Любовная поэзия маяковского. «Любовная лирика В. В. Маяковского
В. Маяковский «Про это». Обложка работы Александра Родченко. Москва, 1923.
В 1922 году поэт пишет поэму «Люблю» — своё самое светлое произведение о любви. Маяковский тогда переживал пик своего чувства к Л. Брик, потому и был уверен:
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Татьяна Яковлева, 1932, Париж.
Здесь поэт размышляет о сущности любви и её месте в жизни человека. Продажной любви Маяковский противопоставил любовь истинную, страстную, верную.
Но затем вновь в поэме «Про это» лирический герой предстаёт страдающим, мучимым любовью. Это был переломный момент в их отношениях с Брик.
То есть можно заметить, как тесно переплетаются в творчестве Маяковского чувства поэта и чувства лирического героя.
В начале 1929 года в журнале «Молодая гвардия» появилось «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви». Из этого стихотворения видно, что в жизни Маяковского появилась новая любовь, что «опять в работу пущен сердца выстывший мотор». Это была Татьяна Яковлева, с которой поэт встретился в Париже в 1928 году. Посвящённые ей стихотворения «Письмо товарищу Кострову…» и
Сочинение
Любовная тема — одна из ведущих в лирике В. Маяковского. В дореволюционный период творчества поэта она нашла воплощение в его многочисленных стихотворениях и поэмах «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек». Изображение неразделенной любви, характерное для этого периода творчества Маяковского, позволило поэту раскрыть трагедию человека в бездушном мире равнодушных и жестоких людей. Искренне чувство здесь обесценено корыстью, денежным интересом. На мой взгляд, формула «деньги, любовь, страсть», прозвучавшая в поэме «Облако в штанах», очень четко определяет отношение «раннего» Маяковского к этому чувству.
Октябрьская революция, по мнению поэта, создала условия для торжества любви, счастья, радости. Именно эта мысль нашла яркое выражение в поэме Маяковского «Люблю» (1922г.) — произведении о большом чувстве во всех его проявлениях. Можно сказать, что это поэтическая песнь о том, как зарождалось, расцветало и обретало свои зрелые формы испепеляющая любовь.
«Стадии развития» человеческой любви отражает и композиция произведения — оно состоит из главок с «говорящими» названиями: «Мальчишкой», «Юношей», «Мой университет», «Взрослое» и т. д. Таким образом, перед нами раскрывается человеческий характер в развитии, вернее, в становлении любовного чувства.
«Гранада-любовь» — так определяет Маяковский отношение своего героя ко всему прекрасному в жизни. Но этот же «сердечный комок» включает в себя и «гранаду-ненависть» ко всему отвратительному.
Утверждая право человека ненавидеть во имя любви, Маяковский в ходе эволюции своего лирического героя показывает, как его чувства становятся социально осмысленными. В противоположность «кучерявым лирикам», пишущим стишки «для спален», в поэме Маяковского любовь к женщине выступает как одно из проявлений способности человеческого сердца чувствовать, активно воспринимать жизнь во всех ее проявлениях.
«Люблю» заканчивается своеобразной клятвой верности и постоянству в любви:
Клянусь —
Неизменно и верно.
Понимание Маяковским природы любви в последний период его творческого пути находит наиболее яркое выражение в двух поэтических «письмах» — «Письме товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и в «Письме Татьяне Яковлевой».
Уже в заглавии «Письма товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» определена тема произведения — «о сущности любви». Диалог лирического героя с «товарищем Костровым» плавно перетекает в беседу с красавицей, «в меха и бусы оправленную». Именно этот разговор и определяет содержание стихотворения. Перед нами предстает человек, объятый любовью: «Я ж навек любовью ранен».
«Письмо товарищу Кострову…» — продолжение разговора на тему, начатую поэтом еще в поэмах «Человек» и «Люблю». И здесь он рассуждает о «любви-гранаде», о верности и постоянстве этого чувства. Если в поэме «Люблю» объятому чувственным пламенем лирическому герою противостоят мещанствующие «лирики» с их сентиментальной «любовинкой», то в «Письме товарищу Кострову…» «любви-гранаде» противостоит «прохожая пара чувств» с нехитрой формулой «разлюбила — уплыла». Истинную же любовь «не свадьбой мерить».
Маяковский дает нравственно-философское освещение «сущности любви»:
Что встает за горами грудей
Волосами-джунглями.
Мы видим, что поэт отказывается рассматривать физиологическую сторону этого чувства. Для него несравненно важнее то, что порождает любовь в сердце и душе человека. Обуреваемый чувством, герой стихотворения готов, «блестя топором, рубить дрова», творить, писать стихи. Этим Маяковский подчеркивает, что настоящее чувство побуждает человека на хорошие и большие дела: «Что опять // в работу пущен // сердца // выстывший мотор».
Мысль о единстве личного и общественного в человеке нового, социалистического общества, обозначившаяся в творчестве Маяковского начала 20-ых годов, с новой силой была поставлена в стихотворениях 1928 г. Пожалуй, нигде она не нашла столь яркого выражения, как в «Письме Татьяне Яковлевой»:
В поцелуе рук ли,
В дрожи тела
Близких мне
Моих республик
Должен пламенеть.
Эти строки, на мой взгляд, выражают итоговую позицию поэта. В них воедино сплавились «я» и «мы», революция и поэзия, история и «пламень любви».
Таким образом, любовная тема в лирике Маяковского претерпевает эволюцию. От чувства трагической неразделенности и «непонятости» своей любви лирический герой приходит к пониманию ее как возможности самовыражения, источника вдохновения и созидательной деятельности на благо людей.
Любовь
Девушка пугливо куталась в болото,
ширились зловеще лягушечьи мотивы,
в рельсах колебался рыжеватый кто-то,
и укорно в буклях проходили локомотивы.В облачные па́ры сквозь солнечный угар
врезалось бешенство ветряно́й мазурки,
и вот я – озноенный июльский тротуар,
а женщина поцелуи бросает – окурки!Бросьте города, глупые люди!
Идите голые лить на солнцепеке
пьяные вина в меха-груди,
дождь-поцелуи в угли-щеки.
Лиличка!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом умо́рят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
онлюбимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Несколько слов о моей жене
Морей неведомых далеким пляжем
идет луна -
жена моя.
Моя любовница рыжеволосая.
За экипажем
крикливо тянется толпа созвездий
пестрополосая.
Венчается автомобильным гаражом,
целуется газетными киосками,
а шлейфа млечный путь моргающим пажем
украшен мишурными блестками.
А я?
Несло же, палимому, бровей коромысло
из глаз колодцев студеные ведра.
В шелках озерных ты висла,
янтарной скрипкой пели бедра?
В края, где злоба крыш,
не кинешь блесткой лесни.
В бульварах я тону, тоской песков овеян:ведь это ж дочь твоя -
моя песня
в чулке ажурном
у кофеен!
Пустяк у Оки
Нежно говорил ей -
мы у реки
шли камышами:
«Слышите: шуршат камыши у Оки.
Будто наполнена Ока мышами.
А в небе, лучик сережкой вдев в ушко,
звезда, как вы, хорошая, – не звезда, а девушка…
А там, где кончается звездочки точка,
месяц улыбается и заверчен, как
будто на небе строчка
из Аверченко…
Вы прекрасно картавите.
Только жалко Италию…»
Она: «Ах, зачем вы давите
и локоть и талию.
Вы мне мешаете
у камыша идти…»
Ко всему
Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо -
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.Вознес над суетой столичной одури
строгое -
древних икон -чело.
На теле твоем – как на смертном о́дре -
сердце
дни
кончило.В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотри́те -
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!Помните:
под ношей креста
Христос
секундуусталый стал.
Толпа орала:
«Марала!
Мааарррааала!»Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченным добровольцам
от человека пощады нет!Довольно!
Теперь -
клянусь моей языческой силою! -
дайте
любую
красивую,
юную, -
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!Око за око!
Севы мести в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:вся земля -
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!Око за око!
Убьете,
похороните -
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешеный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие по́том и базаром.Ночью вско́чите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей:
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.Да!
Затравленным зверем над миром выстою.Не уйти человеку!
Молитва у рта, -
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему, -
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!И когда,
наконец,
на веков верхи́ став,
последний выйдет день им, -
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь
пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!Грядущие люди!
Кто вы?
Вот – я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.
Отношение к барышне
Этот вечер решал -
не в любовники выйти ль нам? -
темно,
никто не увидит нас.
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
«Страсти крут обрыв -
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры».
Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви
Простите
меня,
товарищ Костров,
с присущей
душевной ширью,
что часть
на Париж отпущенных строф
на лирику
я
растранжирю.
Представьте:
входит
красавица в зал,
в меха
и бусы оправленная.
Я
эту красавицу взял
и сказал:
– правильно сказалили неправильно? -
Я, товарищ, -
из России,
знаменит в своей стране я,
я видал
девиц красивей,
я видал
девиц стройнее.
Девушкам
поэты любы.
Я ж умен
и голосист,
заговариваю зубы -
только
слушать согласись.
Не поймать
меня
на дряни,
на прохожей
паре чувств.
Я ж
навек
любовью ранен -
еле-еле волочусь.
Мне
любовьне свадьбой мерить:
разлюбила -
уплыла.
Мне, товарищ,
в высшей мере
наплевать
на купола.
Что ж в подробности вдаваться,
шутки бросьте-ка,
мне ж, красавица,
не двадцать, -
тридцать…
с хвостиком.
Любовь
не в том,
чтоб кипеть крутей,
не в том,
что жгут у́гольями,
а в том,
что встает за горами грудей
над
волосами-джунглями.
Любить -
это значит:
в глубь двора
вбежатьи до ночи грачьей,
блестя топором,
рубить дрова,
силой
своей
играючи.
Любить -
это с простынь,
бессонницей рваных,
срываться,
ревнуя к Копернику,
его,
а не мужа Марьи Иванны,
считая
своим
соперником.
Нам
любовь
не рай да кущи,
нам
любовь
гудит про то,
что опять
в работу пущен
сердца
выстывший мотор.Вы
к Москве
порвали нить.
Годы -
расстояние.
Как бы
вам бы
объяснить
это состояние?
На земле
огней – до неба…
В синем небе
звезд -
до черта.
Если б я
поэтом не́ был,
я бы
стал бы
звездочетом.
Подымает площадь шум,
экипажи движутся,
я хожу,
стишки пишу
в записную книжицу.
Мчат
автопо улице,
а не свалят на́земь.
Понимают
умницы:
человек -
в экстазе.
Сонм видений
и идей
полон
до крышки.
Тут бы
и у медведей
выросли бы крылышки.
И вот
с какой-то
грошовой столовой,
когда
докипело это,
из зева
до звезд
взвивается слово
золоторожденной кометой.
Распластан
хвост
небесам на треть,
блестити горит оперенье его,
чтоб двум влюбленным
на звезды смотреть
из ихней
беседки сиреневой.
Чтоб подымать,
и вести,
и влечь,
которые глазом ослабли.
Чтоб вражьи
головы
спиливать с плеч
хвостатой
сияющей саблей.
Себя
до последнего стука в груди,
как на свиданьи,
простаивая,
прислушиваюсь:
любовь загудит -
человеческая,
простая.
Ураган,
огонь,
вода
подступают в ропоте.Кто
сумеет
совладать?
Можете?
Попробуйте…
Письмо Татьяне Яковлевой
В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо -
собакам
озверевшей страсти.Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме, -
не гроза,
а этопросто
ревность
двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не пугайся
этой тряски, -
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы…
ну их! -
вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам,
а яревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты -
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны -
спортом
выпрямишь не многих, -
вы и нам
в Москве нужны,
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесьна ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.
Любовь
Мир
опять
цветами оброс,
у мира
весенний вид.
И вновь
встает
нерешенный вопрос -
о женщинах
и о любви.
Мы любим парад,
нарядную песню.
Говорим красиво,
выходя на митинг.
Но часто
под этим,
покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:«Вперед, товарищи…»
А дома,
забыв об арии сольной,
орет на жену,
что щи не в наваре
и что
огурцы
плоховато просолены.
Живет с другой -
киоск в ширину,
бельем -
шантанная дива.
Но тонким чулком
попрекает жену:
– Компрометируешь
пред коллективом. -
То лезут к любой,
была бы с ногами.
Пять баб
переменит
в течение суток.
У нас, мол,
свобода,
а не моногамия.
Долой мещанство
и предрассудок!С цветка на цветок
молодым стрекозлом
порхает,
летает
и мечется.
Одно ему
в мире
кажется злом -
это
алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
три года
судиться рад:
и я, мол, не я,
и она не моя,
и я вообще
кастрат.
А любят,
так будь
монашенкой верной -
тиранит
ревностью
всякий пустяк
и мерит
любовьна калибр револьверный,
неверной
в затылок
пулю пустя.
Четвертый -
герой десятка сражений,
а так,
что любо-дорого,
бежит
в перепуге
от туфли жениной,
простой туфли Мосторга.
А другой
стрелу любви
иначе метит,
путает
– ребенок этакий -
уловленье
любимой
в романические сети
с повышеньем
подчиненной по тарифной сетке…
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
подцепилабарынька.
Он работать,
а ее
не удержать никак -
бегает за клёшем
каждого бульварника.
Что ж,
сиди
и в плаче
Нилом нилься.
Ишь! -
Жених!
– Для кого ж я, милые, женился?
Для себя -
или для них? -
У родителей
и дети этакого сорта:
– Что родители?
И мы
не хуже, мол! -
Занимаются
любовью в виде спорта,
не успев
вписаться в комсомол.
И дальше,
к деревне,быт без движеньица -
живут, как и раньше,
из года в год.
Вот так же
замуж выходят
и женятся,
как покупают
рабочий скот.
Если будет
длиться так
за годом годик,
то,
скажу вам прямо,
не сумеет
разобрать
и брачный кодекс,
где отец и дочь,
который сын и мама.
Я не за семью.
В огне
и в дыме синем
выгори
и этого старья кусок,
где шипели
матери-гусыни
и детейстерег
отец-гусак!
Нет.
Но мы живем коммуной
плотно,
в общежитиях
грязнеет кожа тел.
Надо
голос
подымать за чистоплотность
отношений наших
и любовных дел.
Не отвиливай -
мол, я не венчан.
Нас
не поп скрепляет тарабарящий.
Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин
словом,
нас объединяющим:
«Товарищи».
В авто
«Какая очаровательная ночь!»
«Эта,
(указывает на девушку),
что была вчера,
та?»
Выговорили на тротуаре
«поч-
перекинулось на шины
та».
Город вывернулся вдруг.
Пьяный на шляпы полез.
Вывески разинули испуг.
Выплевывали
то «O»,
то «S».
А на горе,
где плакало темно
и городробкий прилез,
поверилось:
обрюзгло «O»
и гадко покорное «S».
Военно-морская любовь
По морям, играя, носится
с миноносцем миноносица.Льнет, как будто к меду осочка,
к миноносцу миноносочка.И конца б не довелось ему,
благодушью миноносьему.Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
впился в спину миноносочки.Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
а сбежала миноносица.Но ударить удалось ему
по ребру по миноносьему.Плач и вой морями носится:
овдовела миноносица.И чего это несносен нам
мир в семействе миноносином?
Следующий день
Вбежал.
Запыхался победы гонец:
«Довольно.
К веселью!
К любви!
Грустящих к черту!
Уныньям конец!»
Какой сногсшибательней вид?
Цилиндр на затылок.
Штаны – пила.
Пальмерстон застегнут наглухо.
Глаза -
двум солнцам велю пылать
из глаз
неотразимо наглых.
Афиш подлиннее.
На выси эстрад.
О, сколько блестящего вздора вам!
Есть ли такой, кто орать не рад:«Маяковский!
Браво!
Маяковский!
Здо-ро-воо!»
Мадам, на минуту!
Что ж, что стара?
Сегодня всем целоваться.
За мной!
Смотрите,
сие – ресторан.
Зал зацвел от оваций.
Лакеи, вин!
Чтобы все сорта.
Что рюмка?
Бочки гора.
Пока не увижу дно,
изо рта
не вырвать блестящий кран…
Домой – писать.
Пока в крови
вино
и мысль тонка.
Да так,
чтоб каждая палочка в «и»
просилась:
«Пусти в канкан!»Теперь – на Невский.
Где-то
в ногах
толпа – трусящий заяц,
и только
по дамам прокатывается:
«Ах,
какой прекрасный мерзавец!»
Любовная лирика В. В. Маяковского.
Любовь – вечная тема – проходит через всё творчество Владимира Маяковского, начиная с ранних стихов и кончая последним незавершённым стихотворением «Неоконченное». Относясь к любви как к величайшему благу, способному вдохновить на дела, на труд, Маяковский писал: «Любовь – это жизнь, это главное. От неё разворачиваются и стихи, и дела, и всё прочее. Любовь – это сердце всего. Если оно прекратит работу, всё остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявиться во всём». Для него характерна широта лирического восприятия мира. Личное и общественное сливалось в его поэзии. И любовь – интимнейшее человеческое чувство – в стихах Маяковского всегда связана с социальными чувствами поэта-гражданина.
Вся жизнь В. В. Маяковского со всеми её радостями и горестями, отчаянием, болью – в его стихах. Произведения поэта рассказывают нам о его любви, о том, когда и какой она была. В ранних стихах упоминание о любви встречается дважды: в цикле лирических стихов 1913 года «Я» и лирическом стихотворении «Любовь». О любви в них говорится вне связи с личными переживаниями поэта.
Известны многие адресаты лирики Владимира Маяковского - Лилия Брик, Мария Денисова, Татьяна Яковлева и Вероника Полонская.
В поэме «Облако в штанах» поэт рассказывает о своей безответной любви с первого взгляда в юную Марию Денисову, в которую он влюбился в 1914 году в Одессе. Он так охарактеризовал свои чувства:
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Эта трагическая любовь не выдумана. Сам поэт указывает на правдивость тех переживаний, какие описаны в поэме:
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», - сказала Мария.
Но исключительное по силе чувство приносит не радость, а страдания. Пути М. Денисовой и В. Маяковского разошлись. Тогда он воскликнул: «Любить нельзя!»
Но не любить Маяковский не мог. Прошло не более года и поэт влюбляется в Лилю Брик. Их отношения начались с того, что Маяковский посвятил ей поэму («Облако в штанах»), на которую его вдохновила другая (Мария Денисова), а закончились тем, что он назвал ее имя в посмертной записке. Отношения Владимира Маяковского и Лили Брик были очень непростыми, многие этапы их развития нашли отражение в произведениях поэта. Его чувства находят отражение в поэме «Флейта-позвоночник», написанной осенью 1915 года. И снова не радость любви, а отчаяние звучит со страниц поэмы:
Вёрсты улиц взмахами шагов мну,
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
Выдумалась ты, проклятая?!
Показательным для этих отношений может быть стихотворение "Лиличка! Вместо письма". Оно написано в 1916 году, но свет впервые увидело только в 1934 году. Сколько любви и нежности к этой женщине таят в себе строки:
Кроме моря любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон –
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
В 1922 году поэт пишет поэму «Люблю» - своё самое светлое произведение о любви. Маяковский тогда переживал пик своего чувства к Л. Брик, потому и был уверен:
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемли торжественно стих строкоперстый,
клянусь -
люблю
неизменно и верно!
Здесь поэт размышляет о сущности любви и её месте в жизни человека. Продажной любви Маяковский противопоставил любовь истинную, страстную, верную.
В феврале 1923 года была написана поэма «Про это». Здесь лирический герой предстаёт опять страдающим, мучимым неудовлетворённой любовью. Но рыцарский характер поэта не позволяет бросить хоть малейшую тень на образ возлюбленной:
- Смотри,
даже здесь, дорогая,
стихами громя обыденщины жуть,
имя любимое оберегая,
тебя
в проклятьях моих
обхожу.
1924 год был переломным в отношениях между Маяковским и Лилей Брик. Намек на это можно найти в стихотворении "Юбилейное", которое было написано к 125-летию со дня рождения Пушкина, 6 июня 1924 года:
Я
теперь
свободен
от любви
и от плакатов.
Шкурой
ревности
медведь
лежит
когтист.
В начале 1929 года в журнале «Молодая гвардия» появилось «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви». Из этого стихотворения видно, что в жизни поэта появилась новая любовь, что «опять в работу пущен сердца выстывший мотор». Это была Татьяна Яковлева, с которой Маяковский встретился в Париже в 1928 году. Посвящённые ей стихотворения «Письмо товарищу Кострову…» и «Письмо Татьяне Яковлевой» проникнуты счастливым ощущением большой, настоящей любви.
Стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой» было написано в ноябре 1928 года. Любовь Маяковского никогда не была только личным переживанием. Она вдохновляла его на борьбу и творчество и воплощалась в поэтические шедевры, проникнутые пафосом революции. Здесь поэт написал об этом так:
В поцелуе рук ли,
губ ли,
В дрожи тела
близких мне,
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Много обид пришлось пережить поэту. Ему не хотелось отказ Татьяны Яковлевой приехать к нему в Москву «нанизывать на общий счёт». Уверенность в том, что любовь, в конце концов, победит, звучит в словах:
Я всё равно
тебя
когда-нибудь возьму –
одну
или вдвоём с Парижем.
Маяковский очень сильно переживал разлуку, каждый день посылал ей письма и телеграммы, с нетерпением ждал поездки в Париж. Но встретиться им было уже не суждено: Маяковскому отказали в выезде в Париж в январе 1930 года.
В мае 1929 года Маяковского познакомили с Вероникой Витольдовной Полонской. Маяковский любил красивых женщин. И хоть сердце его в это время было не свободно, им прочно овладела Татьяна Яковлева, но его тянуло к Полонской, и он стал часто встречаться с нею. Незадолго до смерти Маяковский написал стихотворение «Неоконченное» с такими строками:
Уже второй,
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу,
И молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить…
Вероника Полонская была последней, кто видел Маяковского живым. Это именно ей поэт делал предложение за минуту до рокового выстрела. В предсмертном письме Маяковский писал:
Как говорят -
"инцидент исчерпан",
Любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете
и не к чему перечень
Взаимных болей,
бед и обид.
Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.
Тема любви — традиционная, вечная тема русской литературы. Любовь является источником вдохновения, толкающим поэтов на создание стихотворений, многие из которых стали шедеврами мировой литературы. Каждый из великих поэтов видел в этом великом чувстве что-то своё. Например, для любовь — это восторг перед духовной и физической красотой, это выражение безграничного уважения к женщине, это чистое и светлое чувство, возвышающее и облагораживающее человека. Любовь — трагедия его души. Всеохватывающая любовная страсть приносит боль и страдание поэту. Лирического героя , преклоняющегося перед Прекрасной Дамой, привлекает прежде всего тайна любви, непознанность любовных чувств. Любовь в творчестве Маяковского своеобразна и приобретает нетрадиционное художественное выражение.
Любовь у Маяковского — понятие емкое и многозначное, она для него неизмеримо больше, чем тема, это не отдельная часть его поэзии, а ее суть, сочетающая в себе и личное, и общественное начало, переходящая из одного произведения в другое.
Свою первую поэму (1915) назвал «четырьмя криками» — «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». Первый из них, вероятно, самый сильный и наиболее пронзительный, только после него возникают остальные три. Это крик человека, обезумевшего от боли и ненависти, несправедливости, человека, задыхающегося в страшном, опустошающем его мире.
Лирический герой охвачен громадой чувств, он предъявляет самые высокие требования к любви: вывернуть себя так, «что были сплошные губы», быть «безукоризненно нежным» — «облаком в штанах». Безответная любовь разбивает его сердце, приводит к трагедии украденного счастья. Поэтому внутри него нарастает поток невиданных страстей, разгорается «пожар сердца». Первая мука — ожидание любимой: «жилистая громадина стонет, корчится». Все больше и больше нарастающие гнев, боль, ужас перед тем, что должно свершиться, подводят к первой кульминации — пляске нервов. Внешнее разрешение кульминации («Вошла ты») оказывается исходной точкой нарастания отчаяния и боли, и это напряжение, выливающееся в образы большой эмоциональной силы («Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. / Не выскочишь из сердца»), достигает предела в заключительных строфах первой главы, в последнем крике, рвущемся «в столетия».
Такова тяжесть любви. Любовь-страдание, любовь-мука суждена лирическому герою. Его высокое и прекрасное чувство превращается в боль, отчаяние, горечь и постепенно приобретает характер социальной драмы. Возлюбленная предпочитает поэту другого, у которого есть деньги, и в этом, считает Маяковский, виноват общественный строй.
Моля о любви чистой, не испоганенной никакой корыстью, всю страсть отрицания поэт переносит на буржуазное мироустройство, породившее мерзкую, продажную, грязную любовь. Лирический герой сходит с ума, не находит себе места от того, что в мире, где все продается и покупается, любовь тоже становится предметом купли-продажи, что за чувства все решают деньги. Это самая болевая точка поэмы.
Любовь поэта — это значительно больше, чем круг личных отношений мужчины и женщины, это чувство всеобъемлющее, не замыкающееся в узких рамках одних лишь интимных переживаний («Я для меня мало»), это все, чем живет и дышит человек, поэтому любовная трагедия для Маяковского — всемирная, вселенская катастрофа. Такое максималистское представление о любви звучит и в позднейших произведениях.
Может быть, именно потому, что поэт предъявляет наивысшие требования к любви, что он до крайности эмоционален и полностью отдается любовным чувствам, личная жизнь его очень трагична. Ощущением глубокого трагизма пронизаны все его ранние произведения.
Например, в стихотворении «Лиличка!» (1916) искреннее признание в любви соединяется с криком обиды, боли и отчаяния оскорбленного, непонятого человека.
Настроению лирического героя соответствует окружающая обстановка, в которой ему душно и больно находиться. Кажется, что «дым табачный» не только «воздух выел», но и «выел» атмосферу теплых отношений, любви и взаимопонимания мужчины и женщины. Поэтому комната, где впервые лирический герой, «исступленный», гладил руки своей возлюбленной, становится похожей на ад. Прошла любовь, охладела Лиличка, она может выгнать, «изругав», любящего ее человека. Но от этого он не перестает любить ее. «Нету моря», «нету солнца» лирическому герою без возлюбленной. Он не променял бы любимую «на деньги и славу», даже после того, как она «так поэта измучила». Взгляд ее страшнее всякой пытки и смерти, потому что «душу цветущую любовью выжег». Лирический герой обезумел, одичал от этой любви, которая, как «тяжкая гиря», сдавливает сердце и душу поэта и у которой «и плачем не вымолишь отдых». Но несмотря на все несчастья и страдания, которые жестокая любимая приносит поэту, она по-прежнему дорога ему, он готов всей своей «последней нежностью выстелить» ее «уходящий шаг».
Любовь по Маяковскому — чувство полной самоотдачи. Он не признает половинчатых чувств. «Громада любовь, громада ненависть» — так определяет отношение к жизни его лирический герой в поэме «Люблю» (1922). Это первое произведение Маяковского о любви, в котором слышится радость, господствует ликующее настроение освобождения от страданий, душевной исцеленности, здесь зазвучала тема дружбы, любви и жизни, радостного соединения начал, находившихся прежде в безнадежной вражде.
«Сплошное сердце», бьющееся в стихах Маяковского, переполнено ощущением жизни. Лирический герой спешит любоваться сердцем, насладиться чувством, как «скупой спускается пушкинский рыцарь подвалом своим любоваться и рыться». В «Люблю» Маяковский славит свою «неизменную и верную» любовь, которую не смоют «ни ссоры, ни версты», любовь, которой не угрожает жизнь.
И опять это чувство для поэта намного больше личного счастья. Все время мы чувствуем за любовью к одному человеку, к женщине, любовь к людям. Ибо без общего счастья человечества поэт не представляет личного счастья, настоящей любви.
Поэма «Люблю» — поэтическая автобиография, где в противовес «очерствению сердечной почвы» «между служб, доходов и прочего» поэт клянется: «Люблю неизменно и верно!» Маяковский поднимает любовь на недосягаемую высоту и признает свое закрепощение в любви.
Такой же всесжигающий огонь любви, не знающий пощады, снисхождения, — любви, на которую обречен человек и от которой нет ему спасения, полностью пронизывает поэму «Про это» (1923). В ней Маяковский с особой силой и страстью утверждает о любви, идущей «всей Вселенной», мечтает о подлинной любви, которая стала бы законом и бытом для всех. Слово о любви произносит Маяковский-романтик, о любви, которая не была бы «служанкой замужеств, похоти, хлебов», о любви, которая заполнила бы собой Вселенную, и «чтоб вся на первый крик — / Товарищ! / — оборачивалась земля». Такой представлял, такой хотел видеть любовь Маяковский. В своем большом письме-дневнике, созданном в связи с работой над поэмой «Про это», поэт писал: «Любовь — это жизнь, это главное. От нее разворачиваются стихи и дела…
Любовь — это сердце всего… И если сердце работает, оно не может не проявляться во всем». Поэма «Про это» — завершающий страстный всплеск в любовной поэзии Маяковского. После нее любовная тема надолго исчезла из его поэзии.
Но в последние годы жизни поэт переживает тяжелую любовную драму. У него возникает сильное чувство к женщине, которая оставила родину. Маяковский пишет «Письмо Татьяне Яковлевой» (1928), не предназначая его для печати. Однако это — нечто неизмеримо более широкое, чем личное письмо. Маяковский был охвачен глубоким, искренним чувством, потому что при всех максималистских требованиях к любви ему недоставало простого человеческого счастья, личная жизнь его была крайне необустроена. Татьяна Яковлева стала для Маяковского человеком, который хорошо понимал его, был близок ему духовно. Поэт сам признается: «Ты одна мне ростом вровень». Это стихотворение пронизывает все та же мысль о подлинной любви как источнике жизненной и творческой энергии человека. Маяковский опять и опять настойчиво утверждает могучую силу любви, которая окрыляет настоящего художника, вдохновляет его на творчество. Поэт не может жить без любви, она для него — «радость неиссыхаемая».
Мечтая о настоящей, чистой любви, Маяковский презирает любовь мещанскую. Рядом с его «люблю» — ненависть, обращенная против «нефтяников», против разукрашенных шелками «самочек», против продажной «парижской любви». В последних строчках стихотворения растет уверенность в том, что эту грязную любовь победит мир, который встает за любовью поэта: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — / одну или вдвоем с Парижем».
«Письмо Татьяне Яковлевой» непосредственно перекликается с «Письмом товарищу Кострову о сущности любви» (1928). В нем Маяковский обращается к журналисту Тарасу Кострову, с которым его связывала личная дружба. В этом стихотворении, как и во всей любовной лирике, поэт стремится прежде всего сказать о каких-то важных чертах большого чувства человека. Маяковский подчеркивает, что любовь — это не «прохожая пара чувств», она не определяется внешними красотами («Мне, товарищ, в высшей мере / наплевать на купола») и одной лишь пылкой страстью («Любовь не в том, чтоб кипеть крутей, / не в том, что жгут угольями»), Любовь для поэта — это источник могучего творческого вдохновения, побуждающий человека к кипучей деятельности: «до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи». Любовь не дает человеку обессилеть, выдохнуться. Это чувство нельзя осквернять ревностью «к мужу какой-то Марьи Иванны». Ревновать — так к Копернику, ко Вселенной. «Сущность любви» прежде всего в расцвете творческих сил человека, в том, «что опять в работу пущен сердца выстывший мотор». И тогда «из зева до звезд взвивается слово золоторожденной кометой». Это отвечает максималистским требованиям поэта к жизни, к любви. Такими и были его любовные чувства в действительности.
Любовь для Маяковского была всем, он всегда оставался «сплошным сердцем», «навеки раненным любовью», открытым «болям, обидам, бедам» не в меньшей степени, чем высоким и радостным чувствам. Маяковский воспел любовь как великое, исключительное, всепоглощающее чувство, как самое великолепное приобретение человека.