Смысл высказывания куприна о русском языке. Цитаты великих людей о русском языке. «Великий, могучий, правдивый и свободный…»

Война, торговля и пиратство -
Три вида сущности одной.
Гете. «Фауст»

Как только люди освоили мореплавание, они начали приспосабливать это свое умение к выгодным делам: перевезти товар или нанести урон вражьей силе. А кое-кто надумал грабить чужие корабли - таких назвали пиратами, что на греческом языке, распространенном в районах, где плавали, означало «разбойники» или «грабители». Красиво пиратов назвал Гомер: «Мужи, промышляющие морем».

Как любая военная операция, морской разбой - дело неверное: то ли с хабаром будешь, а то ли рыб пойдешь кормить. Да и без разбоя на море опасно: штормы, ураганы и т.д. Только пиратам все нипочем: есть такие люди, им рутина - нож острый. Грабить купцов и захватывать рабов собирались огромные орды пиратов. В цитадели европейской цивилизации - Средиземноморье это длилось до рубежа эр, то есть до расцвета Римской империи. А когда римлянам надоело посылать торговые корабли для обогащения пиратов и выкупать людей из рабства (в плен к пиратам попал даже юный Юлий Цезарь, но 50 талантов серебром сохранили Риму будущего героя), они пошли-таки на решительные меры. 500 кораблей, 120 тысяч бойцов и прославленный Гней Помпей во главе были брошены Римом на борьбу с пиратами. Помпей применил остроумный ход: разбил Средиземное море на 30 «участков» и в каждую зону послал по эскадре. Пираты рванули оттуда «на базу» - тогда они базировались в малоазиатской Киликии. За ними пришли все пятьсот кораблей с бесчисленными бойцами, и пираты, говоря их особенным, пиратским языком, «заплясали на реях». Да только спокойно плавалось недолго: заварушки около римской власти породили новых, теперь римских пиратов. Которых - насмешка истории - возглавил Сикст Помпей, сын победителя «прошлых» пиратов Гнея.

Пират Средневековья - это викинг. Не только, конечно, но главным образом. Варяги на самом деле были ворюгами: их набеги на прибрежные и «приречные» города и грабеж купцов есть не что иное, как пиратство. «Упаси нас, Господи, от меча норманна», - молилась вся средневековая Европа, называя норманном того же викинга. Бог не упас: викинги завоевали Неаполь и Сицилию, захватили Англию и отобрали у Франции Нормандию. И на Русь княжить явились, хотя тут дело решилось полюбовно.

Не одни викинги влияли на геополитику. История знает поразительный случай - пираты создали целое государство. Братья Арудж и Хайраддин Барбаросса - греки, которые приняли ислам, захватили территорию на Севере Африки и пошли в вассалы к турецкому султану. Нынешний Алжир - только часть владений беев Барбаросса. Через полвека после братьев алжирские пираты отличились еще раз - к ним в плен попал Мигель Сервантес. Кстати сказать, европейские страны вели борьбу с мусульманским пиратством, в том числе и экономическими способами: к примеру, ввели официальное эмбарго на поставку в Алжир корабельного леса.

Русь тоже не отставала от мировой моды. И запорожцы, и донские казаки совершали классические пиратские набеги на крупные города и на караваны. А персидский поход Стеньки Разина известен в песенном изложении - с трагическим для захваченной княжны финалом.

Мудрые и хитрые правители стран использовали пиратов в своих интересах. Так появились государственные пираты - корсары и каперы. Разница между ними простая: корсары грабили в интересах своей страны, а каперы - державы, которая выдала лицензию. Чтобы получить каперскую лицензию, англичанин должен был предоставить справки о своем совершеннолетии, о том, что он является добрым христианином, верит в Бога и регулярно посещает церковь, а также справку о добропорядочном поведении.

Пожалуй, самый известный капер истории - это сэр Фрэнсис Дрейк. Отправленный награбить испанского золота, он нечаянно ввязался в кругосветное путешествие. А по дороге открыл бухту Сан-Франциско, пролив своего имени и много чего еще. Стоимость награбленного в экспедиции добра зашкалила за миллион фунтов стерлингов, и королева Елизавета I посвятила Дрейка в рыцари прямо на борту отшвартовавшейся в Плимуте «Золотой лани». А еще сэр Фрэнсис привез из Нового Света картофель и способствовал его распространению в Европе, за что был отмечен памятником в Германии.

Чем ценнее перевозимые морем грузы, тем больше соблазна их захватить. «Золотой век» пиратства пришелся на эпоху освоения Америки - золото вывозили в метрополии караванами. Отсюда пираты Карибского моря, которым очень подфартило с географией - там множество островов с удобными бухтами. По бухтам вился по ветру «Веселый Роджер» и прятались все эти корсары, каперы, флибустьеры, буканьеры и прочие джентльмены удачи. Устройству их быта и правилам общежития впору завидовать и подражать: важные решения принимались большинством голосов, вышедший на покой (по ранению или болезни) получал помощь из общей кассы, расовая дискриминация напрочь отсутствовала. Во избежание кровавых разборок запрещались игры в кости и карты. Взамен пираты изобрели «бег в мешках» - отраду советских массовиков-затейников.

Не станем умиляться социальному прогрессу: пиратство - это не больше чем пиратство, то есть разбой, убийства, работорговля. «В флибустьерском дальнем синем море» романтика не плавала, туда подпустили ее писатели и поэты. Первооткрывателем пиратской темы стал «папа» Робинзона Даниэль Дефо. Кроме нон-фикшн - «Всеобщей истории пиратства», он писал пиратские романы. За ним последовали «золотые перья» - Вальтер Скотт, Фенимор Купер, Герман Мелвилл, Артур Конан Дойл, Джек Лондон. Вряд ли найдешь человека, не знакомого с «Островом сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона. Только в Советском Союзе роман экранизировали три раза и еще раз отсняли в мультяшном варианте. Тут даже неграмотный узнает про «пятнадцать человек на сундук мертвеца и бутылку рома»! Старая матросская (по Стивенсону) песня породила свою легенду: мол, высадил знаменитый пират (тоже герой многочисленных романов) Эдвард Тич - Черная Борода - взбунтовавшихся подельников на необитаемый остров и выделил им всего одну скромную бутылочку фирменного пиратского напитка. Остров тот назывался «Сундук мертвеца», потому что прятал там Тич свои сокровища, а землекопа убивал.

Литературные пираты типа капитана Блада смешиваются с реальными персонажами морской криминальной истории. О них тоже рассказывают байки. Вот, скажем, легенда о Робере Сюркуфе, французском корсаре и работорговце, пожалуй, самом удачливом пирате в истории. В ответ на вопрос «Куда дел награбленное?» он дерзко ответил: «С собой вожу». Недоверчивые дознаватели ярились напрасно: Сюркуф сказал чистую правду - он отлил из золота якоря.

К началу индустриального века пиратство начало сходить на нет. Белых пятен на картах не осталось, государства отрастили мощные флоты, да и народ цивилизовался понемногу. Под судоходство подвели правовой фундамент и по Женевской конвенции об открытом море 1958 года и Конвенции ООН по морскому праву 1982 года пиратство признали противозаконным деянием. Мир уже было вздохнул с облегчением и тихо посмеивался над консервативной Британией, где забыли отменить должность «блюстителя пиратов». Но рано радовались и зря иронизировали!

Война, торговля и пиратство -
Три вида сущности одной.
И. Гете. «Фауст»

Беллами, Сэмюэл (Samuel Bellamy) — английский пират, промышлявший в Атлантике в 1716-1717 годах и вошедший в историю морского разбоя как «благородный разбойник», мститель сильным мира сего.


Полагают, что он родился в семье Стивена и Элизабет Беллами в Хиттисли близ Плимута (графство Девон) в феврале 1689 года и был крещен 18 марта того же года. Его мать умерла вскоре после его рождения (похоронена 28 февраля 1689 года), и он, по всей видимости, рос вместе с двумя старшими братьями и тремя сестрами на улицах Плимута. Согласно легенде, после окончания войны за Испанское наследство (1701-1713) Сэм Беллами обосновался в Новой Англии (Северная Америка) на полуострове Кейп-Код, где его невестой стала некая Мария Хэллет.

Корабль Беллами был первым пиратским кораблем, найденным в 1982 году. Американский исследователь Барри Клиффорд (Barry Clifford) обнаружил на дне у полуострова Кейп-Код много исторически ценных пиратских артефактов. На корабле были найдены монеты реалы и песо (1 песо = 8 реалов). Всего, по слухам, 4,5 тонн сокровищ. На оловянной тарелке виден масонский знак. У него служил юный Джон Кинг (John King (pirate)) — самый маленький пират в истории. Ему было меньше 11 лет, он работал подносчиком пороха.

Оспаривает право капитана, так как хотел нападать на все корабли подряд. Решение было принято демократическим голосованем. Уже через год после присоединения он принял командование на себя. Ему не было ещё и тридцати. Он был не таким жестоким, как другие, и не убил Хорниголда, а позволил уйти.

Беллами имел свою сеть шпионов и контрабандистов и выслеживал хорошо вооружённый быстроходный (13 узлов) фрегат-галеру Вайда ("Вида", "Уайда"), построенный в 1715 году для работорговли. Ходил по так называемому «треугольнику»: Лондон — Африка — Америка. Капитан "Вайды" Лоуренс Принс в 1717 прибыл на Карибы и получил золото за африканских рабов. В марте 1717 года во время плавания с острова Ямайка в Англию он был захвачен шайкой Беллами. Великодушный Беллами отдаёт свой корабль торговцам, а сам перебирается на "Вайду". На судне было одно из самых огромных сокровищ за всю историю пиратства. В современном эквиваленте это 6-8 миллионов долларов. "Вайда" могла вместить до 4,5 тонн сокровищ.



Крейсируя у берегов Северной Америки, Беллами и Уильямс захватили два корабля из Шотландии, один — из Бристоля и, наконец, еще один шотландский корабль, следовавший с Барбадоса. Последний приз имел в трюмах сахар и ром, но так сильно протекал, что его команда предпочла пересесть на суда пиратской флотилии.

Взяв курс на Род-Айленд, где у них было много друзей, пираты перехватили недалеко от острова Блок шлюп капитана Бира, возвращавшийся из Бостона в Ньюпорт. В разговоре с пленным капитаном пират (по версии Дефо) якобы сказал: «Черт возьми, ты — подлый щенок, и таковы все, кто подчиняется законам, которые богачи создали для своей безопасности, ибо как же иначе они, трусливые щенки, лишенные храбрости, занимались бы мошенничеством? Будь они все прокляты! Проклятье им, своре хитрых негодяев, и тебе, который служит этой шайке трусливых болванов. Они клевещут на нас, изображают мерзавцами, хотя различие между нами состоит лишь в том, что они грабят бедных под прикрытием закона, а мы грабим богатых под защитой нашей собственной отваги». И далее: «Я — свободный владыка и располагаю такой же властью для ведения войны во всем мире, как и тот, кто держит сто парусных кораблей в море и стотысячную армию в поле».
Беллами довёл количество орудий до 26 или 28, а по другим данным до 50. Такой корабль мог выдержать всё, что угодно. В команде Беллами на равных с белыми служили негры, что было невероятно в эпоху рабства. Чёрный Сэм орудовал от берегов Карибского моря до Флориды. Вскоре он повернул на север к своей возлюбленной Марии Халлет. Он попал в шторм в районе полуострова Кейп-Код. Корабль понесло к берегу и он, налетев на отмель, перевернулся и затонул. Из 146 человек выжили только двое. Это плотник Томас Дэвис, 23 лет, которого оправдали на суде, так как выяснилось, что его завербовали в пираты насильно. Вторым был индеец Джон Джулиан, которого продали в рабство. Сэм погиб. Его карьера продолжалась всего лишь год.

Всего за год, достичь невероятного успеха... и умереть по пути к той, ради которой он стал пиратом, грабил и убивал.
"Смерть разлучает"...

Наш вольный дух вьет вольный свой полет
Над радостною ширью синих вод...
Вот наше царство, нет ему границ;
Наш флаг - наш скипетр - всех склоняет ниц.
 Д.Байрон, "Корсар" (Песнь первая).

Пираты, корсары, каперы, флибустьеры, буканьеры... Как давно это, кажется, было. А может, этого и не было? Только в сказках и легендах, в романах и песнях? В байроновском "Корсаре", в стивенсоновском "Острове сокровищ"? Да еще в "Бригантине" Павла Когана?

Но нет, все-таки пиратство было. История пиратства важна и сама по себе, и как страница общечеловеческой истории. Роль пиратства необычайно многопланова, - проложив океанские дороги, пираты сами же становились затем главной помехой движению по этим дорогам торговых кораблей.

До сих пор ищут сокровища, запрятанные пиратами в самых разных краях Старого и Нового Света; кладоискатели пытаются расшифровать криптограммы и карты. То в одной, то в другой газете или журнале мелькают сообщения о розысках, а то и находках пиратских кладов. Сколько же добра, сколько овеществленного труда было когда-то отнято у людей. Да, пираты были грабителями, но тем не менее иногда вызывали симпатии у своих соотечественников. В их действиях нередко видели протест против несправедливости, а они свой "бунт" оправдывали борьбой против нищеты и притеснений. И хотя, кажется, никто из пиратов не достиг популярности Робин Гуда, все-таки простые люди нередко смотрели на них как на мстителей сильным мира сего.

Д.Байрон в поэме "Корсар" так писал о ее главном герое - вожаке пиратов Конраде:

Оттолкнут, оклеветан с юных дней,
Безумно ненавидел он людей.
Священный гнев звучал в нем, как призыв -
Отмстить немногим, миру отомстив...

Да и у просвещенных современников пираты нередко вызывали восхищение. Вольтер в книге "История Карла XII, короля шведов" пишет: "Это были люди отчаянные, известные подвигами, которым не хватало только честности для того, чтобы считаться героическими". С пиратами считались европейские монархи, использовали их в своих военных и экономических целях и награждали за заслуги орденами и чинами. Френсис Дрейк, "пират королевы Елизаветы", совершил второе (после Магеллана) кругосветное плавание, грабя по дороге испанские корабли и города. После возвращения в Англию на борту своего корабля "Золотая лань" был посвящен королевой Елизаветой в рыцари. Кстати, считают, что именно Дрейк подарил Европе картофель.

Пиратство наложило отпечаток на историю почти каждой страны, где было развито мореходство, и Ганзейский союз городов Северного и Балтийского морей, богатство которого основывалось на морской торговле, не был исключением из правил. Интересно, что была Ганза и жeртвой пиратов, и участницей пиратства. История морского разбоя на всем пространстве от устья Невы до берегов Англии уходит в X-XII века, но и в последующие столетия пираты хозяйничали на торговых путях и препятствовали нормальному судоходству.

Ганзейский корабль - когга, грузоподъемностью в 100 ластов (200 тонн), представлял собой одномачтовое судно с большим четырехугольным парусом и был чисто торговым парусником, не приспособленным ни для перевозки пассажиров, ни для военных целей. Но на борту когг всегда имелось оружие и находились люди, умевшие с ним обращаться. Для войн и борьбы с пиратами когги переоборудовали и называли "фредкоггами". В одном документе 1367 года сказано, что на борту такого корабля, предназначенного для войны с Данией, находилось 100 вооруженных воинов.

В 1338 году Любек, Висмар, Росток и Гамбург заключили союз с северогерманскими князьями для совместной борьбы против пиратов. Но это мало помогло, так как датские и английские короли официально брали пиратов к себе на службу, выдавали им каперские свидетельства, и это превращало ограбление торгового корабля противника в законный военный акт. В ответ моряки ганзейских городов тоже занимались пиратством, грабя преимущественно датские и английские суда в Северном море. Перед вооруженными командами ганзейских судов - когг стояла задача: с одной стороны - грабить более слабые корабли противника, а с другой - защищать свои суда от нападения пиратов. Как в доганзейский период, так и в начале существования Ганзы, нередка бывали случаи, когда моряки соперничавших между собой городов захватывали и грабили корабли друг друга.

Серьезную помеху ганзейскому судоходству создавала борьба за политическое господство среди скандинавских стран. Воюющие между собой Дания и Швеция выдавали пиратам каперские свидетельства для борьбы с кораблями противника. Но лучшим объектом для нападения был не вражеский каперский корабль, а тихоходная ганзейская торговая когга. В результате ни один ганзейский корабль не мог безбоязненно покидать свой порт. Ганза была вынуждена организовать охрану торговых судов вооруженными конвоями. Но и это не решило проблему. И тогда ганзейские города также стали брать на службу пиратов, причем купцы умели не хуже английской королевы обеспечить себе долю в пиратской добыче, и даже сами представляли корабли для морского разбоя.

Однако в конечном счете пиратство нанесло такой вред торговле Ганзейского союза, что города, его члены вынуждены были начать переговоры с датской королевой Маргаритой. В 1382 году между Балтийской Ганзой и Данией было заключено перемирие. Но история пиратства на Балтийском и Северном морях на этом далеко не завершилась, более того, оно переместилось на Восток, поближе к эстонским берегам.

В свое время через пролив Суурсалм, что между островом Аэгна и материком, пролегал торговый путь из Ревеля в новгородские земли. И в этом проливе торговые корабли и новгородские ладьи, и ганзейские когги - встречали пираты. В XV столетии вблизи острова действовал морской разбойник Серен Норби, причинявший немалый вред ганзейским купцам.

Те, кому пиратство было выгодно, приносило доходы, восхваляли его, те же, кто от него страдал, проклинали и по мере сил боролись. Таллиннским купцам оно было разорительно, и, чтобы обеспечить безопасное плавание, магистрат держал около острова Аэгна вооруженный корабль.

Меткую и глубокую характеристику пиратству, и не только ему, дал великий Гете, вложив ее в уста Мефистофеля, героя знаменитого "Фауста":

Никто не спросит: "Чье богатство?
Где взято и какой ценой?"
Война, торговля и пиратство -
Три вида сущности одной.

Леонид СУРКОВ.

Никто не спросит: «Чье богатство?

Где взято и какой ценой?»

Война, торговля и пиратство -

Три вида сущности одной -

эту меткую и глубокую характеристику вкладывает Гёте в уста Мефистофеля, героя его знаменитого «Фауста».

История пиратства начинается одновременно с воз­никновением судоходства. Аристотель подразумевал под словом «мореплавание» рыболовство и пиратство, кото­рые должны были служить источником пропитания. Сло­вом «пейратес» греки обычно называли мужчин, которые в поисках приключений и добычи отправлялись в дале­кие странствия по морю; эти странствия чаще всего пре­вращались в грабеж чужого побережья. Позднее слово «пираты» вошло в языки всех народов, населяющих побе­режье. Со временем у него появились слова-синонимы: «каперы», «корсары», «флибустьеры» и т. п. Смысл их был один - морские разбойники.

Сначала пиратство было прибрежным разбоем. Пос­ле разложения первобытного общества моральной нор­мой стало право сильного, насильственное присвоение чужой собственности. А так как от недостатка продуктов питания в ту эпоху часто страдали целые народы, племе­на или народы, то на протяжении многих веков пират­ство считалось полезным и славным занятием. Прекрас­ный знаток истории пиратства, профессор Геттингенско­го университета Иоахим Майер, который перевел на немецкий язык пользовавшуюся огромной популярнос­тью книгу английского капитана Чарлза Джонсона «Ис­тория пиратства XVIII века», писал в своем предисло­вии к этой книге:

«В прежние времена пиратство не только разреша­ли, но и поощряли, считая делом почетным. Короли и принцы занимались им наряду с отважными героями из простолюдинов, которые стали знаменитыми благодаря своей силе и мужеству».

Поэты воспевали морские походы и «героические» деяния разбойников у чужих берегов, а историки поведа­ли о них другим поколениям. Подобное отношение к пи­ратству свойственно как античным средиземноморским государствам, существовавшим до новой эры, так и на­родам, жившим в первые века новой эры на побережье Северного и Балтийского морей.

С течением веков отношение к морскому разбою ме­нялось. Не было одинаковым оно и у различных слоев населения. Те, кому пиратство было выгодно, приносило доходы, восхваляли его; те же, кто от него страдал, про­клинали. «Pirata hostis humani generis», то есть «Пират- враг человеческого рода»,- объявили римляне в I веке до н. э., когда разбой в Средиземном море грозил пре­вратиться в серьезную опасность для Римской империи.

Прибрежный разбой в форме колониальной и неволь­ничьей торговли просуществовал вплоть до XIX века. В колониях, или в так называемых «сферах влияния», в об­мен на дешевую мишуру - стеклянные бусы, зеркала, пестрые ткани,- а также на спирт, порох, оружие пира­ты получали драгоценные металлы, пряности, ценное сы­рье, животных и людей, чтобы затем продать в рабство. Если людей нельзя было получить в обмен на вещи, их захватывали силой. Насильственный увоз людей во все времена являлся неотъемлемой частью прибрежного разбоя.

Наряду с прибрежным разбоем было распространено и ограбление кораблей, потерпевших бедствие. Присвое­ние выброшенных на берег грузов издавна являлось пра­вом жителей побережья. «Господи, благослови наш бе­рег!» - еще в нынешнем столетии священник произносил эти слова во время утренней воскресной службы. И мо­литва помогала, если, конечно, и человек оказывался рас­торопным: например, в опасных местах смещал навига­ционные знаки, зажигал ложные маяки. А иногда лоц­маны умышленно вели корабли по фальшивым лоциям, и, естественно, суда садились на мель недалеко от бере­га. Если же какой-нибудь корабль терпел у берега кру­шение, то считалось нормальным убивать тех, кто спас­ся, чтобы можно было спокойно, без помех и свидетелей завладеть добычей. Еще и сегодня не так уж редки слу­чаи вооруженного нападения на суда, оказавшиеся на мели или стоящие на якоре…

И все-таки основным местом деятельности пиратов являлось открытое море. Здесь, выбрасывая черный флаг, отщепенцы общества нападали на торговые и даже военные корабли, захватывали добычу и, как правило, убивали тех, за кого нельзя было получить выкуп.

Всю историю развития морского разбоя можно отчет­ливо разделить на несколько этапов. В основном они свя­заны с расцветом морской торговли в том или ином рай­оне земного шара. В Средиземном море первые морские пути, на которых развивались торговля и ее непремен­ный спутник - пиратство, были проложены за много веков до новой эры представителями самого древнего классового общества, восходящего еще к эпохе бронзы. Позже морские торговые дороги пролегли и в северную Европу, и в Африку. Еще более древние следы судоход­ства и пиратства обнаруживаются в Юго-Восточной Азии, у побережья Южно-Корейского моря. В последую­щие столетия Средиземное, Балтийское и Северное моря, Ла-Манш, Карибское море, восточное побережье Север­ной Америки, западное побережье Африки, Индийский океан и Китайское море образовали узловые пункты морских сообщений. Поэтому именно здесь сосредоточи­валось и развивалось пиратство всех видов. Эти районы были очень удобны и для военных действий с целью на­несения вреда морской торговле враждебной стороны. За овладение морскими торговыми путями постоянно вели войны. Сильные морские державы пытались ото­брать друг у друга ключевые позиции и завоевать право монопольно контролировать главные морские пути, что­бы извлекать все те выгоды, которые давала морская торговля на протяжении многих веков. Это происходило как посредством официального объявления войны, с уча­стием регулярных флотов, так и путем тайной или явной поддержки пиратства. Самый яркий пример - покрови­тельство английской королевы Елизаветы I знаменитому корсару Фрэнсису Дрейку, которого она возвела в ры­цари.

Морская торговля была прибыльным делом, и это во все времена привлекало к ней внимание пиратов. В оди­ночку или объединенными усилиями нескольких кораб­лей они нападали на торговые суда, перевозившие огром­ные ценности. Когда во время войн многие государства брали пиратов на службу, пиратство получало название «каперства». Сущность его от этого не менялась, но ка­перы становились легально действующей силой воююще­го государства. Понятия «война», «каперство», «пират­ство» в этих случаях не разграничивались четко. Курьер­ская связь была весьма ненадежной и медленной, союзы в условиях частых вооруженных столкновений слишком неустойчивы, друзья невообразимо быстро превраща­лись во врагов. Так, зачастую адмирал становился пи­ратом, а иной корсар, как мы узнаем в дальнейшем, не­ожиданно превращался в прославленного героя своей нации.

Корни пиратства следует искать в социально-полити­ческих противоречиях, соответствующих определенной общественной формации. В некоторых случаях оно явля­лось прямым выражением социального протеста угне­тенных слоев и классов против своего бесправного поло­жения. Так, например, поступали рабы в период антич­ности или крепостные крестьяне в эпоху средневековья. Пиратские экипажи и товарищества пополнялись пред­ставителями самых разных слоев общества. Морскими разбойниками становились люди, доведенные эксплуата­цией до крайней степени нищеты и отчаяния, а также те, кто был отвергнут самим обществом по причинам по­литическим, религиозным или каким-либо иным.

В истории известны примеры, когда отщепенцы, став­шие пиратами, объединялись в союзы и стремились к из­менению общественных отношений на основе идеальных, хотя и утопических представлений о свободе и справед­ливости. Так, в конце XVII века на севере Мадагаскара было основано государство свободы: Либерталия. Газе­та «Курьер Мадагаскара» в 1970 году посвятила этому интересному факту большую статью.

До нас дошли сведения о существовании республик флибустьеров на Антильских островах. Это были сооб­щества, построенные на добровольной сознательной дис­циплине. Члены сообщества давали клятву беспрекос­ловно подчиняться на суше и на море особому уставу. В XVII столетии флибустьеры поддерживали хорошие от­ношения с индейцами Карибского бассейна. Аборигены добровольно становились на несколько лет членами ко­манд пиратских судов, так как они надеялись с помощью флибустьеров освободиться от ненавистного им испан­ского гнета.

В бассейне Северного и Балтийского морей в конце XIV - начале XV века орудовали пираты, известные в истории под названием «ликеделеры», то есть «равно­дольные». Они образовали товарищество под девизом: «Друзья бога и враги всего мира». К сожалению, о том, как была устроена их жизнь, почти ничего не известно. Скудные исторические сведения, которые дошли до нас, не дают возможности составить сколько-нибудь опреде­ленное представление об этом.

Принцип раздела захваченной добычи на «равные доли», который приписывают этим пиратам, очевидно, был неосуществим на деле, и слишком различна была сама добыча: золото, серебро, оружие, ткани, продукты питания, напитки и многое другое. Судя по дошедшим до нас данным о распределении ценностей в других пи­ратских товариществах, добычу принято было продавать. Половина выручки шла в общий фонд, из которого по­крывались все расходы на приобретение новой оснастки и парусов для кораблей, покупку оружия и другого сна­ряжения. Из этого же фонда выплачивалась компенса­ция тяжело раненным, лишившимся руки, ноги или гла­за. Вторая половина выручки распределялась «равными долями» среди всех членов команды.

О других товариществах известно, что «новички» по­лучали там половинную, а капитан и штурман - двой­ную долю.

Часто социально-экономическую подоплеку морско­го разбоя трудно разглядеть в тумане противоречивых преданий. Социальными представлениями пиратов нель­зя, разумеется, оправдать грабеж и убийства, не прекра­щавшиеся на море в течение столетий, и вообще пират­ство как исторический и социальный феномен. Что бы ни руководило этими людьми, они прежде всего являлись разбойниками, которые грабили и убивали в целях лич­ного обогащения.

Добровольно или принудительно объединяясь в пи­ратские шайки, выходцы из самых различных слоев на­селения, как правило, оставались безымянными. Мраком неизвестности были покрыты и мотивы их деятельности и вся их жизнь. Зачастую имена их становились извест­ны только после их гибели или позорной казни. Среди пиратов большинство составляли деклассированные эле­менты. Это были «джентльмены удачи», искатели прик­лючений, дезертировавшие солдаты, безработные матро­сы, беглые монахи, обедневшие аристократы и уголовни­ки. В отдельных случаях к пиратам присоединялись лю­ди, которых толкнули на этот путь социальный протест, возмущение перенесенной несправедливостью, индиви­дуальная месть… Что же всех их объединяло? Разбой­ничья мораль, которая побуждала этих людей опираться в своих действиях только на право сильного и не щадить никого. Для претворения в жизнь подобных принципов нельзя было найти более подходящего места, чем откры­тое море. Очень редко пираты действовали в одиночку. Как правило, они объединялись в малые или крупные отряды и с небольшим риском получали большую до­бычу.

Основными элементами их тактики были неожидан­ность, быстрота и беспощадная абордажная схватка. Ог­невая мощь корабля имела значение только при встрече с военными судами, когда было невозможно уклониться от боя.

Маневрируя своими кораблями, пираты исходили из двух соображений: надо захватить торговое судно с наи­меньшими собственными потерями, а добычу получить в целости и сохранности. В соответствии с этими целями пиратские корабли были хорошо оснащены и вооруже­ны, имели большое число людей на борту - гораздо больше, чем объекты их разбоя - торговые суда. Боя с крупными военными кораблями и судами, имеющими многочисленную команду, пираты обычно старались из­бегать. Им это удавалось за счет того, что их корабли обладали большей скоростью. Они несли на палубе мень­ше пушек, были поэтому легче военных кораблей и при одинаковой площади парусов - быстроходней и маневреннее.

В различные исторические периоды существовали так называемые прибрежные пираты. Имея при себе только ручное оружие, они в небольших гребных или парусных судах подстерегали корабли, находясь в укрытии. Если их разведчики устанавливали, что команда корабля не может оказать сильного сопротивления, пираты напада­ли и захватывали судно. Особенно отчаянные пираты успешно совершали нападения даже на большие, хоро­шо вооруженные суда. Решающую роль в успехе такого предприятия играла внезапность атаки. Команду и пас­сажиров побежденного корабля либо зачисляли в пиратский экипаж, либо выбрасывали за борт: разрешали «плыть домой», за исключением случаев, когда пиратам гарантировали большой выкуп.

Удачливые пираты поддерживали на своих кораблях строгий порядок. При этом неограниченная власть пи­ратского капитана основывалась исключительно на его личном авторитете. Командиром корабля или эскадры становился обычно самый смелый, жестокий и удачли­вый из пиратов. Он постоянно должен был подтверждать эти выдающиеся качества, если хотел оставаться капи­таном или адмиралом своего разношерстного воинства. Некоторые пираты, подвиги которых больше походили на преступления, вошли в историю как необыкновенные фигуры. О них слагали песни, рассказывали легенды. Однако проверить, что здесь соответствовало действи­тельности, а что было вымыслом, почти невозможно, так как по вполне понятным причинам на пиратских кораб­лях не вели записей в бортовых журналах. Исторически подтвержденные факты из жизни корсаров - явление редкое.

Во время войн, как уже говорилось, почти все пираты становились каперами. Каперство являлось государст­венно санкционированной формой пиратства. В одном из исторических источников следующим образом охаракте­ризована разница между каперством и пиратством: «Ка­пер, или как его еще называли - свободный охотник, корсар или комиссионный моряк, имел официальный па­тент, специальный ордер. В этом ордере, выданном стра­ной, на службе у которой состоял тот или иной капер, по­следнему предписывалось наносить врагу всяческий ущерб в течение всего периода военных действий, а так­же указывалось, на какие неприятельские корабли ему следовало нападать; там же подчеркивалось, что он име­ет право вступать в бой только с теми кораблями, кото­рые значатся в приказе. Пиратом же является тот, кто не состоит ни у кого на службе, без всякой причины на­падает в открытом море на любой корабль и грабит его, не разбираясь в том, друг это или враг».

Капер, который должен был на собственные деньги оснащать и содержать свое судно, отдавал часть добы­чи (одну десятую, одну треть, а иногда и половину) сво­ему патрону. Оставшаяся часть являлась законной соб­ственностью капера. Естественно, что каперские свиде­тельства выдавались воюющей стороной только для дей­ствий против судов неприятеля. Иногда они выдавались еще и на конкретные районы, в которых должен был дей­ствовать капер. Однако часто подобные ограничения на­рушались: если полученная командой добыча оказыва­лась недостаточной и члены экипажа выражали недо­вольство, то порою каперские капитаны с большой го­товностью переступали грань каперства, начинали на­падать на неприятельские суда за пределами районов военных действий; зачастую их жертвами становились и корабли нейтральных стран. Правительства, выдавшие разбойничающим кораблям каперские свидетельства, долгое время молчаливо терпели это. И лишь начиная с XVII века в договоры между государствами и нацио­нальные законодательства стали включать положения, более точно определяющие права тех, кто получал ка­перские грамоты.

Большинство каперов после окончания войны не же­лали расставаться со своей профессией, которая без особых трудов давала им большую прибыль, и превра­щались в обычных пиратов. Английский капитан Чарлз Джонсон, который, видимо, в свое время был пиратом, дал в XVIII веке своему правительству, жаждавшему пресечь процесс превращения каперов в корсаров, сле­дующий совет: «Во время войны почти нет пиратов, так как все они становятся каперами. И если правительство как можно большему количеству разбойников выдаст каперские свидетельства и направит их на борьбу про­тив их же собратьев, то число пиратов тогда не просто уменьшится, они будут истреблены совсем, согласно по­говорке, что для поимки разбойника нужно самому вос­пользоваться услугами разбойника. Но для того, чтобы привлечь каперов, следует разрешить им пользоваться всей добычей, полученной от нападений на пиратов, ибо для этих людей не существует разницы между другом и врагом - они с одинаковой готовностью нападают и на того и на другого».

Разумеется, каперами становились не только профес­сиональные разбойники. Порой в качестве каперов свое­му отечеству служили и патриоты, моряки и капитаны торговых и рыболовных судов, а также морские офицеры и адмиралы.

Свой последний расцвет каперство переживает во время войн Французской революции. С 1815 года круп­ные европейские державы перестали выдавать каперские свидетельства. Однако заявление о том, что «с каперст­вом раз и навсегда покончено», сделанное в декларации по морскому праву, подписанной на Парижском между­народном конгрессе в 1856 году, оказалось преждевре­менным, так как к ней не присоединились Соединенные Штаты Америки, и во время Гражданской войны в США каперство вновь расцвело и сыграло немалую роль.

Очень близко к каперству по своей сути стояла прак­тика выдачи так называемых репрессалий. Для возме­щения ущерба, нанесенного чужому государству или от­дельным его подданным, правительство одной из воюю­щих сторон выдавало пострадавшему репрессальное сви­детельство, дававшее право нападать на суда, шедшие под флагом враждебной стороны. Этот институт был развит в основном в средние века. Владельцы репрессальных свидетельств почти повсеместно преступали грань и становились на путь разбоя.

Вершина развития морского пиратства приходится на время колониальных захватов и порождаемых ими стол­кновений между развивающимися буржуазными госу­дарствами Западной Европы - Францией, Нидерланда­ми, Англией - и странами, выдвинувшимися в эпоху ве­ликих географических открытий,- Испанией и Португа­лией. Под буржуазными лозунгами, родившимися в на­чале XVII столетия,- «Свобода торговли» и «Свобода мореплавания» - англичане, голландцы и французы вели жестокую борьбу против торговой монополии, установ­ленной Испанией и Португалией в колониях, против раз­дела мира в пользу этих государств, проведенного при поддержке папы Александра VI. Не последняя роль от­водилась в этой борьбе и поставленным на широкую но­гу каперству и пиратству.

Когда на арене истории появились новые колониаль­ные державы во главе с Англией, они вспомнили и по достоинству оценили определение древних: «Pirata hostis humani generis», ибо отныне морской разбой превра­тился в серьезную угрозу для их торговли на норе. Од­нако из-за отсутствия эффективного международного со­трудничества в борьбе с этим явлением пиратство про­должало существовать еще долго.

Лишь в процессе углубления понятия буржуазной собственности в XIX в. возникла необходимость включить в международное право в качестве одного из основных положений запрещение пиратства. Правда, положение это не было кодифицировано в прошлом столетии. Раз­работанный экспертами в 1927 году проект запрета и ликвидации пиратства рассматривался в Лиге наций, но и тогда не был кодифицирован. Наконец, результатом конференции по морскому праву в рамках Организации Объединенных Наций явилась принятая в Женеве «Кон­венция об открытом море». Многие статьи этой конвен­ции содержат положения о пиратстве. Конвенция, всту­пившая в силу с 30 сентября 1962 года, обязывает все государства, подписавшие ее, принимать в тесном сотруд­ничестве друг с другом активные меры к подавлению и ликвидации морского разбоя.

Понятие пиратства, получившее точное определение в Женевской конвенции, включает в себя незаконные акты насилия, содержание в плену или грабеж в откры­том море, которые совершаются в целях личной наживы на частных судах и самолетах.

Несмотря на столь нелестную и строгую дефиницию, еще и сегодня пиратство не ликвидировано оконча­тельно.

Война, торговля и пиратство –

Три вида сущности одной.

И. Гете. «Фауст»

Даже малые дети, наверное, знают, что археологи ищут в земле остатки ушедшей жизни человечества. Осколки камня, которыми охотились и воевали, обрабатывали шкуры и жали урожай.

Невзрачные обломки грубой глиняной посуды. Бесформенные развалины, бывшие когдато стенами домов. Более эффектные внешне открытия случаются редко: обыденная жизнь и ее атрибуты во все времена многократно превышали количество праздников и необычайных предметов. И все же… Во всех археологических экспедициях, в которых мне приходилось участвовать (а их было более десятка – в Молдавии, на Украине, на Кавказе и даже в Летнем саду, в самом сердце невской столицы), к раскопу всегда наведывались жители близлежащих окрестностей, если, конечно, в пределах горизонта ктото жил. Некоторое время гости тихонько стояли на краю ямы, в которой копошились покрытые пылью трудяги. И когда ктото разгибал ноющую спину и нетвердой походкой направлялся к жестяному молочному бидону за глотком теплой, безвкусной воды, завязывался короткий и как бы шуточный разговор – всегда один и тот же:

– Здравствуйте. Копаете, значит? И как, много золота нашли?

Сначала меня это веселило. Потом раздражало. И только много позже я понял, что этот сакраментальный вопрос был продиктован не алчностью, не невежеством и даже не совсем любопытством. Просто в каждом из нас, даже самом циничном и ожесточенном годами рутинной, изматывающей борьбы за выживание, сидит неистребимый романтик с огромными голубыми глазами. И ему совсем не важно, что можно купить на то золото, о котором он спросил: само звучание слова «сокровища» отдается гдето внутри аккордом столь сладостным и тонким, что низменные материи далеки от них, как земная поверхность от источника музыки сфер…

Я видел нестерпимо сияющие глаза ребятишек, толпившихся у невских парапетов в дни регаты «Катти Сарк»: сквозь отражения пестрых парусов в глазах этих плескалась та же романтическая голубизна неповторимого оттенка теплых тропических морей. А в знакомый аккорд вплетались обертона звенящего вантами пассата и змеиного шипения распоротой килем тяжелой волны, клекота неупокоенных моряцких душ в поднебесье и заклинаний много повидавшей диковинной птицы, бормочущей над ухом в ночи:

– Пиастрры! Пиастрры! Пиастрры!

Потому и привлекает тема пиратов «классического» периода на самом исходе кровавого века двух мировых войн, и наверняка еще будет привлекать многие поколения подрастающих романтиков с огромными голубыми глазами: таинственные клады, дальние моря, паруса, звон шпаг, волевые мужчины и их царственно возвышенные дамы сердца, возведенные в рыцарское достоинство сэр Френсис Дрейк и сэр Генри Морган… Феерическая легенда, сотканная Байроном, По, Саббатини и многими, многими другими, одухотворена и гармонична как раз настолько, чтобы побуждать свернутые за нашими спинами крылья к полету, а стоящий за нею силуэт Последнего Кредитора с косой ровно настолько призрачен и не страшен, чтобы кровь пиратских жертв представлялась не более чем клюквенным соком. И даже антагонисты «благородных разбойников», с черными повязками, деревянными ногами и патологически злобным нравом, со времен Стивенсона, Сю и Конан Дойля вполне вписываются в общую картину: в конце концов, «хорошие парни» побеждают «плохих парней», а добродетель, как и положено, торжествует. В рассуждении возвышенных движений души, которых так не хватает в наше прагматическое время (впрочем, какое время не прагматично?), весь этот миф прекрасен и необходим, и грешно было бы мне, который и сейчас не упустит случая насладиться хорошим «пиратским» романом, пытаться его развенчать. Однако книга, которую вы сейчас держите в руках, совсем иного свойства. И в нашем предисловии речь тоже пойдет совсем о другом.

Обычно представление о феномене пиратства устойчиво связано с XVI – XVIII веками – тем временем, которое чуть выше было названо «классическим». Однако в действительности его возникновение теряется в глубине веков. Само слово «пират» прочно вошло в лексикон древнегреческих обывателей века за четыре до нашей эры, но у него были предшественники, а пиратскими актами не брезговали еще герои греческих мифов – Минос, Одиссей, Геракл, Ясон… Пиратское ремесло уже тогда было столь же обыденно, как землепашество или скотоводство, отличаясь от них разве что большей степенью риска, а в бюджете (как мы бы теперь сказали) многих средиземноморских городовгосударств нередко играло даже более существенную роль: тот же минойский Крит, к примеру, во многом жил за счет морского разбоя.

Более того, в римских Дигестах (сборниках законов), в одном из законов, который дошел до римского права еще от времен древнегреческого мудреца Солона, перечисляются три морские «специализации» – мореходы, купцы и пираты. Добавим от себя: не просто три равноправные профессии, а три ипостаси одного морского дела, и быть ли в открытом море дичью или охотником, зависело исключительно от обстоятельств и в античности, и, как мы увидим далее, в «просвещенные» века.

Как бы эксцентрично это ни звучало, именно пиратству обязаны древнегреческие цивилизации своим торговым и техническим расцветом на море, так же, как сухопутным набегам и войнам – развитием военной техники, полководческого искусства и политических систем. Ведь необходимость уберечь свои жизни и имущество толкала мореходов к усовершенствованию судов и оружия, освоению новых торговых путей и развитию искусства навигации, разработке принципов картографии и разнообразных экономических дисциплин. А это неизбежно приводило к бурному развитию мореплавания и торговли. И тут напрашивается аналогия с «санитарами леса» – волками, которые объективно способствуют выживанию и процветанию множества видов»жертв».

И точно так же, как чрезмерное увеличение численности волков превращает их из блага в бедствие, чрезмерно возросшее могущество пиратов делало их вместо стимула развития его тормозом. Тогда государство устраивало на них облаву, наподобие той, которую учинил Гней Помпей на Сицилии, и количество «санитаров моря» на какоето время входило в разумные рамки. Так эти два процесса взаимного регулирования и чередовались из века в век, пока полезное начало морского разбоя не исчерпалось окончательно – а признано это было всегото немногим более века тому назад!

Наконец, помимо прогрессивной и «санитарной» составляющих, помимо все еще близкой многим идеи грабить награбленное, пиратство до самых последних времен его официального признания было связано с работорговлей. «Охотиться должно как на диких животных, так и на тех людей, которые, будучи от природы предназначены к подчинению, не желают подчиняться. Такого рода война по природе своей справедлива». Эти слова принадлежат, ни много ни мало, отцу европейской позитивистской науки – Аристотелю, хотя некогда пираты обратили в рабство его собственного учителя – Платона, и выкупить того удалось только после долгих хлопот.

Правда, к началу эпохи Великих географических открытий европейское пиратство постепенно утратило свою роль одного из основных поставщиков «живого товара» на мировые рынки: к услугам морских государств Европы оказались необъятные охотничьи угодья Гвинеи, то есть, практически все западное побережье Африки. Португальские, а потом голландские, английские, французские официальные экспедиции охотников за рабами быстро вытеснили пиратов из этого прибыльного сектора торговли. И все же на продаже захваченных транспортов с черными невольниками им удавалось урывать неплохие куски, не говоря уже о традиционной практике выкупов за знатных белых пленников. Другая сторона этой темы несколько неожиданна – беглые и захваченные на транспортах негрырабы оказались обильным источником пополнения числа самих пиратов. При этом команды пиратских кораблей, частично состоявшие из негров, отличались особой стойкостью в бою: бывшим рабам было за что мстить, а в случае пленения их ожидала участь куда более горькая, чем виселица.

Но важнейшим фактором, сформировавшим главные черты того пиратства, которое мы сейчас воспринимаем как «классическое», было, конечно, открытие Америки. Когда в океанские просторы стали робко проникать новоявленные морские государства – Голландия, Англия и Франция, мир уже был целиком поделен между сверхдержавами тех времен: Испанией и Португалией. На законных основаниях другие страны претендовать на создание заморских колоний не могли: такое положение вещей было освящено буллой самого Папы. Захватить силой? Тоже сомнительно: те же колонии нескончаемым потоком поставляли серебро и до той поры редкое в Европе золото в сокровищницы испанской и португальской корон, так что война с этими монстрами была обречена на провал по чисто экономическим причинам. Единственным выходом из этого замкнутого круга было санкционированное пиратство «по национальному признаку».

Так расцвел знаменитый институт каперства, нацеленный на подрыв экономической мощи и колониального всесилия испанцев и португальцев. И в очень скором времени большая часть европейских пиратов, сориентировавшись в обстановке, переместилась в Карибское море и к африканским берегам. Стали возникать пиратские базы на Тортуге, Провиденсе, Мадагаскаре, и уже к середине XVII века карибские пираты стали достаточно сильны, чтобы не только нападать на испанские казначейские галеоны, но и захватывать целые города на Панамском и Дарьенском перешейках. В истории пиратства начался «золотой век».

В европейских странах – претендентах на равноправное членство в «морском клубе» такое положение вещей вызывало двоякие чувства. С одной стороны, даже после гибели Великой Армады Испания оставалась безусловным хозяином морских просторов, поэтому правительство Англии, например, старалось не лезть на рожон и официально открещивалось от «своих» пиратов. С другой стороны, для реализации колониальных устремлений новичков разбойные нападения на испанские транспорты продолжали оставаться чрезвычайно полезными. К тому же, уменьшились опасности судоходства в европейских водах, а в среде буржуазии громкие пиратские походы против «золотых городов» Новой Испании вызывали настоящие приливы патриотизма, иногда даже несколько горячечного.

Да, в общественном мнении конкретный живой пират формально оставался одиозной личностью, даже если само государство прекращало по отношению к нему судебное преследование. Но сами пиратские подвиги, со всей их кровью и грязью, не только случались далеко от родного порога, но и очень сильно подогревали чувство национальной гордости. Не случайно именно в XVI – XVII веках в Англии начинают печатать книги небывалого доселе жанра – путевые дневники и воспоминания пиратов, которые неизменно пользовались определенным читательским спросом. И, наконец, в 1678 г. в Голландии, а вскоре и в ряде других стран Европы, появилось сочинение, положившее начало обширному семейству книг по истории пиратства – «Пираты Америки» А. Эксквемелина.

До сих пор достоверно неизвестно, какое имя зашифровано было в этой анаграмме. Однако все историки сходятся на том, что под псевдонимом «А. Эксквемелин» скрывался французский врач, волею судеб ставший буканьером на Тортуге и принимавший непосредственное участие в знаменитых панамских походах Генри Моргана. Вернувшись в 1674 г. в Европу, Эксквемелин занялся врачебной практикой в Амстердаме, а на досуге записал то, что счел интересным из своих наблюдений за природой, нравами и обычаями Карибского моря, из своего опыта буканьера и участника пиратских вылазок, перемежая этнографию и натуралистику пространными жизнеописаниями карибских пиратов. Именно эта книга не только сохранила в истории, но и сильно выделила из общего ряда пиратов XVII века имена Л’Оллонэ и Рока Бразильца, увековечила живые подробности экспедиций Моргана.

«Пираты Америки» вызвали в Европе фурор. В считанные месяцы книгу перевели и переиздали в Германии, Испании, Англии, Франции. Характерно для того времени, что переводчики редактировали «Пиратов» в духе своих национальных пристрастий; в результате, если голландский текст живописал зверства испанцев в Новом Свете, то в его испанском варианте испанцы выставлялись невинными овечками, а английские пираты, и особенно сам Морган, являли собой кровавых чудовищ. Нас с вами это обстоятельство могло бы не особенно интересовать, если бы английский перевод книги не был сделан… с испанского. Но случилось именно так, и это обстоятельство определенным образом повлияло на формирование всего «пиратского» жанра.

В 1724 г. на полках лондонских книжных лавок появилась книга, которой была уготована двусмысленная судьба «серого кардинала» литературы о пиратах – «Всеобщая история пиратов» капитана Чарлза Джонсона. В ней излагались биографии десяти карибских пиратов 1710х годов. Как и «Пираты Америки», книга пользовалась колоссальным успехом у читателей: вскоре увидели свет второе и третье издания, дополненные новыми биографиями, а в 1728 г. появился второй том «Всеобщей истории», повествующий о пиратах Индийского океана.

Многие детали стиля «Истории» говорят о том, что ее автор взял за образец сочинение Эксквемелина. Та же злободневность, поскольку речь в книге шла о событиях нескольких недавних лет. Тот же слегка суховатый, а временами нарочито бесстрастный язык стороннего наблюдателяхрониста. То же обилие мелких бытовых деталей – а в конце книги, для вящего сходства, даже вшитое в ткань изложения пространное «Описание», повествующее о природных и географических особенностях островов СанТоме и Принсипи: бесспорно любопытное, но, в отличие от «Пиратов Америки», почти никакого отношения к основному тексту не имеющее. Наконец, впечатляющие картины зверств английских пиратов (а все главные герои «Истории» – англичане), что продолжало традицию, заложенную, как мы уже знаем, легкой рукой испанского переводчика Эксквемелина. И все же то, что придавало книге Джонсона особую ценность в глазах современников и еще более ценно сегодня, было несомненной авторской находкой: опора на документальные свидетельства.

Вряд ли где еще широкой публике могла представиться возможность прочитать письмо капитана торгового судна с подробным описанием жестокого боя, который он вел с двумя пиратскими кораблями. Или подлинный текст речи, с которой королевский судья обратился к захваченному пирату, прежде чем объявить тому смертный приговор. Местами «История» Джонсона даже напоминает некий статистический отчет, с такой скрупулезностью перечисляются в ней данные о захваченных пиратами кораблях: тип, название, фамилия капитана, количество пушек, численность команды. Доступа к такого рода сведениям Эксквемелин, по понятным причинам, иметь не мог. Зато в его книге есть то, чего нет у Джонсона: опыт очевидца и непосредственного участника описанных событий.

Чарлз Джонсон таким очевидцем не был, и живые подробности того, о чем писал, мог черпать только из воспоминаний других людей. Отсюда проистекают, повидимому, те многочисленные мелкие неточности и лакуны, которыми страдают части текста, не основанные на документах. Отсюда же некоторый туман в описаниях мест действия: автор часто плоховато представляет себе, кто, куда и относительно чего перемещается. Но не в этом главный недостаток «Истории пиратов» с точки зрения историка: по прошествии десятилетий постепенно стало выясняться, что многие детали в описании характеров, не говоря уже о диалогах, Джонсон… попросту выдумал! Апофеозом недобросовестности автора оказалось то, что биографии женщинпиратов Мэри Рид и Энн Бонни были вымышлены им с начала и почти до конца. Такие вещи, как известно, плохо укладываются в головах профессиональных историков. И «Всеобщая история пиратов» ушла в тень.

Совсем игнорировать ее было, конечно, невозможно: рядовому читателю и через сто, и через двести лет после написания этой книги гораздо важнее было ощутить себя в плену ее странно обыденных в своей жестокости событий, чем дотошно выяснять достоверность той или иной детали. К тому же, очень и очень многие сведения, содержащиеся в «Истории», не только не пострадали от вмешательства авторской фантазии, но и отсутствуют во всех остальных источниках. И если бы эти сведения были изъяты из исторического обихода, на их месте образовались бы ничем не восполнимые зияющие пустоты. Поэтому профессионалы, занимающиеся историей пиратства (а такие появились уже к концу 1700х годов), выбрали соломоново решение. Сведения (а иногда и мифы) из «Истории пиратов» используются во всех книгах на эту тему уже два с половиной века. Сама «История пиратов» как источник этих сведений не упоминается почти нигде. Так по собственной своей недобросовестности Чарлз Джонсон стал «серым кардиналом» истории пиратства.

Впрочем, в недобросовестности, как я уже говорил, упрекали капитана Джонсона только историки, и посвоему они, конечно, правы. Но абсолютна ли эта правота? Ведь, даже не говоря более об определенном лукавстве представителей исторической науки, следует признать за «Историей» и несомненную литературную ценность.

Разве не могло случиться так, что «фактологический подлог», сделанный автором, был продиктован не его злой волей, а какимито более уважительными обстоятельствами? Чтобы по справедливости ответить на этот вопрос, следовало сначала разобраться, что за человек капитан Чарлз Джонсон. Но когда стали разбираться, выяснилось, что такого человека… попросту нет.

Когда было установлено, что в архивных списках Морского министерства Великобритании капитан Чарлз Джонсон не числится, многие исследователи резонно предположили, что и в этом автор «Истории» пошел по стопам своего предшественника – А. Эксквемелина, и, тоже будучи в прошлом пиратом, выпустил книгу под псевдонимом. Такая гипотеза объясняла исключительную осведомленность Джонсона в подробностях из жизни морских разбойников 1710х годов, но зато оставляла открытым как вопрос о его честности, так и то, каким образом бывший пират мог получить доступ к документам. Загадка личности Чарлза Джонсона оставалась загадкой до 1932 года, когда американский литературовед Джон Мур опубликовал статью, посвященную анализу «Истории пиратов».

Джон Мур предположил, что за псевдонимом «капитан Джонсон» скрывался английский писатель Даниель Дефо – всемирно известный автор «Робинзона Крузо». Для подтверждения своей гипотезы ему пришлось проделать огромную работу. Ученый нашел документы, из которых следовало, что в конце 1710х – начале 1720х годов, когда писалась «Всеобщая история пиратов», Дефо живо интересовался кораблестроением и мореплаванием. В эти годы он активно писал на пиратские темы и выпустил несколько книг, хотя и менее документальных, нежели «История», но посвященных тем же людям и основанных на тех же источниках. Проведя текстологический анализ некоторых произведений Даниеля Дефо и нескольких глав из «Истории пиратов», Мур показал, что в ряде случаев их тексты абсолютно идентичны, а жизнеописание пирата Джона Гоу, которое появилось в третьем издании «Истории», было простой переработкой памфлета Дефо, изданного несколькими месяцами раньше.

Нет ничего удивительного и в том, что писатель опубликовал «Историю» под псевдонимом. Из сотен книг и статей, написанных после 1710 года, только два произведения он выпустил в свет под настоящим именем, а из всех своих работ (их насчитывается более 500) – лишь около десятка.

В настоящее время гипотеза Джона Мура стала общепризнанной за пределами России. Однако в нашей стране по сей день попадаются книги, в том числе известных и уважаемых авторов популярных книг по истории пиратства, где «История пиратов» капитана Чарлза Джонсона представлена как сочинение, из которого Даниель Дефо черпал фактический материал для своих произведений на пиратскую тему. Прелесть ситуации заключается в том, что коекто из авторов при этом сдержанно, но недвусмысленно укоряет Дефо в плагиате. Будем надеяться, что теперь, когда книга, наконец, издается на русском языке, подобные недоразумения уйдут в прошлое.

Хотя Даниель Дефо и «вышел» на пиратскую тему достаточно случайно, само обращение к ней было совершенно закономерным: здесь как бы слились воедино две параллельно текущие стороны его жизни. Об одной из этих сторон так или иначе знают все, ибо кто же еще в школьные годы не читал какогонибудь из изданий «Робинзона Крузо», а значит, и предисловия к нему? Блестящий и весьма плодовитый сатирик, опубликовавший первый политический памфлет в 23 года, а последний – на семьдесят первом году жизни, за считанные месяцы до смерти, неоднократно подвергавшийся за свое творчество арестам, штрафам, а однажды даже приговоренный к стоянию у позорного столба. Издатель еженедельного «Обозрения» и газеты «Политический Меркурий», журналист и редактор. Автор многочисленных сочинений по истории Великобритании и первой беллетризованной биографии царя Московии Петра I. Наконец, создатель 18 романов, первый же из которых, опубликованный, когда Дефо было уже 59 лет, обессмертил его имя…

Вторая сторона его деятельности известна нашему читателю меньше. Готовившийся к принятию духовного сана 18летний Даниель отказывается от этой карьеры и начинает заниматься самого разного рода торговлей, в том числе связанной с импортом и экспортом товаров в Америку (вот откуда, оказывается, тянется первая ниточка его заинтересованности проблемами морских коммуникаций). Летом 1685 г. участвует в восстании герцогапротестанта Монмута, а через три года связывается с Вильгельмом Оранским – претендентом на английский престол, и даже попадает в состав его свиты во время поездки герцога в Ирландию в июне 1690 г. Затем наступает первый крах на коммерческой почве: в 1692 г. Дефо, занимавшийся к тому времени страхованием судов, разоряется изза их участившейся гибели (идет война за Пфальцкое наследство); сумма долгов составляет 17 000 фунтов. Теперь все его коммерческие проекты будут связаны с сушей.

На пятом десятке лет, пережив серию штрафов и тюремных заключений, связанных и с острым пером, и с коммерческими неудачами, Дефо приходит к прямому сотрудничеству с правительством. В конце 1704 г. его освобождают из тюрьмы, долги его выплачивает корона, а сам памфлетист становится пропагандистом и осведомителем – сначала при правительстве тори, а с 1715 г. при новом правительстве вигов. Такое изменение статуса не только не помешало его плодовитости как памфлетиста, о чем уже упоминалось выше, но и помогло, видимо, выступить в новом качестве сочинителя романов.

Часть из них долгие годы лежала в ящике стола: «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс», роман, опубликованный в 1722 году, датирован, к примеру, 1683 годом! А если посмотреть на тематику крупных произведений Дефо в целом, то лишний раз убеждаешься, как превратно бывает расхожее мнение о «специализации» писателей. Широко известен анекдот о королеве Виктории, которая, придя в восторг от «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла, затребовала все его сочинения и получила кипу математических трактатов. Анекдот есть анекдот: у Кэрролла хватало и стихотворных сборников, и рассказов, и даже романов. Но широко известна и любима лишь детская сказка. Чтото в этом роде случилось и с Дефо.

Если искать аналогии его творческим пристрастиям, первым приходит на ум… Владимир Гиляровский. «Дядя Гиляй», певец московских трущоб и корифей русской журналистики, живо интересовался обитателями мира грузчиков, извозчиков, воров и попрошаек. Дефо точно так же интересовал мир лондонских проституток (вспомним ту же «Молль Флендерс»), жуликов и авантюристов. И… пиратов. Положение правительственного осведомителя, надо полагать, предоставляло ему все возможности для сбора необходимой информации, а инстинкт человека пишущего не позволял пренебречь таким кладезем сюжетов и тем. Потому «Робинзон Крузо» и два его продолжения, практически неизвестных читающей публике России, стоят в его творчестве особняком, как «Алиса» и «Алиса в Зазеркалье» у Кэрролла. Зато добрая половина крупных произведений Дефо связана с пиратской темой, причем все они были написаны после 1718 года: «Король пиратов», героем которого был Генри Эвери (опубликован в 1719 г.), «Жизнь и пиратские приключения капитана Синглтона» (1720), «История полковника Джека» (1722), «Новое кругосветное путешествие» (1724), «Четырехлетние странствия» (1726), «Мадагаскар, или Дневник Роберта Друри» (1729)… Конечно же, сюда следует включить и «Историю пиратов»; и… «Робинзона Крузо».

Последнее может показаться несколько странным, хотя в «Робинзоне» и есть эпизод, в котором герой попадает в плен к пиратам. Чтобы рассеять недоумение, а заодно попытаться объяснить внезапный интерес Дефо к деятельности пиратов (возникший спустя полтора десятилетия после того, как писатель мог в последний раз сталкиваться с ее последствиями), придется снова сменить тему разговора.

Откуда вообще брались пираты в XVI – XVIII веках? Как обычно, здесь можно найти несколько источников и несколько причин. Если присмотреться к периодам взлетов и падений пиратской активности, выяснится, что всплески ее приходятся на окончание крупных войн между морскими державами Европы. Дефо в «Истории пиратов» очень точно об этом говорит. Действительно, люди с авантюрной жилкой, не слишком озабоченные чистотой своих перчаток, во время очередной войны получали прекрасную возможность законным образом удовлетворить и свою страсть к приключениям, и жажду наживы, получив каперское свидетельство. Когда война кончалась, большинство из них, войдя во вкус, но не имея более законных оснований к морскому разбою, начинала заниматься им незаконно. Через какоето время правительству приходилось в очередной раз браться за показательную чистку пиратских гнездовий. (Как раз об одном таком периоде, которому суждено было стать последним в истории пиком массированной пиратской активности в Карибском море и у берегов Африки и Индии, и рассказывает «Всеобщая история пиратов».)

Второй источник сегодня может показаться достаточно неожиданным: матросы и даже офицеры захваченных пиратами судов. Но обратимся снова к сухой статистике, приводимой Дефо на страницах этой книги. В главе «Жизнь капитана Инглэнда», в списке судов, захваченных этим пиратом с 25 марта по 27 июня 1719 г., читаем: «Орел»… 17 человек команды… 7 сделались пиратами; «Шарлотта»… 18 человек… 13 сделались пиратами; «Сара»… 18 человек… 3 сделались пиратами; «Бентворт»… 30 человек… 12 сделались пиратами; «Олень»… 2 человека, и оба сделались пиратами; «Картерет»… 18 человек… 5 сделались пиратами; «Меркурий»… 18 человек… 5 сделались пиратами; «Робкий»… 13 человек… 4 сделались пиратами; «Элизабет и Кэтрин»… 14 человек… 4 сделались пиратами». Получается, что пиратскую вольницу, вместе с маячившей в перспективе петлей, предпочитал каждый третий, и даже немного больше!

Можно много говорить здесь о социальной обстановке, провоцировавшей такие решения, но это увело бы нас далеко в сторону, да и отмечалось уже не раз. Можно привести еще несколько источников пополнения пиратских рядов. И все же важнее, на наш взгляд, вопросы «кто?» и «почему?» перевести в другую плоскость. Ведь «триединство» морских профессий купца, морехода и пирата никто не отменял, оно не только сохранилось с античных времен, но и обрело четвертую ипостась: первопроходца новооткрытых земель. И Новый Свет с его золотом, индейцами, пионерами и флибустьерами оказался тем клапаном, через который из стареющей Европы вырвались на волю люди с одним и тем же общим качеством: те, кого Лев Николаевич Гумилев назвал «пассионариями». Именно здесь могло найтись применение их неуемной энергии, а уж направить ее на разрушение или созидание, зависело от обстоятельств.

Один из таких людей, чье имя частенько упоминается на страницах «Истории пиратов», и послужил поводом для столь далекого, казалось бы, отступления от темы. Английский капер Вудс Роджерс, потомственный морской капитан, сначала посылал каперов в рейды против французских кораблей, а когда английское правительство перестало требовать с каперов 20 процентов стоимости добычи, и сам собрался на охоту. Возглавив флотилию из двух фрегатов, в сентябре 1708 года он направился в Тихий океан и после краткой остановки у островов Хуан Фернандес, захватив по пути несколько испанских и французских кораблей, в мае 1709 года неожиданно напал на порт Гуаякиль и разграбил его. В январе 1710 г. захватил манильский галеон – несбыточную мечту подавляющего большинства карибских пиратов, причем был ранен мушкетной пулей в верхнюю челюсть, но всего через три дня попытался захватить еще один галеон. Во время этого боя осколок выбил у Роджерса кусок пяточной кости и срезал больше половины ноги под лодыжкой. Второй лакомый кусок захватить не удалось. Однако уже захваченного добра с лихвой хватило, чтобы окупить экспедицию. В октябре 1711 г. корабли вернулись в Англию, а в 1712 г. вышла в свет книга Роджерса «Морское путешествие вокруг света», основанная на дневниковых записях. Некоторые исследователи считают, что книгу отредактировал… Даниель Дефо. Но к этому эпизоду мы вернемся чуть погодя.

В 1713 – 1715 гг. Роджерс перевозил рабов из Африки на Суматру, а в конце 1717 г. по просьбе плантаторов с Багамских островов был провозглашен первым королевским губернатором острова НьюПровиденс – главной карибской базы пиратов тех лет. Появившись на Багамах в июле следующего года, он сумел принудить часть пиратов сложить оружие в обмен на королевскую амнистию, остальных разогнал, а коекого и повесил. Пираты стали обходить НьюПровиденс стороной. Однако метрополия не оказывала деятельности губернатора никакой поддержки, и в 1721 г. Роджерс отправляется за помощью в Лондон. Денег на защиту острова (теперь уже от испанцев) он получить не сумел, разорился и попал в долговую тюрьму. В должности губернатора его восстановили только в 1728 г., а через четыре года Вудс Роджерс умер на НьюПровиденсе.

К сожалению, мне доподлинно неизвестно, насколько тесным было знакомство Дефо с Вудсом Роджерсом. Но то, что такое знакомство было и длилось долгие годы, у меня не вызывает никаких сомнений. Выше уже упоминалось о том, что Дефо, как полагают, редактировал книгу Роджерса. А ведь в этой книге говорится, в частности, об остановке у островов ХуанФернандес, и о пирате, высаженном товарищами на один из островов и подобранном капитаном Роджерсом. Пирата этого звали Александр Селкирк, и через несколько лет он стал известен всей Англии, а потом и всему миру, под именем Робинзона Крузо.

После поездки Роджерса в Лондон в 1721 году в распоряжении Дефо оказывается достаточно материалов о пиратах Карибского моря, чтобы написать целую серию книг. И все эти пираты – из числа «обиженных» губернатором НьюПровиденса в 1718 г., о чем Дефо всякий раз обязательно упоминает в их жизнеописаниях из «Всеобщей истории». Конечно, окончательное суждение о связи этих двух людей можно будет вынести только после обстоятельного исследования темы. Но мне думается, что уже сейчас можно смело утверждать: интерес Дефо к жизни и деятельности пиратов, ряд его романов, открывающийся бессмертным «Робинзоном», «Всеобщая история пиратов» с ее уникальными историческими данными – все это лишь отраженный свет пассионарности капитана Вудса Роджерса.

Но отдадим должное и автору. Не будем говорить о романах – тому свое время и свое место. Что же касается «Всеобщей истории пиратов», в этой книге престарелый бунтарь и осведомитель сумел донести до нас то, что больше никому не удавалось. Пусть временами в его голове смешивались сухие протокольные факты и собственные буйные фантазии, стремление к созданию достоверной картины событий и старческая склонность к написанию дидактических «жизненных опытов» (но ведь в этом смысле библейская «Книга Премудрости Соломона» ничем не отличается, скажем, от третьего тома «Робинзона»!). Дефо сделал главное: зафиксировал на века обыденное пиратство. Читая Эксквемелина, мы можем вообразить, что вся пиратская жизнь состояла из захвата городов, караванов золота, гигантских флотилий во многие сотни абордажных сабель. На страницах «Истории пиратов» мы видим истину: «трудовые будни» с регулярными чистками днищ, захватами мелких суденышек и хождением в блокированный порт за лекарствами; с судовыми проститутками, захваченными вместе с пиратами и потому ставшими историческим мифом, и бытовым грабежом продовольствия; с низложением капитанов и паническим бегством от военных патрульных кораблей… Все это несет в себе неповторимый аромат подлинности, а изложено так, что прослойки авторской дани Воображению не только его не перебивают, но непостижимым образом оттеняют и обогащают. И странное дело: работая над переводом, я все язвил про себя, величая «Историю пиратов» «производственным романом». А огромные голубые глаза того, кто сидит внутри, отчегото разгорались все ярче и ярче…

Текст «Всеобщей истории пиратов» издается на русском языке в том же объеме, в котором книга впервые появилась на лондонских прилавках в 1724 году. Разъяснения некоторых культурных реалий, краткие биографические справки и прочее, что, по мнению переводчика, могло представлять интерес для читателя, дано в примечаниях (частично они помещены внизу страниц, частично в конце каждой главы). Географические названия, морские термины, старинные меры веса, длины и пр., а также денежные единицы для удобства пользования выделены в специальные приложения.

Переводчик приносит искреннюю и глубокую благодарность Е. Н. Мальской – за огромную техническую помощь при подготовке перевода; академическому директору «Эдукацентра» Е. В. Кисленковой – за действенную помощь в критической ситуации; сотруднице РНБ им. М. Е. СалтыковаЩедрина, историку М. А. Говорун – за помощь в работе со справочной литературой и поисках изобразительных материалов; кандидату исторических наук С. В. Лобачеву – за предоставленные материалы, частично использованные при подготовке этой книги.

Рекомендуем почитать