Русское-мертвое. Русская смерть Мертвые русские


«Русские не сдаются!» - Многие слышали эту известную фразу, но мало кто знает о трагических событиях, сопутствующих ее появлению. Эти простые слова - о героическом подвиге русских воинов, о котором забыли на многие десятилетия.




Шла второй год Мировой войны. Основные сражения между армиями царской России и кайзеровской Германии развернулись на территории нынешней Польши. Наступательный порыв немцев уже несколько раз разбивался о неприступные форты крепости Осовец.



К окрестностям Осовца немцы стянули самое тяжелое вооружение, которое только было на той войне. В защитников крепости летали снаряды весом до 900 килограмм. От такого калибра не спасали никакие укрепления. За неделю интенсивного артобстрела было выпущено 250 000 снарядов крупного калибра. Русское командование отчаянно просило защитников Осовца продержаться хотя бы 48 часов. Те продержались целых полгода.

Прошло всего несколько месяцев после того, как немцы успешно применили отравляющие газы возле бельгийского города Ипр. И защитников Осовца ждала печальная участь. Российский солдат был совершенно не готов к газовым атакам. Лучшее, что он мог сделать – закрыть лицо тряпицей, смоченной в воде или в человеческой моче.





Утром 6 августа 1915 года немцы пустили хлор. Зеленое облако 12-метровой высоты поползло на позиции русских. На его пути погибало все живое. Даже листья растений темнели и опадали, словно в конце лета пришел ноябрь. Через несколько десятков минут погибли полторы тысячи защитников Осовца. Немецкие офицеры торжествовали. Они были полностью уверены в убийственной силе нового оружия. На занятие «освободившихся» укреплений отправилось несколько ландверных батальонов – всего около 7000 человек.





Немцы были ошеломлены, когда им навстречу поднялась жиденькая цепочка выживших защитников крепости. Умирающие русские солдаты были замотаны в окровавленные тряпки. Отравленные хлором, они буквально выплевывали по кусочкам свои разлагающиеся легкие. Это было страшное зрелище: русские солдаты, живые мертвецы. Их было всего шестьдесят человек – остатки 13-й роты 226-го Землянского полка. И эта группа умирающих пошла в последнюю, самоубийственную, контратаку.

Несмотря на численное преимущество, немецкая пехота не выдержала психологического потрясения. При виде гибнущих врагов, идущих прямо на них, ландверные батальоны отступили. Солдаты 13-й роты их преследовали и расстреливали, пока не вернулись на изначальные позиции. Артиллерия фортов довершила разгром врага.

Эта контратака умирающих русских солдат стала известна как «атака мертвецов». Благодаря ей крепость Осовец выстояла.

Первая мировая война, спровоцированная

Ад русской жизни, тотальное одиночество на ледяных просторах. тоска, безысходность и смерть.
Все, что видит русский провинциал, это стабильность за котороую он призван жить,а иногда умирать в дивном новом мире, куда его очередная власть пытается загнать.
Жизнь рабов в самой большой тюрьме на Земле.

Esquire узнал у последней жительницы деревни Мягозеро в Ленинградской области Валентины Фоминой, почему, чтобы выжить в российской глубинке, нужно разговаривать с мертвыми.

"Когда двенадцать лет назад умер мой сын Коля, я не знала куда деться. Муж плакал, а я не плакала. Он говорил, что я не плачу, потому что не горюю. После похорон я взяла бутылку и веревку с гвоздем и пошла в баню. Прибила гвоздь, подготовила веревку. Сидела какое-то время, смотрела на нее. Не то. Я сняла веревку, вырвала гвоздь и выкинула бутылку. Пошла к лодке — решила утопиться. Но и там у меня ничего не получилось. Вернулась на могилу, и мне стало спокойнее. Поэтому я пошла туда и на следующий день. А потом и на следующий. Я и не заметила, что прошло двенадцать лет, как я каждый день провожу с сыном на кладбище.

Каждый день я просыпаюсь не зря. Я встаю, умываюсь и иду навестить сына. Иду, чтобы поговорить. Ведь кроме как с сыном мне больше поговорить не с кем — за последние десять лет все умерли или разъехались, и в нашей деревне я осталась совершенно одна. В летний день до кладбища идти минут тридцать, в метель — около часа. Чтобы зимой было проще идти через сугробы, я делаю себе лыжи: привязываю к ботинкам куски дерева, со двора беру две палки в руки и иду себе.

Я в Мягозере живу почти всю жизнь. Родилась в 1939 году в семнадцати километрах отсюда, а переехала в 1961-м, как замуж вышла. Стала работать в колхозе «Путь к коммунизму» зоотехником, потом повысили до бригадира. Вела учет на ферме. Скота было много, всех коров по кличкам надо было знать, раз в месяц каждую корову на жир проверять. Работы было так много, что даже ночами иногда со скотом хлопотала. Коля видел, что у меня много работы, и помогал — как пошел в первый класс, сам стал свое белье стирать, а летом траву косил, заготовлял на зиму. И полы мыл, всегда мыл полы. Коля уже когда умер, я иногда слышала, как он моет полы. Пойду на кухню, а там нет никого.

Коля умер, когда ему было ровно 40 с половиной лет. Они с женой жили в соседнем селе. Когда он вернулся из армии, работы в деревне совсем не стало, все совхозы уже распались. На тяжелых работах в лесу он не мог — сердце у него болело после армии сильно. Афганистан сделал его нервным. Там на его глазах ребят убивали. В первые дни, когда он только вернулся, я спала с ним рядом. Коля мог вскочить посреди ночи и во сне прокричать: «Отдайте быстро автомат!» Он не рассказывал про Афганистан, я не спрашивала.

Он отучился на механика, высшее получать не собирался. Младший сын уехал в Петербург, а Коля остался, устроился в соседнее село водителем. После работы любил фотографировать. Так они и прожили с женой 17 лет, детей не было. Он навещал меня каждый вечер. В ту субботу, перед тем как умереть, он приехал ко мне дров напилить. Немного напилил — сломалась пила. Коля прилег, сказал, что сердце болит, и попросил с ним посидеть. Я всю ночь с ним просидела, сама не смела уснуть. Утром в воскресенье проводила его домой. А в понедельник он умер. Пять лет назад муж мой тоже умер. Но он старый был, надоел мне. Не вставал почти, а как встанет — ничего не помнит, выбежит на улицу, скажет, что к Коле на могилу, а сам мимо — и заблудится. А мне потом ночами нужно было искать его и домой тащить. Как муж умер, не осталось никого у меня. Еще и кота Ваню зимой лисица утащила.

Это раньше в каждом доме жили по десять человек, а теперь я одна. У нас кладбище большое, вся деревня, кроме меня, там уже лежит. Дачники приезжают, но это только летом. Бывает, кто на Троицу приедет на могилки к своим, я тогда рада, тащу к себе домой на чай, на бутылочку. Еще два раза в неделю автолавка приезжает — и это круглый год. Не пропускаю никогда автолавку, беру все, что привозят, — хлеб, масло сливочное и подсолнечное, конфеты, печенье, колбасу. Своего-то не осталось ничего, только картошка. Дорого только — хлеб 60 рублей стоит, сметана 80 рублей.

Сотовой связи у нас нет, позвонить некому, клуб в селе давно закрыли, да и кто бы туда ходил. Книжек не осталось никаких, не осталось совсем ничего, вот и хожу с сыном говорить.

По дороге на кладбище за эти годы со мной случалось всякое. Людей уже не встретишь, зато зверей полно. Зайцы скачут — с ними я тоже говорю. Лоси бродят — лосей я угощаю хлебом, только близко не подхожу — они лягаются. Если летний день, я набираю Коле свежих полевых цветов. Весной вместе со мной ходят волки. Я не говорю с ними, потому что страшно с ними говорить, хоть они мне дурного не сделали ни разу. На кладбище звери со мной не заходят — снаружи ждут.

Я дохожу до Колиной могилы, и мы вместе завтракаем. Себе я чай приношу, ему пирожки, иногда картошки сварю домашней. Рассказываю про свои дела: каких зверей видела, сколько дров наколола накануне, что по телевизору показали, кто приходил к Малахову на «Пусть говорят». В Колин день рождения приношу торт и водку. Торт съедают птицы, а водку разливаю по рюмкам, которые здесь у могил стоят.

Не знаю, увижу ли Колю, когда умру наконец. В Бога я не верю. Хотя теперь, смотрю, все верят. Показывают по телевизору, как все ездят в церковь и крестятся. Дрова надо колоть, а не креститься. У нас в деревне часовню построили пару лет назад вместо той, что снесли в советское время. Толку от нее мало — она всегда закрыта. Я один раз рядом с часовней наткнулась на медведя. Столкнулись лицом к лицу. У меня из рук корзинка выпала, и орать хотела, но потом вспомнила, что в газете прочитала — орать не надо, сохраняйте спокойствие. А больше ничего и не поделаешь — в часовне дверь на замке, не спрячешься, а больше негде. И вот притворилась перед медведем, что мне не страшно. А у самой вены в глазах от напряжения лопаются. И медведь этот потерял ко мне интерес и ушел.

Коля всегда молчит в ответ на мои истории, и я уже привыкла. Говори что хочешь — он все равно молчит. Бывают дни, когда не хочется говорить, когда я злюсь, кричу: «На кого ты меня оставил!» Иногда приезжает младший сын из Петербурга, все к себе зовет. Но как я Колю оставлю? Я могу один день пропустить, когда приезжает автолавка, например, но чтобы уехать насовсем? И говорю младшему, что не уеду ни в какой Петербург. Да и не люблю я города — шумно и кругом чужие. Все на работу уйдут, а мне что целыми днями делать. В деревне хоть стены свои.

Я прощаюсь с Колей до того, как сядет солнце. В деревне в темноте на кладбищах не сидят. Говорят, так можно чертиков увидеть. Я первый год, когда Коля умер, хотела с ним Новый год встретить, но за пару часов до полуночи мне стало совсем нехорошо, я вернулась домой и больше так не делала.

Если лето — я иду домой не спеша, вспоминаю, как с годовалым Колей ягоды в лесу собирали. Если зима — думаю только, как бы до дома добраться через эти сугробы. Потом дров наколю и приготовлю все для завтрака. А там уже передача по телевизору. Правда, если электричество дадут. А не дадут — свечку зажгу и послушаю, как ветер дует, повспоминаю, как день прошел, как жизнь прожила".

Задумался о том, сколько в России совершается убийств с помощью такого оружия.

Пока искал статистику, наткнулся на публикацию Росстата о причинах смерти россиян. Стало интересно, от чего в России умереть вероятнее всего. Я взял кое-какие данные из этого отчёта за 2014-й год , добавил чуть-чуть статистики МВД и ГИБДД и получил таблицу самых массовых смертей.

Оказывается, всё довольно банально. Но, признаюсь, некоторые цифры меня удивили, а от других просто стало немного не по себе. Зато у меня есть хорошие новости для тех, кто боится авиакатастроф и/или террористов.

Если вы живёте в России, то, скорее всего, умрёте вы от болезни сердца: от этого умирает каждый четвёртый. В первой части таблицы сильнее всего удивило количество жителей страны, которые умирают "по неустановленным причинам". То есть, примерно один из 43-х россиян умирает непонятно от чего. Ещё очень странный пункт про отравление химическими и биологическими веществами. Интересно, что именно имеется в виду. Кроме того, настораживает количество людей, умирающих от злокачественных опухолей. Хочу спросить экспертов: так и должно быть? Это как-то связано со старением?

По убийствам данные сильно разнятся. Непонятно, что конкретно считать убийствами, потому что "повреждения с неопределёнными намерениями" – очень туманная формулировка. Но если 43 тысячи – это всё же убийства, то между данными МВД и Росстата существует гигантская "погрешность" в 8 тысяч человек. Печально, что самоубийств и смертей в ДТП почти столько же, сколько убийств. А от холода гибнет почти столько же людей, сколько от болезней, вызванных ВИЧ.

От отравления алкоголем умирает в 4 раза больше людей, чем от отравления наркотиками. А ещё у жителей России примерно одинаковы шансы умереть от голода и на войне. Как и обещал, хорошие новости для тех, кто опасается террористов и авиакатастроф. Вероятность любого другого финала существования, в том числе "смерти по неустановленным причинам", намного выше.

Какие эмоции вызывает у вас эта статистика? Задумались ли о тщетности бытия? Пишите в комментариях.

Ад русской жизни, тотальное одиночество на ледяных просторах. тоска, безысходность и смерть.
Все, что видит русский провинциал, это стабильность за котороую он призван жить,а иногда умирать в дивном новом мире, куда его очередная власть пытается загнать.
Жизнь рабов в самой большой тюрьме на Земле.

Esquire узнал у последней жительницы деревни Мягозеро в Ленинградской области Валентины Фоминой, почему, чтобы выжить в российской глубинке, нужно разговаривать с мертвыми.

"Когда двенадцать лет назад умер мой сын Коля, я не знала куда деться. Муж плакал, а я не плакала. Он говорил, что я не плачу, потому что не горюю. После похорон я взяла бутылку и веревку с гвоздем и пошла в баню. Прибила гвоздь, подготовила веревку. Сидела какое-то время, смотрела на нее. Не то. Я сняла веревку, вырвала гвоздь и выкинула бутылку. Пошла к лодке — решила утопиться. Но и там у меня ничего не получилось. Вернулась на могилу, и мне стало спокойнее. Поэтому я пошла туда и на следующий день. А потом и на следующий. Я и не заметила, что прошло двенадцать лет, как я каждый день провожу с сыном на кладбище.

Каждый день я просыпаюсь не зря. Я встаю, умываюсь и иду навестить сына. Иду, чтобы поговорить. Ведь кроме как с сыном мне больше поговорить не с кем — за последние десять лет все умерли или разъехались, и в нашей деревне я осталась совершенно одна. В летний день до кладбища идти минут тридцать, в метель — около часа. Чтобы зимой было проще идти через сугробы, я делаю себе лыжи: привязываю к ботинкам куски дерева, со двора беру две палки в руки и иду себе.

Я в Мягозере живу почти всю жизнь. Родилась в 1939 году в семнадцати километрах отсюда, а переехала в 1961-м, как замуж вышла. Стала работать в колхозе «Путь к коммунизму» зоотехником, потом повысили до бригадира. Вела учет на ферме. Скота было много, всех коров по кличкам надо было знать, раз в месяц каждую корову на жир проверять. Работы было так много, что даже ночами иногда со скотом хлопотала. Коля видел, что у меня много работы, и помогал — как пошел в первый класс, сам стал свое белье стирать, а летом траву косил, заготовлял на зиму. И полы мыл, всегда мыл полы. Коля уже когда умер, я иногда слышала, как он моет полы. Пойду на кухню, а там нет никого.

Коля умер, когда ему было ровно 40 с половиной лет. Они с женой жили в соседнем селе. Когда он вернулся из армии, работы в деревне совсем не стало, все совхозы уже распались. На тяжелых работах в лесу он не мог — сердце у него болело после армии сильно. Афганистан сделал его нервным. Там на его глазах ребят убивали. В первые дни, когда он только вернулся, я спала с ним рядом. Коля мог вскочить посреди ночи и во сне прокричать: «Отдайте быстро автомат!» Он не рассказывал про Афганистан, я не спрашивала.

Он отучился на механика, высшее получать не собирался. Младший сын уехал в Петербург, а Коля остался, устроился в соседнее село водителем. После работы любил фотографировать. Так они и прожили с женой 17 лет, детей не было. Он навещал меня каждый вечер. В ту субботу, перед тем как умереть, он приехал ко мне дров напилить. Немного напилил — сломалась пила. Коля прилег, сказал, что сердце болит, и попросил с ним посидеть. Я всю ночь с ним просидела, сама не смела уснуть. Утром в воскресенье проводила его домой. А в понедельник он умер. Пять лет назад муж мой тоже умер. Но он старый был, надоел мне. Не вставал почти, а как встанет — ничего не помнит, выбежит на улицу, скажет, что к Коле на могилу, а сам мимо — и заблудится. А мне потом ночами нужно было искать его и домой тащить. Как муж умер, не осталось никого у меня. Еще и кота Ваню зимой лисица утащила.

Это раньше в каждом доме жили по десять человек, а теперь я одна. У нас кладбище большое, вся деревня, кроме меня, там уже лежит. Дачники приезжают, но это только летом. Бывает, кто на Троицу приедет на могилки к своим, я тогда рада, тащу к себе домой на чай, на бутылочку. Еще два раза в неделю автолавка приезжает — и это круглый год. Не пропускаю никогда автолавку, беру все, что привозят, — хлеб, масло сливочное и подсолнечное, конфеты, печенье, колбасу. Своего-то не осталось ничего, только картошка. Дорого только — хлеб 60 рублей стоит, сметана 80 рублей.

Сотовой связи у нас нет, позвонить некому, клуб в селе давно закрыли, да и кто бы туда ходил. Книжек не осталось никаких, не осталось совсем ничего, вот и хожу с сыном говорить.

По дороге на кладбище за эти годы со мной случалось всякое. Людей уже не встретишь, зато зверей полно. Зайцы скачут — с ними я тоже говорю. Лоси бродят — лосей я угощаю хлебом, только близко не подхожу — они лягаются. Если летний день, я набираю Коле свежих полевых цветов. Весной вместе со мной ходят волки. Я не говорю с ними, потому что страшно с ними говорить, хоть они мне дурного не сделали ни разу. На кладбище звери со мной не заходят — снаружи ждут.

Я дохожу до Колиной могилы, и мы вместе завтракаем. Себе я чай приношу, ему пирожки, иногда картошки сварю домашней. Рассказываю про свои дела: каких зверей видела, сколько дров наколола накануне, что по телевизору показали, кто приходил к Малахову на «Пусть говорят». В Колин день рождения приношу торт и водку. Торт съедают птицы, а водку разливаю по рюмкам, которые здесь у могил стоят.

Не знаю, увижу ли Колю, когда умру наконец. В Бога я не верю. Хотя теперь, смотрю, все верят. Показывают по телевизору, как все ездят в церковь и крестятся. Дрова надо колоть, а не креститься. У нас в деревне часовню построили пару лет назад вместо той, что снесли в советское время. Толку от нее мало — она всегда закрыта. Я один раз рядом с часовней наткнулась на медведя. Столкнулись лицом к лицу. У меня из рук корзинка выпала, и орать хотела, но потом вспомнила, что в газете прочитала — орать не надо, сохраняйте спокойствие. А больше ничего и не поделаешь — в часовне дверь на замке, не спрячешься, а больше негде. И вот притворилась перед медведем, что мне не страшно. А у самой вены в глазах от напряжения лопаются. И медведь этот потерял ко мне интерес и ушел.

Коля всегда молчит в ответ на мои истории, и я уже привыкла. Говори что хочешь — он все равно молчит. Бывают дни, когда не хочется говорить, когда я злюсь, кричу: «На кого ты меня оставил!» Иногда приезжает младший сын из Петербурга, все к себе зовет. Но как я Колю оставлю? Я могу один день пропустить, когда приезжает автолавка, например, но чтобы уехать насовсем? И говорю младшему, что не уеду ни в какой Петербург. Да и не люблю я города — шумно и кругом чужие. Все на работу уйдут, а мне что целыми днями делать. В деревне хоть стены свои.

Я прощаюсь с Колей до того, как сядет солнце. В деревне в темноте на кладбищах не сидят. Говорят, так можно чертиков увидеть. Я первый год, когда Коля умер, хотела с ним Новый год встретить, но за пару часов до полуночи мне стало совсем нехорошо, я вернулась домой и больше так не делала.

Если лето — я иду домой не спеша, вспоминаю, как с годовалым Колей ягоды в лесу собирали. Если зима — думаю только, как бы до дома добраться через эти сугробы. Потом дров наколю и приготовлю все для завтрака. А там уже передача по телевизору. Правда, если электричество дадут. А не дадут — свечку зажгу и послушаю, как ветер дует, повспоминаю, как день прошел, как жизнь прожила".

– русский народ поставлен вне закона. Речь идет о запрете создания в РФ русских и православных партий. Думаю, можно начать отсчитывать время начала заката путинского режима. И вот почему.

Решение КС явно антиконституционно. В Конституции РФ прямо запрещена политическая дискриминация по этническому или религиозному признаку. Однако КС свое цинично неправовое решение мотивировал целесообразностью поддержания межнационального и межрелигиозного мира в стране (как будто мелкие слабенькие русские или православные партии представляли реальную опасность для государства и режима).

ст.13.1 «В Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность»

ст.19.2 «Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности».

ст.30.1 «Каждый имеет право на объединение, включая право создавать профессиональные союзы для защиты своих интересов. Свобода деятельности общественных объединений гарантируется».
Если корректно следовать логике КС, то в РФ должна быть разрешена Единственная партия – Нерушимый блок единороссов и беспартийных. Пусть так, но чем оно поможет режиму Путина в случае кризиса (т.е. инспирированной Западом очередной «демократической революции)? Можно дать голову на отсечение, что когда запахнет жареным, «Единая Россия» разбежится даже ещё быстрее славной КПСС.

На формальный взгляд, КС укрепил власть Путина, усилил пресловутый «авторитаризм». А в действительности подорвал легитимность его режима. Ведь если КС с феноменальной наглостью действует явно вопреки Конституции, лишь в угоду мелкого удобства властей против интересов граждан (а это не первый такой случай в практике КС, хотя и наиболее вопиющий), то Власть лишается возможности ссылаться на Закон как авторитет в глазах общества. Напомню, что оранжевое революционное буйство на Украине имеет основанием неверие граждан в способность властей минимально честно действовать по закону. Теперь и КС суд лишил Путина возможности ссылаться на суды, прокуратуры, законы и т.п. институты, поскольку в них справедливо видят беспринципные марионетки режима. Конечно, пока вопрос так практически не ставится, поскольку сам Путин (но только он лично) весьма и весьма популярен в широких народных массах. Однако это обстоятельство может быть быстро поправлено. Напомню, в свое время народ любил и Горбачева, и Ельцина…. Теперь вот многие украинцы Ющенко страстно полюбили.

ЛЮБОВЬ НАРОДА ВООБЩЕ ПЛОХАЯ ОПОРА ВЛАСТИ. То есть, конечно, любовь не помешает, но одной любовью долго сыт не будешь – одной любовью народной долго у власти не подержишься. Тем более что неизбежным следствием нынешнего политического курса явится умаление народных восторгов по поводу Президента.
Обсуждаемое решение КС адекватно выражает политику путинского режима, направленную против русского народа – то есть против 9/10 населения РФ. Если до сих пор антирусскую политику проводили скорее неявно, то теперь перешли к публичным оскорблениям.

Можно возразить, что формально решение КС направлено не против одних лишь русских и православных, а вообще против всех народов и конфессий России. Однако фактически ущемили именно русских, поскольку этнические мафии в России, за редким исключением фанатиков, не объявляют честно и открыто о своих целях, а действуют конспиративно, «под чужим флагом». Иначе бы «Союз правых сил» честно именовался «Партией еврейской олигархии».

Россия без русских русским не нужна. Многонациональную РФ русский народ защищать не станет. Будет на то воля Запада, то режим Путина обречен. Это теперь дело политтехнологий и только.