом и взглядом.

И толстый, уродливый гиппопотам,

Огромный удав. И по временам

Ствол дерева кажется гадом.

Там встретит орлан, что визгливо кричит,

И злобных мартышек стая.

Змея ненавистно вослед зашипит,

И слон угрожающе вдруг протрубит,

Кусты на ходу ломая.

Из каждой пещеры доносится вой,

Сверкают глаза отовсюду.

Лес полон чудовищ. Зловещей ордой

Рычат и ревут они наперебой

На горе окрестному люду.

Босой, одинокий - себя мне не жаль -

Отправлюсь-ка в страшную чащу,

Чем жить подле нежной своей Нурмагаль,

Чьи волосы рыжие точно сусаль,

Мечты

Оставь меня в тот час, когда курятся дали.

Волнистое чело в туманные вуали

Укутал горизонт. И солнечный пожар

Потух. Златой убор ещё хранит дубрава,

Но поздней осени короткая расправа:

Под солнцем и дождём леса покроет ржа.

Чьи тени грозные кругом меня роятся,

Когда я у окна спешу мечтам предаться?

Что если бы вдали, взорвав туман и тьму,

Как вспышка яркая, цветов и звёзд букеты,

Вдруг город просиял, поэтами воспетый,

Блистательный! О, как я был бы рад ему!

Виденье! Вдохнови и воскреси мой гений!

Дыханьем праздника коснись моих творений,

Блеск ликования глазам моим верни!

А после, в сумерках рассветных исчезая,

Дворцов и крепостей величие теряя,

В лиловой дымке бледный контур сохрани!

В лесных озёрах, дремлющих в тиши,

На донце человеческой души

Мы видим небеса, где солнца луч играет,

Где тучи хмурые нередко пробегают,

И тину вязкую, где нестерпимый смрад

И змеи чёрные во множестве кишат.

Надежды призрачность познай, тщету алчбы,

Из пряжи наших дней неумолимо,

Вращаясь, тянет нить веретено судьбы.

Но рвётся нить, и видим: счастье мнимо -

Из колыбелей мы в гробы

Судьбой гонимы.

И чистый луч, и отблески зарниц

Когда-то чаял я душой ослепшей.

И небо звёздное, над морем стаи птиц,

Бутон невиданный, в тени расцветший...

Но нет видений верениц,

Давно истлевших!

И если рядом кто-нибудь с тобой

Мечту свою оплакивает грустно,

Оставь! Рыданья сладостны порой,

С души испачканной смывая грязь искусно,

И обеляется слезой

Проступок гнусный.

Луи Шарль Альфред де Мюссе родился 11 декабря 1810 г. в Париже. Старавшийся не вмешиваться в политическую жизнь, остававшийся в стороне как от монархических, так и от демократических идей, Мюссе и в литературе стоит особняком. Первый его поэтический сборник «Испанские и итальянские повести» (1830 г.) насыщен яркими образами и сюжетами, герои наделены бурными страстями и сильными чувствами. Это пример нового романтического направления в литературе. Но Мюссе, в отличие от других романтиков, чужды спиритуализм и религиозные настроения. Его творчеству присущи ирония и жизнелюбие. Постепенно тон его произведений меняется: усиливаются мотивы неприятия действительности, пессимизм, разочарованность. Неоднократно Мюссе выводит героя, поражённого скепсисом и безверием, не приемлющего ни прошлого, ни будущего, находящегося в разладе с обществом, где царят лицемерие и ханжество. Таковы поэмы «Уста и чаша» (1832 г.), «Ролла» (1833 г.). В пьесах Мюссе проводит мысль о невозможности гармонии и обречённости прекрасного идеала - «Венецианская ночь» (1830 г.), «Андреа дель Сарто» (1833 г.), «С любовью не шутят» (1834 г.) Поэмы «Ночи» - «Майская», «Декабрьская», «Августовская», «Октябрьская» (1835-37 гг.) проникнуты меланхолией, ощущением одиночества.

В наиболее значительном своём романе «Исповедь сына века» (1836 г.) Мюссе проводит мысль, что молодые люди, видя вокруг себя лишь зло и предательство, обман, стяжательство и корысть, невольно проникаются неверием и пессимизмом. От болезни разочарования и безнадёжности Мюссе не знает лекарства.

Мюссе удалось выработать яркий индивидуальный стиль, отличающийся лёгкостью и прозрачностью. Его поэзии присущи естественность языка, отсутствие выспренности и архаизмов, точность и образность сравнений, ясность мысли.

В 1852 г. Альфред де Мюссе стал членом Французской академии. Умер писатель в Париже в 1857 г.

Творчество Мюссе высоко ценили классики русской литературы, в частности, А. С. Пушкин писал, что поэзия Мюссе отличается «живостью необыкновенной».

На русский язык стихи Альфреда де Мюссе переводили И. Тургенев, В. Курочкин, А. Апухтин, В. Брюсов, Вс. Рождественский, А. Арго и др.

Андалузка

Красавиц многих знал, но всё же

Смуглянка всех милей одна.

Она со львицей нравом схожа,

В глазах по искорке. А кожа

Как небо осенью бледна.

Ей посвятил стихов немало.

Я за неё лил кровь подчас.

И под окном её, бывало,

Простаивал - во что б ни стало

Увидеть блеск любимых глаз.

Я об заклад могу побиться -

Ей лишь моей быть суждено!

И губ разящее вино,

И в кружевах брабантских шея,

В перчатке шёлковой рука…

День ото дня всё хорошеет!

А я, в истоме сладкой млея,

Внимаю ей издалека.

Могу поклясться я Кастилии

Святыми всеми: чтобы раз

Коснуться кружевной мантильи,

Готов отсечь я руку или

Себе готов я вырвать глаз!

А если б выпало мне счастье

В объятьях сжать её, тотчас

Я насладился б ею всласть и

Дал бы волю своей страсти -

Скажу об этом без прикрас.

Она заливисто хохочет,

На ножку натянув чулок.

И горничных зовёт, ведь очень

Её корсета туг и прочен

Кручёный шёлковый шнурок.

За мной, мой паж! Идём в засаду,

Нас сохранит ночная тьма.

И пусть под нашу серенаду

Ханжи Севильи и Гренады

Сойдут от зависти с ума!

Лунная Баллада

В хаосе ночи она

Над колокольней горит.

Хочет быть точкой над «i».

Но злобный невидимый дух

Тащит Луну во мрак.

Жёлтый мерцающий зрак.

А, может, Луна просто шар,

Который влачил паук

Мрежи своей? Но вдруг…

Брызнул осколками шар,

Стала серпом Луна,

Ссыпав осколки сполна.

А, может, сук или шест

Впотьмах проглядела она?

Ходит слепой Луна.

Смотрит в моё окно,

Щурит единственный глаз.

Свет в моих окнах погас…

Майская ночь

…Туманным вечером, полётом измождённый,

Садится пеликан в родные тростники.

Птенцов голодных выводок озлённый

Бежит ему навстречу взапуски.

Спешит к отцу, добычу предвкушая,

Пустынный берег резким криком оглашая

И зобами нелепыми тряся.

И вот, забравшись на скалу с трудом,

Детей жестоких спрятав под крылом,

Глядит с тоской безмолвной в небеса.

На камни чёрные из раны кровь струится.

Вотще обыскивал рыбак морское дно -

Не поделился Океан с ним ни крупицей -

Своё лишь сердце на прокорм принёс одно.

Подставив грудь разверстую, в молчанье

Отдав нутро сынам без колебанья,

В неистовой любви боль топит он.

Кровавым млеком истекая, между тем,

На тризне собственной. Сбывая мук ярем,

Он страшным наслажденьем опьянён.

Но в пытке изнемогший бесконечной,

Страшится детской жадности беспечной.

И, жертвоприношение прервав,

Воздев крыла, взвивается стремглав!

И хмель стряхнув чудного наслажденья,

Такой ужасный вопль бросает в ночь,

Что гонит стаи птиц окрестных прочь.

И путник запоздалый превозмочь

Не в силах страх, взывает к Провиденью.

На пиршествах пусть веселится вертопрах!

Вкушает пусть поэта дар сердечный.

Быть жертвой на Искусства алтарях

Судьба поэта - то закон извечный.

Когда поёт он о любви или отваге,

О подвигах сынов родной страны,

Те песни в страшных муках рождены.

И слово каждое подобно острой шпаге:

Сверкнула сталь холодная в руке,

И капли алые остались на клинке…

Тоска

Мне не нужно хмельных откровений -

Я устал от потехи лукавой.

Не ищу ни почёта, ни славы -

Разуверился в том, что я гений.

Дружбу Истины клянчил как нищий.

Но, вкусив её, смутно почуял,

Что давно знаю Истину всуе,

И давно уже ею пресыщен.

Но я смертен, а Истина вечна.

Проклят тот, кто порою беспечно

Отвергает её приношенье.

Ждёт Всевышний ответа на Слово...

Прослезиться порой бестолково -

Мне осталось одно утешенье.

Шарль Мари Рене Леконт де Лил ь родился 22 октября 1818 г. на о. Бурбон (Индийский океан) в семье фельдшера наполеоновской армии и креолки. Получил юридическое образование в Бретани, работал в суде на о. Бурбон. Был участником Февральской революции 1848 г. Увлекаясь социально-утопическими идеями Фурье, был одним из редакторов газеты «Мирная демократия». Выступал инициатором закона об отмене рабства в колониях.

Предисловие к сборнику «Античные стихотворения» (1852 г.) стало манифестом поэтической группы «Парнас», первоначально именовавшейся «языческой школой», «школой чистого искусства», исповедовавшей принцип «искусства для искусства». С точки зрения «парнасцев», искусство самоценно и самоцельно, оно не имеет ничего общего с грубой реальностью и создаёт особый мир. Леконт де Лиль призывал «реализовать Красоту», которая заключается в совершенной, гармоничной форме, подобной античным статуям. В античности Леконт де Лиль видел прообраз будущего.

В сборнике «Варварские стихотворения» (1862 г.) поэт обращается к романтическим традициям, к скульптурности и пластичности стиха он добавляет живописность и динамичность, воспевая силу и красоту природы, поэтизируя первобытных варваров.

При жизни Шарль Леконт де Лиль был провозглашён «королём поэтов». С 1886 г. Леконт де Лиль - член Французской академии.

Перу Леконта де Лиля принадлежат также трагедия «Эринии» (1873 г.), сборник «Трагические стихотворения» (1884 г.), изданный посмертно сборник «последние стихотворения» (1895 г.) Умер Леконт де Лиль в Лувесьенне, близ Версаля, в 1894 г.

На русский язык стихотворения Шарля Леконта де Лиля переводили В. Брюсов, И. Анненский, М. Лозинский, И. Поступальский и др.

Слоны

Песок пурпуровый как море без границ,

Что в ложе пламенеет неподвижно.

И медный пар над ним клубится пышно,

Слагаясь в контуры блистательных столиц.

Безжизненно, бесшумно. Сытый лев

Покойно спит во тьме своей пещеры.

Под взглядом немигающим пантеры

У пальмы пьёт жирафа, замерев.

И в раскалённом воздухе густом

Не в силах птицы взмахивать крылами.

Змея, уснувшая под яркими лучами

Сверкнёт чешуйчатым, узорчатым бочком.

В час, когда жаром пышут небеса,

Всё дремлет в одиночестве угрюмом.

Идут слоны наперекор самумам

Туда, где кончится пустыни полоса.

Громады тёмные, заложники песков!

Из грозного семейства самый юный

Ногой тяжёлой сокрушает дюны -

Творенья прихотливые ветров.

Идут они за старым вожаком,

Чью кожу чёрную нещадно грызло время.

Как горная вершина его темя,

И солнце прячется за выгнутым хребтом.

Без остановок и без суеты

Ведёт вперёд он компаньонов пыльных,

Тех путников медлительных и сильных,

Что неустанно бороздят песков пласты.

Задумчиво бредут, глаза прикрыв.

Свисают хоботы, лениво реют уши…

И сотни мошек, тишину нарушив,

В бока вонзаются наперерыв.

Но что им жажда? Что мушиный писк?

Что солнце, обжигающее спины?

В мечтах увидят дивные картины:

Смоковниц тень, алмазы водных брызг,

В реке прохладной, порождённой ледником,

Гиппопотам неповоротливый резвится,

Лишь под луной вода засеребрится,

Слоны на водопой сойдут молчком…

Так лентой чёрною по бархату песка

Плывут они туда, к мечте заветной.

И станет вновь пустыня неприветной,

И воцарится неподвижности тоска.

Медвежьи слёзы

Великий Хрофт сошёл с высот Вальхаллы.

Меж тем, как слушал он ворчанье моря вод,

Медведя рёв, берёзы плач усталый,

Пылали волосы на нём во мгле болот.

Спросил бессмертный Скальд: - Скажите смело,

Печаль и ропот пробудило колдовство?

А ты, медведь, покрытый шкурой белой,

С утра до вечера пеняешь на кого?

Великий Хрофт! - промолвила берёза.

И содрогнулась листьев бледных череда.

У девы не видала счастья слёзы

Под взглядом глаз влюблённых. Никогда!

Великий Хрофт, - пророкотало море, -

Не знает ласки лета грудь моя.

И песен радостных петь не умею я.

Великий Хрофт! - взревел медведь, щетинясь.

Быть хищником я должен почему?

Страшась, сажают хищника на привязь,

Быть безмятежным не дозволено ему.

И арфу взял бессмертный Скальд, и звук напева

Зимы печать девятую сорвал.

В лучах зари исчезли слёзы древа,

Встал на дыбы медведь неустрашимый.

Исполнен нежности, он плач сдержать не смог.

Из сердца возлюбившего лился неудержимо

На шкуру белую кровавых слёз поток.

Последнее воспоминание

Я жил и вот я мёртв. Глаза раскрыв, тону,

Не видит ничего навек потухший зрак.

Тяжёл и недвижим, всё ближе я ко дну.

И омут, подхватив, влечёт меня. И так

Холодных струй поток безжалостно пронёс

Сквозь страх и пустоту, безмолвие и мрак.

Всё кончено! Но я во власти странных грёз:

Ах, жизнь, чем ты была? - Бесплодною зимой?

Любовью? Светом звёзд? - Мучительный вопрос!

Неумолимый тлен - удел бесславный мой.

И вот уж различим забвенья грозный лик.

О, если бы я спал и видел сон хмельной!

Но рана страшная, зловещий этот крик?!.

Быть может, в прошлом я всё пережить сумел?..

О ночь Небытия! Вдруг истину постиг:

Разбил мне сердце тот, кто сердца не имел.

Коронование Парижа

Ночь сто вторая тягостной осады,

Ночь из ночей великой той зимы,

Парижа стены в пене снегопада,

Бушующего, словно буруны.

И мачтами зловещими невольно,

Что в бурю растеряли паруса,

Казались чёрные, худые колокольни,

Кресты воздевшие в пустые небеса.

Хоромы древние похожи на гробницы,

Леса, деревни, замки и сады -

Под ливнем бомб им суждено дымиться,

Войны вкушая горькие плоды.

В окопе тесном, где промёрзли стены,

Седая изморозь, придя на смерти зов,

Узором кроет лбы, негнущиеся члены -

Плоть стылую кровавых мертвецов.

Снаряды варваров пробили эти груди

И разорвали храбрые сердца.

Хоть до сих пор штыки им руки нудят,

Они завидного сподобились конца.

А ветер, пролетевший над равниной,

Принёс проклятья. С ненавистью он

Ревёт и воет. Яростью гонимый,

Ворваться хочет в мрачный бастион.

И пушки неуклюжие бичует,

Что на лафетах бодрствуют всегда.

И в жерла их разверстые он плюет.

Но неподвижна пушек череда.

И с грохотом он катится по крышам

Унылых и пустующих домов,

Откуда плач сиротский ясно слышим,

Слышны стенанья неутешных вдов.

Где на груди у матери голодной

Младенец замерзает. И в тоске

Над ним отец склонился, безысходно

Оружие сжимающий в руке…

Шарль Бодлер родился 17 апреля 1821 г. в Париже в семье руководителя бюро Палаты пэров, бывшего священника, умершего, когда будущему поэту не исполнилось и 6 лет. Мать впоследствии вышла замуж за офицера, никогда не одобрявшего ни образ жизни пасынка, ни занятий его литературой.

Окончивший Королевский коллеж в Лионе и записавшийся в Парижскую Школу права, Бодлер отказался от служебной карьеры, решив посвятить себя творчеству. В 1845 г. Шарль Бодлер опубликовал свою первую книгу - сборник искусствоведческих статей «Салон 1845 года». В следующем году появился «Салон 1846 года».

Бодлер жил и творил в эпоху, когда в литературе господствовала романтическая идея. Но Бодлер, точно опережая время, воплотил черты декаданса, переходного периода XIX-XX вв. В поэзии Бодлер придерживался вполне традиционных форм, отдавая, в частности, предпочтение сонету. Но художественным средством, в противовес романтикам, становится для него не противопоставление идеала и действительности, но утверждение единства или уподобления противоположностей. Жизнь есть смерть, любовь есть ненависть, красота есть безобразие и т. д., и наоборот.

Этот «закон Великой аналогии» воплотился в сборнике «Цветы зла» (1857 г.), даже в самом его названии. Первоначально, намереваясь бросить обществу вызов, Бодлер хотел назвать свой сборник «Лесбиянки».

Сборник «Обломки» (1866 г.) был осуждён французским судом уже после смерти поэта. Спустя почти 100 лет французские коммунисты добились кассации этого приговора, сняв таким образом с Бодлера пятно судимости.

Умер Шарль Бодлер в Париже в 1867 г. На русский язык его стихи переводили В. Брюсов, Эллис, А. Эфрос, И Озерова и др.

Альбатрос

От плаванья устав, порой забавы ради

Поймают моряки огромных белых птиц,

Что рядом с кораблём летят вдоль водной глади -

Бесстрастных спутников, не знающих границ.

Как жалок альбатрос, лишь палубы коснётся!

Когда огромных два крыла влачит спроста.

И кажется, к нему уж больше не вернётся

Былая мощь, былая красота.

Прекрасный пилигрим, король морской лазури,

Он вдруг становится уродлив и смешон.

В клюв сунут трубку, точно табакуре,

Глумясь, изобразят, как ковыляет он.

Ты с бурями знаком, тебе неведом страх.

Но изгнанный с небес - ты чернью обесчещен,

И крыл твоих удел - лишь путаться в ногах.

Человек и море

Ты, Человек, всегда о море грезить будешь!

Души ты видишь отраженье в нём.

Душа - пучина, где темно и днём,

Душа - твердыня и несломленная удержь.

Когда порой, своим любуясь отраженьем,

Склоняешься над бездною морской,

То сердце отзывается с тоской

На моря зов, на мощь его влеченья.

Вы одиноки оба, вы - анахореты:

Души неисчислима глубина,

И не поднять сокровища со дна -

Как ревностно храните вы секреты!

Но никогда вам не сомкнуть объятья -

Меж вами ненависть который век подряд,

О, вечные враги, о, злые братья!

Беседа

Вы как денница в сонных небесах!

Но грусть девятый вал в душе вздымает,

Что, схлынув, на обветренных губах

Воспоминаний горечь оставляет.

Ты не ласкай напрасно грудь мою!

Ведь грудь моя подверглась разоренью:

Изрыла женщина когтями всю,

А сердце стало зверю угощеньем.

Чертоги сердца обесчещены толпой,

Там верховодит зло, пороки правят снова.

Ваш аромат пролился нежною струёй!..

О, Красота, бичуешь души ты сурово!

Лохмотья взглядом ты воспламени,

Скрывающие зверя искони!

Конец дня

При тусклом свете дня

Кружится жизнь, резвясь,

Бесстыдливо маня,

Мечты швыряя в грязь.

За днём наступит ночь

И успокоит всех -

Прогонит голод прочь,

Любить научит грех.

Твердит поэт: «Ну что ж!

Ты новою мечтой

Мне сердце не тревожь.

Я обрету покой

Лишь в келье гробовой.

Как мрак её хорош!»

Поль Мари Верлен родился 30 марта 1844 г. в Меце в семье офицера. Окончив лицей, служил чиновником в парижской ратуше. Начинал писать под влиянием «парнасцев». Но уже в первых поэтических сборниках - «Сатурнические поэмы» (1866 г.), «Галантные празднества» (1869 г.) - проявляется присущая Верлену «музыкальность» стиха. Наряду с Ж. А. Рембо и С. Малларме, Поль Верлен стал основоположником символизма, согласно эстетике которого, внешний мир есть лишь символ мира идей; постижение этого мира возможно через интуицию.

Большинство стихов из сборника «Добрая песня» (1870 г.) отличает стремление заменить «живопись» стиха на «музыку», наиболее полно проявившееся затем в сборнике «Романс без слов» (1874 г.)

Впоследствии в стихотворении «Поэтическое искусство», вошедшем в сборник «Далёкое и близкое» (1844 г.), Верлен сформулировал своё представление о поэзии. По мнению Верлена, поэзия должна быть подобна музыке - бесплотна, неопределённа, иррациональна, основана на полутонах.

В разное время Верлен пытался найти для себя опору в католической вере, в крестьянском труде, в богемной жизни. Нужда, отчаяние, разочарование, пристрастие к алкоголю, болезни подтачивали здоровье поэта, скончавшегося в нищете в 1896 г.

Поль Верлен обогатил лирику, раскрыв новые возможности выразительности языка, придав стиху музыкальность. На русский язык стихи Верлена переводили Ф. Сологуб, В. Брюсов, А. Эфрон, Г. Шенгели, Э Линецкая, Ю. Корнеев и др.

Морское

Обманчив туман

И луна многолика.

Трепещет владыка -

Седой океан.

Трепещет, когда

Режет тёмные тучи

Огнём неминучим

Сполох череда.

Когда, набежав

На коварные скалы,

Волна одичалая

Бьётся стремглав.

Когда небосвод,

Где гуляют зарницы,

Едва озарится,

Предвидя восход.

Пора любви

Во мглистых небесах - луны багровый блик,

В лугах туман седой опять пустился в пляс.

Тьма звуками богата, в этот час

Кричит лягушка, шепчет трепетный тростник.

Кувшинки спят, сомкнувши лепестки,

А тополя, что выстроились в ряд,

Во влажном мареве как призраки стоят.

В кустарниках блуждают светляки.

И совам пробудившимся невмочь -

Куда-то устремляются они.

Зенит наполнили неясные огни,

Встаёт Венера светлая. Всё это - Ночь…

Сентиментальная прогулка

Бледные лучи отдавал эфир,

Грустные цветы укачал зефир.

Грустные цветы лилий белоснежных

Вдоль пруда бродил, обуян тоской,

У плакучих ив я искал покой.

Но туман воззвал к памяти израненной,

Воскресил туман призраки нечаянно.

И заплакал я, словно бы удод,

Что в тоске кричит - милую зовёт.

У плакучих ив, где бродил недавно,

Обуян тоской. Надвигался плавно

Сумерек ночных тот покров густой,

Что накрыл эфир бледною волной,

Что накрыл цветы лилий белоснежных

Среди сонных вод, в камышах прибрежных.

Вечерний суп

В тесной каморе темно и не топлены печи.

Усталый, продрогший, вернулся хозяин под вечер.

Неразговорчив - и слова не скажет на дню.

Боится жена, только шикает на ребятню.

Некогда белые шторы, стулья и койка,

Стол хромоногий, разбитый сундук - вот и только!

В комнате грязь и убожество, холод и смрад.

И Нищеты неустанный за всеми пригляд.

Статный красавец с открытым лицом, на котором

Разум прописан. С горящим, осмысленным взором.

Взор его мрачен и полон тревоги всегда…

Красива жена и пока что ещё молода.

Но Нищета уж простёрла над ними десницу.

Горек её приговор, нелегко с ним смириться.

Сколько пройдёт ещё времени - год или два? -

Каждый из них человека напомнит едва.

Сели за стол, где у всех свои миска и ложка.

Суп у них к ужину, также и мяса немножко.

Лампу зажгли - да на лампе разбитый колпак -

Тени сложились на стенах в зловещий зигзаг.

Дети, хотя и бледны, но крепки и здоровы.

Бледности детской причины, конечно, не новы:

Видно, нередко не топится печь в холода;

Да и в жару не пускает за город нужда.

Мечется пламя, и отблески всюду блуждают:

Вот и ружьишко, что время и ржа доедают,

Тут же разбитый сундук, где, уж точно, на дне

Пара брошюрок сокрыты, научных вполне.

Если жандарм их обыскивать вздумает часом,

То на кровати под тощим и пыльным матрасом

Он обнаружит затёртый до дырок роман,

Книгу из тех, что глотать заставляют дурман.

Ложка за ложкой хлебают дрянную похлёбку.

Чтобы насытиться, муж собирает поскрёбки

С диким и сумрачным видом, рядом с ним нож -

В свете обманчивом на душегуба похож.

Мечтает жена о какой-то старинной подруге,

Счастливой франтихе, богачке, известной в округе.

Дети устали и трут кулаками глаза,

Вот уже первая в миску упала слеза…

Тристан Корбьер (Эдуард Жоакен Корбьер) родился 18 июля 1845 г. в Коат-Конгаре - местечке близ Морле, в Бретани, - в семье моряка, писателя и журналиста Жана Антуана Эдуарда Корбьера (1793-1875), автора многочисленных заметок о путешествиях и романов, в том числе романа «Корабль невольников» (1832 г.)

Учёба Эдуарда Жоакена была прервана из-за болезни, которая вынудила его поселиться в доме отца в городке Роскоф на берегу океана.

В 1873 г. Тристан Корбьер выпустил свою единственную книгу «Жёлтая любовь», куда вошли почти все написанные им стихотворения. Книга осталась незамеченной при жизни поэта. Испытав влияние Ш. Бодлера, Корбьер во многом предвосхитил символистов.

Лишь в 1883 г. в парижском литературном еженедельнике «Лютеция» появился очерк П. Верлена о Корбьере, включённый впоследствии Верленом в книгу «Проклятые поэты».

Стихи Корбьера переводились на русский язык И. Анненским, И. Тхоржевским, С. Бобровым, Б. Лившицем и др.

Трубка поэта

Я трубка поэта. Мой дым

Ужасен химерам слепым,

Что путают мысли поэту.

Но я задымилась, и разом

Его проясняется разум.

И я уношу его к свету,

К далёким седым облакам,

В пустыню к цветным миражам.

Он грезит, он счастлив мечтой!

А если сгущаются тучи,

Знакомые призраки мучат -

В чубук он впивается мой…

Ещё один дыма глоток

Ослабит судьбы поводок.

…И я затухаю. Покой

Владеет поэтом моим.

А завтра - мечты забытьё.

Знаешь, ведь дым - это всё,

Если правда, что всё - это дым…

Сугубо женское

«Вечная женственность» - это для вечных болванов!

Что не устали скакать под женским хлыстом.

Грех в сотый раз повторять не оставят Адамов -

Душу за тело её продают! Поделом

Тем, кого хлыст настегает причуд и обманов,

Куклой кто стал, кто готов расстилаться ковром.

Смейся, красотка! Не нужно ни чар, ни дурманов -

Лучше уж евнухом стать, чем с волей расстаться потом!..

…Что ты лопочешь?.. Тебе непонятно?.. Мне тоже…

Пьян я твоей красотой, о жестокая! Кто же

Сладких ударов хлыста твоего избежал!

Сам не замечу, как буду однажды повержен,

Меч занесёшь, хоть взгляд твой останется нежен -

Женщиной всем уготован похожий финал.

Вечернее приветствие

Придя, Вы скажете бессмысленные фразы,

И, вспыхнув, зеркало рассыплется на стразы,

Как в серых сумерках светило - на куски.

В осколках - прелести найдёте тайники.

Придя, Вы встретите безжизненную тень,

Но этот день, хмельной, безумный день

Вы примете бесчувственно, уныло,

Как луч давно угасшего светила.

Теперь я Вам не внемлю. Ублажённо

На небесах моих Вы спали обнажённой,

Когда я богом был!.. Но это всё равно…

Ничто меня не сделает богаче,

И в сердце нет струны, которая заплачет,

И песен больше петь не суждено.

Мерзкий пейзаж

Над развеянным прахом опять

Похоронного звона волна.

Чтобы ночь кое-как скоротать,

Червяков пожирает луна.

Где-то про́клятый спит домовой,

Ухмыляется злобно чума.

А в зловонной траве луговой

Зайца-знахаря спрятала тьма.

Мертвецов панталоны и блузки

Разложила сушить Трясогузка.

Смотрит солнце волчье вниз,

Как малютки смердящие жабы

На поганки вскарабкались, дабы

Заунывный пропеть вокализ.

Альбер Виктор Самен родился 3 апреля 1858 г. в Лилле в семье виноторговца. Учился в Лилльском лицее, в 14 лет потерял отца и был вынужден оставить учёбу. Служил в банковской конторе, в парижском муниципалитете. В начале 90-х гг. сблизился с кружком поэтов-символистов, выступал с чтением своих стихов в кабаре «Чёрный кот». Первый же сборник Самена «В саду инфанты» (1893 г.) принёс автору успех. Стихи отличались изысканно-простой формой и прозрачной чистотой языка. Однако второй сборник «По краям вазы» (1898 г.) остался почти незамеченным.

Умер поэт в 1900 г. В 1901 г. вышел сборник его стихотворений «Золотая колесница» и лирическая драма «Полифем». В 1902 г. вышли «Повести и сказки». В 1924 г. было издано собрание сочинений Альбера Самена в 3-х томах.

На русский язык стихи Самена переводили В. Брюсов, Г. Иванов, И. Тхоржевский, И. Эренбург и др.

Аметист

Вечер тянулся античный. Тьма затопила орешник.

Кротким повержены Богом, грозные боги поспешно

Славный Олимп покидали, чтобы исчезнуть совсем.

И у подножья Олимпа нимфа рыдала, меж тем.

А над бушующим морем алой зарёю утешной

День занимался. Тревоги неизъяснимой полны

Ветви дубов шевелились, чая видений кромешных.

На освящённых озёрах венчики лилий безгрешных

Полнили Ангелы светом, словно прекрасные сны.

Шеи голубки нежнее небо рассветное стало…

Хрупкая нимфа, прикрывшись длинных волос покрывалом,

Бледные Флоры дары в дивный вплела амулет.

Невдалеке в полумраке прятался Фавн безутешный,

Слёзы туманили горько глаз фиолетовых свет.

Доброй эпохи последним было то чувство, конечно…

Вечер растаял античный. Свет воцарился Нездешний.

Готовая трапеза

Ах, дочка! Оставь ты иголку и шёлк!

Хозяина встретить достойно - наш долг.

Немало придётся усилий затратить,

Набрось-ка на стол белоснежную скатерть!

Расставь-ка посуду, а в чашу сложи

На лист винограда душистый инжир.

И персик, чей бархат, как девичья кожа,

И горсть виноградин, что с золотом схожи.

И ломтики хлеба подать не забудь,

Да выгнать из комнаты мух как-нибудь.

На улице жарко. Мы ставни закроем -

Окутает залы прохладным покоем.

Столовая пусть, погрузившись во мрак,

Исполнится фруктов дыханьем. Итак,

Ступай-ка на двор, зачерпни там водицы,

В кувшине студёной вода сохранится.

И пусть ледяным остаётся кувшин,

Пусть падают капли с его боковин.

Мудрость

Богам уподобился мудрый старик,

Что дивные тайны Вселенной постиг.

Вот, сидя на мху у морского залива,

Старик с пастухом говорит. Молчаливо

Спускается ночь, и над тёмной водой

Созвездия, мерцая, встают чередой…

Прекрасный пастух бродит мысленно где-то,

Бледнее он мрамора лунного света.

Не любит он игрищ и вольных речей -

Он ищет познаний бурлящий ручей.

Ему, что мечтает о тайне бесплотной,

Старик передаст свою мудрость охотно.

Ему он расскажет о пышных цветах,

О солнце, о снеге, о вольных ветрах.

Научит он жизни дыхание слушать,

И в каждом предмете укажет он душу.

Купая в заливе светил хоровод,

Над ними восславит миры небосвод...

И слушает жадно пастух любопытный,

Но хочет он больше узнать, ненасытно

Стараясь проникнуть во всё. Вместе с тем

Он алчет скорее подняться над всем.

И с горних высот наблюдать за мгновеньем,

Послушным суровых времён дуновенью.

Мгновеньем, чей лик под вуалью златой,

А взгляда не выдержит смертный простой.

Пастух содрогнулся, восторгом охвачен,

Он с места поднялся, смеётся и плачет.

Но за руку взял его старый мудрец

И палец к губам приложил. Наконец

Увидел пастух свою дерзость. Сурово

Ночь провещала заветное слово:

Мыслям, что гордость внушит, всё равно

В небытии умереть суждено.

Мёртвый город

Среди глухих песков навеки погребён

Остался город, некогда живой и славный.

Он спит последним сном, как древний Вавилон,

А всюду битый мрамор, словно саван.

Когда-то город цвёл, и над его стеной

Победа свои крылья простирала.

Народы Азии причудливой толпой

Теснились у ворот и у причала.

Теперь он пуст. Навеки тишина

Его объяла стогны. И луна

Над высохшей рекой молчит благочестиво.

Лишь на обломках портика свой пост

Не покидает слон из бронзы. Терпеливо

Он хоботом коснуться тщится звёзд.

Старая французская поэзия начиналась с поэзии жестов, то есть песней жестов. Народная поэзия превращалась в личную, когда автор подписывал свое имя называли его имя при устном распространении произведения. О чем же была старая поэзия? Ответ на этот вопрос очень прост — о жизни, быте и взаимоотношениях обыкновенных людей. Так, например, женщины, когда пряли и убирали в доме, что-то себе тихонечко напевали под нос, после этого песнь превращалась в поэму, стихотворение или прозу и ложилась на бумагу. За долгое время развития человечества поэзия эволюционировала вместе с ним. Обряды и культура различных народностей также закладывалась в произведения, примером тому могут служить песенки на Рождественские колядки, колыбельные или весенние хороводные песни, в которых рассказывалось о горькой доле замужних мадам и о прекрасной жизни юных мадемуазель, которые еще не вышли замуж, тематика иначе звучит «la mal mariée».

Многие стихотворения начинали именно прославлением весны, хотя бы пару строчек, но должно было быть подобное вступление, даже у произведений политического уклона. Весенняя лирика в одно время считалась синонимом слова «поэзия». Она очень часто переплеталась с темой mal mariée. Это переросло в целый любовный жанр. На его фоне возникла куртуазность тематики, которая прослеживалась в произведениях трубадуров из Прованса, это было примерно в 12 веке.

При дворе королей открывались различные литературные кружки, в которых принимали участие местные учителя и философы. На севере Франции располагалась школа труверов, которые упорно противостояли южным трубадурам, иногда заимствуя у них некоторые литературные элементы.

Северная школа: Пьер де Корби, Пьер Моньо, Жан Эрар, Жильде Винье, Одефруа Бастард, Фастуль, Жан Бретель и Адам де ла Галь. Отталкиваясь от южных авторов, они отражают пастушьи темы, с ориентиром на родную местность, родные поля и холмы. Также прослеживается у них и любовная тематика, позиционируя любовь на служение друг другу по определенным канонам.

Всё это горожане и по преимуществу клирики. Подражая трубадурам юга, они влили своеобразную свежесть в установившиеся поэтические формы. Так, в пастушеских песнях (pastourelles), введённых также под южным влиянием, они изображают игры пастухов родной Пикардии. Такой же непосредственностью веет и от песен Колэна Мюзе и Гаса Брюле, также не принадлежавших к феодальной знати. Большая часть канцон труверов полна чисто условной любовной казуистикой. Любовь, согласно теории труверов, есть служение, и это служение имеет.

Шарль Бодлер – поэт, литературный критик, приверженец классической французской литературы. На его творчество сильно повлияла ранняя кончина отца и скорейшее повторное замужество матери, что четко прослеживается в его многих произведениях. Его яркие произведения: «Цветы зла», «Падаль», «Альбатрос».
Поль Верлен – символист и импрессионист, Его произведения: «Путешествие француза во Франции», сборники: «Сатурнические поэмы», «Песни для нее» и другие. Отличается его творчество пронизывающей грустью и тоской, истинная и глубокая лирика.
Жак Дюпэн – поэт, критик художественный. Родился в психиатрической клинике, где его отец занимал должность заведующего. Отец ушел из жизни рано, Жак воспитывался его дедом. Произведения: «Малевич», сборники: «Линия разрыва», « Амбразура» и другие.
Жан дё ля Фонтэн – баснописец, широко известный французам, как в России И. Крылов. Вырос на лоне природы в лесах и лугах, был членом католического сообщества. Увлекался поэзией и философией. Произведения: «Волк и пес», « Ворона и лисица», «Волк-пастух».
Жан Батист Поклен, известный под псевдонимом Мольер. Тесно был связан с театром и актерской карьерой, был директором театра, сам писал многие пьесы. Произведения: «Мнимый больной», «Летающий лекарь», «Школа мужей» и другие. Скончался во время игры одной из ролей в своем спектакле, так и не доиграв свою роль.
Жак Превэр – поэт, драматург, кинокритик, родился в обеспеченной семье, писал сценарии к кинофильмам, а также сборники стихов на различную тематику, но преимущественно на социальные темы. Произведения: «Дождь и ведро», «Король и птица», «Слова», «Истории».
Андрэ Мари дё Шенье – поэт, политик и журналист в одном лице. Родился в Турции, так как его семья была дипломатической. Объездил всю Европу, является открывателем нового литературного движения, его называют даже «предвестник романтизма». Произведения: «Молодая узница», «Ямбы» и другие.
Мелин Фармэр – современная известная песенная исполнительница, а также поэтесса.
Жан Шаплэн – поэт 17 века, критик литературный. Составил один из известных словарей французского языка, писал оды и сонеты, в качестве главного героя часто упоминал Жанну Д`Арк. Произведения: «О чтении старинных романов» — трактат, ода «К Ришелье» и другие.

Многие именитые русские поэты, критики и авторы пытались дать свое описание французской поэзии, но ее глубина просто не неописуема, как пишет Николай Гумилев, это невозможно, ее описать. Многочисленные представители поэтического направления живут в голове и сердцах французов, поэтому и каждому, увлекающемуся французским языком, следует знать наизусть пару строк из произведений Виктора Гюго или Жана де ля Фонтэна.

Современная же французская поэзия не блещет своими талантами, но все-таки следует выделить следующих авторов:

Жан-Мишель Мольпуа – поэт, первую книгу выпустил в 78 году прошлого века, все ему принадлежит около 30 сборников стихотворений. Он занимает должность главного редактора в литературном журнале Франции, преподает в университете и является руководителем дома писателей в столице страны. В основном его стихи – критическое видение других поэтом прошлых лет или современности.
Жан-Батист Пара – критик, поэт, искусствовед. Вел долгое время на телевидении программу о поэзии и литературе, также как и Жан-Мишель Мольпуа, является главным редактором одного из литературных журналов. В основном занимается художественными поэтическими переводами европейских и азиатских авторов с нескольких языков: итальянского, русского, индийского и некоторых других.

Для того, чтобы не показать себя невежей, следует следить за всеми сферами жизни, особенно в стране изучаемого языка, но так, чтобы это не превратилось в фанатизм, и, чтобы про родину свою также не забывать. Изучайте, познавайте, просвещайтесь, не забывайте про живое общение с носителями языка, которое возможно осуществлять на международных форумах или социальных сетях. Удачи вам, русские французы!

ОТ РЕДАКЦИИ

Настоящая антология является новым значительно дополненным изданием сборника «От романтиков до сюрреалистов», вышедшего в издательстве «Время» в 1934 году.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Поэзия наша стремится к выработке нового стиля, рушатся старые шкоды, побеждают принципы социалистического реализма. Все чаще обращаемся мы к классикам. И вот - перед нами книга, посвященная французской поэзии, от Ламартина до Элюара. Несколько классиков - Гюго, Ламартин, Альфред де Мюссе, Барбье, и рядом с ними снова встречаются имена, знакомые по старым номерам «Весов» и «Аполлона», по декларациям и литературным манифестам символизма, по статьям акмеистов, по переводам Брюсова и Сологуба, Волошина, Вячеслава Иванова и Бальмонта. Стоит ли возвращаться к этому? Нужно ли это нам? Полезно ли снова воскрешать интерес к французскому символизму? Стоит ли снова начинать разговор о парнасцах и «проклятых поэтах», о Теофиле Готье и Морисе Роллина, о Тристане Корбьере и Леконт де Лиле?

Эти поэты были понятны ушедшему поколению. Они были нужны ему не только как знамя. Многие из них были учителями русских поэтов. У русского символизма другая социальная природа, чем у символизма французского? вот почему здесь нельзя говорить о простом подражании. Нет, влияние было гораздо глубже, оно оказало огромное воздействие на развитие художественных принципов русского символизма. Переводы французских поэтов второй половины XIX столетия зачастую становились документами литературной борьбы. Стоило появиться новому оттенку поэтического движения в России, и сразу же начинались переводы тех французских поэтов, которые еще не были известны русскому читателю. Иногда воскрешались имена, незаслуженно забытые, так появился, например, перевод знаменитой книги Готье «Emaux et Camees». И вот, все это, уже переведенное, продуманное, проработанное, сказал бы я современным газетным словом, снова собрано в книгу, заново переведено, дополнено вовсе уже неизвестными именами, стихами нынешних французских поэтов, и выдано современному читателю. Стоило ли заново делать этот огромный труд? Не лучше ли, если уже есть такая необходимость в издании французских поэтов, выпустить книгу избранных старых переводов? Ведь вся эта работа уже сделана буржуазными и дворянскими поэтами первых десятилетий XX века.

Изучая старые переводы, мы легко убедимся, что такое суждение неверно. Правда, бывали отдельные случаи удачи, когда русскому переводчику удавалось выразить сущность французского подлинника; тогда рождались такие блестящие работы как переводы Верхарна - Брюсовым, Верлена - Сологубом, Эредиа - Волошиным, но даже и в этих отличных переводах русским поэтам не всегда удавалось выразить полностью все богатство французского оригинала. В отличных переводах Сологуба мы не найдем все же предельной простоты позднего Верлена. Я говорю сейчас о переводах, сделанных первоклассными мастерами, замечательными художниками слова. Французский материал «обеднен» ими не потому, что они не могли справиться со всеми трудностями, которые вставали перед переводчиками, не потому, что было слабей художественное дарование русских поэтов.

Переводчик зачастую старался уделить преимущественное внимание тем чертам оригинала, которые были особенно существенны для русских школ и направлений. Вот почему старые переводы в ряде случаев не были достаточно объективными.

Если это мы говорим о лучших переводах, то что же следует сказать о таких работах, как переводы П. Я., усиленно пропагандировавшего Бодлера, но совершенно не понявшего, что художественная сила Бодлера прежде всего в мастерски отточенном, классическом стихе, чуждом романтической растрепанности и «гражданской скорби»? Не говорю уже о «классических» по своей чуждости оригиналу переводах К. Бальмонта, больше увлекавшегося, правда, поэзией английской и написавшего десяток тысяч строк на темы Шелли и Уитмена, но хорошо не переведшего и тысячи строк из этих поэтов.

Тот свод французской поэзии, который сделал Бенедикт Лившиц, необходим современному читателю. Мы слишком еще плохо знаем новую французскую поэзию. Нашим молодым поэтам можно многому у нее поучиться. Неверно было бы, однако, думать, что переводы стихов нужны только для читателей, не владеющих иностранными языками. Еще Жуковский говорил, что переводчик в поэзии не раб, а соперник. Перевод очень часто существует в веках рядом с подлинником. Для того, кто знает немецкий язык и читал Шиллера в подлиннике, все-таки никогда не потеряют своего очарования переводы Жуковского.

Не всегда даже необходимо, чтобы это был точный перевод. Лермонтовское стихотворение «Горные вершины спят во тьме ночной»? превратившее в романс философское раздумье Гете, а свободный стих немецкого поэта подменившее традиционным метром, останется тем же менее на долгие столетия спутником стихотворения Гете.

Задача перевода не только в ознакомлении читателя с поэзией другого народа. Очень часто перевод играет значительную роль в деле разработки новых изобразительных средств языка.

Богатая техника французского стиха, четкость поэтической мысли, особенно характерная для лучших французских поэтов, сжатость изложения, зачастую сводящаяся к художественно продуманным формулам, и в то же время, по «равнению с русским стихом, гораздо меньшее богатство ритма и рифмы создают огромные трудности для переводчика. Преодолевая эти трудности, переводчик невольно открывает новые принципы организации русского стиха. Между прочим, следует отметить, что французская традиция стихотворного перевода, - ей у нас подражали некоторые поэты, например, И. Коневской, - является одной из существенных причин того, что иностранный опыт еще мало отразился на формальных поисках французских поэтов. Между тем в России, начавшей свое стихосложение подражанием французской силлабике, богатый опыт поэтов-переводчиков через два столетия снова подвел нас вплотную к разрешению вопроса о будущем силлабики в русском стихосложении. В ближайшие десятилетия этому вопросу суждено, очевидно, выйти из стадии теоретических предположений в полосу практической разработки. В том случае, если удалось бы внести элементы силлабического стихосложения в классический строй русского стиха, мы, несомненно, имели бы огромные успехи в деде развития повествовательных жанров и прежде всего эпической поэмы.

Нет, легкомысленно полагать, что столетие французской поэзии, отраженное в настоящей книге, уже изучено предшествующим поколением и нам никак не интересно. Достоинство современных переводчиков прежде всего в том, что они не стараются исправить чужого поэта соответственно собственным поэтическим воззрениям и дают в русском стихе объективное, адэкватное выражение особенностей иностранного подлинника.

Четверть века занимался Лившиц французской поэзией, и его книга является сводом большой двадцатипятилетней работы. Эта работа не была обычным трудом переводчика. Сам испытавший сильное влияние французской поэзии, Лившиц был, пожалуй, единственным поэтом раннего русского футуризма, органически связанным с французами. Первые стихи Аполлинера, должно быть, интересовали его не меньше, чем современные Аполлинеру стихи русских поэтов. Влияние французов особенно отразилось у Лившица на том, что легче всего поддается перенесению на чужеземную почву, на композиции стиха. Естественно, что все это не могло не повлиять на переводы.

Когда перевод поэтов, разных по социальной природе, темпераменту и художественным принципам, делает один человек, в этом, наряду с существенным преимуществом, заключающемся в единстве отношения к переведенному материалу, есть и некоторая опасность: - поэты некоторых направлении могут оказаться очень похожими друг на друга, стихи Барбье нельзя будет отличить от политической лирики Гюго, и Роллина от Бодлера. Несомненно, что Лившиц с самого начала учел это и серьезно продумал принципы своего перевода.