Горькая память «Сухановки. Тайная тюрьма товарища сталина
Тюрьма для высокопоставленных политических преступников - «Сухановка» или Спецобъект №110
Горькая память «Сухановки»
В 1938 году по приказу НКВД в помещении бывшего монастыря Святой Екатерины в Домодедовском районе Московской области в районе города Видное была образована тайная следственная тюрьма, известная как «Сухановка» или Спецобъект №110.
Это название тюрьма получила случайно. 23 ноября 1938 года Лаврентий Берия, ставший практически главой НКВД, вместо написавшего в этот же день рапорт об отставке Николая Ежова, направил на имя председателя СНК В.М.Молотова следующее письмо: «В связи с возникшей необходимостью оборудовать особо изолированную тюрьму специального назначения при ГУГБ НКВД нами намечено использование для этой цели территории и зданий Сухановского монастыря, переустройство которых под тюрьму может быть произведено в месячный срок». Отсюда и пошло название Сухановской тюрьмы, сбивающее многих с толку - просто Берия перепутал имение Суханово, расположенное поблизости от монастыря, с самим монастырем - бывшей обителью XVII века.
Первоначально распоряжение о передаче всего имущества и построек бывшего монастыря в ведение НКВД подписал еще М.И.Калинин в 1937 году. Монастырь к тому времени уже давно не действовал - ещё в 1932 году здесь была открыта колония для несовершеннолетних преступников. В течение 1937-1938 года на территории бывшего монастыря велись неспешные работы по его переоборудованию в тюрьму НКВД. Тогда же нарком внутренних дел Николай Ежов выдвинул идею создания на базе бывшего монастыря особой тюрьмы для высокопоставленных политических преступников.
Идея нашла продолжение усилиями Лаврентия Берии, ставшего по приказу Сталина заместителем Ежова с прицелом на его дальнейшее смещение. По иронии судьбы, одним из первых узников открывшейся в январе 1939 года Сухановки стал сам Николай Ежов, расстрелянный там же в 1940 году.
Едва Сухановка начала работу, как 10 января 1939 года всем секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел и начальникам УНКВД была разослана совершенно секретная шифротелеграмма, подписанная Сталиным. В ней, в частности, говорилось: «ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. Метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и недоразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».
Этот документ стал программой действий для сотрудников Сухановки, радушно распахнувшей 15 января 1939 года двери для чекистов всех рангов и граждан других категорий. Так в ближайшем Подмосковье появился настоящий Бермудский треугольник - с тремя основными зонами, где начали исчезать люди. Это были Бутовский полигон и спецобъект НКВД «Коммунарка», к которым в 1939 году присоединилась «Сухановка».
Под тюрьму был перестроен Екатерининский собор. В жилых корпусах оборудовали камеры для заключенных, в цементные полы были вмурованы столы и табуретки для дневного сидения, устроены поднимающиеся и запирающиеся на замок доски-кровати, а в окна вставлены толстые гофрированные стекла с впаянной арматурой, почти не пропускавшие дневного света. Согласно инструкции, во всех помещениях были сглажены, скруглены углы, чтобы заключенные не вздумали разбивать о них свои головы и, тем самым, уходить от допросов «с пристрастием» и «высшего революционного возмездия» - расстрела.
Были устроены специальные помещения: стоячие карцеры (1х1 м2), карцеры горячие, холодные, темные, камеры для «буйных» - с обивкой из кошмы, покрытой сверху резиной, линолеумом или брезентом. Некоторые помещения были оснащены специальными приспособлениями для пыток.
Говорили, что новейшее пыточное оборудование сюда завезли из нацистской Германии, но, конечно, у нас имелись и собственные образцы подобных изделий, самыми незаменимыми из которых были кулак, сапог и дубина. Именно об этих «образцах» вспоминали те, кому удалось остаться в живых после Сухановки. Сами чекисты рассказывали, что «130-килограмовый» Богдан Кобулов, допрашивавший подследственных с помощью кулака, мог убить человека с одного удара.
Некоторые жертвы Сухановки
См. также ШПИОН № 1, РУССКИЙ ДЖЕЙМС БОНД. БЫСТРОЛЁТОВ, СЫН АЛЕКСЕЯ ТОЛСТОГО (?) - ОДИН ИЗ САМЫХ УСПЕШНЫХ, ОБРАЗОВАННЫХ И ЗАГАДОЧНЫХ СОВЕТСКИХ РАЗВЕДЧИКОВ
Со второй половины 30-х годов Бабеля печатали крайне редко, поскольку он не освещал успехов партии. На съезде писателей Исаак Эммануилович был подвергнут резкой критике за то, что «оторвался от жизни, отяжелел, стал наблюдателем…».
Для Бабеля это не было неожиданностью. После смерти Максима Горького он сказал: «Ну, теперь все, каюк. Жить мне не дадут».
Бабель был арестован на даче в Переделкине 16 мая 1939 года по обвинению в принадлежности к троцкистской террористической организации и в шпионаже в пользу французской и австрийской разведок. При аресте были конфискованы все его рукописи.
Он оказался в cамой страшной тюрьме НКВД - Сухановской. Оттуда мало кому удавалось выйти живым… Допрашивали Бабеля с пристрастием. Первый допрос длился трое суток. Без перерыва. Бабеля вынудили признать связь с троцкистам, а также их тлетворное влияние на его творчество. На заседании «тройки» 26 января 1940 года Бабель отверг все обвинения, но это не имело уже никакого значения.
Писатель, драматург, сценарист Исаак Бабель был приговорен к расстрелу. Расстреляли его на следующий день - 27 января 1940 года.
Сухановку также в шутку называли «дачей Берии» - Лаврентий Павлович имел здесь свой личный кабинет с доступом в камеры допросов, где от избиений и бесчеловечных пыток даже арестованные боевые генералы плакали и кричали, как дети, а бывший начальник СМЕРШ одного из фронтов генерал-майор Сидякин от нестерпимой боли и ужаса сошёл с ума, выл и лаял в камере по-собачьи. Не удивительно, что Сухановкой пугали даже узников Бутырки и Лефортова.
Всё, имевшее отношение к новой тюрьме, содержалось в строжайшей тайне. Имен здесь не было. Не только заключенные, но и охрана существовала под номерами. В официальных бумагах для внутреннего употребления и сама тюрьма именовалась «Спецобъект № 110», а в народе её называли «Сухановкой». Знающие люди понимали, что Сухановка - это конец, гибель.
С 1938 по 1952 годы узниками пыточной тюрьмы стали примерно 35 тысяч человек. Почти все они были расстреляны. С помощью особого механизма тела расстрелянных поднимали из подвалов наверх, погружали на полуторатонки и отвозили в Донской крематорий. Считается, что прах после кремации ссыпали в ямы неподалеку. В таком случае в земле, принимавшей всех без разбора, прах казненных палачей смешивался с прахом их жертв. Правда, знающие люди из числа сотрудников ФСБ уверяют, что прах казненных частенько никуда не «ссыпали», а выбрасывали в канализацию или вывозили на свалки.
Свято-Екатерининский монастырь. Наши дни
Вся информация о тайном объекте до последнего времени находилась под грифом «секретно» в архивах ФСБ. До 1991 года монастырь принадлежал НКВД-КГБ-МВД. В 1958 году в бывшей Сухановке разместилась областная тюремная больница.
С 1992 года началась медленная поэтапная передача строений Свято-Екатерининского монастыря в собственность Русской Православной Церкви. К этому времени все помещения многострадальной обители, в том числе и Екатерининский собор, были ещё заняты различными службами ГУВД. В алтаре храма были прорублены ворота, куда въезжали грузовики, а в помещении старинного собора размещен гараж и авторемонтные мастерские. Первые месяцы 1993 года насельники монастыря занимались благоустройством келий, которые до недавнего времени были общежитием для семейных сотрудников ГУВД, а еще ранее - камерами Сухановской тюрьмы. В конце этого же года было пострижено в монастыре еще пять послушников. Монастырская жизнь постепенно наладилась…
Один из монастырей, находящийся сейчас в ближнем Подмосковье, считался когда-то самым страшным местом Страны Советов
Свято-Екатерининскую пустынь основал у села Расторгуева в середине XVII века «тишайший» царь Алексей Михайлович. Ему же монастырь обязан и своим названием. Как гласит предание, государю, выехавшему в очередной раз на любимую им соколиную охоту, во время ночного отдыха явилась во сне великомученица Екатерина и возвестила о предстоящем благополучном пополнении в царской семье — рождении дочери. Прибывший вскоре из города гонец подтвердил, что столь важное для царской семьи событие свершилось. Эту дочку свою царь назвал Екатериной, а в память о явлении святой решил основать на том месте православную обитель.
Несмотря на столь весомую причину своего появления, новый монастырь не приобрел в лице государя щедрого покровителя. Да и других богатых жертвователей не было. На протяжении нескольких веков существования пустынь отличалась крайней бедностью (хотя первую каменную церковь здесь русский зодчий Иван Кузнечик построил еще в годы царствования Алексея Михайловича). Свято-Екатерининская стояла в стороне от оживленных дорог, богомольцы сюда добирались нечасто. Едва ли не самым главным объектом, который мог привлечь их внимание, была икона святой великомученицы Екатерины, пожалованная монастырю самим «тишайшим» царем, почитавшаяся среди верующих чудотворной.
Все-таки в конце XVIII — начале XIX века расторгуевский монастырь обзавелся новыми каменными строениями. В обители был возведен новый большой собор, освященный в честь великомученицы Екатерины, сооружена ограда со святыми воротами, с декоративными башенками по углам... К середине позапрошлого века ситуация с монастырским хозяйством настолько улучшилась, что здесь построили даже две гостиницы для паломников. Монастырская братия к этому времени возросла до 50 человек.
Долгое время история Свято-Екатерининской пустыни не отличалась какими-то «эксклюзивными» событиями и фактами — это была классическая по российским меркам «тихая обитель». Например, самым громким событием за все годы девятнадцатого столетия стала неудачная попытка нескольких лихих людей ограбить настоятеля монастыря и снять с него дорогой наперсный крест с бриллиантами. Зато век двадцатый повернул биографию монастырского комплекса в Расторгуеве совсем на другую колею, далекую от прежней пасторальности.
Своеобразным «прологом» стало убийство в 1908 году тогдашнего настоятеля монастыря, старца Мартирия. Расследование криминального происшествия показало, что он стал жертвой группы «революционных экстремалов» — боевиков-эсеров, занимавшихся «экспроприациями у представителей враждебных классов населения» ради добычи денег для своей организации. Убитого Мартирия похоронили у стен собора, и в дальнейшем так получилось, что памятник на его могиле оказался единственным старым надгробием, уцелевшим до наших дней.
Сейчас только этот поклонный крест напоминает о страшной «Сухановке».
После революции Екатерининская пустынь в Расторгуеве приняла в свои стены монахинь женского Красностокского монастыря из-под города Гродно в Белоруссии. Еще в разгар Первой мировой войны из-за наступления кайзеровских войск это большое монастырское хозяйство вынуждено было эвакуироваться на восток. Когда монахини, возглавляемые игуменьей Еленой, добрались до Москвы, им на помощь пришел сам император Николай. Он отдал белорусским «невестам Христовым» Александровский дворец в Нескучном, принадлежавший царской семье. Однако с приходом к власти большевиков монастырские сестры вынуждены были с этим комфортным прибежищем расстаться, Красностокской обители было предписано без промедления освободить дворец. А куда же идти? На сей счет авторы распоряжения ничего не сообщили. Пришлось монахиням вместе с монастырским священником и дьяконом довольно долгое время скитаться по случайным прибежищам, пока они не добрались наконец до Свято-Екатерининской пустыни. Здесь и обосновались беженцы из-под Гродно. Благо строения монастырские пустовали: их прежних обитателей начавшаяся Гражданская война в России разбросала кого куда.
Когда-то монахини устроили в Екатерининской обители образцовое хозяйство.
Уже через пару лет монахини полностью возродили подмосковную обитель, а по мнению некоторых жителей окрестных поселений, Екатерининский монастырь и вовсе превратился их неусыпными трудами в «райский сад». Оказалось, что подсобное хозяйство этой маленькой пустыни при умелом подходе к нему может давать богатые плоды — их хватало не только для самих монахинь и послушниц, но даже для многих окрестных жителей. Сложилась необычная для других мест ситуация: в преддверии зимы обитатели Расторгуева приносили в монастырь список продуктов, которые необходимы им в ближайшие суровые месяцы, и значительную часть таких заявок монахини выполняли: они подъезжали к домам на телегах и выгружали для хозяев овощи, зерно... По очень умеренным ценам в монастырской лавке граждане покупали мед, квас, молочные продукты, ягоды... Местным жителям разрешалось также в случае надобности брать «напрокат» почти задаром лошадей из монастырской конюшни, а кроме того, отзывчивые монахини лечили заболевших аборигенов, у которых на весь большой поселок в ту пору не было не только врача, но даже фельдшера. Местные органы советской власти подобной благотворительности, конечно, были рады, однако то, что ею занимаются «служители религиозного культа», вызывало у атеистически настроенных руководителей большое раздражение.
В итоге монастырь был упразднен. Согласно официальным документам, вместо него в стенах Свято-Екатерининской пустыни отныне существовала сельскохозяйственная женская артель. Впрочем, такое переименование не отразилось на главном в жизни обители: здесь по-прежнему каждый день совершались церковные службы.
Подобное «безобразие» (с точки зрения широко развернувшейся тогда в Стране Советов антирелигиозной кампании) не могло длиться долго. Однажды на исходе лета 1931 года настоятельница получила грозное предупреждение от местных властей: по распоряжению из Москвы все монахини и служащие монастыря должны в течение 24 часов покинуть его территорию.
А уезжать-то им было некуда. По воспоминаниям старожилов, многие насельницы, собрав свое скудное имущество, перебрались из келий на ближайшую железнодорожную станцию и целыми днями сидели там, плача от отчаяния. Некоторых молодых послушниц-сирот добрые люди из числа местных жителей взяли жить в свои семьи, а другие (всего в монастыре на момент его закрытия находилось около 150 человек) в конце концов разъехались.
Освобожденные от «нежелательного элемента» монастырские здания были быстро разграблены (этому процессу, впрочем, дали благопристойное название: национализация). А вскоре под сенью так и оставшихся на храмах крестов в бывшей «тихой обители» большевики открыли тюрьму! (Впрочем, как это ни парадоксально, в первые три года ее существования прямо рядом с казематами, в которых оборудованы были застенки, продолжал действовать последний из свято-екатерининских храмов — церковь Дмитрия Ростовского над святыми воротами.)
Когда-то в соборе при Берии были оборудованы технические помещения тюрьмы.
Тюремное учреждение поначалу было рассчитано на «легкий» контингент: в камерах сидели осужденные по уголовным статьям за незначительные преступления на небольшой срок. Этим нарушителям даже обеспечили улучшенные условия: в здании старой церкви по вечерам был открыт клуб, там показывали кинофильмы и устраивали концерты самодеятельности. Но через три года в бывшей Свято-Екатерининской опять произошли резкие перемены — и отнюдь не к лучшему. Всех прежних заключенных отсюда вывезли, а освободившиеся постройки были переданы в ведение Наркомата внутренних дел для создания здесь политической следственной тюрьмы. Ее существование было засекречено, в официальных документах фигурировало условное обозначение «спецобъект №110», а местные жители прозвали тюрьму Сухановкой — по названию расположенной неподалеку бывшей усадьбы «Суханово».
Именно под таким «народным» обозначением это ужасное место упоминается в книге Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»: «Сухановка — это самая страшная тюрьма, какая есть у Министерства госбезопасности...» Спецобъект находился в личном ведении «хозяина» НКВД, и сюда привозили самых «опасных» «врагов советской власти» — зачастую еще незадолго до того занимавших высокие посты партийных и хозяйственных работников, крупных военных, дипломатов, иностранцев... Одновременно в тюремных застенках содержалось около 160 человек.
За 20 лет после его возрождения Екатерининский монастырь полностью восстановлен.
В служебных инструкциях предусматривалась очень высокая оперативность получения признательных показаний от узников Сухановки. Максимум через две недели допросов всякий узник должен был подписаться под инкриминируемым ему политическим преступлением. Поэтому на допросах следователи не церемонились с людьми. Их не просто избивали, но применяли также самое современное пыточное оборудование, которое было приобретено специально для Сухановки в фашистской Германии, а также использовали собственные изобретения.
Специалисты, занимавшиеся уже в наше время изучением истории «спецобъекта №110», выяснили, что здешние заплечных дел мастера практиковали в общей сложности около 50 разных способов пыток. В числе их стоячие карцеры, настолько маленькие, что человек, оказавшись внутри, не мог даже присесть на корточки: колени упирались в стену. Приходилось стоять сутками (!). Существовали и другие карцеры — горячие, где несчастных мучили жарой от печных труб. Еще практиковалась «сухановская ласточка», когда заключенному протягивали через уголки губ полотенце (наподобие конской узды), концы которого привязывали сзади к лодыжкам согнутых ног и оставляли человека в таком чудовищно изогнутом состоянии на долгие часы. А в самые холодные зимние дни людей сажали в бочки с водой — отнюдь не теплой... Допросы, сопровождавшиеся «физическим воздействием» при помощи резиновых дубинок и палок, по традиции проводили ночью, днем же Сухановка затихала, так что большинство обитателей соседних жилых кварталов долго не догадывались, какой ад устроен по соседству.
Часть заключенных не выдерживала подобных изуверских мер принуждения — их трупы ради конспирации отправляли в морг другой тюрьмы, Бутырской, анонимно, под номерами. Многих узников бывшего Екатерининского монастыря приговаривали к смертной казни. В исполнение приговор приводили неподалеку — просто увозили в соседний лес, а труп расстрелянного там же и закапывали. Хотя после того как однажды палачи промахнулись и их жертвы, оказавшись лишь ранеными, попытались убежать, для процесса умерщвления приспособили глубокий монастырский подвал. Каждую ночь здесь уничтожали по 10-15 «врагов народа».
Главным устроителем Сухановки был народный комиссар внутренних дел Ежов. По злой иронии судьбы несколько лет спустя, после того как в 1937 году этого безжалостного садиста объявили врагом народа, его привезли для допросов именно на «дачу пыток» (так между собой шутливо называли тюремщики это тюремное заведение).
Вместо Ежова у «спецобъекта №110» появился другой, еще более жестокий хозяин: новым наркомом стал Лаврентий Берия. В народе за Сухановкой так и закрепилась на долгие годы недобрая слава «личной бериевской тюрьмы». Лаврентий Павлович сам подобрал сотрудников на «спецобъект №110» и приезжал сюда чуть ли не ежедневно — вернее, еженощно. Отсыпаться после участия в допросах «важных врагов» он предпочитал днем в своем московском особняке (во времена Сталина подобный ночной режим работы был фактически узаконен главой государства для своих ближайших соратников и подчиненных). По распоряжению нового наркома в Сухановке была проведена инженерная модернизация. Ради удобства хозяина в здании следственного корпуса (это бывшие братские кельи) устроили, например, лифт, поднимавшийся на второй этаж и опускавшийся в подвалы. Дверь, которая вела из коридора в богато отделанный личный кабинет Берии, замаскировали под стенной шкаф.
Сухановский «конвейер пыток и смерти» работал практически без перерывов вплоть до самой смерти Сталина и осуждения Берии в 1953 году. Лишь на несколько самых тревожных месяцев Великой Отечественной войны — в 1941 и 1942 годах, когда фашисты стояли у самых стен Москвы, — «спецобъект №110» вместе со своим «высококвалифицированным» персоналом и «сидельцами» был отправлен в эвакуацию. Точное количество людей, уничтоженных на «даче пыток» за все время ее существования, невозможно определить, но счет идет на десятки тысяч.
Когда не стало «хозяина», его любимую «личную» тюрьму закрыли. Корпуса за монастырскими стенами какое-то время использовали в качестве тюремной больницы, а потом это страшное место окончательно опустело. Лишь любопытные изредка заглядывали в разоренные кабинеты и подвалы с сохранившимися кое-где атрибутами жестокого тюремного быта. В 1960-1970-е годы монастырский комплекс занял учебный милицейский центр, однако с наступлением перестройки среди людей возникло инициативное движение за возвращение Свято-Екатерининского монастыря Русской православной церкви. Борьба эта увенчалась успехом. Весной 1992 года в искалеченном здании Екатерининского храма совершена была первая после долгого перерыва литургия, а еще через некоторое время сюда пришли первые монахи возрожденной Екатерининской пустыни.
Православная обитель ожила. Отреставрированы храмы, жилые и хозяйственные постройки старого монастыря, самые страшные следы ежовско-бериевской «дачи пыток» уничтожены. Но неподалеку от святых ворот воздвигнут поклонный крест — в память о тысячах загубленных и искалеченных здесь жизнях.
Сухановская особорежимная тюрьма (Сухановка ) - тюрьма сталинского времени, существовавшая на территории монастыря Свято-Екатерининская пустынь (рядом с нынешним городом Видное в Московской области России).
По карте - такой адрес: 2-й Футбольный пр-д, 20, Видное, Московская обл., Россия, 142702
История
В бывших монастырских строениях тюрьма расположилась в 1932 году. До осени 1935 года представляла собой воспитательную колонию для малолетних преступников.
Рядом с тюрьмой располагались здания дворянской усадьбы Суханово, поэтому новая тюрьма стала именоваться Сухановской . Ещё одним неофициальным, но довольно распространённым названием тюрьмы было Дача пыток . В официальных документах Сухановка также часто именовалась Спецобъект № 110 .
В 1937 году М. И. Калинин распорядился отдать в собственность НКВД все постройки бывшего монастыря и территорию вокруг них, которые отныне были предназначены для содержания политических заключённых. Идея создания на территории бывшего монастыря секретной тюрьмы для жертв Большого Террора (в первую очередь - попавших в опалу у Сталина его высокопоставленных сотрудников, а также арестованных высокопоставленных чинов самого НКВД) принадлежала Николаю Ежову, однако конкретная работа по её обустройству началась в первых числах декабря 1938 года, после того, как сам Ежов был смещён Сталиным с поста главы НКВД СССР.
Фактическим организатором тюрьмы стал новый нарком НКВД Лаврентий Берия. Согласно книге Головковой, в день предполагаемой отставки Николая Ежова Лаврентий Берия постановил создать тюрьму при НКВД на территории «Сухановского», по его выражению, монастыря. 25 ноября 1938 года Н. И. Ежов был смещён с поста наркома внутренних дел, а 10 апреля 1939 года арестован и помещён в ту же Сухановку, где содержался в течение последующих девяти месяцев; там же был осуждён и 6 февраля 1940 года расстрелян.
В 1989 году строения были переведены с баланса МВД СССР в Министерство культуры, а в мае 1992 года был восстановлен Свято-Екатерининский мужской монастырь.
Режим
Режим тюрьмы был очень строгим. Имена в тюрьме были запрещены; все заключённые, служащие тюрьмы и даже тела расстрелянных существовали исключительно под номерами.
Согласно телеграмме Сталина, Центральным комитетом Всесоюзной коммунистической партии было «допущено» применение «физического воздействия» к «врагам народа».
Есть свидетельства, что в бывшем главном храме монастыря был устроен тюремный крематорий.
Известные узники
- Бабель, Исаак Эммануилович (1894 - 1940) - русский писатель и драматург.
- Бовкун-Луганец (Орельский), Иван Трофимович (1899 - 1939) - российский революционер, сотрудник ОГПУ-НКВД, полпред в Китае (1937-1939). Убит сотрудниками НКВД
- Быстролётов, Дмитрий Александрович (1901 - 1975) - советский разведчик
- Гнедин, Евгений Александрович (1898 - 1983)-советский дипломат, писатель, журналист, участник диссиденского движения.
- Ежов, Николай Иванович (1895 - 1940) - советский партийный и государственный деятель, генеральный комиссар госбезопасности, массовй убийца, который сам способствовал образование такого места расправы - для пыток и убийств.
- Мержанов, Мирон Иванович (1895 - 1975) - советский архитектор
- Тамручи, Владимир Степанович (1892 - 1950) - советский военачальник, генерал-лейтенант танковых войск (9 сентября 1941 г.), командующий бронетанковыми войсками Юго-Западного фронта (осень 1941)
- Трилиссер, Меер Абрамович (1883 - 1940) - советский государственный деятель, один из руководителей советских спецорганов.
- Фриновский, Михаил Петрович (1898 - 1940) - деятель советских органов госбезопасности, командарм 1-го ранга (1938)
- Чингиз Ильдрым (1890 - 1938) - азербайджанский советский инженер-металлург, народный комиссар Азербайджанской ССР по военным и морским делам (28 апреля 1920 - июнь 1920), первый из азербайджанцев, награждённый орденом Красного Знамени, заместитель начальника строительства Магнитогорского металлургического комбината.
- Белянчик, Михаил Николаевич (1904 - 1950) - советский военачальник, генерал - майор.
Книги о Сухановке
Лидия Головкова. Сухановская тюрьма . Спецобъект 110. - М.: Возвращение, 2009. - С. 164. - ISBN 978-5-7157-0232-6.
Казнь «кровавого карлика»
Поздним февральским вечером (5 февраля. – Прим. ред .) 1940 года Блохин вызвал меня к себе и приказал:
– Поедем на спецобъект № 110 (Сухановская особорежимная тюрьма. – Прим. ред .), там сегодня ночью бывшего наркома внутренних дел Ежова будут расстреливать. Не помогли ему «ежовые рукавицы» всех «врагов народа» поймать, – с издевкой в голосе сообщил комендант и продолжил равнодушно: – Обычно там надзиратели сами оформляют все документы, а потом передают в 1-й спецотдел (оперативный учет, регистрация и статистика. – Прим. ред .) твоим «коллегам». Сегодня особый случай. Твоя задача проследить, чтобы все правильно оформили. Вместе с нами зам. начальника 1-го спецотдела Баштаков поедет – ему лично и вручишь документы. Когда будет машина – вызову.
– Разрешите идти, – произнес я, стараясь скрыть растерянность и волнение в голосе. О том, что обладатель «ежовых рукавиц» был снят с поста наркома внутренних дел, я узнал, когда находился под следствием в конце 1938 года. Когда со стены в кабинете следователя исчез портрет Ежова. Потом по коридорам наркомата поползли слухи об аресте всесильного наркома.
Кто-то из чекистов, участвовавших в обыске его городской квартиры, утверждал, что, в отличие от своего предшественника – Ягоды, сам Ежов жил относительно скромно – у него было мало личных ценных вещей, чего не скажешь о его супруге, чей гардероб был забит дорогими нарядами. Она была инициатором украшения стен их городской квартиры картинами и коврами. Зато те, кто бывал на даче Ежовых, наоборот, рассказывали о роскошном доме с кинозалом, бассейном и странной волейбольной площадке с натянутой около самой земли сеткой. Позднее я понял, что так они называли теннисный корт. Получить и обустроить загородную резиденцию мог только нарком. Также мужики утверждали, что на даче супруга Ежова держала диковинных птиц – павлинов. В отличие от неприметного и скромного мужа (любил пьянствовать с друзьями), она вела светскую жизнь, чем сильно выделялась на фоне других жен высокопоставленных советских чиновников. Во время обыска на квартире у бывшего наркома внутренних дел было изъято: пять меховых женских шуб, больше сотни платьев, десятки кофточек и шляп. Еще в протоколе упоминались многочисленные картины, ковры и украшения. Неудивительно, что жены московских начальников прозвали супругу Ежова стрекозой, намекая на персонаж из басни Крылова.
– Никаких вопросов у тебя нет по поводу личности расстреливаемого? – осторожно поинтересовался Блохин. Нарком внутренних дел Берия приказал коменданту разъяснять исполнителям, почему расстреливают людей, чьи портреты украшали страницы газеты «Правда» и кабинеты различных учреждений.
– Никак нет, – отрапортовал я, стараясь избежать разговора на специфичную тему. На самом деле мне очень хотелось узнать, в чем именно провинился Ежов. По наркомату циркулировали слухи, что обладатель «ежовых рукавиц» прославился своим беспробудным пьянством – на работу приходил после обеда – и сексуальными оргиями – был педерастом. Еще говорили о том, что, когда он был наркомом, сотрудники управления госбезопасности наркомата внутренних дел использовали незаконные методы ведения следствия – применяли к подследственным различные пытки физического и психологического характера. Советскому народу пояснили, что сменившему Ежова на посту наркома внутренних дел Берии пришлось приложить огромные усилия, чтобы исправить сложившуюся ситуацию и больше не допускать случаев нарушения соцзаконности. После свержения Сталинского режима оказалось, что на самом деле пытки и убийства усилились.
Большинство современных «историков» утверждают, что НКВД занимался исключительно борьбой с «врагами народа». Это грубейшее искажение исторической правды. Наркому внутренних дел подчинялись милиция, пожарная охрана, пограничные и внутренние войска, внешняя разведка, военная контрразведка, шифровальные органы, загсы и другие структуры. Вся машинерия власти была подстроена на массовые репрессии, безнаказанные пытки и убийства людей.
Спецобъект № 110
Сейчас в газетах и журналах напечатано множество мифов о Сухановской особорежимной тюрьме. Якобы ее построили по личному приказу Ежова. Нарком внутренних дел хотел ее использовать для содержания находящихся под следствием высокопоставленных сотрудников НКВД, которых после завершения следствия планировалось расстреливать как «врагов народа».
Другой миф – Берия каждый вечер приезжал сюда, где лично участвовал в допросах и пытках подследственных и любил это место. Поэтому в народе спецобъект № 110 якобы называли «бериевской дачей ». На самом деле нарком крайне редко посещал эту тюрьму и свое удовольствие мог получить ближе к центру Москвы.
Третий миф – Сухановка фактически была не тюрьмой, а следственным изолятором, так как после оглашения приговора содержащихся здесь людей отправляли в ГУЛАГ или расстреливали.
Четвертый миф – спецобъект якобы охраняла рота дивизии особого назначения НКВД. В структуре войск НКВД СССР действительно была Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения, но ее подразделения не охраняли следственные изоляторы, тюрьмы и лагеря. Этим занимались конвойные войска НКВД.
Пятый миф – расстрелянных на спецобъекте «врагов народа» якобы сжигали в оборудованном в храме крематории. На самом деле после приведения смертного приговора в исполнение и оформления акта тело грузили в грузовик и отвозили в морг столичной Бутырской тюрьмы. Там оформляли новый акт с указанием другого места смерти – одной из московских тюрем.
В 1931 году на территории бывшего Свято-Екатерининского монастыря были организованы две колонии: для малолетних и взрослых преступников, которые подчинялись ГУМЗ – Главному управлению мест заключения.
В 1935 году территория бывшего монастыря была передана в аренду Союзу архитекторов СССР. По соседству располагался Дом отдыха этой организации. На территории монастыря поселили обслуживающий персонал Дома отдыха. Впрочем, повара, горничные и уборщицы жили здесь недолго. В ноябре 1938 года их, по приказу Ежова , выселили, а бывший монастырь был снова передан в распоряжение НКВД. Его нарком внутренних дел планировал использовать для завершающей стадии уничтожения своих врагов в центральном аппарате НКВД. Вот только судьба с ним сыграла злую шутку. Как однажды сказал Блохин : «Ежов сам попал в вырытую яму». После ареста он несколько месяцев провел в одной из камер Сухановки. Несколько раз его приезжал допрашивать Берия . Правда, персонального кабинета, как утверждают отдельные «историки», у наркома не было. Он занимал свободное помещение, где в другое время "трудились" в поте лица его подчиненные, "беседовал" с подследственным, после чего у многих были тяжелешие увечия (в допролсах, как правило, присутствовали профессиональные садисты, умевшие умело переломать челюсти, руки или ребра "собеседников", когда требовалось - сорвать ногти или выколоть глаза). После такой "беседы" и полученного удовольствия высокие гости как после посещения театрального зрелища, спокойно могли возвращаться в Москву.
Сухановская особорежимная тюрьма располагалась на окраине подмосковного города Видное (Павелецкая железная дорога). Сейчас там снова открыт монастырь. Никаких следов от тюрьмы не сохранилось. Церковные власти постарались уничтожить все следы советского периода истории этого места.
Когда я впервые приехал на спецобъект № 110, а после расстрела Ежова мне пришлось еще несколько раз посетить это место, то удивился странному сочетанию: каменные мощные монастырские стены – и нити колючей проволоки над ними. Парадные ворота с построенной над ними церковью замурованы, проехать или пройти можно только через расположенные с противоположной стороны хозяйственные ворота. Рядом со входом деревянное строение – КПП.
Попав на внутренний двор, не сразу понимаешь, что находишься на территории особорежимной тюрьмы. Во дворе на веревках сушится белье. Бегают дети. Спешат по своим делам женщины – жены надзирателей и офицеров конвойных войск. В углу двора – здание клуба для сотрудников тюрьмы и военнослужащих конвойных войск. Сама тюрьма занимает два двухэтажных корпуса. В одном находятся кабинеты следователей, а в другом – камеры для заключенных.
Обитателей Сухановки кормили сытно и вкусно – еду доставляли из находившегося по соседству Дома отдыха. Я несколько раз завтракал после расстрелов. Помнится, после казни Ежова нас накормили творожной запеканкой, бутербродами с маслом и сыром, а вместо чая налили даже какао. Ели мы в служебной столовой – сидя за накрытыми белыми скатертями столиками. Там кормили гостей из Москвы, в каждом из нас видя большого начальника. Стрелкам такое обращение льстило, единственное, что огорчало, – отсутствие водки . Вместо нее с собой исполнители привозили спирт в солдатских фляжках, который и употребляли в качестве аперитива перед едой.
Блохин несколько раз пытался организовать хранение спирта на спецобъекте, но ничего не получилось. Администрация дома отдыха предлагала коньяк или вино , но эти напитки отказывались пить исполнители, требовавшие чего-нибудь пролетарского. Впрочем, расстреливали в Сухановке редко, поэтому комендант смирился со сложившейся практикой. Перед каждой поездкой стрелки наполняли фляжки, а после расстрела оставшимся спиртом охотно делились с шоферами и санитарами из морга.
В других местах (Бутово и «Коммунарка») трапеза была скромнее – хлеб, колбаса и много водки. Да и есть приходилось стоя и торопливо. Хотелось после проведенной на ногах ночи куда-нибудь присесть. К тому же писать приходилось на весу, внимательно следя за тем, чтобы правильно начертать фамилии и имена, а порой их сразу и не выговоришь – такие сложные. Это тоже выматывало. Звучит цинично, но стрелкам было легче – им не нужно было думать, а все движения были доведены до автоматизма. Они точно так же могли расстреливать, предварительно напившись. В провинции так иногда и происходило.
Когда перед войной я поехал в командировку на Западную Украину и в Белоруссию, то несколько раз был свидетелем «пьяных» казней. Местное начальство объясняло такое нарушение инструкции просто: если палач предварительно не напьется, то не сможет стрелять в затылок приговоренному к высшей мере «врагу народа». Это в Москве или в других крупных городах, где советская власть существовала несколько десятилетий, не возникало проблем с кандидатами в стрелки. Всегда были люди, готовые выполнять грязную и неблагодарную, но необходимую финальную стадию очистки советского общества от «врагов народа». А там, где советская власть существовала всего лишь несколько месяцев (Прибалтика, Западная Украина и Западная Белоруссия) и органы наркоматов внутренних дел и госбезопасности комплектовали присланными из других областей Советского Союза чекистами, был дефицит палачей. Отдельные командиры поступали мудро. Палачу давали прочитать текст приговора, где перечислялись все кровавые деяния приговоренного. После этого надобность в спирте отпадала.
В 1938 году по приказу НКВД в помещении бывшего монастыря Святой Екатерины в Московской области была образована тайная следственная тюрьма, известная как Сухановка или Спецобъект №110. «Объект» предназначался для самых опасных врагов советской власти и лично товарища Сталина. Заключенных в Сухановке не только годами держали без суда и следствия, но и подвергали самым страшным пыткам. С 1938 по 1952 годы узниками пыточной тюрьмы стали примерно 35 тысяч человек. Почти все они погибли. Почти вся информация о тайном объекте до последнего времени находилась под грифом «секретно» в архивах ФСБ.
Последний свидетель
– «Интеллигенты, быть тверже стали! Кругом агенты, а первый Сталин!» Как Вам нравятся эти стихи? – чуть насмешливо спрашивает меня старик, сидящий на кровати с чашечкой чая в руках. На часах три часа ночи, но спать в этом доме ещё не ложились. – Это стоящие стихи, я за них 10 лет лагерей строгого режима получил!
– За пару строчек?
– Этого было достаточно. Я прочитал стихи другу, а у того отец был генерал НКВД. Ну, и за мной пришли. На допросе кроме антисоветской пропаганды предъявили обвинение в террористических намерениях. Я назвал Сталина агентом, значит, я хотел его убить!
Во время ареста Семену Виленскому было 20 лет. Он учился на филологическом факультете Московского университета. Сейчас Семену Самуиловичу 86 лет. Он живёт в Москве, пишет стихи и занимается издательской деятельностью в издательстве «Возвращение», которое публикует мемуары бывших узников ГУЛАГа.
Сам Семен Самуилович провел в сталинских лагерях и тюрьмах 8 лет. Причём начало срока отбывал в Сухановке или «Спецобъекте 110». Спецобъект размещался в бывшем монастыре святой Екатерины и был организован лично наркомом НКВД Лаврентием Берия. Монахинь выселили, бывшие кельи приспособили под камеры, обширные монастырские подвалы превратили в помещения для пыток. Тюрьма предназначалась для бывших друзей товарища Сталина, которые по его личному приказу объявлялись врагами. По официальным документам тайная тюрьма тов. Сталина проходила как «дача» НКВД. «Дачей пыток» и прозвали ее заключенные.
«Повезло!»
«Тесная камера, бетонный пол. В зарешеченном окне толстое стекло, пропускающие лишь тусклый свет». Свой рассказ Семен Самуилович ведет тихим монотонным голосом и просит не перебивать.
«Табуретка и стол привинчены к полу. Откидная полка, как в вагоне поезда, но лежать на ней днём запрещено. На день выдают два кусочка сахара, пайку сырого хлеба – граммов триста – и миску непроваренной перловой каши. Но съешь эту кашу, такая резь в животе начинается, как будто принял яд. Так день за днем, на допросы меня не вызывали. Я объявил голодовку, требовал вызвать ко мне прокурора! На это никто не обращал никакого внимания, пока я не начал петь и кричать. Тогда меня отвели в карцер. Это был узкий каменный мешок. Мокрые склизкие стены, вода капает. Не знаю, сколько я там находился, представления о времени терялись, потом я осел на холодный мокрый пол. Конвоиры меня подняли. Посадили на деревянный ящик на какое-то время. Я сидел, потом ящик из под меня вытащили. Сколько все это продолжалось, я не знаю».
«Из соседних помещений я слышал крики, рыдания, стоны, женский вой, звук ударов и мат следователей: «Шпарь ему яйца! Шпарь!». Но меня почему-то пальцем не трогали! Потом я узнал, что на короткое время Сталин запретил пытать беременных женщин и студентов. Одним словом, повезло!» – рассказывает Виленский.
В камере-одиночке сухановской тюрьмы он также начал сочинять стихи:
Моя печальная обитель,
Зачем я нужен вам,
Скажите,
Зачем решетка на квадраты,
Перерубает свет единый,
Зачем замки, зачем солдаты,
Зачем стенанья жертв невинных,
Что проклинаю день свой каждый,
И жду спасительную ночь,
Здесь приведенья
Дух здесь вражий,
Не черт, но сходное точь в точь.
«Я читал громко, с выражением, словно выступая со сцены перед невидимыми зрителями», – рассказывает Семен Самуилович. – «Мои тюремщики решили, что я сошел с ума. Меня отправили в Институт судебной психиатрии им. Сербского. В ту пору там работали психиатры, главной задачей которых было выявить симулянтов, то есть, тех, кто косил под сумасшедших. Но я всеми силами старался доказать, что я нормальный! Таковым меня и признали: «Вменяем, находится в состоянии крайнего физического и нервного истощения». Меня отвезли на Лубянку и оттуда в Бутырскую тюрьму. По сравнению с Сухановкой Бутырка казалась санаторием!»
 |
В Бутырской тюрьме Семёну Виленскому объявили решение Особого Совещания: «Осужден по статье «Антисоветская агитация» на десять лет. Восточно – Сибирским этапом студента – филолога отправили на Колыму. Там он продолжил свои «университеты» до самой смерти Сталина. В Сухановской особорежимной тюрьме он пробыл три месяца и единственный из 35 тыс узников дожил до наших дней. Других свидетелей – нет.
Среди узников Сухановки были известные политики, общественные деятели, «мастера культуры» и военачальники: «кровавый нарком» Николай Ежов с коллегами, устроившими Большой Террор, писатель Исаак Бабель, бывший белый офицер, муж поэтессы Марины Цветаевой, завербованный чекистами в Париже, Сергей Эфрон, боевые генералы – маршал авиации, герой СССР Сергей Худяков (Ханферянц), генерал Павел Понеделин, адмирал Константин Самойлов и даже убийцы царской семьи Романовых, чекисты Александр Белобородов и Филипп Голощекин.
Журналист и агент НКВД Михаил Кольцов – он же прототип Каркова в романе Хемингуея «По ком звонит колокол» – попал в особорежимную тюрьму сразу после торжественного вечера в Доме писателей. Он только что прилетел из Испании и получил из рук Сталина орден Красного Знамени. «А оружие у Вас есть?» – поинтересовался товарищ Сталин. – «А не хотите ли Вы застрелиться, товарищ Кольцов?» Самого известного журналиста Советской России арестовали прямо в редакции газеты «Правда» на глазах испуганной секретарши. Кольцова пытали, а потом расстреляли в один день со Всеволодом Мейерхольдом – гениальным театральным режиссером XX века.
На допросах в Сухановке Мейерхольд признался в сотрудничестве с британской и японской разведкой. Он дал показания на коллегу режиссера-кинематографиста Сергея Эйзенштейна, писателя Илью Эренбурга, композитора Дмитрия Шостаковича и многих других деятелей советской культуры. В письмах к Председателю Совета Народных Комиссаров Вячеславу Молотову, режиссер поведал, как проходили допросы. Эти письма сохранились.
«Меня здесь били – больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой… В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток, и я кричал и плакал от боли... Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась нежной и чувствительной, как у ребенка, глаза оказались способными лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую бьет хозяин. Меня били по старым синякам и кровоподтекам, так что ноги превращались в кровавое месиво. Следователь все время твердил, угрожая: не будешь писать, будем опять бить, оставив нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного, окровавленного мяса. И я все подписывал».
Мейерхольд и Кольцов были расстреляны 2 февраля 1940 года. Тела их сожгли в крематории бывшего Донского монастыря. Обычно прах кремированных вывозился на поля в качестве калийного удобрения, выбрасывался в канализацию или отправлялся на городскую свалку.
По воспоминаниям бывших узников Сухановки в следственной тюрьме использовали 52 вида пыток. Подробный реестр используемых в Сухановке «следственных методов» составила писатель, историк, исследователь ГУЛАГа Лидия Головкова. О подмосковной пыточной тюрьме она написала книгу «Сухановская тюрьма. Спецобьект 110».
«Сухановка считалась самой страшной тюрьмой Советского Союза», – рассказывает Лидия Алексеевна – пожилая худенькая женщина, абсолютно седая. «Самый простой метод, который здесь применяли – избиения, причем бить могли несколько суток, следователи сменяли друг друга. Били по самым чувствительным местам, это называлось «рожь обмолачивать». Второй метод – конвейер, мучения бессонницей, когда на 10–20 дней человека лишали сна. Нередко во время допроса подследственного усаживали на ножку табуретки, так, чтобы при малейшем неосторожном движении она вошла в прямую кишку. Заключенных связывали, протянув длинное полотенце через голову к пяткам – такая пытка называлась «сухановская ласточка». Кажется, в таком положении невозможно выдержать и нескольких секунд, но пытаемых оставляли на сутки. Сажали в горячий карцер – «салотопку» или погружали в бочку с ледяной водой. Втыкали иголки, булавки под ногти, прижимали дверью пальцы. Следователь мочился в графин, а потом заставлял пить подследственного».
«Были случаи, когда, несмотря на пытки, подследственный отказывался подписать признательные показания?» – интересуюсь я у историка. «Такое случалось крайне редко. Избиения и пытки были такие, что 50–летние генералы не выдерживали боли, и, не помня себя, кричали: «Мама! Мамочка!!!»». Генерал Сидякин от пыток сошел с ума, выл и лаял в камере по-собачьи. Очень многие узники сразу после допросов отправлялись в психиатрическую больницу на принудительное лечение.
Я знаю только один подтвержденный документами случай, когда узник не согласился с обвинениями даже под пытками. Это чекист, большевик – ленинец, выходец из московских дворян Михаил Кедров. Кедров вместе с сыном Игорем и его другом (они тоже служили в НКВД) написали письмо о злоупотреблениях в органах. Все трое были немедленно арестованы. Их допросы продолжались по 22 часа и более. Первыми расстреляли молодых людей, а вот Михаил Кедров, несмотря ни на какие пытки, не признавал себя виновным. И удивительно, на суде он был оправдан, но не отпущен из тюрьмы. Когда началась война, по устному приказу Берии Кедров был расстрелян без возобновления следственного дела.
Расстрелы
«В Сухановке узников расстреливали в здании бывшего храма Святой Екатерины. Причем стрелки стояли за железными щитами с прорезями для глаз так, что их не было видно. Обычно человек даже не успевал сообразить, что с ним происходит, как уже отправлялся на тот свет», – рассказывает Головкова. Затем подручные взваливали тело на носилки и отправляли в печь, которая топилась мазутом. Кремации совершались по ночам, чтобы местные жители не жаловались на зловоние. Перед смертью некоторых узников Сухановки, тех, кто был не только «врагом народа», но и «врагом» лично товарища Сталина, было принято избивать еще раз. «Перед тем как идти ему на тот свет – набей ему морду!» – говорил комиссар госбезопасности Лаврентий Берия, который любил бывать в сухановской тюрьме. Здесь у него был собственный кабинет, из которого на лифте можно было спуститься в подземный этаж тюрьмы, чтобы принять личное участие в допросах».
Я поинтересовалась, были ли среди заключенных сухановской тюрьмы женщины. «Да, конечно! Мне запомнилась история молоденькой жены маршала Григория Кулика – Киры Симонич – Кулик. Она была очень хорошенькая, вышла замуж за маршала в 18 лет. Вскоре она была арестована. Возможно, Кира приглянулась кому-то из высшего советского руководства (не исключено, что самому Сталину), и ее решено было похитить. Для похищения юной красавицы была выделена опрегруппа сотрудников НКВД. Они караулили жертву на трех автомобилях. Руководил спецоперацией заместитель Лаврентия Берии генерал Всеволод Меркулов. В июле 1939 года Кира вышла из своего дома в центре Москвы и бесследно исчезла. Я не знаю, к кому ее возили и что с ней делали, но, в конце концов, она оказалась в сухановской тюрьме. Между тем, безутешный муж –маршал Советского Союза Григорий Кулик обратился лично к Лаврентию Павловичу с просьбой найти любимую жену. Берия согласился помочь и даже объявил всесоюзный розыск, хотя прекрасно знал, что Кира находится в Сухановке, он лично ее допрашивал. Кире предъявили обвинения в шпионаже, но не очень настаивали на обвинении. Просто отвезли в Москву и расстреляли. Даже следственного дела не было заведено. А официальный розыск пропавшей жены продолжался еще десять лет, дело Симонич – Кулик составило 15 объемных томов, которые впоследствии уничтожили. В 1949 году маршал Кулик тоже был арестован и расстрелян».
Мне стало интересно, кто были те люди, что исполняли приговоры?
«Наверное, если бы мы спросили их родственников, все бы они в один голос сказали, что это были любящие отцы, мужья и дедушки», – рассказывает Головкова. – «Просто работа у них была тяжелая. Я встречалась с одним из бывших сотрудников Сухановки. Он работал шофером – перевозил заключенных в тюрьму. Обычно такие перевозки осуществлялись в специальных фургонах с надписью «Хлеб», «Мясо» или даже «Советское шампанское». Так вот он рассказывал, что однажды вез в следственную тюрьму беременную женщину. Очевидно, от потрясения у нее начались роды. Шофер мчался как безумный, но не в роддом, а в пыточную тюрьму. Родился мальчик. Один из охранников принял младенца, обрезал пуповину, завернул в шинель. А потом проводил женщину к тюремному начальству. Рассказывая об этом, бывший шофер не мог сдержать слез. Но большинство сотрудников Сухановки ни в чем не раскаивались и до конца дней своих верили, что вершили «революционное правосудие» от имени народа».
«Мы били, бьем и ни от кого не скрываем!» – любил говорить следователь Сухановки Михаил Рюмин. Об избиениях Рюминым заключенных в Сухановке ходили легенды. Помогал Рюмину не обычный следователь, а полковник НКВД. С заключенного снимались брюки, на спину ему садился полковник. Рюмин бил резиновой дубинкой до кровавого мяса. На следующем допросе Рюмин пинал несчастную жертву в живот, так что у того вылезали все кишки наружу. Кишки собирали и отвозили пытаемого в больницу бутырской тюрьмы. За доблестную службу Рюмин получил медаль «За отвагу», но потом тоже был расстрелян.
Головкова рассказывает, что среди охранников тюрьмы был чекист Богдан Кобулов, который весил 130 кг. Он мог убить подследственного одним ударом, чем очень гордился. «На счету другого сотрудника для особых поручений Петра Магго, по мнению его коллег, было не менее 10 тыс лично расстрелянных. Умер Магго перед началом Великой Отечественной войны от алкоголизма. Примечательный факт: у коменданта НКВД Василия Блохина, отвечавшего за исполнение приговоров по всему Советскому Союзу, даже имелась специальная одежда для расстрелов: кожаный длинный фартук, краги, кепка и резиновые сапоги. Он носил все это, чтобы не запачкаться кровью и мозгами тех, кого расстреливал. По свидетельству генерала КГБ Токарева, Блохин застрелился в 1954 году после вызова в прокуратуру, когда его лишили генеральского звания и наград. Однако через несколько лет награды и звания ему были возвращены посмертно. Большинство исполнителей расстрелов не дожили до старости. Было три причины их преждевременной смерти: алкоголизм, шизофрения и самоубийство. Однако никто никого не судил. Никакого Нюрнбергского трибунала в России не было».
Сравнение с Нюрнбергским процессом заставляет задуматься о том, какой режим был хуже: сталинский или нацистский?
«Я думаю, они обменивались опытом», – считает Головкова. – «К примеру, специальные автомобили – автозаки для перевозки заключенных, в которых выхлопная труба направлялась внутрь, и несчастные жертвы умирали по пути в крематорий – это изобретение советских чекистов. Гитлеровцы просто этот метод усовершенствовали, применив газовые камеры в лагерях смерти».
На месте окаянном
Сухановская тюрьма сейчас выглядит, так как будто её и не было. На месте монастыря опять монастырь. В царское время был девичий, ныне – мужской. В обители четыре монаха и пять послушников. Они усердно молятся и трудятся, а о времени террора стараются не вспоминать. Подвалы, где пытали узников, засыпаны землей, заасфальтированы, замурованы еще при в советское время, когда строения монастыря передавались РПЦ. Камеры, где сидели обречённые на смерть, снова стали кельями. Храм Святой Екатерины, где расстреливали людей, а затем сжигали трупы в печи, отреставрировали и в буквальном смысле слова привели в божеский вид. В кабинете Лаврентия Павловича Берии сейчас кабинет настоятеля владыки Тихона. Поговорить с настоятелем мне не удалось: женщинам в мужской монастырь не положено. Единственное, что сейчас напоминает в святом месте о месте окаянном – музей Сухановской тюрьмы, созданный трудами послушника Виктора, художника по образованию. Это один из немногих музеев ГУЛАГа в России.
Весь музей размещается в одной комнате, точнее, келье. Посетители в нем – нечастые гости. Здесь редко бывают экскурсии, православные паломники не спешат заглянуть сюда перед церковной службой. Музей не может похвастаться большим количеством экспонатов. За стеклянной витриной – кусочки паркета из кабинета Лаврентия Павловича, по которому ступала нога кровавого наркома, алюминиевые миски, из которых узники хлебали баланду и кашу–шрапнель, телефон, по которому отдавались смертельные приказы, и чекистский наган, из которого эти приказы, возможно, исполнялись. Маленькие фотографии узников Сухановки на стенде, картины маслом, написанные послушником Виктором: конвоир с овчаркой ведет этап, узник с расширенными от ужаса глазами в одиночной камере. Скульптура, вылепленная из воска – Лаврентий Павлович Берия в знаменитом пенсе. Комиссар госбезопасности сидит, словно живой, так и кажется, вот – вот встанет, спустится на лифте в подвал, чтобы лично вести допросы с пристрастием.
«Скажите, вам здесь не страшно жить?» – спрашиваю я послушника Виктора. – «Призраки убиенных не бродят по монастырю?»
«Никто не здесь бродит!» – улыбается послушник. – «Бояться нечего! Вот я, например, живу в бывшей камере. Да, не скрою, порой думаю: кто же жил здесь до меня и что думал в свои последние минуты?! Но стараюсь такие мысли отогнать. Невозможно об этом все время поминать, так можно и разум потерять!»
– Молитесь за убиенных?
– Православные могут молиться только за православных, за тех, кто принадлежал к христианской Церкви. Почти все сухановские узники были атеистами. И многие до того как стать жертвами, сами были палачами. А если не убивали, значит, одной веры, одной идеологии были с убийцами. А молиться о безбожниках, отступниках, коммунистах церковное учение не велит! Мы молимся за Православного Царя Николая II Романова, которого убили эти христопродавцы! Все грехи и злодеяния народа русского начались с этого убийства. Не знаю, когда Бог простит Россию?
Виктор тяжело вздыхает и спешит к вечерне. «Господу помолимся!» – торжественно поет хор мужских голосов. Над куполом храма Святой Екатерины тихо заходит солнце, сварливо кричат вороны, из трапезной доносятся запахи борща и свежего хлеба. Трудно поверить, что еще примерно пол–века назад в этой мирной обители трупов было больше, чем живых людей. Так же и в тысячах других уголков России, объединённых общим словом – «архипелаг ГУЛАГ».
Екатерина Лушникова - журналист, проживает в г. Кирове.
opendemocracy.net
Парковка Свято-Екатерининского монастыря находится перед Южными воротам. Координаты 55°32"9.03"С 37°39"56.71"В.
Жизнь монастыря насыщенна такими событиями, которые, мне кажется, похожи на плавание корабля, построенный для большого путешествия, но который, по нелепому стечению обстоятельств, находится десятилетиями то в мертвом штиле, то в волнах цунами. Оттенки серого в виде легкого бриза, бывают на протяжении нескольких дней, в основном только белое или черное.
Строительство монастыря началось в 1658 году, по приказу царя Алексея Михайловича, после видения ему во сне Святой Екатерины с вестью о рождении дочери. Как и все монастыри, в 1917-ом, монастырь был закрыт, прихожанам оставили только надвратную церковь. Служителей монастыря, на тот момент довольно престарелых людей, прихожане забрали по своим семьям. В 31-м закрыли и эту церковь.
Восстановление началось в 1992 году. Сейчас на территории монастыря светло, уютно, современно-красиво, полное умиротворение. Не смотря на выходной день, паломников мало. В монастыре, кстати, нет гостиницы для паломников, расселиться можно по окрестным гостиницам и санаториям.
С 1931-года, по приказу Сталина, в монастыре расположилась тюрьма для особо опасных и высокопоставленных врагов народа. В неё был заключен на девять месяцев и позже растрелян сам устроитель этой тюрьмы - организатор и исполнитель политических репрессий, глава НКВД Ежов Николай Иванович. На суде Ежов признался, что мало чистил ряды госбезопасности и народа вообще, всего почистил 14 тысяч, а это мало. В последствии, под давлением пыток и истязаний, признался в шпионаже на Англию своей жены и её любовника, шпионаже многих своей друзей и проверенных коллег, которых в последствии расстреливали целыми семьями вместе с детьми.
В официальных документах сие место называлось "Спецобъект №110", в обиходе - Сухановка, по названию находящейся недалеко усадьбе Суханово.
В начале 30-х годов, Сталиным была передана шифрограмма с приказом разрешить физическое воздействие на заключенных, которые особо упираются при дознании. Прикрываясь этим приказом над людьми не просто издевались морально и избивая, а применяли орудия пыток, которым позавидовала бы инквизиция. Были придуманы камеры холодные и горячие, камеры, в которых можно было только стоять (на несколько дней лишение сна), дыбы, избивали резиновыми дубинками до полумертвого состояния. Причем перед тем как осужденного отвести на расстрел традицией стало избивать его до полусмерти.
На территории монастыря сейчас есть музей Спецобъекта №110. Искренне, иногда по-детски, без современных компьютерных эффектов, с помощью гуаши, папье-маше и подручных материалов. воссозданы эпизоды того времени.
Арестован и расстрелян в 53-м. Обвинен в шпионаже в пользу Великобритании и других стран, стремлении к ликвидации Советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановлению господства буржуазии. Также Берию обвинили в моральном разложении, злоупотреблении властью, а также в фальсификации тысяч уголовных дел на своих сослуживцев в Грузии и Закавказье и организации незаконных репрессий (это Берия, согласно обвинению, совершал тоже действуя в корыстных и вражеских целях).
Саркофаг, внутри него, на обгоревших носилках, жгли трупы.
Братские корпуса, в период Сухановки в них располагались квартиры семейных народных комиссаров.
За импровизированным заграждением, слева, находится куст неопалимой купины, который вырастили из веточки в 2003 году. Веточку привезли из монастыря Святой Екатерины на Синае.
Правее в палатке продается всякие монастырские вкусности, а по правде - воду всякую газированную, свежайший серпуховской хлеб, всякие травки-чаи. Домашние мои гостинцы съели минут за 15.
В настоящее время монастырь возродился в полной мере, открыта воскресная школа, заново возродилась иконопись, художественная роспись, вышивка золотом, резьба по дереву. Поскольку внутри храма все было подвергнуто опустошению и разрушению, то в 90-м году монахи заново сами расписывали стены и своды. Вплоть до 1991 года, с момента печальной Сухановки, все строения монастыря принадлежали структурам НКВД, КГБ, МВД. При последнем названии госструктуры в монастыре было учебное заведение.