Современные, красивые, душевные стихи про сибирь и любовь к сибири. Поэты Сибири (Сибирью связанные судьбы)
В Антологию включены создания известных поэтов, Павла Васильева, Игоря Киселева, Леонида Мартынова, Иосифа Уткина, Василия Федорова, Ильи Фонякова, творчество которых давно стало достоянием русской лирики ХХ века. Есть и знаменитый поэт-песенник – Василий Пухначев с его неувядающей «Над широкой Обью…» и новосибирец Геннадий Карпунин с полюбившейся туристам «Синильгой». Сибиряки по рождению, воспевшие родной край, все они постоянно возвращаются к сибирским мотивам. В творчестве этих лириков сформировался поэтический образ края с его бесконечной тайгой, могучими реками и горными кряжами, омываемого на Севере студеным океаном, на юге распахнутого азиатским желтым степям Кулунды, а на востоке первым освещенного солнцем, встающим над Россией.
Большую часть книги составили стихотворения ведущих авторов, получивших признание в литературном процессе Сибири. Их много и назвать, никого не обидев, трудно. Поэтому в оценке Антологии попытаемся выделить общие для сибирской поэзии мотивы, образы, которые ее отличают, придают ей особый колорит. Несомненно, что лирика как род литературы чаще всего обращена к общечеловеческим темам, но за ними всегда стоит неповторимость индивидуального чувства, отдельная судьба, всплеск яркого переживания. Сибирские нотки в Антологии звучат явственно и наполненность их очень разная, конечно, не сводимая только к природным отличиям Сибири от средней полосы России, хотя и они тоже очень значимы в создании общей художественной картины.
Какой же предстает Сибирь в поэтическом слове о ней, сказанном за целое ХХ столетие? Поначалу даже трудно наметить особую парадигму мотивов и образов, поскольку стихотворения расположены, что называется, не по краям и областям, не по движению из центра на границы, а просто по алфавиту. Уж хвалить или ругать составителей за это, не знаю. Но, видно, у них была своя задача. Предположим, что им хотелось все буквы от А до Я вставить, ни одной не пропустить, чтобы убедительно просматривалась толщь сибирского литературного процесса. Но этот простейший замысел в чтении открывается немного по-другому. Внутри практически каждого «буквенного» раздела возникает своя малая поэтическая история и география Сибири.
В Антологии представлены своими стихотворениями фронтовики и ссыльные многочисленных сибирских сталинских лагерей, строки которых почти не услышаны при жизни. Значительнее всего заявились «поэты-семидесятники». Они пришли в поэзию, когда стала отчетливо формироваться сибирская ветвь русской литературы с её большими именами - В.Астафьев, А.Вампилов, В.Распутин, В.Шукшин. Есть в книге и совсем молодые авторы, а иногда и дебютанты, почти неизвестные за пределами сибирских городов и областей начинающие поэты, в душах которых плодоносное зерно лирического слова только начинает оживать и прорастать свежими строками-побегами, есть и лирически пережитые эпические образы алтайского, эвенкийского, чукотского фольклора в строках Огдо Аксенов, Эзендея Тойюшева, Дмитрия Апросимова, Михаила Вальгирина, Анны Кымытваль, Сергея Тыркыгина, Таяны Тудегешевой, Алитета Немтушкина,
Откроем наугад вторую букву русского алфавита – сорок два автора. Внутри раздела история сибирской поэзии ХХ века вспоминается в отдельных именах и строках. Есть старшее поколенье. Евгений Буравлев - прошел войну, стал поэтом позднее, в зрелые годы, возглавил молодой Кемеровский Союз Писателей. Тоска о невозвратном детстве («Кто вас выдумал, острова…») перемежается в его лирике с зарядом оптимизма, которым не могли не жить эти победившие сильные люди. Борис Борин (Блантер), тоже фронтовик, возвращается мысленно в первый день войны, когда еще «не контужен, не ранен, он шел в голубой полумгле» цветущего летнего поля. Борис Богатков, новосибирец, совсем молодым поэт погиб под Смоленском за Гнездиловскую высоту, успев оставить только поэтическое завещание гвардейца: «Тяжко знать, что моя Россия От того леска – не моя …».
А рядом в этом разделе, на эту же букву – кемеровчанка Марина Брюзгина, совсем нынешняя, с молодым восприятием жизни: «Для тоски моей причины нет, Я еще не ведала разлуки…». Любовь к окружающему миру, к природе у нее иная, с какой-то экологической ноткой («Нет на планете чудесней чудес, Чем эти облако, озеро, лес…»). Видимо, это какое-то общее свойство молодой лирики, представленной в Антологии, - не восторженное, а грустноватое любование природой, иногда как будто уже исчезающей: «У компьютера три хризантемы, Черный кактус, багет и стекло. Где мы, милая, все-таки где мы? И зачем так по-детски светло?» (Владимир Берзяев)
Следом за сильными взрослыми строками удивительно нежно и как-то по-домашнему тепло читаются стихи для детей Александра Береснева. Мир ребенка, совсем крошечный, говорит своими родными маленькими словечками: «К червячку стучится дятел, … Испугался червячок, Запер двери на крючок».
Перелистываем дальше. Буква К, традиционно самая частая для русских фамилий, - 73 автора. В чтении этого раздела можно уже в общих чертах понять, какие же сибирские уголки «статистически» наиболее поэтичны, какая земля сибирская больше родила поэтических строк о ней? И хотя, конечно, такие числа в поэзии – дело десятое, но стоит отметить, что, кроме кемеровчан, которым по праву издателей предоставлен страничный простор, в одной букве – 13 авторов, выделяются многоголосья Томска, Новосибирска, Барнаула – почти по десятку поэтов. Есть и одинокие голоса – С. Торбоков (Шория), С.Климович (Таймыр), Г.Курилов-Улуро-Адо (Колыма), А.Кымытваль (Магадан), К. Геутваль (Чукотка). Если не считать, что приглашения в Антологию в областных творческих союзах не всегда были услышаны, поэтические топосы самые мощные на Алтае, в Томске, в Западной Сибири. Конечно, можно говорить не о школах, а, в большей мере, о землячествах, братствах, скрепленных в поэзии неповторимым обликом каждого из этих пространств обширного Зауралья, центра Сибири, Дальнего Востока.
Сложившуюся традицию - прочесть сибирскую тему как гимн первозданной могучей природе и ее покорителям - представленный корпус поэтических текстов существенно дополняет, потому что, во-первых, выделяются урбанистические образы – сибирские старинные города – Омск, Томск, Красноярск, Иркутск, малые городки и деревни, окна которых распахнуты в таежные околицы, в разработанные поля, а также наши далекие бескрайние границы на север, к снегам и тундре, на восток, к океану.
Заметнейший топос в художественном мире книги - иркутский. Старинный город, как пишет Анатолий Кобенков, «прожитый прочтенный и пережитый», с декабристских времен. Каждая его старая улочка напоминает о державных и свободолюбивых героя, о кровавых событиях гражданской войны. А центр этого малого сибирского мира – Байкал и дочь его, строптивая Ангара, «старыми легендами повитая» (И. Луговской). В строках иркутянина Марка Сергеева байкальская панорама увидена глазами поэта, ставшего на миг скульптором, музыкантом, инженером, чтобы увидеть великий Байкал во всей грандиозности природной мощи, в которую уже вплетен голос властно покоренной ангарской воды:
Лесистых гор полуотвалы,
Касанье голубых лекал,
И скалы, срезанные валом,
И небо, павшее в Байкал,
И сам - он величав и вечен,
В гранитной раме вырезной,
И весь до донышка просвечен,
И весь,- до капельки - родной.
И Ангары полет строптивый,
И ветра крик, и гул турбин,
и птицы – сосны над обрывом,
И дикий ветер Баргузин…
Томский край в стихотворениях Н.Игнатенко, А.Казанцева, М.Карбышева, В. Колыхалова, Д.Коро, Б.Климычева, В.Лежнева, А.Рубана, А.Цыганкова, Н.Хоничева – таежный, холодный, замирает в зимнюю стужу, преображаясь летом в ароматах таежного разнотравья, лечащих душу и тело, в нем родилась целая симфония «томского леса с кедрачами на холмах», где «прикрыла трава сладкий лепет лесной земляники».
В поэзии томички Ольги Комаровой создан настоящий зимний поэтический миф о Севере, о Снежной Волчице-владычице «холодных и крылатых» снегов, «панцирем льда» покрывающих все живое. Лирическая героиня поэзии грезит снами о северной русской женщине-сибирячке, поющей среди полночных снегов:
По-над Обью путь наш вился,
Между вешек занесенных,
По-над панцирем ледовым
Богатырской мать-Оби…
А вокруг волчицы выли,
Вон – Варьеган, вот – Весьган,
И луна туманным оком
Колдовала долгий путь…
Только голос человечий
Рассекает этот панцирь,
Человечий голос женский
Да горючая слеза.
Только песне Север дикий
Подчиняется пространством,
Только вздрагивает шкурой
Да колючкой бьет в глаза… .
Алтайское поэтическое братство, в котором соединили свои лирические строки А. Адаров, В. Башунов, Е. Безрукова, И. Мордовин, Г.Володин, С. Вторушин, О.Гришко-Юровская, А. Ередеев, А. Зуев, В. Казаков, Л. Козлова, Л, Кокышев, В. Крючко, В.Куницын, В. Нечунаев, В. Тихонов – еще одна большая глава Антологии. Размах пространства совсем иной, вертикальный. Здесь есть горные вершины и перевалы, над которыми светят холодные звезды Горного Алтая и слышны мелодии протяжных казачьих песен, напоминающие о прошлых временах первых переселенцев.
А в «месяц марала», сентябрь, загорается медленный жар пламенеющих горных ягодных полей.
У каждого сибирского края есть своя сердцевина – могучая и сильная река как ось, а лучше, как артерия этого края. Вдоль нее первоначально обосновывались переселенцы из России.
Символ Алтая – стремительная ледяная Катунь:
«Раскрасавица изумрудная,
по характеру неподступная»,
то вдруг буйная,
то вдруг тихая,..
ожерельем скал
опоясанная»
(Наталья Македжанова).
Алтайская земля – «прародина великих тюрков», и в поэтическом образе этого края с его цепями гор, валунами и скифскими курганами есть ощущение великой связи древних цивилизаций – Эллады, Великой Степи, Скифии. Поэты-алтайцы: Георгий Кондаков, Лазарь Кокышев, пишут об Алтае, «где говорящий камень», « где знает тайну древнюю курган», где было «время Пазырка в долине Челумшана», а в ХХ век мудрость предков «дошла лишь в песнях», в шепоте листвы и в «громов грохотанье». Национальный миф просвечивает в этих метафорах, пережитый в индивидуальном поэтическом образе, освеженный любовью потомка великих народов:
Алтай –
Целебная вода,
Цветущая трава,
Гор белоглавых череда,
Нетленные слова.
О солнце Азии, согрей
Покой моих земель.
Алтай –
В руках богатырей
Народов колыбель!
(Таныспай Шинжин - народный сказитель республики Алтай)
Примечательно, что, как и в пушкинские времена, поэтический быт барнаульского братства легко рифмует Василий Нечунаев. В его бревенчатом доме ели огурчики с огорода и дрова запасали на зиму ныне здравствующие и уже ушедшие барнаульские поэты Вторушин, Володин, Черкасов, Мерзликин, Юдалевич.
Жил был дом,
Зажигалась луна,
Под луною листва трепетала.
«Можно к вам?» – голосок у окна.
И в окно мое муза влетала.
Поэтические образы Зауральской земли, Новосибирского обского простора, раскрывшего теченьем сильной реки ворота в холодный океан, Енисейские крутые берега – как символы повторяют характерные черты всего сибирского мира, единый образ Сибири в многоголосом слове ее поэтов роднит ощущение мощи и силы. Мир этот уже не завоевывается, не покоряется, а познается, открывается в своей красоте, становится дорогим, родным в мельчайших ликах радостной, безудержно многоцветной летней красы, в серебристо-жемчужных зимних просторах, где таежные леса наполняют голоса сибирских птиц, рев маралов, где глухариха выводит глухарят на солнечную полянку, а с толстой ветки сосны или кедра смотрит бусинками глаз золотой бурундучок или темно-медовый соболь как сама мудрость вековых деревьев тайги.
Черты сибирской поэтической картины мира, которая прочитывается в Антологии, дают возможность говорить о тех повторяющихся мотивах, образах, символах, которые отличают ее от среднерусской, воспетой в лирике великих поэтов.
Мотивы желтой нивы, прозрачные леса, рощи, зимняя дорога в степи, лес и сад, синь, золото, бирюза и ангел как бриллиантовая слеза в перевернутом куполе неба, грозы и перлы дождевые, лунные пейзажи русских равнин, степей безбрежных колыханье, тихие плесы среднерусских рек и горизонты с маленькими куполами церквушек, деревеньки и усадьбы с садами и тенистыми парками. Как отличны от них поэтические миры сибирских лириков, размашисто-сильные, первозданные, в них присутствует мощная вертикаль, горная, скалистая, стихии сибирской картины мира – словно прорвавшиеся напомнившие о себе недра, упругие, своенравные, властвующие.
Но герой сибирской лирики остается причастен общим русским национальным ценностям. Родина у большинства поэтов, творчество которых представлено в Антологии, – это родной дом в деревне, часто покинутый давно, но неизменно дорогой. Счастье – это возвращение в мир детства и чистых истоков жизни. Для многих лириков кемеровской школы именно этот мотив – один из любимых, повторяющихся. Один и первых его развивает Виктор Баянов, с глубокой искренностью и простотой открывающий эту тему в кемеровском поэтическом братстве:
Изба моя, приветь меня,
Побалуй древней лаской отчей.
Погрей у своего огня,
Чем Бог послал меня попотчуй…
Поэты, пришедшие в творческий союз «Притомье» в1970-е подхватят, умножат, разноцветят мотив, столь близкий русской литературе от ее истоков.
Мой дом деревянный на взгорке
С зеленым двором в глубину,
Дай снова оконные створки
Ударом руки распахну!
Пусть ветром надуются шторы
И щедро текут синевой
распадки, увалы, угоры,
Тайга и туман луговой!..
Вчера на закате широком,
Когда пламенел окоем,
Бродил я по этим дорогам
С вечернею тенью вдвоем.
Я, глядя на тихие дали,
Почти что прощался с рекой
В какой-то кромешной печали,
В печали какой-то слепой…
Не так ли срединою жизни
Мне снова коснуться дано
Бессмертного духа Отчизны,
влетевшего в это окно?
Из ясных глубин поднебесья
Не он ли донесся, как ток,
гармонии и равновесья
утраченный сердцем восторг?!
(Николай Колмогоров)
Этому мотиву придают свой оттенок думы Валерия Козлова с его грустноватой лирической натурфилософий:
Вернуться бы в давнюю осень
На крыльях уставшей души.
Вернувшись, остаться и вовсе
В родной деревенской глуши.
Забыть про земные тревоги,
В деревья и травы врасти.
И чтоб ни тропы, ни дороги
Сюда никому не найти.
Мир деревенского детства всплывает неожиданными образами-всплесками, память выхватывает их, облекая в удивительные поэтичные мифы, повторяющие круг земной времен года. Летний купальский огонь, способный подарить энергию солнца, всегда звал взлететь над ним, почти коснувшись, чтобы очиститься, преобразиться. Юные деревенские девочки, героини Тамары Рубцовой, следуют интуитивно этому ритуалу:
Я начинаю что-то понимать,
Котенком полузрячим - через годы -
Гляжу туда, где жив отец.
И мать
Зовет на ужин нас из огорода,
Где три девчонки разожгли костер,
скидав туда подсолнухов бодылья.
И Галя – старшая из всех сестер –
Через огонь летает, как на крыльях.
А вслед за ней, свой страх преодолев,
Мы с младшей, Верой, пролетаем пламя,
Забыв, что ужин стынет на столе,
И жив отец, и бабушка, и мама.
… Я сердцем отдыхаю в этих днях,
Куда дорогу память проложила,
Где живы те, кто так любил меня,
И кем так долго я не дорожила.
Космизм, пришедший в русскую лирику со стихами Тютчева, Лермонтова, В.Соловьева, Блока, по-особому отзывается в лирике Виталия Крекова. В художественном мире этого кемеровского поэта удивительно сопряжены почти патриархальное простодушное открытие мира и способность передать в своем слове величие мироздания, коснуться его изначальных основ:
Там, где в погоду, в непогоду
Спаситель нищенствует с нами,
Люблю закаты и восходы,
Под кронами и облаками.
Ночь темная пройдет остудно.
Узор ветвей в предзимье четкий.
И наступающее утро
Работает каминной топкой.
И я опять, опять мечтаю
Уйти в мой край, что сердцу ближе,
Где светлый дух в пути познаю
И Церковь Божию увижу,
Где в тихом поле странник встречный
Прошелестит судьбою робкой,
Где далеко-далеко вечер
Работает каминной топкой.
Любовь - одна из сокровенных тем поэзии всех времен и народов. Все давно сказано, воспето, оплакано. Герой и героиня, старик и юность, встреча и разлука, свидание и поцелуй, одежды, руки, глаза, цветы, одиночество и надежда. Но поэтическое слово о любви поистине неиссякаемо. Чистая лирика любви явлена в Антологии и «гендерным» своим лицом, В книге много женских прекрасных строк о любви и не меньше монологов-признаний о той единственной, которая дана судьбой, незабываема и стала музой. С разными традициями связаны стихи о любви. Поэтический авангард с загадочной суггестией присутствует в лирике кемеровского поэта Александра Ибрагимова:
Яснозеленая краткая ночь.
Яд одиночества слаще смиренья.
И невозможно себя превозмочь,
Чтобы не стиснуть запястья сирени…
Длится и длится летний закат –
Неуследимый и страннозеленый…
Если влюбленный не виноват,
То виноват только влюбленный.
Неожиданная метафора, почти отсылающая к античности, многозначно играет в «Медее» Андрея Правды:
Не знаю - насколько красива,
Но я-то уж точно нелеп.
Целуясь с тобою, счастливый,
От терпкого меда ослеп. …
И меря на вкус и на ощупь,
Я словно катаю во рту
Густую и липкую рощу
Реликтовой липы в цвету….
Многослойность уклада сибирской жизни более всего, быть может, открывается именно в любовной поэзии. Есть и великая судьба и простое согласье, потерять которые одинаково трагично.
Новокузнецк, Кузнецк. Одна из знаменитых литературно-исторических страниц этого большого сибирского города – любовь Достоевского и Исаевой.
Они обвенчаны. Обвенчаны.
Она выходит на крыльцо…
Взгляните в скорбное лицо
Судьбу свою понявшей женщины.
Взор заслонила боль растущая,
Вздохнуть всей грудью не дает.
Решилась: жизнь ее грядущая
К его созданьям перейдет…
Тесна одежда подвенечная.
И губы сохнут как полынь…
Невыносимо быть предтечею
Его тревожных героинь!…
И все ж ни волей, ни сознанием
Не защитилась, не спаслась.
Венца кузнецкого сиянием
Необратимо облеклась.
(Любовь Никонова)
Антологическая подборка дает возможность почитать и разножанровые вариации любовной лирики.
Есть почти частушечные ритмы в строках иркутянина Анатолия Румянцева про деревенскую неразлучную пару:
На пригорке дом да баня,
У больших ворот скамья.
Кто живет здесь?
Таня-Ваня.
Деревенская семья.
Есть и замечательное по своей точной и ясной простоте намеченной балладной ситуации стихотворение Виктора Баянова «Анна»:
Бойся, Анна,
Слушай, Анна,
И ушам своим не верь:
Кто-то громко, кто-то странно,
Незнакомо стукнул в дверь…
Только входит он сурово,
Словно кедр, высок и прям.
На щеке застыл свинцово
От медвежьей лапы шрам.
Знать, умаяла дорога
Через горы и лога.
Знать заметил у порога
след чужого сапога…
Любовная лирика в сибирской Антологии возвращает и актуализирует в памяти и традицию тихой поэзии, почти погруженной в повседневности и почти всегда пронзительно неожиданной в открытии простого наивного слова о вечно новом чувстве:
Не жил и раньше не любя,
Но изменилось что-то…
«Люби меня, как я тебя»
Начертано на фото. …
Не просветить поверхность слов
Тому, кто сам бежит их.
Воспринимал альбомный стих
Как пошлый пережиток.
Возник он в памяти, знобя…
И с дрожью жизнь итожа,
«Люби меня, как я тебя
Я заклинаю тоже.
Нет слов наивней и мудрей…
Светящуюся строчку
Вписав в альбом души моей,
Не ставь на этом точку…
(Валерий Зубарев)
В Антологии мало гражданской лирики. Возможно, редакционный коллектив побоялся декларативности или не смог найти «сибирский» ее современный излом, далеко не простой и в начале ХХ века, и в «шахтерские» 1990 –е годы. Прямых резких слов о нашем времени сказано мало. Звучит боль о родных деревеньках, о стариках, оставленных, доживающих в ветхих домишках.
Прорываются лагерные воспоминания в стихах Варлама Шаламова, В.Алексеева, А. Баркова, В.Васильева, В. Гольдовской, П.Реутского, Б.Ручьева, афганские, кавказские военные мотивы в поэзии последних десятилетий. Есть и прямые поэтические монологи о современности. Так, в поэзии кемеровчанина Алексанра Каткова лирический герой не умолкая вопрошает о нынешнем дне России, о смысле происходящих перемен: «Ужели ты, пропавшая страна, Была так непригожа и срамна? Ну почему тебя не заслонил, Да с чем я жил, Да где я раньше был?». Эти же мысли звучат и в лирике Юрия Ковалева: «Ломалась эпоха, как лед под ногами, … Мы цели достигли, но вдруг оказалось, что счастья по-прежнему нет…».
Поэтика лирического текста, в котором выражена гражданская позиция, конечно, не исчерпывается прямыми инвективам. Емкая и глубокая метафора, дочерь мифа, возвращает нам в плотной овеществленности лирического переживания особую почти философскую глубину постижения смысла настоящего времени, просвеченного архаикой мифа:
Если сад превращается в лес,
Это значит, что запил садовник,
И тогда одичавший шиповник
Разрастается ввысь до небес.
И тогда он сцепленьем ветвей
Образует подобие круга,
И его круговая порука
Крепче ружей ночных сторожей.
И тогда он, шипы заострив,
Оцепляет свой сад, будто зону,
Где живет по лесному закону
Каждый куст, будь он хром или крив.
И тогда он стоит на часах,
Свирепея в работе бессменной,
Охраняя свой сад суверенный
Не за совесть, и но и не за страх.
Не за страх, а за право стоять,
Перепутав порядок казенный.
Уступая крапиве газоны
До бровей лебедой зарастать.
Не за совесть, за волю цвести,
Позабыв очередность цветенья,
За свободу стоять в оцепленье
И держать этот сад взаперти.
И держать этот сад под замком,
Заключая в ограду конвоя,
Чтобы лес, вырываясь на волю,
Был заколот садовым штыком
(Сергей Самойленко).
Примечательно, что у поэта старшего поколения Нинели Созиновой «лесная» метафора наполнена совершенно иными смыслами и рождает иные ассоциации:
Мое родословное древо,
Чью память в себе я несу,
Взрастало в могутном и древнем
Высоком российском лесу.
И хоть обозначенный словом,
Незыблем закон испокон:
«в житействе земном и суровом
И лес во лесу не равен»,
А все же судьба ли, судьбина
Не древу, но лесу дана:
Над кронами небо едино,
Земля под ногами одна…
Сибирская история ХХ века проявляется не только в собственно поэтических строках, а также и в скуповатых биографических данных об авторах, собранных в Антологии, среди которых много профессиональных поэтов, известных, с многочисленными сборниками. Но многоголосую поэзию Сибири создают не только они, а журналисты, филологи, студенты, машинисты, шахтеры, шоферы, геологи, селяне, а также прекрасные поэты-сказители и лирики коренных народов, бережно хранящие свои родные поэтические традиции, свои родные слова-мифы.
Жаль, что создатели Антологии очень поскупились, включая биографический материал, неравномерный, иногда обрывочный, чрезвычайно краткий. Он нужен потому, что судьбы поэтов так непохожи, необычны, порой так полны романтики, а чаще драматичны, в своих личных вехах жизни, повторяя трагические перекаты реки нашей истории ХХ века. Хочется узнать о них побольше, ведь для настоящего поэта «жизнь и поэзия – одно», но главное – это история Сибири ХХ века, сказанная ее поэтическими голосами. Антологии не хватает развития идеи, заявленной в названии, отсутствующие во многих текстах датировки усложняют восприятие. Одним из значительных упущений является отсутствие вступительной статьи, концентрированной выражающей цель издания, направляющей восприятие. Именно в предисловии художественная картина мира, созданная в сибирской поэзии, могла бы получить завершение.
Есть множество огрехов в самой концепции издания. Как особый тип организации книги стихов антология имеет в русской литературе ХIХ-ХХ вв. богатую традицию, неплохо было бы познакомиться с нею, прежде чем создавать свою, алфавитную. Такого рода историко-литературный опыт никогда не мешает, а только помогает создать оригинальное объединение авторских текстов. Многочисленные вопросы вызывает редакторская работа, недочеты в редактуре некоторых поэтических текстов, странная избирательность в фотовставках, бедность художественного и полиграфического оформления, явно не гармонирующая с художественным содержанием.
И тем не менее. Издание «Антология. Русская сибирская поэзия. ХХ век» состоялось.
Слово, о загадке истоков которого всегда размышляют поэты, сказано в надежде быть услышанным. Закончу удивительно нежной строчкой из лирики кемеровского поэта С. Донбая:
Речь моя, птицей побудь…
Вспомнит и выдохнет грудь.
Что – и не знаю заранее.
…Речь моя, песней побудь
На ветерочке дыхания
Людмила Ходанен,
литературовед,
доктор филологических наук,
профессор кафедры русской литературы Х1Х века
Кемеровского государственного университета
Сибирь - душа России!
Сибирский край - не край России,
Сибирь - её Святыня, Храм,
Который кровью оросили
Эпох, причастных к кандалам…
Угрюмость гор, тайги дремучесть, -
Всему причина, - не вина…
У южных пальм другая участь,
Но не бананов ждёт страна:
Сибирь моя полна сокровищ, -
Как тот сапожник - без сапог,
Ценою слёз, ценою крови, -
Исправно платит свой оброк.
Сибирский край – душа России, -
Слезами скорбными чиста…
Здесь жив ещё народ Мессия
С судьбой распятого Христа…
Сибирь проклята и воспета…
В иконной святости старух
Не гаснет добрый лучик света,
Живёт особый, русский дух…
Его церковным мракобесьем
Не затуманить, не достать:
Сибирь не одержима спесью,
«У ней особенная стать»!
Всегда в цепях, не в бриллиантах,
Не разодетая в шелках,
Сибирь, измученным Атлантом,
Россию держит на руках!
Уж как Сибирь не поносили,
Не распинали, как Христа, -
Жива Сибирь – жива Россия,
До боли истина проста!
Я по белому снегу снежному
Твердой поступью с хрустом пройду,
Не нужны мне моря безбрежные,
Лишь в Сибири я счастье найду!
От мороза лицо все красное,
Ведь мороз у нас жжет,не щадя.
Только небо лазурное,ясное,
И просторами дышит земля.
Здесь пушистые кедры,огромные,
Раскидавшись в тайне вековой,
Вам помашут лапами томными
И укажут дорогу домой..
Если сердце твое горячее,
Этот край не забудет никак,
Ты в душе человек настоящий,
Я тобою горжусь, Сибиряк!
Земля Сибирская
Земля Российская, земля Сибирская,
Земля Камчатская и Азиатская.
Леса дремучие, метели жгучие,
Такая теплая моя Сибирь.
Земля равнинная, земля былинная,
Земля таежная, непроходимая.
Гостеприимная и неделимая,
Такая теплая моя Сибирь.
Земля Алтайская и Забайкальская,
Земля угрюмая, как старец мудрая,
Земля суровая, открытья новые,
Такая теплая моя Сибирь.
Земля Уральская и Прибайкальская
Река Амур и Енисей,
Земля Таймырская и океанская,
Сибирь открыта для друзей.
Сибирь-Сибирь, ты дочь России!
Здесь в лесах зеленеет листва,
Здесь на солнце горят купола,
Здесь поёт соловей
В перезвоне церквей
И летят золотые слова:
Сибирь-Сибирь, ты дочь России.
У нас с тобой одна судьба.
Глаза твои озёрной сини
Не позабыть мне никогда.
Здесь времен замедляется бег,
Здесь скрипит под полозьями снег,
Здесь гармонь так звучит
И рябина горчит,
Мне с тобой не расстаться вовек!
Сибирь-Сибирь, мой край родимый
Люблю твоих просторов ширь,
Дым деревень, снегов седины
Любовь моя, моя Сибирь.
Здесь наивность моих детских грёз
Помнят клейкие листья берёз.
Хором плачущих ив
Колыбельный мотив
Здесь тревожит мне душу до слёз.
И не найти нигде красивей
Твоих лесов, твоих полей.
Звучишь во мне ещё сильней!
Стихотворение о Сибири
В краю чудес – краю Сибирском –
Немало дива для гостей.
А нам здесь довелось родиться,
И не сыскать красивей в мире
Таких богатых чудом мест:
Здесь и луга, и пОля шири,
И буйный первозданный лес.
Холмы, как небольшие горы,
А реки все имеют нрав:
Весною – холодны и скоры,
А летом – дремлют среди трав.
Сибирь заботлива и стрОга:
Всех-всех накормит, напоИт,
Но и напомнит: Дела много!
Сибирь лениться не велит!
Здесь с детства можно научиться
Рыбачить, овощи растить,
С огромным лесом подружиться –
Его богатства находить.
Ведь этот лес – источник силы:
В нём тысячи лечебных трав,
Поляны ягод витаминных,
Грибы и шишки на ветвях.
Здесь даже просто воздух лечит,
Вдохнёшь – и все тревоги прочь!
Сибирь с тобою мы навечно!
И в летний зной, и в хмурый дождь.
Нам пО сердцу твои метели,
Морозы лютые зимой.
Любимый край берёз и елей…
СИБИРЬ, мы рождены ТОБОЙ!
СИБИРСКИЕ ДИКОРОСЫ
В нынешнее время литературной раздробленности любая объединяющая нестоличных «крепостных» (прикрепленных к своему городу) литераторов книга - уже победа. Самим фактом своего появления. Конечно, люди каждой литературной фракции экстерриториальны, более-менее зная друг друга, пусть и заочно. Как известно, особенно тяготеют к такой фракционности поэты, весьма ревниво и строго оценивающие своих коллег. Поэтому, говоря словами С. Чупринина, «этой книгой будут недовольны многие». Имея в виду под «многими», в первую очередь, профессиональных поэтов. Но если принять во внимание «представительские» функции этой крупноформатной, как фотохудожественный альбом для иностранцев, книги, то критический пыл хотелось бы поубавить. Ибо знать о сибирской поэзии хотя бы по именам ее авторов - уже немало.
Те же, кто захотят осмыслить эту книгу как незаурядное явление, сразу же спросят: а что есть «русская сибирская поэзия» как таковая? Не только же поэзия русских, живущих в Сибири. Это еще и словесное творчество коренных народов Сибири, пишущих и думающих по-русски, но остающихся при своем национальном мировоззрении. Можно ли объединить все это одним понятием? Вопрос в литературоведении еще не решенный, и потому оставляемый здесь за скобками.
Итак, задача этой антологии - представительски-просветительская. То есть, представляя хоть сколько-нибудь известных и интересных поэтов Сибири, она дает общую картину современной поэтической жизни от Урала до Сахалина. И каждый из включенных в книгу 438 поэтов является частью этой картины. Прежде всего, она дана географически: «Я отпрыск Лены, величавой Лены», которая «словно палку о колено ломает восьмимесячные льды» (Р. Данилов); «В легкой чаще таежной, / В засыпающей мгле / Заблудиться несложно / На сибирской земле» (А. Дронова); «Тайга зовется черною, белогорьем - ледники» (В. Измайлов); «Начинается все с Магадана: / Горы, тундра, медвежья тайга» (В. Кикирев); «Буруны клокочут, коварны и злы, / Бодая гранитные бивни, / Парят высоко над Катунью орлы, / Проносятся с грохотом ливни» (К. Козлов); «Грохочут глухо воды Челушмана (так! - В.Я.), / Как в бубен, колотушкой бьет шаман, / Арыками изрезана долина, / Здесь много летом солнца и тепла» (Г. Кондаков); «Я влюблен в названье этих рек - / Юдукон, Учами, Кочумдек, / Кананда, Виви и Воеволи / В каменистых, хмурых берегах!» (К. Лисовский); «Разнотравье, разнотравье - / Вот она - Сибирь!» (М. Скуратов); «Все таежные тропы ведомы, / В ручьевинах зимовья рублены. / Брал с собою рогатину дедову, / От клыков медведя в зазубринах» (М. Трофимов); «И Ангары полет строптивый, / И ветра крик и гул турбин, / И птицы-сосны под обрывом, / И дикий ветер баргузин» (М. Сергеев); «Открывается Байкал из окна вагона. / Синий, красный, золотой - древняя икона» (Р. Филиппов); «Томский лес. Кедрачи на холмах. / И озера, как синие бусы. / И созвездья на мудрых песках, / Чудо сосен стволов светло-русых» (Н. Хоничев); «Шумно гонит воды Яя, / Дикий камень, тальники. / И журчат, в нее впадая, / Три таежные реки» (В. Чугунов). И все это величавое сибирское пространство благоухает травами - багул, кандык, медуница, вороника и т.д., населено зверями и птицами - медведь, марал, соболь, рысь, тетерев, орел, ласточка и т.д., здесь бушуют грозы и льют обильные дожди. Все, как и полагается настоящей, необузданной Сибири. Там, где человек связан с природой не умозрительно-книжно, а напрямую, плотью своей и духом.
Очевиднее всего это ощущается в стихах исконных сибиряков, чьи предки жили еще до Ермака, со своим укладом жизни, независимым от позднее пришедших русских. Это мифология, забывшая свои мифы, но сохранившая нераздельность взгляда на человека и природу. Здесь сибирское являет себя в самом непосредственном, первозданно-древнем виде. Такой сибиряк-«инородец» издавна породнен со всеми стихиями земли: «Я ощутил себя единым / С хребтами, / С деревом / И дымом, / И было сладко сознавать, / Что эта связь нерасторжима» (В. Лебедев, якутский поэт); «Милая Лабунмэдэну, / Без тебя для юкагира / Нет как нет земли неба, / Нет всего большого мира!» (Б. Курилов-Умуро Адо); «Сын Севера, я сын великой Вьюги» (Р. Данилов, якутский поэт). Сибиряк и природа говорят на одном языке, им известны одни имена: «Тундра, позови меня / Ты из отдаления, / Назови по имени / Голосом оленьим» (А. Кымытваль, чукотская поэтесса); «Алтай, / Рассказан ты векам / Копытами коней» (Т. Шинжин, алтайский поэт). У сибиряка с природой кровное родство, общее хозяйство: «Солнца зять - Кун-Кузези - / Так зовут тайги цветок», «и земля - большой подойник - / Гулко, радостно звенит» (С. Торбоков, шорский поэт). Странные их обычаи подтверждают эту тесную общность плоти и духа, зрения и слуха с особой силой: «Чтоб вернуться с богатой добычей, / Мы глотали звериный глаз / Или птичий - таков обычай… Я глотал и медвежьи глаза» (А. Пассар, нанайский поэт); «С буквы “Д” начинается имя долган, / Дорожу каждым звуком, что тундрой мне дан. / Я ловлю их, как ловит оленя аркан. / “Счастье” - “дьол” по-долгански звучит с давних пор, / Слово “дружба” звучит по-долгански “догор”» (О. Аксенова). И потому такой трагедией отзывается в их сердцах гибель природы, без которой поэзии нет: «Разносится плач… однострунный моей дучиэнку… Черный ветер тучей на землю пал, / Сжег плоды людей, память разметал… Солнце-друг улыбнется моей земле, / Прилетит луна на ночном крыле, / Чтоб утешить тебя, дучиэнку» (А. Ходжер, нанайский поэт). Ненависть к тем, кто глух к этому, достигает лермонтовского накала: «Алтай - хрустальный храм святого света… Но падают под топорами тьмы / Могучие и солнечные кедры. / И плачут, плачут над Алтаем ветры… / Нигде запрета нет чугунноглавым, / Пустое сердце может все убить» (П. Самык).
Если алтаец или нанаец плачет над гибелью девственной природы, рек и кедрачей, то русский плач сибиряка посвящен его исконной родине - деревне. Для русской души она - святая святых, исток плоти и духа, детства и зрелости, старости и вечности. Это то место, куда рано или поздно возвращаются блудные сыны городской цивилизации. Как бы соблазнительны не были сытость и комфорт, в том числе умственный. По зову души, по инстинкту, иначе, рационально, этого не объяснишь: «Гнездо покинувшая птица, / Вернусь на материнский зов / Колодезной воды напиться / Под небом дедов и отцов» (В. Забелло); «На родину еду, на родину еду, / Змеится дорога, купаясь в пыли…/ По тайному зову, по давнему следу, / Сквозь редкий околок вдоль хлебных полей… На родину еду» (В. Иванов); «Так зачем туда манит дорога, / Где заботами душу томил?.. Зябь пахал, сеял рожь и пшеницу, / От половы зерно отбивал, / Строил школу, коровник, больницу / И заблудшим, как мог, помогал» (А. Иленко); «Вновь вернулся сюда я. / В сердце скворчик поет. / Утро / Мама седая / Мне воды подает» (А. Родионов). Этой тяги ничем не объяснишь, только на уровне мифологии, когда деревня кажется лучшим, что было, есть и будет у человека и в человеке, материальным и духовным сокровищем: «А когда покидал он родное село, / На дорогу попил из колодца. / Светлым холодом родины / Душу свело, / И поныне - чуть что - отдается» (А. Плитченко). В конце концов, формируется даже нечто вроде канона деревенского мифа: «Тропинка, бегущая полем», «мерцанье звезды над окном», «шум весны и дождей» и «такое обилие света, / В неиспорченных душах людей» (Вал. Козлов).
Но тут-то и необходимо оговориться. Ибо именно здесь наступает тот «мифологический» момент истины, когда подлинность чувства облекается в одежды словесной банальности и штампованных образов. А патриотизм, где деревня - синоним родины с большой и малой букв - становится общим местом. Иногда величиной в стихотворение. «Это родина - синие ставни, / Это родина - ивы внаклон… / Я хочу, чтоб земля не скудела… / Я хочу, чтоб река не мелела…» (А. Катков). Есть у этой темы, имеющей на самом деле очень глубокое, почти мистическое содержание, и немало «побочных». Главная из них, во-первых, дом (изба) как оплот семьи, рода, где можно «коснуться бессмертного духа отчизны» (Н. Колмогоров), во-вторых, это патриарх рода (старик, дед) как воплощение русской доли, судьбы, мудрости и святости: «Под божницей дымится свечка, / На божнице Иисуса лик. / Греет ноги у древней печки / Столь же древний седой старик» (А. Бельмасов). И, в-третьих, деревня как страна счастливого детства с ароматом трав и парного молока, тихой речкой, ретивыми конями.
Но для того, кто узнал и познал мир за пределами сельской идиллии, деревенское не всегда синоним «обилия света». У Б. Бурмистрова, например, дом стоит «на змеиной горе», «между светом и тьмой», в согласии с Божественной мудростью. В стихотворении Ю. Перминова деревня, выживающая «назло врагам и дуракам», тоже на грани, если ее погост находится «между двух коммерческих ларьков». Спасет тут не только метафизика («я копаю колодец… со мною /столб пространства идет в глубину» (В. Ковшов)), но и ирония: «Сивка-Бурка щиплет сено / Деревушка на мази. / Красно солнышко присело, / Чуни хлюпают в грязи» (В. Брусьянин).
Такое отношение к святыне, однако, не типично для авторов этой книги. Высокое звучание деревенской темы поддерживается и высокими поэтическими авторитетами. Имя Н. Рубцова встречается в книге достаточно часто и в разных контекстах. Это эпиграфы - у С. Куняева, развивающего в «эпиграфированном» стихе тему российской разрухи и «потопа» и у В. Балачана, у которого рубцовская «лучшая жница» уже «отцвела и состарилась» и «быльем поросла именитая доблесть колхоза». Это и стих-плач: «И засветится Бия свинцово, / Светляки засверкают в траве… / Но не будет, не будет Рубцова / На крыльце этом старом вовек» (Г. Володин). И стих-письмо поэту: «Помнишь, мы по Алтаю бродили с тобой. /- “Что за силища давняя в этой волне!” - / Ты сказал о Катуни моей голубой, / И не скрою, что это понравилось мне» (Б. Укачин). И просто значимое упоминание: «Здесь бывал легендарный Рубцов» (В. Нечунаев). Но еще больше вспоминают в этой антологии о В. Шукшине, сумевшем тронуть поэтические струны сибирской души: «Кто сказал, кто поверил, что с нами / Больше нет на земле Шукшина?» (В. Коржов); «Просто был всегда / Ты народный глас, / Просто ты любил / Каждого из нас» (М. Образцова); «И где-то полуночные Сростки / Одеты белым вздохом Шукшина» (Н. Колмогоров); «Пикет - наш колокол! / Язык его - Шукшин!» (Г. Рябченко); «Стон ли, скрежет, хрустальный смех? / Все улавливает без помех!» (И. Мордовин).
Этот иконический Шукшин далек, конечно, от реального, трагически расколотого на деревенского и городского, провинциального и столичного, простого и интеллигентного. Зато этот образ «все улавливающего без помех» мог бы стать идеальным, образцовым для идеального поэта-сибиряка, который по сути - потенциальный «Шукшин». Жаль только, что с интеллигенцией в Сибири всегда было туго. Одних манит Москва, других алкоголь, третьих томит и удручает, до потери творческой энергии, дикость и варварство окружающей жизни. Потому-то «фракция» сугубо интеллигентной, «сложной» поэзии в книге невелика. Бесспорные лидеры ее - А. Кобенков, Ю. Казарин, В. Берязев, С. Самойленко, близки к ней Н. Ахпашева, Н. Герман, Л. Баженова. А. Кобенков здесь, в антологии, присутствует, прежде всего, иркутскими стихами: «Не улочка, скорее, рана…», «И стар Иркутск, и многих пережил…», «Этот город мной прожит…». Не скупо представлены и такие чуткие к подробностям бытия и быта, нюансам жизни личной и заграничной поэты, как В. Берязев и С. Самойленко. Зато поскупились на Ю. Казарина - всего два стихотворения, а хочется еще. Миниатюрно-ювелирный его стих так устроен, что «низовые», концевые строки вдруг резко расширяют поэтическое и смысловое пространство уже законченного стиха: «И нищие, покушав хлеба, / на травку горькую легли / и сделались началом неба, / еще не став концом земли».
Вообще, содержание и размеры подборок того или иного поэта здесь, как и в любой антологии - камень преткновения. Наиболее удачны те, где стихи - главы интересной повести, ипостаси целого. Стихи М. Андреева объединены той же деревенской тематикой, но оживлены необычными, на грани парадокса, образами. «Как умственно отсталый, / Разлегся в поле пруд». Или: «На стол там ставят студни / Из разноцветных лун». Есть лейтмотив, организующий стихи в подборку, и у С. Донбая - автобиографический, от «Я родился, вздохнул, задохнулся и ожил» до «Речь моя, песней побудь / На ветерке дыхания». Первенствует в этой тематике А. Казанцев, который честно написал и автобиографию своих стихов: «Нет в них мощи “девятого вала”, / Не сжигаются страсти дотла: / В них поэзия не ночевала…» Оставь он этот стих так, вышла бы очередная лихая «русская тройка»-трехстишие, его излюбленный жанр. Но он предпочел добавить: «…Преспокойно живет, как жила», и стихотворение скучновато «пригладилось».
Такая смесь крайней откровенности и неоткровенных «добавок» типична для сибирской поэзии. На что уж Р. Солнцев поэт не менее личностно сильный, независимо от величины его подборок, но тут издатели книги расстарались, добавив, конечно же, нечаянно, по причине типографского брака, «О» и «о» в окончания почти всех его строк. И неожиданно брак превратился в знак, междометие восхищения, где не хватает восклицательного знака: «Ничего-то мне не надо о (!)», «а твой взгляд, слепой и строгий, мой народ О (!)» и, наконец: «Как быстро прокричали мы свои заветные слова О (!)». Действительно, «заветные слова» надо не кричать, не использовать всуе, а взвешенно и ясно проговаривать, как это делает Б. Бурмистров в своей немалой трехстраничной подборке. Несоразмерной смиренному настроению его стихов, где героями выступают бомж, блаженный Алексей и погорельцы. Как и сам поэт, который словно бы еще не определился, «он во времени будущем где-то / Или в прошлом, поди разберись».
Кстати, о смиренности, скромности, блаженстве и прочем. Как-то так вышло, что львиную долю книги занимают поэты из Кемерова или Кемеровской области. Открываешь наугад, и почти наверняка попадаешь на кого-то из земляков Б. Буромистрова или С. Донбая. Мы открыли книгу на с.178 и попали на кемеровца Василия Козлова. У каждого, в том числе и самого малого поэта, найдется хоть одно талантливое стихотворение. Хуже, если оно оказывается в окружении других, неталантливых. Таких, как «На ромашковой поляне», где поэт сообщает, что он «тишине и утру рад» и слышит, как «планеты между собой говорят». В других - лишь одна-две строки удачных.
Конечно, опыту и квалификации Б. Бурмистрова, В. Баянова, С. Донбая, редакторов-составителей книги и редакционного совета, куда входят не менее известные и уважаемые Н. Закусина, Т. Четверикова и уже ушедшие из жизни В. Башунов и А. Казанцев, нельзя не доверять. Но все же в антологии достаточно слабых стихов и авторов. Так, с первых же страниц, мягко говоря, не впечатляют И. Алексеев, Е. Антуфьев, Э. Ахадов, В. Балашов, В. Балюк… Бедность мысли и слова, однообразие ритма и звука, одномерность чувства. Уж лучше неуклюжесть, вроде: «И уеду на скрипке трамвая» (Б. Архипкин), чем бесцветность. В то же время одно-два стихотворения публикуется у таких оригинальных лириков, как А. Денисенко или О. Клишин. Не говоря уже о полном отсутствии таких известных и, безусловно, талантливых авторов, как новосибирцы С. Михайлов и В. Ярцев, В. Тюрин из Лесосибирска, В. Измайлова из Читы и многие другие. И так ли уж необходимо было включать в антологию - слово солидное, античное, взрослое - юных еще, едва за двадцать, авторов? Или тех, кто лишь несколько лет прожил в Сибири, как С. Куняев, А. Жигулин или И. Уткин. Кстати, о «старых» поэтах в антологии. Асимметрия их участия в книге сказывается в непоследовательности отбора: П. Драверт и И. Мухачев, родившиеся еще в 19 веке, соседствуют с теми, кто прожил едва ли не весь 20 век: С. Марков, Л. Мартынов, М. Скуратов. В книге есть Е. Березницкий и И. Молчанов-Сибирский, но нет В. Итина, Г. Вяткина, И. Ерошина, их не менее талантливых современников. То же можно сказать и об отсутствующих здесь известных «старых» поэтах народов Сибири - Ю. Шесталове, Н. Доможакове, С. Пюрбю.
Но сколько бы изъянов не находил читатель в этой книге, надо помнить, что идеальных книг в жанре антологии века нет. Тем более если речь идет о таком противоречивом явлении, как «русская сибирская поэзия ХХ века». Пестронаселенная, диковольная, она и растет-то «некультурно», сама по себе, как таежные дикоросы, за исключением некоторых оазисов. По слову Е. Буравлева, «поэты на Руси», а тем паче в Сибири, «растут, как листья самосада, / И до поры о них молчок, / Пожухнут гряды, / Народ отметит: “Крепачок!”» и будет пробовать на вкус. И эта антология, по сути, тоже тот «самосад», в обоих смыслах слова. Такое простонародное сравнение уместно еще и потому, что большинство авторов книги - рабоче-крестьянского происхождения. В этом смысле их краткие биографии, прилагаемые к подборкам, не менее интересны, чем их стихи. Г. Гаденов: «Работал слесарем-монтажником, плотником, каменщиком, токарем, пастухом-скотником». В. Креков: «Занимался кладкой печей и каминов». Ю. Ковалев: «Профессиональный военный». В. Кикирев: «Много лет проработал вездеходчиком на Колыме и Чукотке». В. Коврижных: «Работал на разрезе, электросварщиком, машинистом, машинистом железнодорожного крана, составителем поездов, журналистом». И неудивительно: «рабочий / крестьянин» - «журналист» - «поэт / прозаик» - обычный путь литератора русской Сибири. Среди более четырехсот поэтов книги есть также шахтеры, врачи, доктора и кандидаты наук, воспитатели детсада, геологи, математики, строители, водители и даже «инвалид второй группы детства по психическому заболеванию». Отдельную группу составляют «лагерники» сталинских времен: А. Баркова, В. Шаламов, А. Жигулин, В. Гольдовская. И, конечно, на поэзии сборника лежит печать эпохи, так как большинство его авторов родилось в 30-40-е годы, а то и в 20-е. Эпоха соцреализма, унификации стиля, гладкописания, риторически-плакатной гражданственности не могла поэтому не сказаться и на всей поэзии сборника. Тем более что есть подборки, целиком состоящие из стихов 60-70-х годов, например, Н. Денисова.
Таким вот оказался персональный и творческий, статистический и биографический облик антологии «Русская сибирская поэзия ХХ века». Отдадим должное кропотливому пятилетнему труду составителей-редакторов, с подачи В. Астафьева кинувшим «клич» от «Уральских гор до Тихого океана», собирая «лучшие поэтические произведения сибирского края». Книге действительно удалось «открыть поэтическую Сибирь», где, как мы убедились, «шумела тайга, работали могучие сибирские реки… обдавали ледниковой прохладой горные реки Алтая, степи, тундра, вечная мерзлота, два великих океана - Ледовитый и Тихий». Но вот является ли провинция (и провинциальные поэты в своей массе) «хранительницей русского языка»? Увы, ответить утвердительно и с чистой совестью пока нельзя. С одним можно согласиться, что «через какое-то время» необходимо переработать и переиздать эту действительно нужную книгу. Так, чтобы она удовлетворяла самым взыскательным вкусам.
Владимир ЯРАНЦЕВ
Сибирь! Сибирь!
Цветущая, родная,
Я вырос на твоих глазах,
Луга зелёные,
поля без края
И пенье птиц
в берёзовых ветвях -
Всё близко сердцу,
Я забыть не в силах
Чарующей красы твоей.
Сибирь! Сибирь!
Меня ты окрылила,
Любовь навек
зажгла в груди моей.
Где б ни был я,
ты знай, всегда с тобою,
В душе твоё тепло храню.
Сибирь! - Мне это
слово дорогое,
Как мать родную я тебя люблю!
Кобец Николай
Моя Сибирь! Суровая и нежная,
Бескрайняя, как время и вода.
Зимою – белая, холодная и снежная.
И хрупкая, как чаша изо льда.
Моя Сибирь! Как паутинка, тонкая,
И прочная, как - будто бы гранит.
Весною – яркая, бесстыжая и звонкая,
Жарковым светом по полям горит.
Моя Сибирь, березово-сосновая,
Под летним солнцем водит хоровод.
Я каждый раз люблю её по-новому
За звезды и за синий небосвод.
Моя Сибирь! Закатная, рассветная.
Брусничный сок и вызревшая рожь.
Прекрасноликая, душою - светлая,
И грустная в осенний долгий дождь.
Моя Сибирь! Великая и вечная!
Ты – сон и явь, ты – правда и обман!
Разумная,
Беспечная...
Сибирь моя! Мой верный талисман!
Калиниченко Надежда
Сибирь! Сибирь моя родная!
Мы навсегда душой в тебя вросли!
От лютых зим мы иногда страдаем,
Но нет, Сибирь, родней тебя земли!
Ни бури, ни метели, ни морозы
Не запугают, нас, сибиряков.
В садах растут прекраснейшие розы,
Разнообразие плодовых и цветов!
Ты нас пугаешь долгою зимою,
А мы тебе любовь всю отдаём,
Считая тебя самою родною,
Гордимся, что в Сибири мы живём!
Твои просторы и поля без края,
И запахи черёмух по весне,
Сирень и "огоньки" нас восхищают:
На всей Земле природы нет нежней!
Сибирь моя! Земля моя родная!
Ты, словно мать, сурова и нежна!
Тебя мы не сменяем на Канары,
Ведь ты, Сибирь, как мать, у нас одна!
Сидорова Екатерина
Сибирь моя, тебя
Как первую любовь
Запомню навсегда!
И в памяти моей,
Навеки для меня
Останутся твои
Леса, луга, поля...
Рудакова Юлия
Навек ты мне, родная, дорога.
Моей ты стала судьбой,
Нельзя расстаться с тобой,
Мой милый край, моя тайга.
Сибирь, Сибирь, горжусь, что я твой сын.
Один народ и путь у нас - один.
Из наших северных мест
Берите, люди, невест -
Верны вам будут до седин.
Вольная ширь,
Сказка, Сибирь!
Сибирь, Сибирь, во мне твоя душа.
Мороз не страшен парню с Иртыша.
Вот вам, ребята, рука -
Она тепла и крепка,
Споём, как дружба хороша.
Сибирь, Сибирь, люблю твои снега,
Навек ты мне, родная, дорога.
Моей ты стала судьбой,
Нельзя расстаться с тобой,
Мой милый край, моя тайга.
Горы, перекаты, ветер в соснах,
Вольная ширь,
Край у нас богатый, златоносный,
Сказка, Сибирь!
Сибирь, Сибирь, Сибирь...
Сибирь – серебряное слово.
Светясь, ему сказать дано,
Что драгоценней в ней основа:
В Сибири золотое дно.
И златоверхого Алтая
Заря, смотря и в высь, и в ширь,
Гласит, под солнцем расцветая,
Что будет вольною Сибирь.
Константин Бальмонт
Немало песен о Сибири сложено.
Немало разных сложено стихов.
Богатый край - по статусу положено,
Иметь друзей, а так же и врагов.
Как много жизней было здесь поломано.
В тайге и копях - настоящий ад.
Людей так много в штабели уложено,
В глубоких ямах до сих пор лежат.
Здесь много встреч, нежданных, романтических
И по-сибирски преданных людей.
Здесь много наций жизнью перемешанных,
Сибирь считают Родиной своей.
Сибирь - Сибирь, Земля моя любимая.
Из края в край тебя не обойдешь!
Сибирь - Сибирь, земля моя родимая,
Таких красот на Свете не найдешь!
Загрядский Анатолий
Это – моя Сибирь!
Мне ли бояться холода?
Вон красногрудый снегирь
Смотрит игриво и молодо.
Ночью закружит метель,
Лягут сугробы лохматые,
Утром, чтоб выйти за дверь,
Путь расчищаю лопатою.
Если – далёкий путь,
Если – мороз и немаленький,
В розвальни - тёплый тулуп,
Ноги – в подшитые валенки.
И уж не страшен мороз,
Хоть он и тридцатиградусный.
Серый рванул и понес
Резво, размашисто, радостно.
Семизаров Владимир
Сибирь, как же ты красива,
Погода легка, игрива.
В горах спуски и подъемы,
Текут реки, водоемы.
Полями щедра, лесами,
Озерами, небесами,
Цветами, кустами, мхами,
И вестами с женихами.
Сибирь ты одна такая,
Для нас людей мастерская.
Природных богатств не счесть,
А жить здесь большая честь.
Сибирские здесь просторы,
На окнах зимой узоры.
Природа едина с нами,
С ее дочерьми, сынами.
Людей союз энергичен,
Животный мир фееричен.
Живем на земле счастливой,
Грядущее с перспективой.
Сибирь ты одна такая,
Для нас людей мастерская.
Природных богатств не счесть,
А жить здесь большая честь.
Свои у Сибири нравы.
Земля дарит шишки, травы,
Грибы, ягоды, породы -
Ресурсы щедрой природы.
Весной прилетают птицы,
В зелени летом теплицы,
Затем золотая осень,
Зима: мороз, снег и просинь.
Сибирь ты одна такая,
Для нас людей мастерская.
Природных богатств не счесть,
А жить здесь большая честь.
Екатерина Гармония
Сибирь - характер Планеты
Сибирь, красива всегда!
твои полноводные реки -
богатство природы Земля!
Здесь люди полны вдохновением,
закалка от жизни видна...
здесь знают сибирское пение,
Метели поют всем сполна...
Народом истории ссыльной,
согреты Сибирью года...
ты личность России могучей
Тайга полюбила тебя...
Здесь мощные жилы природы
вершили закалку людей...
Сибирь - это сильные духом,
рожденных твоих сыновей!
- познакомить учащихся с творчеством сибирских поэтов
- формировать умение анализировать лирическое произведение;
- повторить изобразительно-выразительные средства языка;
- воспитывать бережное отношение к окружающему миру.
Оборудование:
- Записи на доске:
- Пейзаж – 1. Вид какой-нибудь местности. 2. Рисунок, картина, изображающая природу, а также описание природы в литературном произведении.
- Коверкать – портить, уродовать; никнуть - опускать, пригибать; меркнуть - постепенно утрачивать яркость, блеск.
- Демонстрация портретов поэтов (И.Д. Рождественского, К. Л. Лисовского, З.Я. Яхнина) с помощью проектора и экрана или интерактивной доски.
- Иллюстрации и фотографии с изображением сибирской природы.
Урок необходимо проводить в компьютерном классе или в обычном кабинете, используя систему Wi-Fi.
Эпиграф:
Я им завидую,
Этим растениям.
Я перед ними
Склоняюсь растерянный.
Мне б их упорство…
З.Я. Яхнин
Ход урока
Слово учителя. Стихотворения о природе – ценнейшая часть нашей литературы. Их называют “пейзажная лирика”.
Что такое лирика?
Какие особенности лирического произведения вам известны? (У лирического стихотворения нет сюжета. В нём главное не события, а чувства и переживания)
А теперь давайте посмотрим в словарь и узнаем точное значение слова пейзаж.
Попробуйте самостоятельно дать определение термину “пейзажная лирика”. (Это описание природы в стихотворениях (лирических).)
Описывая природу, поэт старается создать картину, а мы мысленно представляем эту картину, слушаем звуки природы, проникаемся настроением автора, будь то восхищение красотой или лёгкая грусть. Всё можно выразить словом, но главное – надо уметь читать, видеть, слышать, понимать. И сегодня мы будем учиться видеть, слышать, понимать.
Постановка проблемы. Перед вами строчки разных стихотворений. Давайте прочтём их и попробуем понять, что хотели нам сказать сибирские поэты о северной природе.
1 этапЧтение отрывков стихотворений.
В арктической тундре
На острове Диксон
Желтый цветок
Весною родился -
На сером граните
Зеленая накипь.
Между камнями
Полярные маки
Тянутся к свету
Прожилкою каждой...
Здесь все не то и все не так,
Земли оттаял лишь кружок,
Они мохнаты, как зверьки,
Цветы высокой параллели,
Их сроки жизни коротки,
Их солнце греет еле-еле.
Учитель. О чём говорится в этих строчках? (О цветах, которые растут на Севере.)
Что общего в изображении этих цветов? (Прекрасные цветы, напоминающие о тепле, солнце, выросли на Севере, где стужа и морозы.)
Учитель. Это строчки из стихотворений сибирских поэтов Зория Яковлевича Яхнина и Игнатия Дмитриевича Рождественского.
Давайте прочитаем их целиком и подумаем, какое настроение пытаются передать поэты своим читателям.
Чтение стихотворений.
ПОЛЯРНЫЙ МАК
Здесь только в августе весна
Всего лишь на десяток дней,
Что по-февральски холодна,
А может, даже холодней.Здесь все не то и все не так,
Земли оттаял лишь кружок,
Но все ж расцвел полярный мак,
Он, как флажок, снежок прожег.Там у тебя полдневный жар
И по утрам прохлады нет,
Там у тебя листва чинар,
Магнолий белопенный цвет.Что им: красуйся и расти
На знойном берегу.
А вот попробуй расцвести,
Как мак багряный, расцвести
На стуже, на снегу.
И.Д. Рождественский
ЦВЕТЫ ТУНДРЫ
Они мохнаты, как зверьки,
Цветы высокой параллели,
Их сроки жизни коротки,
Их солнце греет еле-еле.Они растут у снежных груд.
Их вьюги сотни раз отпели,
И всё-таки они цветут
И дальше к полюсу идут -
Цветы высокой параллели.
И.Д. Рождественский
ЦВЕТЫ ПОДО ЛЬДОМ
В арктической тундре
На острове Диксон
Желтый цветок
Весною родился -
На сером граните
Зеленая накипь.
Между камнями
Полярные маки
Тянутся к свету
Прожилкою каждой...Хмурым утром
Я видел однажды:
Туман опустился
На стылые земли,
Густо укутал
Тонкие стебли,
На листья осела
По капле вода,
Маки покрылись
Корочкой льда.Я им завидую,
Этим растениям.
Я перед ними
Склоняюсь растерянный.
Мне б их упорство.
Но я не о том...
Маки цветут подо льдом.
З.Я. Яхнин
(Поэты восхищаются стойкостью, упорством и выносливостью хрупких цветов, выросших в условиях сурового Севера. Зорий Яхнин даже завидует этим растениям и преклоняется перед ними..)
Учитель. С помощью каких языковых средств поэты передают своё восхищение этими смелыми цветами? (Эпитеты, метафоры, олицетворения, сравнения.) (Учащиеся вспоминают определения понятий тропов и ищут примеры в текстах стихотворений.)
Учитель. Давайте попробуем найти в текстах стихотворений сибирских поэтов эти языковые средства. Ученики делятся на 3 группы (по количеству стихотворений) и ищут в текстах языковые средства.
Учитель. А какими были эти поэты? Давайте познакомимся с ними.
2 этап
Учитель. А теперь посмотрите, как описывают сибирские поэты берёзку. (Чтение стихотворения учителем.)
КАРЛИКОВАЯ БЕРЕЗКА
Эти ветви пурга коверкала,
Гнула, гнула,
К земле пригибала.
Ты согнулась, поникла, померкла
И такой покорною стала.Где краса твоя прежняя, смелая?
Бьется ль сердце под белою блузкой?
Эх, пурга! Ну чего ты наделала
С белоствольной красавицей русской?
З.Я. Яхнин
Учитель. Каким настроением проникнуто это стихотворение? (Поэту грустно: суровая природа Севера покорила маленькую берёзку, хотя приложила к этому немало усилий. Автор переживает за судьбу дерева, опасаясь, не погибла ли она вовсе. Он сожалеет о случившемся.)
Учитель. Как поэт передаёт стремление северной природы покорить берёзку? (С помощью повтора глаголов, а также глаголов-синонимов.)
Учитель. - Обращаясь к словарю (С.И. Ожегова), раскройте значение слов коверкала (портила, уродовала), поникла (опустилась, пригнулась), померкла (постепенно утрачивала яркость, блеск).
Что общего во всех этих словах? (Создаётся ощущение близкой гибели берёзки, потери последних жизненных сил)
3 этап
Учитель. Теперь давайте посмотрим, как изобразил берёзку другой сибирский поэт Казимир Лисовский. Но перед чтением прослушаем биографическую справку о К. Л. Лисовском. (Заранее подготовленное сообщение)
Чтение стихотворения.
Крохотная, сквозная,
С тундрой вступая в спор,
Она не напоминает
Стройных своих сестер.Она на них непохожа
Ни ростом, ни красотой,
Ни темного цвета кожей,
Ни редкой, скупой листвой.И весны ее не греют,
И вместо земли - гранит...
Она над рекой Тореей
Былинкой малой стоит.Но как глубоко, упорно,
Тоненьки и густы,
Вплелись ее нити-корни
В серого мха пласты.А ну-ка, полярный ветер,
Попробуй ее сломать!
Она за себя на свете
Сумеет, друг, постоять!Ягель сухой и жесткий.
Тундра - в седом дыму.
Молча дивлюсь, березка,
Мужеству твоему.
Учитель. - Чем отличается эта берёзка от тех, которые растут в средних широтах? (Она не похожа на своих сестёр в средних широтах ни своим внешним обликом, ни погодными условиями, в которых она вынуждена расти.)
А что же тогда заинтересовало поэта в этой не похожей ни на кого берёзке? Зачитайте строчки из стихотворения. (“Но как глубоко, упорно … вплелись её нити-корни в серого мха пласты”, “…попробуй её сломать!”, “…она за себя … сумеет … постоять!”)
О чём говорят все эти строки? (Поэт говорит о мужестве и непокорном нраве берёзки, вступающей в спор с тундрой и продолжающей жить вопреки всему.)
Какие языковые средства использует поэт при описании берёзки?
(сравнение (“былинкой малой стоит”), метафора (“вплелись её нити-корни в серого мха пласты”), эпитеты (“крохотная, сквозная…”), олицетворения (“…вступая в спор…”, “она за себя на свете сумеет… постоять”) и т.д.)
Выводы.
Учитель. Что же особенного в изображении природы сибирскими поэтами? (Она всегда находится в состоянии борьбы с погодными условиями сурового Севера, растения стремятся выжить, выстоять, не покориться враждебной стихии).
Рефлексия.
Учитель. Обратите внимание, перед вами на экране иллюстрации и фотографии , подобранные и выполненные вашими одноклассниками.
Какие стихи, на ваш взгляд, созвучны данным фотоматериалам? Попробуйте подобрать к ним строки из прочитанных стихотворений. (Ученики выполняют небольшие презентации, защищая их пред классом.)
Домашнее задание. Сделать фотографии или подобрать иллюстрации к стихотворениям В.Н Белкина “Белые леса”, “Весна в тайге”, “Лето”; И.Д. Рождественского “Осень”.