Певучесть есть в морских анализ. Визуальный комментарий к стихотворению Ф. И. Тютчева "Певучесть есть в морских волнах"

Шорох

Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,

Созвучье полное в природе, -

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?

И отчего же в общем хоре

Душа не то поет, что море,

Другие редакции и варианты

3   И [тихой] мусикийский шорох

После 12  И от земли до крайних звезд

Все безответен и поныне

Глас вопиющего в пустыне

Души отчаянной протест?

Автограф - РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 6.

КОММЕНТАРИИ:

Автограф - РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 6.

Списки - Муран. альбом (с. 125–126), с пометой: «11 мая 1865»; Альбом Тютч. - Бирилевой (с. 40), с той же датой.

Первая публикация - РВ. 1865. Т. 58. Август. С. 432. Вошло в Изд. 1868. С. 215; Изд. СПб., 1886. С. 276; Изд. 1900. С. 279.

Печатается по списку Муран. альбома.

Автограф черновой. 3-я строка первоначально выглядела: «И тихой мусикийский шорох». Слово «тихой» зачеркнуто и наверху надписано: «стройный». Имеется 4-я строфа, отсутствующая и в списках, и в печатных текстах, начиная с Изд. 1868.

В качестве эпиграфа выбрана строка римского поэта Авзония (IV в. до н. э.), с заменой «in» вместо «et»: «…или память ему изменила, или в руках у него было издание с этим вариантом», - объясняет А. И. Георгиевский в работе «Тютчев в 1862–1866 гг.»(цит. по: Тютч. в восп. С. 200). Георгиевский сообщает, что был вынужден обратиться за справками к профессору Петербургского университета И. И. Холодняку, который привел полный текст стиха Авзония:


Est et arundineis modulatio musika ripis,

Cumque suis loquitur tremulum comapinea ventis


(«И поросшим тростником берегам свойственна музыкальная гармония, и косматые макушки сосен, трепеща, говорят со своим ветром» - лат. ). Изд. 1868, Изд. СПб., 1886 ошибочно печатали эпиграф в качестве заглавия стихотворения.

РВ следует за автографом, сохраняя все 16 поэтических строк. Относительно четвертой строфы Георгиевский писал: «Когда и кем и по каким соображениям была опущена эта строфа в печатных изданиях, об этом, к сожалению, мне не довелось расспросить самого Тютчева, да очень может быть, что он ничего и не знал об этом пропуске в тех изданиях, которые появились еще при его жизни. Быть может, тогдашняя наша цензура была против третьего стиха в этой строфе, как заимствованного из Священного Писания, а также и против четвертого стиха, так как душе христианина не подобает впадать в отчаяние, ни протестовать против велений Неба, а может быть, и сам поэт нашел некоторую неясность и неопределенность в этой строфе, некоторое неудобство привести слова из Священного Писания не в том смысле, как они были сказаны, или нашел всю эту строфу чрезмерно мрачною по своему содержанию; но несомненно, она вполне соответствовала тогдашнему его настроению, в котором он готов был отчаянно протестовать против преждевременной смерти столь любимых им существ (Е. А. Денисьевой, «последней любви» Тютчева, скончавшейся в 1864 г., и двух их маленьких детей - Лёли и Коли, умерших в начале мая 1865 г. - Ред. ) и не раз задавал себе вопрос, стоило родиться на свет Божий этой бедной Лёле (старшей Лёле, Е. А. Денисьевой. - Ред. ), самым рождением своим причинившей столько горя многим лицам» (Тютч. в восп. С. 200). Стихотворение родилось после похорон маленьких Лёли и Коли. Мари, сводная сестра Е. А. Денисьевой, была «большим утешением и отрадою» Тютчева в те дни, вспоминает Георгиевский. «Погода стояла чудесная, какая нередко бывает в Петербурге в первой половине мая, - писал он, - и они вместе с Федором Ивановичем в открытой коляске отправлялись то на Волково кладбище, на могилу обеих Лёль и Коли, то на Острова. В одну из таких поездок Федор Иванович на случившемся у него в кармане листке почтовой бумаги, сидя в коляске, написал карандашом для Мари свое прекрасное стихотворение с эпиграфом: «Est in arundineis modulatio musika ripis…» (Тютч. в восп. С. 199). Четвертая строфа не появилась в Изд. 1868 , скорее всего, с ведома Тютчева; отсутствует она и в списках, сделанных дочерью поэта. Могла сыграть роль и неточность рифмы: «звезд» - «протест» (хотя, конечно, «звезд» читалось с е - не ё ).

По поводу первого появления стихотворения в печати И. С. Аксаков написал Е. Ф. Тютчевой: «В «Русском вестнике», в последней книжке, напечатаны стихи Федора Ивановича. Прекрасные стихи, полные мысли, не нравится мне в них одно слово, иностранное: протест» (Последняя любовь. С. 60). «По-видимому, - отмечает К. В. Пигарев, - мнение Аксакова было принято Тютчевым во внимание: в списке М. Ф. Бирилевой последняя строфа, заканчивающаяся словами «протест», отсутствует. Нет оснований думать, чтобы дочь поэта самовольно решилась сократить эту строфу. Вместе с тем очевидно и то, что список предшествует Изд. 1868 г., а не наоборот» (Лирика I. С. 423–424). Впрочем, в Изд. 1984 (текстологическую подготовку текста осуществил Пигарев) стихотворение напечатано с 4-й строфой (см. с. 202).

Несогласие с мнением И. С. Аксакова высказал Б. М. Козырев: «Можно пожалеть, что в издании «Литературных памятников» последняя строфа была в угоду аксаковскому мнению устранена из текста. Пронзительность стилистического диссонанса этой строфы: «И от земли до крайних звезд / Все безответен и поныне / Глас вопиющего в пустыне, / Души отчаянный протест» - глубоко соответствует трагическому содержанию стихотворения. А с исчезновением ее исчезла и вся трагичность, весь смысл этой вещи, представлявшей собой вопль о «заброшенности» человека в музыкально стройной, но чуждой ему Вселенной»(ЛН-1. С. 87).

«Здесь читатель находит, с помощью комментария, чисто тютчевскую амальгаму цитат из Авзония, книги пророка Исайи из Библии и «Мыслей» Паскаля. Кроме того, Грэгг обнаружил в 3-й строфе парафразу из Шиллера («Die Räuber», IV, 5).

Ко всем этим источникам я добавил бы, пожалуй, еще два: пифагорейско-платоническое учение о мировой гармонии («Невозмутимый строй во всем, / Созвучье полное в природе…») и, наконец, в парадоксальнейшем контрасте с этой философией, выражение «отчаянный протест», словно бы сошедшее со страниц радикальной журналистики 60-х годов. А все вместе есть настоящее тютчевское творение. Наряду со многими иными элементами оно (как и ряд других его «чисто философских», т. е. построенных больше на размышлении, чем на поэтической интуиции вещей) содержит выпады против рационалистического, картезианско-спинозистского представления о природе как о бездушном механизме» (там же).

Л. Н. Толстой отметил стихотворение буквами «Т. Г.!» (Тютчев. Глубина!).

Интерпретируя стихотворение, В. Я. Брюсов писал: «Но человек не только - ничтожество, малая капля в океане природы, - он еще в ней начало дисгармонирующее. Человек стремится укрепить свою обособленность, свою отдельность от общей мировой жизни, и этим вносит в нее разлад» (Брюсов В. Я. Ф. И. Тютчев. Смысл его творчества // Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1975. Т. 6. С. 197).

В. Ф. Саводник замечал: «Природа живет своей особенной, цельной и самодовлеющей жизнью, полной красоты и величия и гармонии, но чуждой всему человеческому и равнодушной к нему. Именно этой цельности и полноты бытия нет у человека, которому не дано слиться воедино с природой, приобщиться к загадочной и прекрасной мировой жизни. Поэт с грустным недоумением останавливается перед вопросом об этом разладе между человеком и природой, задумывается над его причинами» (Саводник. С. 187).

«Первоначальный грех в исконном эгоизме человека, - утверждал Д. С. Дарский. - Это он мешает войти в созвучный строй природы. Человек выделил себя из природы. Преувеличенно привязанный к своей обособленности, он оторвался от единодушной цельности мирозданья и упорствует в немощном самоутверждении. В человеке нет ни отклика, ни причастия к вселенской жизни, и несогласимым диссонансом звучит он в общем хоре» (Дарский. С. 124).

По мысли Д. С. Мережковского, Тютчев сначала думал, что «в мире человеческом - ложь и зло, но в мире стихийном - истина и благо…» (Мережковский. С. 82). Поставленный в стихотворении вопрос, считал исследователь, «остался без ответа, но зато углубился до бесконечности, когда вопрошающий увидел, что разлад - не только между человеком и природой, но и в самой природе, что зло - в самом корне бытия, в самой сущности мира как воли» (там же).

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах…» Ф.И. Тютчева было напечатано в журнале «Русский вестник» в 1865 году, а затем – в 1868 году. По поводу первой редакции И.С. Аксаков писал Е.Ф. Тютчевой: «В Русском вестнике, в последней книжке, напечатаны стихи Федора Ивановича. Прекрасные стихи, полные мысли, не нравится мне в них одно слово, иностранное: протест» . Мнение Аксакова, очевидно, было принято Тютчевым во внимание: в списке М.Ф. Тютчевой-Бирилевой (1865) четвертая строфа отсутствует. Как отмечают исследователи, вряд ли дочь поэта самовольно сократила последнюю строфу. Вероятно, редактированием произведения занимался сам Тютчев. Написано же стихотворение было в Петербурге, во время поездки на острова. В это время умерла возлюбленная поэта, Е. Денисьева. И вместе с ее сестрой, М. А. Георгиевской, ездил на острова, где они вспоминали о покойной. Утраченная строфа представляла собой риторический вопрос, в котором угадывались чувства поэта:

И от земли до крайних звезд
Все безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

Произведение мы можем отнести к философской и пейзажной лирике. Жанр его – лирический фрагмент. Основная тема – гармоничная, разумная жизнь природы и дисгармония человеческого существования.
Эпиграф к стихотворению («Есть музыкальная стройность в прибрежных тростниках») заимствован у римского поэта IV века до н. э. Авзония. В первой строфе поэт утверждает, что в природе есть «певучесть», музыкальность, созвучие «ее дум и чувств». Несмотря на споры, гармонично сосуществуют все стихии – вода, воздух, огонь и земля. Стройная музыка слышится ему в шуршании камышей. Природа у Тютчева самодостаточна, значительна, спокойна и непоколебима. Все в ней гармонично, разумно, упорядоченно, в отличие от человеческой жизни:

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Человек в этом произведении – «мыслящий тростник». Этот образ восходит к известному афоризму Паскаля: «Человек не более как самая слабая тростинка в природе, но это – тростинка мыслящая». И в душе человека, и в самом существовании его нет того созвучья дум и чувств, той полноты и гармонии, что разлита в природе. Сама свобода его – призрачна. И это, по Тютчеву, одна из трагедий человечества:

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?

Стихотворение заканчивается риторическим вопросом, который остается у поэта без ответа. В подтексте его угадывается и отчаяние, и мысль о неразумности человеческой судьбы и призрачности счастья, и осознание глубочайшего драматизма этого разлада, диссонанса в существовании человека и природы.
В основе композиции произведения лежит принцип антитезы. Стихотворение делится на две части. Первая часть – это описание «созвучья полного» в природе. Вторая часть – мучительное ощущение диссонанса нашего существования. Песня человеческой судьбы не может звучать в унисон с природой. У Тютчева звучит протест против этой несправедливости: «ропщет мыслящий тростник». Это бунт жизни и любви против смерти, обращенный к равнодушной, самодостаточной природе.
Стихотворение написано катренами, размер его – четырехстопный ямб, перебиваемый местами пиррихиями. Рифмовка – кольцевая. Поэт использует скромные средства художественной выразительности: эпитет («в зыбких камышах», «призрачной свободе»), метафору («душа не то поет, что море»), синтаксический параллелизм («Певучесть есть в морских волнах, Гармония в стихийных спорах»), риторический вопрос («И отчего же в общем хоре Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник?»).
Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах…» как нельзя лучше отражает мироощущение поэта. Как точно заметил один из критиков, «чувство пропасти», на краю которой находится каждый человек в каждое мгновение своей жизни, – удивительное свойство, придающее поэзии Тютчева головокружительную остроту. Присутствие этой «всепоглощающей и миротворной бездны» в стихах и письмах Тютчева роднит его с Паскалем, ставившем между собой и пространством стул, чтобы отгородиться от мерещившейся ему пропасти»

https://infourok.ru/vizualnyy_kommentariy_k_stihotvoreniyu_f._i._tyutcheva_pevuchest_est_v_morskih_volnah-489817.htm

Est in arundineis modulatio musica ripis. 1


Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -
Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что, море,
И ропщет мыслящий тростник ?

И от земли до крайних звезд
Всё безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

1 Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках (лат.).

Май 11. Петербург. «Певучесть есть в морских волнах...» (Лирика . Т. I. С. 199, 423-424 (датируется по списку М. Ф. Бирилевой); ПССП . Т. 2. С. 142, 508-511.)

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах»поэта, чье творчество традиционно относят к « чистому» искусству написано 11 мая в 1865году в непростое для поэта время. Примечательно, что прочитав данное творение, Л. Н. Толстой писал: «Глубина!» Нам, представителям XXI века, также хочется постичь эту «глубину», которую заметил писатель.

Читая первую строфу стихотворения, невольно задаешься вопросом: «Что такое мусикийский шорох»?

Семантика слова

мусикия -"музыка", цслав., др.-русск. мусикия (с XII–XVIII в.; см. Огиенко, РФВ 77, 168). Из греч. μουσική. Позднее вместо него – му́зыка (см.)

«мусикийский»- (устар.) – музыкальный

мусикия (-сѵк-, -и́а), и, ж. Слав. То же, что музыка. Пирование, и трапеза Царская, .. с сладкогласным пѣнием, трубами, и мусикиею. Вед. II 258. Внезапу богиня Фортуна явилась <на сцене>, сидя на шарѣ, и в руках имѣя колесцо, которыя также по мусикии движение имѣли. Арг. II 248. Сей глас был поющей в ночи дщери Малоровой; знала бо колико может звук приятной мусикии умилить душу мою. Зрит. II 151. | В сравн. Глас сладок, яко мусикия. Бобр. Херс. 237.

Мусики́йский (-зик-, -зык-, -сѵк-), ая, ое . Tѣ часы <на воротах ратуши> бьют перечасье мусикийским согласием. Пут. Тлст. I 321. Мы вдруг услышали .. гласы разных музыкийских орудий. Маркиз V 88. Разтлѣвающие душевныя силы мусикийские гласы тамо <в царских чертогах> слышимы. Хрс. Кадм 27.

Данное слово считалось уже устаревшим в XIX веке. Но почему именно шорох мусикийский струится в камышах? С какой целью поэт использует этот архаизм? И как писал Ю. Н. Тынянов: « Тютчев вырабатывает особый язык, изысканно архаистический». Поэтому не возникает сомнения, что архаизм был осознанной принадлежностью его стиля. Этот эпитет Федор Иванович использует неслучайно. Обратимся к эпиграфу стихотворения: «Est in arundineis modulatio musica ripis.» , что значит «Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках». Строки принадлежат римскому поэту IVв. до н. э Авсонию.

Авсоний (Ausonius) Децим Магн - лат. поэт; род. ок. 310, Бурдигала (совр. Бордо, Франция), ум. в 393/394 там же. Происходил из знатного галльского рода. С 334 по 364 был преподавателем грамматики и риторики в Бурдигале; с 364 - воспитателем будущего имп. Грациана (375–383). При Грациане А. занимал высокие должности в Римской империи, был префектом Галлии, в 379 - консулом.

Происходил из знатного галльского рода. С 334 по 364 был преподавателем грамматики и риторики в Бурдигале; с 364 - воспитателем будущего имп. Грациана (375–383). При Грациане А. занимал высокие должности в Римской империи, был префектом Галлии, в 379 - консулом. В его поэзии эрудиция в области классической лат. и греч. поэзии соединяется с риторическим мастерством; большую часть наследия А. составляют лит. эксперименты: Eclogae (Книга эклог), Griphus ternarii numeri (Гриф о числе три), Technopaegnion (Технопегнии). Поэзия А. во многом автобиографична: циклы Parentalia (О родных), Commemoratio professorum Burdigalensium (О преподавателе).

Опять вопрос: Авсония не причисляли к числу выдающихся поэтов Римской империи. Но вот, что пишет М. Л. Гаспаров в своей статье «Авсоний и его время». «Иногда говорится, что великие поэты отличаются от малых тем, что у великих даже небольшое произведение вмещает картину большого мира». Это не так: на это способны и малые поэты, когда у них в руках надежный набор рабочих приемов. Авсоний вместил свою широкую и структурно четкую картину мира в скромную похвалу не слишком большой реке; средства для этого ему дала античная риторика.

Нужно отметить, что поэтическое признание к Тютчеву тоже пришло не сразу, и его творчество современниками не было высоко оценено.

Обратимся к первоисточникуАвсоний

Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках;
Гармонию его мы слышали однажды,
И ноты знали все, и такт умолкший каждый
Читали наизусть в далёких тех веках;

И тайны бытия держали мы в руках,
И посреди воды не гибли мы от жажды…
Но преданное раз – не повторится дважды,
Как не воскреснет жизнь в увядших лепестках.

Та музыка ушла, гармония распалась,
И, умудрённым, нам преданье лишь осталось,
Как козлоногий бог полуденной порой

Срезал тростник и звуком тешился чудесным,
Как нимф он в хоровод сзывал своей игрой,
И как жалел людей, забывших о небесном...

Ф. И. Тютчев

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что, море,
И ропщет мыслящий тростник ?

И от земли до крайних звезд
Всё безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

Мая 1865

Сопоставив два стихотворения, понимаем, что мусикийский шорох может струиться из тростника, в который превратилась нимфа Сиринга, о которой говорили древнегреческие мифы.

Пан и Сиринга

Н е миновали Пана стрелы златокрылого Эрота и полюбил он прекрасную нимфу Сирингу. Горда была нимфа и отвергала любовь всех. Любимым занятием ее была охота и часто Сирингу принимали за Артемиду, так прекрасна была юная нимфа в своей короткой одежде, с колчаном за плечами и с луком в руках. Как две капли воды, походила она тогда на Артемиду, лишь лук ее был из рога, а не золотой, как у великой богини. Однажды увидел Пан Сирингу и хотел подойти к ней. Взглянула на Пана нимфа и в страхе обратилась в бегство. Едва поспевал за ней Пан, стремясь догнать ее. Но вот путь пресекла река. Куда бежать нимфе? Простерла к реке руки Сиринга и стала молить бога реки спасти ее. Бог реки внял мольбам нимфы и превратил ее в тростник. Подбежавший Пан хотел уже обнять Сирингу, но обнял лишь гибкое, тихо шелестевшее растение. Стоит Пан, печально вздыхая, и слышится ему в нежном шелесте тростника прощальный привет прекрасной Сиринги. Срезал несколько тростинок Пан и сделал из них сладкозвучную свирель, скрепив неравные коленца тростника воском. Назвал бог лесов, в память о нимфе, свирель сирингой. С тех пор великий Пан любит играть в тени лесных деревьев на свирели - сиринге, оглашая ее нежными звуками окрестные горы.

Анализ стихотворения

1. История создания произведения.

2. Характеристика произведения лирического жанра (тип лирики, художественный метод, жанр).

3. Анализ содержания произведения (анализ сюжета, характеристика лирического героя, мотивы и тональность).

4. Особенности композиции произведения.

5. Анализ средств художественной выразительности и стихосложения (наличие тропов и стилистических фигур, ритмика, размер, рифма, строфика).

6. Значение стихотворения для всего творчества поэта.

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах…» Ф.И. Тютчева было напечатано в журнале «Русский вестник» в 1865 году, а затем – в 1868 году. По поводу первой редакции И.С. Аксаков писал Е.Ф. Тютчевой: «В Русском вестнике, в последней книжке, напечатаны стихи Федора Ивановича. Прекрасные стихи, полные мысли, не нравится мне в них одно слово, иностранное: протест». Мнение Аксакова, очевидно, было принято Тютчевым во внимание: в списке М.Ф. Тютчевой-Бирилевой (1865) четвертая строфа отсутствует. Как отмечают исследователи, вряд ли дочь поэта самовольно сократила последнюю строфу. Вероятно, редактированием произведения занимался сам Тютчев. Написано же стихотворение было в Петербурге, во время поездки на острова. В это время умерла возлюбленная поэта, Е. Денисьева. И Тютчев вместе с ее сестрой, М. А. Георгиевской, ездил на острова, где они вспоминали о покойной. Утраченная строфа представляла собой риторический вопрос, в котором угадывались чувства поэта:

И от земли до крайних звезд
Все безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

Произведение мы можем отнести к философской и пейзажной лирике. Жанр его – лирический фрагмент. Основная тема – гармоничная, разумная жизнь природы и дисгармония человеческого существования.

Эпиграф к стихотворению («Есть музыкальная стройность в прибрежных тростниках») заимствован у римского поэта IV века до н. э. Авзония. В первой строфе поэт утверждает, что в природе есть «певучесть», музыкальность, созвучие «ее дум и чувств». Несмотря на споры, гармонично сосуществуют все стихии – вода, воздух, огонь и земля. Стройная музыка слышится ему в шуршании камышей. Природа у Тютчева самодостаточна, значительна, спокойна и непоколебима. Все в ней гармонично, разумно, упорядоченно, в отличие от человеческой жизни:

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, -
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Человек в этом произведении – «мыслящий тростник». Этот образ восходит к известному афоризму Паскаля: «Человек не более как самая слабая тростинка в природе, но это – тростинка мыслящая». И в душе человека, и в самом существовании его нет того созвучья дум и чувств, той полноты и гармонии, что разлита в природе. Сама свобода его – призрачна. И это, по Тютчеву, одна из трагедий человечества:

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?

Стихотворение заканчивается риторическим вопросом, который остается у поэта без ответа. В подтексте его угадывается и отчаяние, и мысль о неразумности человеческой судьбы и призрачности счастья, и осознание глубочайшего драматизма этого разлада, диссонанса в существовании человека и природы.

В основе композиции произведения лежит принцип антитезы. Стихотворение делится на две части. Первая часть – это описание «созвучья полного» в природе. Вторая часть – мучительное ощущение диссонанса нашего существования. Песня человеческой судьбы не может звучать в унисон с природой. У Тютчева звучит протест против этой несправедливости: «ропщет мыслящий тростник». Это бунт жизни и любви против смерти, обращенный к равнодушной, самодостаточной природе.

Стихотворение написано катренами, размер его – четырехстопный ямб, перебиваемый местами пиррихиями. Рифмовка – кольцевая. Поэт использует скромные средства художественной выразительности: эпитет («в зыбких камышах», «призрачной свободе»), метафору («душа не то поет, что море»), синтаксический параллелизм («Певучесть есть в морских волнах, Гармония в стихийных спорах»), риторический вопрос («И отчего же в общем хоре Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник?»).

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах…» как нельзя лучше отражает мироощущение поэта. Как точно заметил один из критиков, «чувство пропасти», на краю которой находится каждый человек в каждое мгновение своей жизни, – удивительное свойство, придающее поэзии Тютчева головокружительную остроту. Присутствие этой «всепоглощающей и миротворной бездны» в стихах и письмах Тютчева роднит его с Паскалем, ставившем между собой и пространством стул, чтобы отгородиться от мерещившейся ему пропасти».

Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах» - это осмысление автором человеческой жизни и окружающей его природы через тему музыки. К стихотворению дан эпиграф, открывающий эту тему: «есть музыкальная стройность в прибрежных тростниках», и далее «полное созвучие природы» вступит в конфликт с «отчаянным протестом» человеческой души. И именно тема музыки, тема искусства дает автору возможность говорить об этом конфликте, позволяет увидеть в этой особой реальности диссонанс, «разлад» природы и человека.

Первая строфа стихотворения о гармонии в природе, в том числе и о гармонии в «спорах» людей, но при условии, что эти споры «стихийны», то есть естественные, природные. Строфа синтаксически однородна, без обособленных осложнений, что усиливает общее стройное, гармоничное восприятие. Также на это «работает» и аллитерация. Эти приемы создают некоторую структуру, конструкцию первой строфы. Музыка – это некая стройная система, как и природа, встроенная в гармоничную структуру. И та музыкальная, природная стройность противопоставляется хаосу, разладу.

Во второй строфе стихотворения начинается основной конфликт – разлад «природного созвучия» и человеческой души. Столкновение этих тем пунктуационно выделяется очень «тяжелыми» знаками препинания: запятой и тире, что выделяет и усиливает данный конфликт. В природе «полное созвучье», но человеческая душа отстранена от этой гармонии, человек «призрачно свободен» и находится в разладе со стройной музыкальностью природы.

Третья строфа состоит из двух риторических вопросов: откуда возник тот разлад и почему. В этой же строфе дается ответ: душа, как и тростник, «мыслит и ропщет» в разлад с общим хором.

В последней строфе появляется евангельский, божественный мотив. «Глас вопиющего», его протест, не только дисгармоничен природной музыке, но и остается без Божьего ответа, он не слышен «от земли до крайних звезд».

Почему человеческая душа вступает в конфликт с гармоничной природной музыкой? Автор отвечает на этот вопрос в стихотворении следующим образом: потому что человек «мыслящий», а природный строй «невозмутим».

Итак, в стихотворении Ф.И.Тютчева «Певучесть есть в морских волнах» через тему природной музыкальной стройности раскрывается конфликт гармонии природы и протеста человеческой души.

Человек мыслит, он чувствует себя одиноким в мире («в пустыне»), он ропщет, выражает протест Богу, он осознает свой разлад с природой. Почему? Потому что человеку дана, пусть и призрачная, но свобода, тогда когда природа лишь «невозмутима».