Исторические изменения грамматического строя. Изменения в грамматическом строе русского литературного языка послепушкинской поры

Исторические изменения происходят во всех сторонах грамматического строя языка. В частности, на протяжении истории наблюдается возникновение новых грамматических категорий или отдельных новых граммем.

Пример появления новой категории — возникновение категории определенности/неопределенности в романских и германских языках. В древнейшую пору ни этой категории, ни ее «носителя» — артикля в этих языках еще не было.

Постепенно, однако, расширялось употребление указательного местоимения `тот`, и одновременно шел процесс «угасания» его лексического значения. Из слова, специально подчеркивавшего частную предметную отнесенность существительного, оно превращалось в грамматический показатель определенности, в артикль, способный выступать уже и в случае общей предметной отнесенности. Латинское сочетание ilte canis еще значило `та собака`, развившаяся из него французская форма le chien уже значит `(определенная) собака`, а нередко и `собака как общее понятие`. Вслед за определенным артиклем появляется и неопределенный (tin chien `одна собака` → `неопределенная, какая-то собака` и, наконец, → `всякая собака`).

Пример пополнения уже существующей грамматической категории новой граммемой — развитие будущего времени в ряде языков. Специальные формы для выражения будущего появляются, как правило, на довольно поздней ступени. Они могут возникать как переосмысление форм, выражавших желательность или долженствование. Таково английское будущее время со вспомогательными глаголами will (букв, `хочу`) и shall (букв, `должен`), отчасти сохраняющее модальную окраску, сербское, болгарское и румынское будущее время, развившееся из сочетаний с глаголом, значившим `хочу`, западнороманское (типа фр. `faitnerai `буду любить`), восходящее к народно-латинским конструкциям типа amare habeo `имею любить` и т. д.

Другой путь — переосмысление образований со значением начала, становления (немецкое будущее время cwerden букв, `становиться`, русск. буду, первоначально значившее `стану`) или с видовым значением завершенности (русское будущее время типа напишу есть по форме настоящее время совершенного вида).

Ясно, что с появлением новой граммемы происходит большее или меньшее изменение всей грамматической категории в целом. Так, с возникновением будущего времени меняется сфера употребления и соответственно объем содержания настоящего.

Противоположные процессы — это отмирание отдельных граммем и целых грамматических категорий.

Примером утраты отдельных граммем могут служить исчезновение двойственного числа в ряде языков, исчезновение в романских языках среднего рода, имевшегося в латыни, слияние в шведском и датском мужского и женского рода в «общий род», сохраняющий противопоставленность среднему роду. Конечно, утрата граммемы тоже связана с перестройкой всей категории. Значение двойственного числа было поглощено множественным, расширившим сферу своего употребления, само противопоставление чисел стало в языке более обобщенным.

Пример утраты целой категории — судьба грамматического рода в английском языке: в древнеанглийском существовали, как и в других германских языках, три рода — мужской, женский и средний, а современный английский, утратив родовые различия в существительных и прилагательных, сохранил только в местоимениях противопоставление he / she / it, причем первые две формы использует в основном для лиц, сообразно их полу, а третью — для животных, предметов и абстрактных понятий вне зависимости от первоначального распределения соответствующих существительных между родами.

Яркий пример изменения внешних форм выражения грамматических значений — переход романских, германских и некоторых других языков от синтетических флективных падежей к аналитическому выражению синтаксических связей имени существительного с помощью предложных сочетаний, а также порядка слов. В ряде случаев и в истории русского языка старые беспредложные сочетания косвенных падежей заменились предложными. Ср. др.-русск. Мьстиславъ Новъгородъ (местн. п.) съде, придоша Кыеву (беспредл. дат.) и современ. «сидел в Новгороде», «они пришли в Киев, к Киеву».

Однако в языках прослеживается и противоположная тенденция — замена аналитических форм синтетическими, а также развитие новых синтетических форм. Так, древнерусский аналитический перфект писалъ есмь, писалъ ecu и т. д., утратив вспомогательный глагол, превратился в простую форму прошедшего времени писал.

В некоторых языках сочетания с послелогами превратились в синтетические падежные формы, а бывший послелог стал падежным окончанием. Известны и другие случаи происхождения грамматических аффиксов из отдельных слов, выступавших в служебной функции (ср. лат. aniare habeo и фр. j`aimerai). Все это показывает, что неверными были теории, считавшие эволюцию «от синтеза — к анализу» универсальной.

Ю.С. Маслов. Введение в языкознание — Москва, 1987 г.

Наиболее устойчивая часть языка – грамматика – тоже, конечно, подвержена изменениям. И эти изменения могут иметь разный характер. Они могут касаться и всей грамматической системы в целом, как, например, в романских языках, где прежняя латинская система словоизменительной морфологии (склонение, спряжение) уступила место аналитическим формам выражения через служебные слова и порядок слов, или же отражаться на частных вопросах и лишь определенных грамматических категориях и формах, как, например, это было в течение XIV–XVII вв. в истории русского языка, когда перестроилась система глагольного словоизменения и вместо четырех славянских прошедших времен (имперфекта, перфекта, аориста и плюсквамперфекта) получилось одно прошедшее время (из бывшего перфекта), где вспомогательный глагол отпал, а бывшая присвязочная часть – старое краткое причастие прошедшего времени с суффиксом -л- – переосмыслилась как форма глагола прошедшего времени, откуда в современном русском языке необычное согласование этих форм (гремел, гремела, гремело, гремели) в роде и числе, но не в лице, что свойственно индоевропейскому глаголу.

Грамматический строй, как правило, в любом языке очень устойчив и подвергается изменениям под влиянием чужих языков только в очень редких случаях. Здесь возможны такие случаи.

Во-первых, переносится из одного языка в другой несвойственная данному языку грамматическая категория, например видовые различия глагола из русского языка"в коми язык, но оформляется это явление грамматическими средствами заимствовавшего языка; интересный случай наблюдается в осетинском языке, где в склонении материал аффиксов остается исконным – иранским, а парадигматическая модель – многопадежность, развитие падежей локативного (местного) значения и общий характер агглютинации – следует образцам кавказских языков 1 .

1 См.: Абаев В. И. О языковом субстрате // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. IX, 1956. С. 68.

Во-вторых, переносится из одного языка в другой словообразовательная модель, что часто именуют «заимствованием аффиксов», например суффиксов-изм-, -ист- в русский язык в словах: ленинизм, ленинист, отзовизм, отзовист и т. п. Дело здесь не в том, что мы заимствовали суффиксы-изм-, -ист-, а в том, что в русский язык внедрились модели слов на -изм- и -ист- с определенными грамматическими значениями, независимо от значения корня.

В-третьих, гораздо реже, почти как исключение, можно обнаружить в языках заимствование словоизменительных форм, т. е. тех случаев, когда выражение отношения (реляционное значение) перенимается из другого языка; как правило, этого не бывает, так как каждый язык выражает отношения по внутренним законам своей грамматики. Таково, например, усвоение одним из алеутских диалектов русских глагольных флексий для выражения определенных реляционных значений 1 .

1 См.: Меновщиков Г. А. К вопросу о проницаемости грамматического строя языка // Вопросы языкознания, 1964. № 5.

В процессе грамматического развития языка могут появляться и новые грамматические категории, например деепричастия в русском языке, происшедшие из причастий, переставших согласоваться со своими определяемыми и «застывших» в какой-либо одной, несогласуемой форме и тем самым изменивших свой грамматический облик. Таким образом, в пределах групп родственных языков в процессе их исторического развития могут возникать существенные расхождения, связанные с утратой тех или иных прежних категорий и возникновением новых. Это можно наблюдать даже среди близкородственных языков.

Так, судьба древнеславянских склонений и системы глагольных форм оказалась разной в современных славянских языках. Например, в русском языке имеется шесть падежей, но нет особой звательной формы, тогда как в болгарском языке склонение имен по падежам вообще утратилось, но звательная форма сохранилась (юнак – юначе, ратай – ратаю и т. п.).

В тех же языках, где падежная парадигма существует, имеются существенные расхождения благодаря действию различных внутренних законов развития каждого языка.

Между индоевропейскими языками в области падежной парадигмы существовали следующие отличия (не считая различий в звательной форме, которая не является падежом в грамматическом смысле). В санскрите было семь падежей, в старославянском – шесть, в латинском – пять, в греческом – четыре.

В близкородственных немецком и английском языках в результате их самостоятельного развития возникла совершенно различная судьба склонения: в немецком, получившем некоторые черты аналитизма и переложившем всю «тяжесть» склонения на артикль, все-таки осталось четыре падежа, а в английском, где и артикль не склоняется, склонение существительных вообще исчезло, осталась лишь возможность образования от имен, обозначающих живые существа, «архаической формы» «Old English genetive» («древнеанглийский родительный») с "s : man"s hand – «рука человека», horse"s head – «голова лошади», вместо более обычных: the hand of the man, the head of the horse.

Еще большие различия существуют в грамматике между неродственными языками. Если в арабском языке имеется всего лишь три падежа, то в финно-угорских их больше десятка 1 . По поводу количества падежей в языках Дагестана идут ожесточенные споры среди лингвистов, причем количество устанавливаемых падежей колеблется (по отдельным языкам) от трех до пятидесяти двух. Это связано с вопросом о служебных словах – послелогах, которые очень похожи по своему фонетическому облику и грамматическому оформлению на падежные флексии. Вопрос о различении подобных служебных слов и аффиксов очень важен для тюркских, финно-угорских и дагестанских языков, без чего вопрос о количестве падежей решить нельзя 2 . Независимо от тех или иных решений данного вопроса совершенно ясно, что разные языки крайне своеобразны по отношению к грамматическому строю и по парадигмам; это прямое следствие действия внутренних законов каждого языка и каждой группы родственных языков.

1 Например, в эстонском языке 15: номинатив, партитив, аккузатив, генитив, иллатив, инессив, элатив, аллатив, адессив, аблатив, абессив, комитатив, терминатив,транслатив и эссив.

2 См.: Б о к а р е в Е. А. О категории падежа // Вопросы языкознания, 1954. №1; а также: К у р и л о в и ч Е. Проблема классификации падежей // Очерки по лингвистике. М., 1962. С. 175 и сл.

В грамматических изменениях особое место занимают «изменения по аналогии» 1 , когда разошедшиеся благодаря фонетическим изменениям в своем звуковом оформлении морфемы «выравниваются», «унифицируются» в один общий вид «по аналогии», так, в истории русского языка прежде бывшее соотношение роука – роуц"6 заменилось на рука – руке по аналогии с коса – косе, цена – цене, дыра – дыре и т. п., на этом же основан и переход глаголов из одного класса в другой, например, у глаголов икать, полоскать, брызгать вместо форм ичу, полощу, брызжу стали появляться формы: икаю (в литературном языке – единственно возможное), полоскаю, брызгаю (сосуществующие наряду с прежде единственно возможными полощу, брызжу), здесь основанием аналогии послужили продуктивные глаголы I класса типа читать – читаю, кидать – кидаю и т. п.; эти явления еще шире распространены в детской речи (плакаю, скакаю вместо плачу, скачу), в просторечии (хочу, хотишь, хотит вместо хочешь, хочет) и т. п.

1 Об аналогии см. выше – гл. IV, § 48.

Подобное же явление наблюдается в истории немецкого глагола, где старые архаичные и непродуктивные формы «сильных глаголов» в просторечии по аналогии со «слабыми глаголами» спрягаются без внутренней флексии; например, в формах прошедшего времени: verlieren – «терять» – verlierte, а не verlor, springen – «прыгать» – springte, а не sprang, trinken – «пить» – trinkte, а не trank и т. п. по аналогии с lieben – «любить» – ich liebte, haben – «иметь» – ich hatte (из habte) и др.

Эту закономерность грамматического строя языков в эпоху Шлейхера, когда думали, что языковые изменения происходят по «законам природы», считали «ложной аналогией», нарушением законов и правил, но в 70-е гг. XIX в. младограмматики показали, что действие аналогии в языке – явление не только закономерное, но законоустраивающее, регулирующее и приводящее в более упорядоченный вид те явления в области грамматических парадигм, которые были нарушены действием фонетических законов 1 .

1 См.: Пауль Г. Принципы истории языка / Русский пер. М., 1960. Гл. V (Аналогия), а также: Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики / Русский пер. М., 1933. С. 155. (Новое изд.: Д е Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.)

Нам осталось узнать еще об одном, последнем типе языковых изменений. Те изменения, о которых мы говорили раньше (если помните, это были изменения значений и изменения в произношении), - это изме­нения, которые касаются прежде всего отдельных слов: мы узнали, что слова могут изменять или свой облик, или свое значение, или, разумеется, и то и другое одновременно. Но бывают изменения, которые касаются всего языка, или, как говорят лингвисты, строя языка; другими словами, это изменения в грам­матике.

Мы уже говорили, что в самом общем виде к грам­матике относится всё то, что нужно знать, чтобы уметь соединять слова в языке друг с другом. Есть ли в языке падежи, и если да, то сколько их и как они употребля­ются? Какие времена бывают в языке у глаголов? Есть ли там предлоги, какие они? Всё это (и очень многое другое) и составляет предмет грамматики. Вы пре­красно понимаете, что, не зная грамматики, нельзя ни правильно говорить на языке, ни хорошо понимать сказанное. Грамматика - основа языка, его «скелет».

Но, оказывается, и грамматика языка изменяется с течением времени. Обратимся снова, в последний раз, к строчкам Пушкина. Не кажутся ли вам немного странными такие, например, сочетания, как о заре (в смысле «на заре; с наступлением зари») или князь Геи -дон тот город правит (в смысле «правит тем горо­дом»)? Или вот еще, в «Сказке о рыбаке и рыбке», можно прочесть такие строки:

Перед ним изба со светелкой,

С дубовыми, тесовыми вороты.

Кажется, будто бы эти строчки написал иностранец, который немного путается в русских падежах: почему с вороты, а не с воротами, почему правит город, а не правит городом?

Все эти отличия не случайны. В древнерусском языке, как и в современном русском, тоже были паде­жи, однако многие окончания были не такими, как сейчас, да и употреблялись многие падежи не так, как сейчас. Во времена Пушкина большинство этих отли­чий уже исчезли, но некоторые еще оставались. Вот например, творительный падеж множественного чис­ла слов типа город раньше звучал не городами, а городы. Поэтому, когда Пушкин пишет изба с вороты, - это, конечно, не ошибка, а остатки древнего склонения. Надо сказать, что даже в нашем теперешнем языке есть одно выражение, которое - в окаменелом виде

Сохранило этот древний творительный падеж. Это оборот "со товарищи" (который значит приблизительно «не в одиночку; вместе с помощниками», то есть, по­просту, «с товарищАМИ»); мы не очень вдумываемся в эту странную форму - ну, говорят так, и всё. А на са­мом деле этот оборот - редкая окаменелость, в кото­рой отпечатались черты древнего русского склонения - точно так же, как в настоящих окаменелостях отпе­чатываются очертания древних моллюсков.

Еще один пример. На вопрос, сколько чисел у существительного в русском языке, любой школьник сразу ответит: конечно, два - единственное и множе­ственное, разве может быть иначе? Оказывается, мо­жет. И как раз в древнерусском языке у существитель­ных было еще одно, третье число. Оно называлось двойственным и употреблялось, когда речь шла только о двух предметах. Например, один сосед назы­вался по-древнерусски cycЂдъ, много соседей -cycЂдu, а вот если их было двое, то говорили - cycЂдa (моя сусЂда переводится на современный язык как «два мо­их соседа»).

Двойственное число в русском языке исчезло приблизительно шестьсот лет назад. Это тоже было грам­матическим изменением. Но вы, наверное, уже поня­ли, что изменения в грамматике происходят не совсем так, как изменения с отдельными словами. Древние грамматические особенности не исчезают бесследно, от них, как правило, остаются какие-то следы, какие-то осколки. Лингвист, как археолог, может, внима­тельно изучая какой-нибудь современный язык, до­вольно много сказать о его прошлом.

Вы спросите меня - неужели в современном рус­ском языке осталось что-то, напоминающее о двойст­венном числе? Да, как это ни удивительно, осталось. И этих остатков даже довольно много. Ну, прежде всего: ведь мы же говорим почему-то два соседа, а не два соседи? Здесь спрятана та самая древняя форма. (Правда, мы теперь говорим также и три соседа, к че­тыре соседа, чего не было в языке наших предков, но это уже другая история.) Но и это не всё. Какое «нормальное» окончание множественного числа у слов среднего рода на -о? Правильно, -а, как, напри­мер, в паре весло - вёсла. А почему мы не образуем таким же образом множественное число от слов плечо или ухо? Мы ведь говорим не плеча, а плечи, не уха, а уши. Да, и здесь замешано древнее двойственное чис­ло. Формы плечи и уши - древние формы двойствен­ного числа, которые в современном языке победили «правильные» формы множественного числа (не по­тому ли, что когда мы говорим, например, уши, мы обычно имеем в виду всё-таки пару ушей?). Хотя и эта победа была одержана не сразу: ещё в XIX веке форма плеча употреблялась достаточно широко. Например, в знаменитом стихотворении Фета «На заре ты ее не бу­ди» (это середина прошлого века) мы читаем:

И подушка ее горяча,

И горяч утомительный сон,

И чернеясь бегут на плеча

Косы лентой с обеих сторон...

Даже в стихах Блока (написанных в самом начале XX века) еще можно встретить плеча.

В грамматике могут происходить и более серьезные изменения. Например (если по-прежнему говорить о падежах), слова одного склонения могут заимствовать окончания у слов другого склонения. В древнерусском языке последовательно различались окончания так называемого "твердого" и "мягкого" склонения существительных. Вот как это выглядело (я приведу, конечно, не всю таблицу склонения, а только один не­большой ее фрагмент; падеж, который в древнерус­ском языке назывался «местным», в общем, соответст­вует тому падежу современного русского языка, кото­рый в учебниках обычно называют «предложным».)

В современном языке мягкий тип просто исчез: стало на одно склонение меньше. Слова мягкого типа ут­ратили свои особые окончания и приобрели взамен окончания твердого типа: сейчас мы говорим у земл-и - как у стен-ы, на земл-е - как на стен-е. Но неко­торые русские диалекты распорядились иначе: в ка­ких-то из них, например, тоже вместо двух типов склонения остался только один, но... за счет того, что слова твердого типа потеряли свои окончания и при­няли окончания мягкого типа! В таких диалектах гово­рят: у стене, у земле. Таких изменений в истории рус­ского языка было очень много; знакомы они и почти всем другим языкам, различающим несколько типов склонения: в ходе истории эти типы обязательно начи­нают, так сказать, «смешиваться» друг с другом.

А могут ли падежи вообще исчезнуть? Бывает и та­кое. Существительные в языке вообще перестают склоняться и в любом месте в предложении начинают выступать в одной-единственной форме. Это и значит, что падежей в таком языке нет - как, например, в английском или французском. Кстати об английском и французском: ведь и в том, и в другом языке падежи тоже были! И в старофранцузском, и в староанглий­ском (точнее, в древнеанглийском, как принято говорить). Правда, например, в старофранцузском их ос­талось всего два - а в латыни, которая была предком старофранцузского языка, падежей было целых пять даже в позднюю эпоху, А если в языке из пяти падежей осталось только два, то ясно, что жить им осталось недолго, но все же лет двести или триста на таком языке во Франции говорили.

Исчезли падежи и в болгарском языке. У болгарского языка такой же предок, как и у русского - праславянский язык. А падежей в этом языке (да и в древнеболгарском, тексты на котором сохранились) было не меньше, чем в русском. Зато теперь от них не оста­лось и следа. Судите сами: например, "стол" по-болгарски будет "маса"; "на стол" и "на столе" будет "на маса", "под стол" и "под столом" - "под маса", и так далее. Слово употребляется только в одной форме - совсем как в современном английском или француз­ском.

Изменения в грамматике больше всего отдаляют одно состояние языка от другого. Ведь если слова зву­чат чуть-чуть иначе или некоторые из них имеют дру­гое значение - это разница не такая заметная. А вот если в языке, например, меняется склонение - это затрагивает его целиком, и настолько глубоко, что мы сразу говорим: да, древний язык и его новый наслед­ник - это, действительно, два разных языка...

Набор и состав грамматических категорий в каждом языке изменяются исторически. Грамматические категории формируются в процессе граммати-кализации , то есть превращения лексических единиц в грамматические. Само-стоятельная лексическая единица постепенно становится грамматическим пока-зателем – аффиксом или служебным словом. Так, например, определенный ар-тикль во многих языках возник из указательного местоимения: le, la во фран-цузском из латинских ille, illa – ‘тот’, ‘та’; неопределенный артикль часто про-исходит от слова «один» - как французские un, une ; немецкое ein ; английское a прежде значило ‘one’. Впоследствии местоимение стало грамматическим пока-зателем, то есть его употребление стало обязательным : употребление сущест-вительного без артикля уже не допускалось. Таким образом, свободное сочета-ние существительного с указательным или неопределенным местоимением превратилось в существительное с грамматическим показателем. Другой пример грамматикализации: в английском языке прежде свобод-ное сочетание глаголов shall (должен) и will (хотеть) с инфинитивом стало ана-литической формой будущего времени; самостоятельный глагол, утратив свое лексическое значение, стал грамматическим показателем. Аналогичный про-цесс происходит в настоящее время во французском языке с глаголами aller и venir в формах futur proche и passé immédiat, статус которых – устойчивое соче-тание или форма времени – является спорным (вообще же глаголы со значени-ем «идти», как и глаголы со значениями ‘быть’ и ‘иметь’, часто подвергаются грамматикализации в разных языках). Грамматикализация – это постепенно разворачивающийся процесс, занимающий достаточно длительные периоды, активно идущий и в живых современных языках, и мы можем наблюдать его промежуточные стадии. Грамматикализация сопровождается утратой семантической сложности , прагматической значимости, синтаксической свободы соответствую-щих единиц, а часто и фонетической редукцией. Это выражается, в частности, в том, что значения will, aller, venir как вспомогательных глаголов беднее, нежели значения соответствующих полнозначных глаголов (‘хотеть’, ‘идти’, ‘прихо-дить’): вспомогательный глагол уже не называет никакого действия или со-стояния, а только указывает на время действия. Вторая особенность заключает-ся в том, что грамматические значения имеют меньшую коммуникативную зна-чимость в высказывании; грамматические показатели меньше выделяют соот-ветствующие значения, нежели отдельные слова с тем же значением. Так, ука-зательные местоимения по сравнению с определенным артиклем в большей степени акцентируют значение определенности. Числительное «один» больше подчеркивает единичность, нежели форма единственного числа (ср. Он выпил стакан молока – Он выпил один стакан молока). Грамматическая информация, как правило, является попутной, а не основной, на грамматические показатели редко падает логическое ударение. Утрата синтаксической свободы нагляднее всего проявляется в том случае, когда прежде отдельное слово становится аффиксом. Так, формы француз-ского будущего времени futur simple образовались в результате присоединения глагола avoir, который слился с предыдущим словом и стал флексией: je parler–ai , tu parler-as , и в этом качестве показатель не может занимать иное место в предложении, переставляться, не может быть отделен от другой части формы (бывшего инфинитива) другим словом и т.д. Фонетическая редукция граммати-ческого показателя наглядна в примере с французским определенным артик-лем:ille – le, illa – la. Естественно, в истории различных языков происходит и обратный про-цесс – разрушение существующих грамматических категорий или отдельных грамматических значений. Деграмматикализация выражается в утрате регулярности в употреблении грамматических форм с их последующим отмиранием. Часто они вытесняются другими формами, и уход одних значений нередко связан с расширением других; таким образом, перестраивается вся система. Так, утрата звательного падежа в русском языке сопровождалась расширением функций именительно-го, утрата двойственного числа – расширением значения множественногоОтмиранию грамматической категории может способствовать ее чисто формальный характер, отсутствие семантической мотивировки (о чем говори-лось в предыдущем разделе). Не случайно разрушение родовых систем обычно начинается с отмирания семантически немотивированного среднего рода, как это произошло в романских языках. При разрушении грамматической категории отдельные формы могут со-храняться и продолжать свое существование в языке уже не как грамматиче-ские формы, а как самостоятельные лексические единицы – происходит лексикализация. Так, например, междометные глаголы в русском языке (прыг, хвать и тому подобные) исторически являются формой аориста (от прыгать, хватать ), но после утраты аориста стали восприниматься как особая группа глаголов и уже в этом качестве продолжает пополняться.

ЧАСТИ РЕЧИ - классы слов языка, выделяемые на основании общности нх синтаксических, морфологических и семантических свойств. Различаются знаменательные Ч. р. (существительное, глагол, прилагательное, наречие) и служебные (союз, предлог, частицы, артикль и др.). К знаменательным Ч. р. традиционно относят также числительные и местоимения. Иерархия признаков, лежащих в основе выделения Ч. р., по-разиому понимается в разных лингвистич. школах. Традиционно на первый план выдвигались морфологич. признаки, что обусловлено ориентацией европ. яз-знаиия на флективные и агглютинативные языки. Расширение типологич. перспективы привело к осознанию неуинверсального характера морфологич. признаков. При типологич. анализе универсальное определение Ч. р. основывается на синтаксич. характеристиках, тогда как морфологич. параметры выступают в качестве дополнительных, значимых для флективных и агглютинативных языков. В качестве дополнительных выступают и семантич. свойства, существенные прежде всего для идентификации Ч. р. в разных языках. При типологич. анализе к одной Ч. р. относят слова, способные стоять в предложении в одинаковых синтаксич. позициях или выполнять одинаковые синтаксич. функции. Напр., одним из признаков, различающих существительное и глагол в рус. яз., является возможность быть главным членом атрибутивной конструкции с прилагательным («быстрый шаг» при невозможности «быстрый шагать»). При этом важен не только набор синтаксич. функций, но и степень характерности каждой из функций для данной Ч. р. Эти функции распадаются на первичные и вторичные (связанные с определ. морфологич. и синтаксич. ограничениями). Так, в рус. яз. и существительное, и глагол могут выступать как в функции подлежащего («Человек любит», «Курить - здоровью вредить»), так и в функции сказуемого («Иванов - учитель», «дерево горит»), однако для глаголов функция сказуемого первична, а функция подлежащего вторична, для существительного же функция подлежащего первична, а сказуемого - вторична, что и выражается в ряде ограничений, налагаемых на употребление существительного и глагола во вторичных функциях. В типологич. перспективе оказывается сомнительной правильность выделения в качестве отд. Ч. р. местоимений и числительных (для большинства языков), т. к. принципы выделения этих классов отличаются от принципов выделения других Ч. р. Слова этих классов обычно разнородны по своим синтаксич. функциям и примыкают с этой точки зрения к разл. классам слов (см. Местоимение, Числительное). Поэтому их часто рассматривают как подклассы внутри др. Ч. р. (ср. существительные-числительные «три >, «четыре», прилагательные-числительные «первый», «второй»). Хотя синтаксич. признаки выделения Ч. р. типологически универсальны, а морфологич. признаки таковыми не являются, именно морфологич. признаки, имеющие явное (эксплицитное) выражение, могут быть определяющими для языкового сознания носителей флективных и агглютинирующих языков.Для глагола устанавливается общее значение действия или состояния, для прилагательного - каче- ства, для наречия - признака действия или качества. Семантич. признаки лежат в основе типологич. идентификации Ч. р. в разных языках. Так, мы можем говорить, что существительное имеется и в рус, и во Вьетнам, языках потому, что в иих выделяется (по разным синтаксич. признакам) класс слов, содержащий наименования предметов. Состав Ч. р. в разных языках различен. Различия касаются как самого состава, так и объема отд. Ч. р. Так, в рус, франц., лат. языках выделяются существительное, прилагательное, глагол, наречие. В ряде языков Сев. Америки и Африки наречия и прилагательные не различаются. В кит. яз. различаются имя, предикатив (глагол, прилагательное), наречие. В нек-рых языках вычленяются только имя и глагол (напр., в индейском языке йума). Наиболее постоянным в языках является противопоставление имени и глагола. Ломоносов в «Российской грамматике» выделил 8 Ч. р.: имя (собственно имя, прилагательное и числительное), местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз, междометие. Смот-рицкий и Ломоносов пользовались термином «части слова»; в 19 в. его сменил термин «части речи».Проблема, касающаяся сущности Ч. р. и принципов их выделения в разл. языках мира,-одна из наиболее дискуссионных проблем общего яз-знания. На протяжении 19 в. к этой проблеме обращались А. X. Востоков, Г. П. Павский, К. С. Аксаков, Ф. И. Буслаев и др. В кон. 19 в. А. А. Потебня и Ф.Ф. Фортунатов выдвинули разные принципы классификации Ч. р. Потебня на первое Mecto поставил семантику Ч. р., указав также и на их синтаксич. роль. Фортунатов построил классификацию Ч. р. на последовательном проведении морфологич. припципа, назвав классы слов (Ч. р.) формальными классами. Дальнейшие классификации Ч. р. в рус. яз-знании строились на совмещении принципов, предложенных Потебней и Фортунато- вым. По мнению Щербы, к-рый первостепенное значение придавал семантич. признаку, основанием для классификации Ч. р. являются общие для всех языков мира категории: предметность, действие, качество. Многоступенчатую классификацию Ч. р. для рус. яз. предложил В. В. Виноградов, относя к Ч. р. ие все слова, а лишь те, к-рые являются членами предложения. Наряду с системой Ч. р. Виноградов выделил систему частиц речи (частицы, частицы-связки, предлоги и союзы) и образующие особые структур-но-семантич. разряды слов модальные слова и междометия. с точки зрения языковых универсалий Ч. р. определяются как функционально-семантич. классы слов. Др. лингвисты считают, что Ч. р.- это логич. разряды слов и поэтому решающее значение при выделении Ч. р. имеют их морфологич. признаки. Ч. р. рассматриваются как лекси-ко-грамматич. разряды слов, к-рые отличаются друг от друга не только рядом грамматич. черт (морфологически - изменяемостью и неизменяемостью, способом изменения, парадигматикой; синтаксически - способами связи с др. словами н сиитаксич. функцией), но и лексически. Эта точка зрения является наиболее принятой в совр. сов. яз-знании. Существуют разл. точки зрения по поводу того, являются ли категориальные значения Ч. р. изначальными или оии возникли под влиянием синтаксиса. В сов. лингвистике высказывалось мнение, что Ч. р.- это морфологизиров. члены предложения (Мещанинов, Дегтярев). Функционально-семантич. разряды слов не обладают мобильностью. В этом смысле каждый язык имеет «секторную» структуру, т. е. каждый элемент языка имеет собств. строго очерченную и строго определ. сферу действия, несмотря иа случаи тождественности по форме с к.-л. др. элементом языка, выступающим в др. функции.

В литературном языке второй половины XIX - начала XX в. основные изменения происходили в плане активизации одних моделей и ограничения других, в плане устранения одного из типов одинаковых конструкций, в плане закрепления стилистических функций за рядом конструкций.

1. В области простого предложения произошли некоторые изменения в системе сказуемого Шведова Н.Ю. Изменения в системе простого предложения. - Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. М., 1964..

В первой половине XIX в. прекращается употребление многих форм связочных сказуемых, и в языке второй половины XIX в. употребляется лишь одна форма: связка есть и существительное в именительном падеже. Построения такого типа закрепляются за книжными текстами с логизированной речью. У И.С.Тургенева: Самолюбие, как деятельное стремление к совершенству, есть источник всего великого.

Широко распространяются конструкции с местоимением это, сочетанием местоимения это с глаголом-связкой был, сочетанием это есть в роли связочного слова. У Бунина: А побывать на Донце… - это была моя давнишняя мечта.

Сокращается употребление сказуемых с формой связки суть, уже во второй половине XIX в. свойственных лишь научной литературе и деловой речи, хотя такие конструкции продолжают употребляться в научных сочинениях на протяжении всего XIX в.

Уходят из употребления инфинитивные сказуемые со связкой есть, поэтому нормой для современного языка становится употребление бессвязочных конструкций.

Широко употребляются сказуемые со связочным глаголом значит(у В.Г. Короленко: Сказать слишком много--иногда значит не сказать ничего) и сочетанием это значит (у В.И. Писарева: …Не видеть в жизни ничего выше и обаятельнее взаимной любви… -- это значит не иметь понятия о настоящей жизни).

В конце ХVIII - начале ХIХ века в бессвязочном сказуемом происходит активизация творительного предикативного, вытесняющего собою именительный предикативный, однако во второй половине XIX в. употребление существительных в форме творительного падежа в составе сказуемого ограничивается. Основным для современном языка является разграничение значений этих конструкций: творительный падеж употребляется для обозначения временного пребывания кого-либо в определенном состоянии, положении. У М.Горького: Я снова посудником на пароходе. Именительный падеж употребляется для указания на постоянный признак. У А.Т. Твардовского: Но хоть земля - везде земля, а как-то по-другому чужие пахнут тополя и прелая солома.

Ограничиваются в употреблении в роли сказуемого краткие формы прилагательных при активизации полных форм. В поэтической речи до сих пор преобладают краткие прилагательные. У Е.Евтушенко: Она туманна, как осенней ночью Туманны Патриаршие пруды; мальчишка этот стар. Таким он рано стал.

Активируются безличные предложения с именительным падежом существительного в роли главного члена (Всем не мед - говорит он. - Не одним господам - И.А.Бунин), инфинитивные предложения с различными частицами (Хоть убежать, Вот бы поймать и т.п.).

2. Изменения произошла в системе осложненного предложения Ковтунова И.И. Изменения в системе осложненного предложения. - Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. М,1964..

Утрачиваются деепричастные обороты, совпадающие по значению с придаточными предложения, заменяясь придаточными предложениями.

Сокращается употребительность деепричастных оборотов с деепричастием будучи. У М.Ю.Лермонтова: Будучи эгоист в высшей степени, он однако слыл всегда добрым малым. Именная часть при сохранении такого оборота выражается формой творительного падежа.

Во второй половине XIX в. распространяются деепричастные обороты со сравнительным значением.

Причастные обороты с краткими формами причастий, относящимися к сказуемому, уходят из различных стилей литературного языка и языка художественной литературы, оставаясь достоянием поэтической речи. У И.А.Бунина: И, зноем истомлен, я на пути стою, - и пью лесных ветров живительную влагу.

В языке художественной литературы активизируется употребление обособленных прилагательных, полных и кратких, имеющих значение качественной дополнительной характеристики кого-, чего-либо.

Обособленные группы с прилагательными в краткой форме остаются достоянием поэтической речи.

3. Изменения произошли в системе сложноподчиненного предложения Поспелов Н.С. Основные направления в развитии структурных типов сложноподчиненного предложения в русском литературном языке XIX в., а также:Развитие предложений «одночленной» структуры. - Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. М..1964..

Во второй половине Х1Х века ряд синтетических конструкций сужает сферу употребления, другие конструкции совсем уходят из языка, более четкими становятся оттенки значений многих сложноподчиненных предложений, проявляется стремление к наиболее тесному объединению частей каждой конструкции, происходит укрепление подчинительной связи и усиление роли подчинительных союзов как средств выражения тех или иных отношений.

В определительных придаточных предложениях относительное местоимение занимает место, свойственное современному словорасположению, т.е. становится в начале придаточного предложения, если оно является подлежащим или членом предложения, зависящим от глагола, если же местоимение зависит от существительного, то оно становится после главного слова того словосочетания, в состав которого оно входит.

Начиная с Х1Х века получают распространение конструкции в соотносительными местоимениями такой - какой

А если даже ты придуман мной, такой,

Какого встретить мне хотелось,

Я не хочу встречать тебя зимой,

Чтоб выдумка моя не разлетелась.

Со второй половины Х1Х века укрепляется употребление определительных придаточных предложений с относительным местоимением что и указательным местоимением тот же в главном предложении.

Следовательно, к концу Х1Хвека начинают широко употребляться союзы если, когда, при условии, в случае, потому что, затем чтобы, ввиду того что, вследствие того что, в силу того что, благодаря тому что, в связи с тем что, вытесняя союзы ежели, коли, коль, кабы, буде, понеже, поелику.

4. Происходят изменения в системе словосочетаний: отдельные типы словосочетаний уходят из языка (наскучить жизнью), другие появляются в нем (дети с улицы, бутылка из-под вина, прогулка верхом, человек так себе, свободный от работы), многие конструкции заменяются новыми (учитель в красноречии - учитель красноречия, урок из географии - урок географии и т.п.) Белошапкова В.А., Золотова Г.А., Прокопович Н.Н., Филиппова В.М. изменения в системе словосочетаний - Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. М., 1964. .

Активизируется употребление словосочетаний с предлогами после, во время, в течение, в продолжение.

Сокращается свободное употребление словосочетаний, состоящих из существительных и прилагательных, обозначающих принадлежность предмета чему-либо (в Словаре 1847 года, например, как нормативные указаны сочетания: зонтичная рукоятка, сковородная рукоятка, халатный пояс, чашная ручка), заменившихся сочетаниями двух существительных.

Ряд беспредложных сочетаний существительных заменяется предложными сочетаниями (хлопоты отъезда - хлопоты об отъезде, друзья лицея - друзья по лицею). С другой стороны, некоторые предложные словосочетания вытесняют беспредложными (от сената предписание - предписание сената, ответ от друга - ответ друга).

5. В области морфологии существенных изменений не произошло. Можно констатировать лишь отдельные случаи исчезновения тех или иных форм (в дому, учители, зуб, пуд - родительный падеж множественного числа, виднеть, писомый и др.).

Произошел ряд изменений в системе глагола Авилова И.С., Ермакова О.П., Черкасова Е.Т., Шапиро А.Б. Глагол, наречие, предлоги и союзы. - Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. М., 1964.. Во второй половине XIX в. продолжается процесс упорядочения рядов видовой корреляции. Например, в ряду багрить и обагрять - обагрить, ничтожить и уничтожать - уничтожить и т.п. Один из глаголов несовершенного вида перестает употребляться, используясь лишь в поэтической речи и стилизованных прозаических произведениях.

Из употребления вышли многие приставочные глаголы несовершенного вида: согрешать, поспешать, потоплять, уступив место бесприставочным глаголам (грешить, спешить, топить).

Ряд глаголов с суффиксов -а- вытеснил из употребления глаголы с суффиксами -ива-, -ыва- (вверивать - вверять, испаривать - испарять, прилепливать - прилеплять), с другой стороны, многие глаголы с суффиксом -а- заменились глаголами с суффиксом -ива-, -ыва- (выловлять- вылавливать, отоплять- отапливать и т.п.).

Пополняется ряд приставочных глаголов: с приставками -от-,-вы-, раз-, под-.

Увеличивается количество глаголов, образованных от имен существительных с суффиксами -нич-, -ич- (паясничать, обезьянничать, скрытничать, фамильярничать), -ова- (секретарствовать, учительствовать), -ирова- (балансировать, контролировать, позировать, пропагандировать).

Сокращается употребление глаголов многократного вида (споривать- спорить, обедывал- обедать), форм прошедшего времени глаголов с суффиксом -ну- (проникнул, померкнул, воскреснул, избегнул).

Во второй половине Х1Х века пополняется категория наречий за счет образования от имен прилагательных с суффиксом -ическ- (мелодически, автоматически, математически), с приставкой -по и суффиксами -ому, -ему-, о-, -е- (по-местному, по-родственному, по-настоящему, материально, впечатляюще).

В системе имен существительных произошло немного изменений Земская Е.А., Плотникова-Робинсон В.А., Хохлачева В.Н. и Шапиро А.Б. Изменения в словообразовании и формах существительного и прилагательного.- Очерки по исторической грамматике русского литературного языка Х1х в. М., 1964.. Завершается процесс устранения дублетности, т.е. определяется род имен существительных, до сих пор употребляющихся то в одной, то в другой форме: овощ и овощь, облак и облако, ставня и ставень. Существительное облако имеет только форму среднего рода, форма облак возможна лишь в поэтической речи:

Смычок запел.

И облак душный над нами встал.

И соловьи приснились нам.

Ряд существительных начинают употребляться как в единственном так и во множественном числе: власт- власти, сфера- сферы.

Ветер взвихрил снега.

Закатился серп луны;

И медленно, пойдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

(А.А.Блок)

Сокращается употребление форм на -у в родительном падеже у существительных мужского рода, колебание в употреблении форм имен существительных в предложном падеже, использование форм именительного падежа множественного числа существительных мужского рода на -ья (листы- листья)

В конце Х1Х века подготавливаются орфографическая реформа, осуществленная частично в 1918 году.

Таким образом, в литературном языке послепушкинской поры наиболее существенные изменения произошли в словарном составе. В грамматическом строе литературного языка этого периода больших изменений не произошло: дальнейшее развитие грамматических вариантных, дублетных форм закрепления за такими формами определенных стилистических функций.

Х1Х век- это век расцвета русской литературы. В 30-40 годы язык художественной литературы оказывает влияние на развитие публицистических стилей. В 60- 70 годы публицистические стили, испытавшие влияние научной прозы, воздействуют на язык художественной литературы. Возрастает роль писателя в процессе дальнейшего развития языка художественной литературы, ее взаимодействия с литературным языком и живой народной речью. Лермонтов, Гоголь и другие писатели Х1Х- ХХ веков развивают пушкинские традиции в отборе языковых средств из литературного языка и живой речи.

При анализе языка и стиля произведений Лермонтова, Гоголя и других писателей этого периода следует разграничивать их роль в истории русского литературного языка и в истории языка художественной литературы.

С середины Х1Х века формируются стили современного русского литературного языка. Важную роль в формировании публицистического стиля сыграли Белинский, Герцен, Чернышевский и Добролюбов. Формирование стилей научной прозы связано с именами Лобачевского, Тимирязева, Сеченова, Менделеева.

В конце Х1Х века в России появляются первые марксистские кружки, формируется терминология марксистского учения о законах развития экономической и общественно- политической жизни. Важную роль в формировании экономической, общественно-политической, философской терминологии, в создании современных научных, научно-популярных, публицистических стилей сыграли труды В.И.Ленина.