Некрасов мороз красный нос полностью. Некрасов Николай - Мороз, Красный нос. Поэма

В крестьянской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Севастьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на кладбище, чтобы выдолбить могилу в промёрзлой земле. Вдова крестьянина, Дарья, шьёт саван покойному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повенчаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу - все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на страдания, «есть женщины в русских селеньях», к которым словно не липнет грязь убогой обстановки. Красавицы эти цветут миру на диво, терпеливо и ровно вынося и голод, и холод, оставаясь красивыми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в праздники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердечного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт!». В ней чувствуется и внутренняя сила, и строгая дельность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуляющий без работы. За труд ей воздаётся сполна: семейство её не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празднику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссушило её, и, как ни старается она сдержать слезы, они невольно падают на её быстрые руки, сшивающие саван.

Сведя к соседям зазябнувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обряжают покойного сына. При этом печальном деле не говорится лишних слов, не выдаётся наружу слез - как будто суровая красота усопшего, лежащего с горящей свечой в головах, не позволяет плакать. И только потом, когда последний обряд совершён, наступает время для причитаний.

Суровым зимним утром савраска везёт хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьянских работ, и зимой, отправляясь с Проклом в извоз. Занимаясь извозом, торопясь в срок доставить товар, и простудился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окатывали водой с девяти веретён, водили в баню, продевали три раза сквозь потный хомут, спускали в прорубь, клали под куриный насест, молились за него чудотворной иконе - Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покойника, а после с Богом идут по домам. Воротившись с похорон, Дарья хочет пожалеть и приласкать осиротевших ребятишек, но времени на ласки у неё нет. Она видит, что дома не осталось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправляется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи показываются слезы - должно быть, от солнца... И только когда она въезжает в могильный покой леса, из груди её вырывается «глухой, сокрушительный вой». Лес равнодушно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелюдимой глуши. Не отерев слез, Дарья начинает рубить дрова «и, полная мыслью о муже, зовёт его, с ним говорит...».

Она вспоминает свой сон перед Стасовым днём. Во сне обступила её несметная рать, которая вдруг обернулась ржаными колосьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил её одну жать переспевшую рожь. Дарья понимает, что сон её был вещим, и просит у мужа помощи в том непосильном труде, который её теперь ожидает. Она представляет зимние ноченьки без милого, бесконечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу беззаконно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него заступиться.

Сложив дрова на дровни, Дарья собирается домой. Но потом, машинально взяв топор и тихо, прерывисто воя, подходит к сосне и застывает под нею «без думы, без стона, без слез». И тут к ней подбирается Мороз-воевода, обходящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит её в своё царство, обещает приголубить и согреть...

Дарья покрывается сверкающим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает картофель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у неё бьётся ребёнок, который должен появиться на свет к весне. Заслонившись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша...

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с её лица. Песня утоляет её сердце, «в ней дольнего счастья предел». Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, её душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на неё ком снега, а Дарья стынет «в своём заколдованном сне...».

Произведение «Мороз, Красный нос» написано в 1863-1864 годах. В эти годы Николай Алексеевич уже давно находился в положении успешного и не бедного литератора. Но не потерял близости своей с народом, продолжал жить думами о простых людях, хорошо знал их быт и талантливо передавал ту гамму чувств, которые вкладывал в свои стихи.

Это самое мистическое произведение, которое вышло из-под пера писателя. Это изначально народное произведение. Главные действующие лица - простолюдины, простые персонажи с нравами, понятными любому русскому человеку.

Ничего общего с тем, что пропагандировало правительство на тот момент, в творчестве поэта не было. Но сюжет, где жизнь простых крестьян показана и в горе и в радости стали понятны каждому, даже сейчас спустя полтора столетия. Это неслучайность. Николай Алексеевич, будучи сам по рождению дворянином, проникал во все переживания, страдания, чаяния, молитвы своих героев и показывал картину, не всегда приглядную, но всегда правдивую.

При кажущейся простоте сюжета «Мороз, Красный нос» по своему построению - одно из самых сложных у Некрасова.

Идея поэмы

Изначально поэма задумывалась, как драма, где ключевой смысл заложен в смерти крестьянина. Но постепенно рассказ сложился в эпическое произведение, где на первый план вышла жена крестьянина.

В образ Дарьи автор вложил нелёгкую судьбу всех русских крестьянок. Горькие вдовьи слёзы, описанные в конце произведения - это женские слёзы всех женщин, отягощенных тяжёлой работой, и большим горем, с которым справиться, оказывается, не всегда под силу. Трагическая судьба женщины, которая не боится физического труда и готова выполнять любую мужскую работу, обрывается.

Некрасов относится к своей героине с большим уважением и благоговейным трепетом. Этой сильной и смелой женщине он посылает смерть, как избавление от мук.

Известно, что в 1861 году в России произошла реформа, было отменено крепостное право. Оказалось, что реформа не принесла народу того долгожданного облегчения, которое ожидалось. Чтобы соблюдать, хоть какой-то порядок в обществе, была введена жесточайшая цензура. Писателям нелегко было обходить острые углы и «ловушки», расставленные правительством. Но многим это удавалось, благодаря своему таланту.

Николай Алексеевич нашёл свой путь. Кроме юмористических фельетонов и юмористических очерков, которые цензура пропускала, можно было писать о женщине. А в те годы ей была закрыта дорога и в экономику, и в политику. И если цензор видел, что произведение о женщине, он считал, что оно не представляет особой угрозы для существующей власти. Этим обстоятельством и пользовался литератор.

Горе

История начинается невесело. В семье трагедия - смерть. Готовят к погребению Прокла Севастьяныча. Умер кормилец семьи.

Вся семья занята подготовкой к похоронам. Мать занимается доставкой гроба. Самую тяжёлую работу выполняет отец покойного, он готовит могилу. Вдова тоже не сидит без дела - шьёт саван.

Здесь происходит первая вдумчивая оценка, что ждёт Дарью. Какая судьба ей уготована. Доля женская нечасто бывает радостной. Тяжёлая жизнь убивает красоту. Зачем же женщина пришла в этот мир? Работать, страдать и умереть?

Но вот время прокручивается назад. Здесь же даётся и другая оценка. Это пафосное описание русских женщин, где автор буквально выплеснул свою любовь и восхищение. Он не стесняется и сравнивает своих героинь с царицами, описывает простую красоту, ловкость, трудолюбие. Здесь поэт не плачет над горькой судьбой простой селянки. Он поёт ей величавую песнь. Может быть немного идеализируя и преувеличивая, но на то он и поэт. Автор обнаруживает большое знание крестьянского быта и обычаев русского народа. Подробно описана жизнь в доме, в работе на поле, в отдыхе, в обычаях и поверьях.

Такой женщиной была и Дарья, до смерти мужа. Но теперь горе сушит её, и она не может сдержать слёзы, которые катятся из глаз. Этими слезами она поливает саван, который шьёт собственными руками.

Родственники обряжают покойного молча. Время для причитаний будет позже, когда совершаться все обряды.

В последний путь конь Савраска, верный помощник во всех делах, везёт своего хозяина в последний путь. Хотя семья боролась за жизнь Прокла всеми известными её способами, он не поднялся, умер. Все соседи вспоминают о нём только хорошее.

Дарья

Это главный образ в произведении. Свою героиню автор поднимает на эпическую высоту, и раскрывает её внутренний мир. Теперь читатель знает что чувствует героиня, о чём думает. Многочисленные образы переданы по-разному, в виде воспоминаний, надежд, мыслей, иллюзий.

Только приехав с кладбища, уставшая женщина хочет приласкать своих осиротевших ребятишек. Но на это у неё нет времени. Обнаруживается, что в доме закончились дрова. И пристроив детей к соседям, на тех же санях, запряжённых верным Савраской, Дарья отправляется в лес за дровами.

По дороге в лес на глаза снова выступают слёзы. И когда героиня въезжает в могильные покои леса из её груди вырывается глухой сокрушительный вой. Жалеть себя некогда, крестьянка начинает рубить дрова. Но все мысли её обращены к мужу. Она зовёт его, говорит с ним, и тут вспоминает свой сон перед Стасовым днём.

Различные ведения крутятся в голове несчастной женщины. На фоне случившейся трагедии, как обрывочные воспоминания, она видит радостную картину семейной гармонии, где все живы и здоровы, муж и детки. Но тут же какая-то рать окружает её. Но она уже не она, а ржаные колосья. И мужа больше не видно нигде, и рожь нужно жать самой.

Дарья понимает, что это был вещий сон. Теперь она одна, без мужа должна выполнять непосильную работу, женскую и мужскую. Ей рисуется её безрадостное существование. Вдруг одолевает страх перед беззаконностью. Страх за своего сына, которого могут отдать в рекруты. Она понимает, что всё переменилось, её ждёт очень тяжёлая жизнь.

За этими мыслями она и нарубила дров. Можно ехать домой. Но взяв топор в руку, крестьянка зачем-то останавливается у сосны.

Стоит под сосной чуть живая,
Без думы, без стона, без слез.
В лесу тишина гробовая -
День светел, крепчает мороз.

Дарья начинает забываться. Подобно скульптуре, стынет женщина в лесу, ставшем сказочным. Она входит в мир природы, и уже не хочет из него выходить.

А Дарья стояла и стыла
В своём заколдованном сне.

Появляется Мороз-воевода, который машет над Дарьей своей булавой. Он добрый старик, готов взять её в свои владения, обеспечить теплом и спокойствием. Крестьяночка покрывается инеем и к ней приходят одно за другим приятные ведения. Лицо больше не искажено муками и страданиями.

Очень чётко писатель показывает сам процесс замерзания. Специалисты говорят, что смерть от обморожения, одна из самых приятных. Замерзая, человек не чувствует холода. Наоборот, замерзающему кажется, что он в тепле, в безопасности, где-то на тёплом море или у тёплого очага.

Картину жизни крестьянки без мужа, которую нарисовал Некрасов, можно назвать страшной. Её смерть - это избавление от множественных страданий и мук.

Значение поэмы

Произведение «Мороз, Красный нос» остаётся актуальным многие десятилетия.

Поэма была хорошо знакома современникам. С приходом Советской власти не утратила своей актуальности, наоборот, это произведение было хрестоматийным.

Да и сейчас, нет русского человека, который желая как можно образнее высказаться о смелой, проворной, ловкой и красивой женщине, не вспомнил бы некрасовский образ:

В игре ее конный не словит,
В беде - не сробеет,- спасет;
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет!

Критики и литераторы высоко оценили художественное мастерство, которое Некрасов вложил в своё произведение. Быль, с элементами мистики, превратилась в настоящий современный эпос.

Литератор-француз Шарль Корбэ сравнил некрасовскую поэму с гомеровским эпосом.

Поэма непросто прекрасна. Она необычна и загадочна. И каждое поколение может попробовать найти в ней свою разгадку.

"Мороз, Красный Нос!" Николай Некрасов. 1821-1877

Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.

Глядит - хорошо ли метели
Лесные тропы занесли,
И нет ли где трещины, щели
И нет ли где голой земли?

Пушисты ли сосен вершины,
Красив ли узор на дубах?
И крепко ли скованы льдины
В великих и малых водах?

Идёт - по деревне шагает,
Трещит по замёрзлой воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде.

Дорога везде чародею,
Чу! ближе подходит седой.
И вдруг очутился над нею,
Над самой её головой!

Забравшись на сосну большую,
По веточкам палицей бьёт
И сам про себя удалую
Хвастливую песню поёт:

"Вглядись, молодица, смелее,
Каков воевода Мороз!
Навряд тебе парня сильнее
И краше видать привелось?

Метели, снега и туманы
Покорны морозу всегда,
Пойду на моря-окияны -
Построю дворцы изо льда.

Задумаю - реки большие
Надолго упрячу под гнет,
Построю мосты ледяные,
Каких не построил народ.

Где быстрые шумные воды
Недавно свободно текли,-
Сегодня прошли пешеходы,
Обозы с товаром прошли.

Люблю я в глубоких могилах
Покойников в иней рядить,
И кровь вымораживать в жилах,
И мозг в голове ледянить.

На горе недоброму вору,
На страх седоку и коню,
Люблю я в вечернюю пору
Затеять в лесу трескотню.

Бабёнка, пеняя на леших,
Домой удирает скорей.
А пьяных, и конных, и пеших
Дурачить ещё веселей.

Без мелу всю выбелю рожу,
А нос запылает огнём,
И бороду так приморожу
К вожжам - хоть руби топором!

Продолжение следует...

Богат я, казны не считаю,
А всё не скудеет добро;
Я царство моё убираю
В алмазы, жемчуг, серебро.

Войди в моё царство со мною
И будь ты царицею в нём!
Поцарствуем славно зимою,
А летом глубоко уснём.

Войди! приголублю, согрею,
Дворец отведу голубой..."
И стал воевода над нею
Махать ледяной булавой.

"Тепло ли тебе, молодица?"
С высокой сосны ей кричит.
"Тепло!" отвечает вдовица,
Сама холодеет, дрожит.

Морозко спустился пониже,
Опять помахал булавой
И шепчет ей ласковей, тише:
"Тепло ли?" - "Тепло, золотой!"

Тепло - а сама коченеет.
Морозко коснулся её:
В лицо ей дыханием веет
И иглы колючие сеет
С седой бороды на неё!

И вот перед ней опустился!
"Тепло ли?" промолвил опять,
И в Проклушку вдруг обратился
И стал он её целовать.

В уста её, в очи и в плечи
Седой чародей целовал
И те же ей сладкие речи,
Что милый о свадьбе, шептал.

Продолжение следует...

И так-то ли любо ей было
Внимать его сладким речам,
Что Дарьюшка очи закрыла,
Топор уронила к ногам.

Улыбка у горькой вдовицы
Играет на бледных губах,
Пушисты и белы ресницы,
Морозные иглы в борвях...

Ни звука! Душа умирает
Для скорби, для страсти. Стоишь
И чувствуешь, как покоряет
Её эта мёртвая тишь.

Ни звука! И видишь ты синий
Свод неба, да солнце, да лес,
В серебряно-матовый иней
Наряженный, полный чудес,

Влекущий неведомой тайной,
Глубоко-бесстрастный...Но вот
Послышался шорох случайный -
Вершинами белка идёт.

Ком снега она уронила
На Дарью, прыгн"ув по сосне.
А Дарья стояла и стыла
В своём заколдованном сне...

Отрывок из поэмы "Мороз, Красный Нос"

Рецензии

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Николай Алексеевич Некрасов

Мороз, красный нос

(Посвящаю моей сестре Анне Алексеевне)

Ты опять упрекнула меня,

Что я с музой моей раздружился,

Что заботам текущего дня

И забавам его подчинился.

Для житейских расчетов и чар

Не расстался б я с музой моею,

Но бог весть, не погас ли тот дар,

Что, бывало, дружил меня с нею?

Но не брат еще людям поэт,

И тернист его путь, и непрочен,

Я умел не бояться клевет,

Не был ими я сам озабочен;

Но я знал, чье во мраке ночном

Надрывалося сердце с печали

И на чью они грудь упадали свинцом,

И кому они жизнь отравляли.

И пускай они мимо прошли,

Надо мною ходившие грозы,

Знаю я, чьи молитвы и слезы

Роковую стрелу отвели...

Да и время ушло,- я устал...

Пусть я не был бойцом без упрека,

Но я силы в себе сознавал,

Я во многое верил глубоко,

А теперь - мне пора умирать...

Не затем же пускаться в дорогу,

Чтобы в любящем сердце опять

Пробудить роковую тревогу...

Присмиревшую Музу мою

Я и сам неохотно ласкаю...

Я последнюю песню пою

Для тебя - и тебе посвящаю.

Но не будет она веселей,

Будет много печальнее прежней,

Потому что на сердце темней

И в грядущем еще безнадежней...

Буря воет в саду, буря ломится в дом,

Я боюсь, чтоб она не сломила

Старый дуб, что посажен отцом,

И ту иву, что мать посадила,

Эту иву, которую ты

С нашей участью странно связала,

На которой поблекли листы

В ночь, как бедная мать умирала...

И дрожит и пестреет окно...

Чу! как крупные градины скачут!

Милый друг, поняла ты давно

Здесь одни только камни не плачут...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СМЕРТЬ КРЕСТЬЯНИНА

Савраска увяз в половине сугроба

Две пары промерзлых лаптей

Да угол рогожей покрытого гроба

Торчат из убогих дровней.

Старуха в больших рукавицах

Савраску сошла понукать.

Сосульки у ней на ресницах,

С морозу - должно полагать.

Привычная дума поэта

Вперед забежать ей спешит:

Как саваном, снегом одета,

Избушка в деревне стоит,

В избушке - теленок в подклети,

Мертвец на скамье у окна;

Шумят его глупые дети,

Тихонько рыдает жена.

Сшивая проворной иголкой

На саван куски полотна,

Как дождь, зарядивший надолго,

Негромко рыдает она.

Три тяжкие доли имела судьба,

И первая доля: с рабом повенчаться,

Вторая - быть матерью сына раба,

А третья - до гроба рабу покоряться,

И все эти грозные доли легли

На женщину русской земли.

Века протекали - всJ к счастью стремилось,

ВсJ в мире по нескольку раз изменилось,

Одну только бог изменить забывал

Суровую долю крестьянки.

И все мы согласны, что тип измельчал

Красивой и мощной славянки.

Случайная жертва судьбы!

Ты глухо, незримо страдала,

Ты свету кровавой борьбы

И жалоб своих не вверяла,

Но мне ты их скажешь, мой друг!

Ты с детства со мною знакома.

Ты вся - воплощенный испуг,

Ты вся - вековая истома!

Тот сердца в груди не носил,

Кто слез над тобою не лил!

Однако же речь о крестьянке

Затеяли мы, чтоб сказать,

Что тип величавой славянки

Возможно и ныне сыскать.

Есть женщины в русских селеньях

С спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой, со взглядом цариц,

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

"Пройдет - словно солнце осветит!

Посмотрит - рублем подарит!"

Идут они той же дорогой,

Какой весь народ наш идет,

Но грязь обстановки убогой

К ним словно не липнет. Цветет

Красавица, миру на диво,

Румяна, стройна, высока,

Во всякой одежде красива,

Ко всякой работе ловка.

И голод, и холод выносит,

Всегда терпелива, ровна...

Я видывал, как она косит:

Что взмах - то готова копна!

Платок у ней на ухо сбился,

Того гляди косы падут.

Какой-то парнек изловчился

И кверху подбросил их, шут!

Тяжелые русые косы

Упали на смуглую грудь,

Покрыли ей ноженьки босы,

Мешают крестьянке взглянуть.

Она отвела их руками,

На парня сердито глядит.

Лицо величаво, как в раме,

Смущеньем и гневом горит...

По будням не любит безделья.

Зато вам ее не узнать,

Как сгонит улыбка веселья

С лица трудовую печать.

Такого сердечного смеха,

И песни, и пляски такой

За деньги не купишь. "Утеха!"

Твердят мужики меж собой.

В игре ее конный не словит,

В беде не сробеет - спасет:

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет!

Красивые, ровные зубы,

Что крупные перлы у ней,

Но строго румяные губы

Хранят их красу от людей

Она улыбается редко...

Ей некогда лясы точить,

У ней не решится соседка

Ухвата, горшка попросить;

Не жалок ей нищий убогой

Вольно ж без работы гулять!

Лежит на ней дельности строгой

И внутренней силы печать.

В ней ясно и крепко сознанье,

Что всJ их спасенье в труде,

И труд ей несет воздаянье:

Семейство не бьется в нужде,

Всегда у них теплая хата,

Хлеб выпечен, вкусен квасок,

Здоровы и сыты ребята,

На праздник есть лишний кусок.

Идет эта баба к обедни

Пред всею семьей впереди:

Сидит, как на стуле, двухлетний

Ребенок у ней на груди,

Рядком шестилетнего сына

Нарядная матка ведет...

И по сердцу эта картина

Всем любящим русский народ!

И ты красотою дивила,

Была и ловка, и сильна,

Но горе тебя иссушило,

Уснувшего Прокла жена!

Горда ты - ты плакать не хочешь,

Крепишься, но холст гробовой

Слезами невольно ты мочишь,

Сшивая проворной иглой.

Слеза за слезой упадает

На быстрые руки твои.

Так колос беззвучно роняет

Созревшие зерна свои...

В селе, за четыре версты,

У церкви, где ветер шатает

Побитые бурей кресты,

Местечко старик выбирает;

Устал он, работа трудна,

Тут тоже сноровка нужна

Чтоб крест было видно с дороги,

Чтоб солнце играло кругом.

В снегу до колен его ноги,

В руках его заступ и лом,

Вся в инее шапка большая,

Усы, борода в серебре.

Недвижно стоит, размышляя,


Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт!

Это оттуда - «Мороз, Красный нос» Некрасова Николая Алексеевича. Употребляется это двустишье всегда, когда нужно отметить силу, способности и мощь современных и не только баб. Образ узнаваемый, почти как «мужик на диване с пивом перед телевизором». Мужик лежит, а баба пашет. И не важно, что никто не видел ни одной реальной бабы, остановившей лошадь. Так же как ни одной бабы в пожарном расчёте. «Ложь, повторённая тысячу раз становится правдой!» (с) А чем становится ложь, повторённая сто тысяч миллионов биллиардов раз? Фундаментом бытия и точкой отсчёта.

А я скажу, Николай Алексеевич, что вы – гиноцентрист. И отпереться у вас не получится!

Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать!

А знаете что это? Это баба на покосе. Полностью звучит так:

В полном разгаре страда деревенская...
Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать.

Т.е. по мнению Некрасова трудно сыскать что-то труднее и тяжелее сельской работы на покосе. Так у гиноцентристов и происходит. Для них кряхтение бабы, утомившейся от «кухонного рабства» слышнее стука культяпок по асфальту инвалида-мужчины, вернувшегося с войны. «Устала в офисе? Понимаем!» (с)

Ладно, читаем «Мороз, Красный нос»:

Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая – быть матерью сына раба,
А третья – до гроба рабу покоряться,
И все эти грозные доли легли
На женщину русской земли.

Алексей Николаевич, а как же сам раб? Как вам кажется эта доля? Как говорил другой классик Гоголь – «Нет ответа!»

И как же навязли в зубах эти останавливающие коней и входящие в горящие избы бабы! Но даже Некрасов пишет, хоть и гиноцентрист:

Но все мы согласны, что тип измельчал
Красивой и мощной славянки.

И где пишет? Прямо перед своим историческим двустишием про останавливающих коней и горящие избы баб. Т.е. измельчали бабоньки! И «все мы согласны»! И даже гиноцентрист Некрасов!

Однако, как исключение, встречаются и «нетакие»!

Однако же речь о крестьянке
Затеяли мы, чтоб сказать,
Что тип величавой славянки
Возможно и ныне сыскать.

Т.е. найти можно. Но нужно искать. Как исключение из правил.

Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц

Это Некрасов описывает конкретную женщину Дарью – героиню его поэмы. Никак не всех женщин поголовно! Это она:

Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт!

Ладно, поверим. Пока. Но потом проверим!

Мы вроде поверили, но что пишет поэт про ту же Дарью дальше? А вот что:

Идет эта баба к обедне
Пред всею семьей впереди:
Сидит, как на стуле, двухлетний
Ребенок у ней на груди

Я конечно понимаю, что адекватность – это не самая сильная черта гиноцентристов! Но только представьте! Двухлетний ребёнок – на груди! Сидит! Как на стуле! Извините, но это писец! Теперь вам понятно из каких фантастических метафор появляются все эти несуществующие в реальности бабы останавливающие коней и входящие в горящие избы? А баборабы – они ж как дети! Все «пиитические вольности» на веру!

По сюжету поэмы у той самой могучей Дарьи умирает муж Прокл. По феминистическим представлениям - тот самый патриархатный тиран-угнетатель, доминатор-дискриминатор. Отчего умер?

Случилось в глубоком сугробе
Полсуток ему простоять,
Потом то в жару, то в ознобе
Три дня за подводой шагать:
Покойник на срок торопился
До места доставить товар.
Доставил, домой воротился -
Нет голосу, в теле пожар!

Как вам такая ситуация для тирана? Надорвался на работе! Типичный случай для властителей!

Сплесни, ненаглядный, руками,
Сокольим глазком посмотри,
Тряхни шелковыми кудрями,
Сахарны уста раствори!
На радости мы бы сварили
И меду и браги хмельной,
За стол бы тебя посадили:
«Покушай, желанный, родной!»
А сами напротив бы стали -
Кормилец, надежа семьи!
Очей бы с тебя не спускали,
Ловили бы речи твои!

А где же радость от обретения независимости и получения свободы от патриархатной дискриминации? Теперь же не надо "покоряться"! Но радости не просматривается. Странно!

Но, вспомните, по Некрасову Дарья – это не рядовая баба. Эта та самая – «есть женщины в русских селеньях!», «коня на скаку!» и всё такое! Что же происходит дальше? Дальше потухла печь:

А Дарья домой воротилась -
Прибраться, детей накормить.
Ай-ай! как изба настудилась!
Торопится печь затопить,
Ан глядь – ни полена дровишек!
Задумалась бедная мать:
Покинуть ей жаль ребятишек,
Хотелось бы их приласкать,
Да времени нету на ласки.
К соседке свела их вдова
И тотчас, на том же савраске,
Поехала в лес, по дрова…

Нет тирана-угнетателя, который поместил её в самое безопасное и спокойное место в этом мире – в доме рядом с печкой. Надо в лес, по дровишки! Они сами себя не нарубят! И знаете что мне интересно? Как это у гиноцентристов выходит, что угнетённым у них получается пол, который имеет больше свободного времени, меньше обязанностей, больше возможности общаться с детьми, меньше или совсем не работать, больше возможностей для самовыражения, для сохранения здоровья да и самой жизни? Как?

Вернёмся к поэме. Стоп! А поэма то закончилась! Почему? А оставшись без мужа пошла та самая могучая «коня на скаку остановит» баба в лес и в первый же день замёрзла! В первый же день, Карл! «Мороз, Красный нос!» - вспомните название! В первый же день!

Вот и все понты, вот и все кони, вот и все горящие избы! Нет, ну это надо же - в первый же день! Поэтому я и говорю, други, читайте классику! Там много поучительного!