Мандельштам О.Э. Основные даты жизни и творчества. Осип мандельштам краткая биография

Среди множества удивительных историй великих соотечественников биография Осипа Мандельштама хоть и не выделяется особой насыщенностью, но всё же запоминается благодаря своему трагизму. За свою недолгую жизнь он стал свидетелем двух революций, что отразилось не только на его мировоззрении, но и на стихотворениях. Помимо них, творчество Осипа Мандельштама включает в себя прозу, многочисленные эссе, очерки, переводы и литературную критику.

Детство

Осип Эмильевич Мандельштам, еврей по происхождению, родился в январе 1891 года в столице Польши, которая в те времена была закреплена за Россией. Практически сразу после появления на свет сына семья переезжает в Петербург. Эмилий Вениаминович, отец мальчика, зарабатывал на жизнь перчаточным делом, а также в качестве купца состоял в первой гильдии, благодаря чему занимал неплохое положение в обществе. А мать, Флора Вербловская, занималась музыкой, любовь к которой от неё унаследовал и младший Мандельштам. Осип Эмильевич в период с 1900 г. по 1907 г. обучался в престижном Тенишевском училище, образование в котором когда-то получил Набоков. После окончания учебы родители отправляют сына в Париж, а позднее - в Германию (благодаря финансовой обеспеченности). В Сорбонне он посещает множество лекций, знакомится с французской поэзией и встречает своего будущего друга - Николая Гумилёва.

Возвращение на родину

К несчастью, семья Мандельштамов разоряется к 1911 году, и Осип возвращается в Санкт-Петербург. В том же году он зачислен в Петербургский университет на историко-филологический факультет, однако ему так и не удаётся пройти обучение до конца из-за легкомысленности, и в 1917 году его отчисляют. В этот период его политические симпатии были отданы левым эсерам и социал-демократам. Он также активно проповедует марксизм. Творчество Осипа Мандельштама формируется ещё во французский период жизни, а первые стихотворения увидели свет в 1910 году в журнале «Аполлон».

«Цех поэтов»

Так уж принято, что поэтам всегда необходимы единомышленники и принадлежность к некоему течению. Группа «Цех поэтов» состояла из таких известных личностей, как Гумилёв, Ахматова, и, конечно же, собрания зачастую посещал Мандельштам. Осип Эмильевич в свои ранние годы тяготел к символизму, однако позднее стал последователем акмеизма, как и его ближайшие друзья из клуба. Зерном этого течения являются ясные, отчётливые образы и реализм. Таким образом, в 1913 году первый сборник стихотворений Мандельштама под названием «Камень» вобрал в себя именно дух акмеизма. В те же годы он выступает публично, посещает «Бродячую собаку», а также знакомится с Блоком, Цветаевой и Лившицем.

Годы странствий

Биография Осипа Мандельштама в этот период является весьма бурной. Когда начинается Первая мировая война, из-за проблем со здоровьем на фронт поэт не попадает. А вот революция 1917 года очень ясно отразилась в его лирике. Его мировоззренческие и политические взгляды вновь меняются, теперь уже в пользу большевиков. Он пишет множество стихотворений, направленных против царя и армии. В этот период он обретает всё большую известность и успех, активно ездит по стране и печатается во множестве изданий. Неизвестные причины побуждают его к переезду в Киев, где в тот момент проживала будущая жена Осипа Хазина. До брака, заключённого в 1922 году, он успевает пожить какое-то время в Крыму, где его арестовывают по подозрению в большевистской разведке. Спустя год после освобождения судьба направляет его в Грузию. Однако и там поэта ждёт неприятный сюрприз. Его снова сажают за решётку, но благодаря стараниям местных коллег ему удаётся быстро освободиться.

Сразу же после отбытия заключения в Грузии биография Осипа Мандельштама вновь возвращает его в родной Петроград. Его отношение к революции находит своё отражение в следующем сборнике стихов под названием Tristia, который издаётся в 1922 году в Берлине. Тогда же он связывает себя священными узами с Надеждой Яковлевной. В произведениях того времени царит сладостный трагизм, сопровождаемый тоской по расставаниям с ценностями, людьми и местами. После этого поэт Осип Мандельштам уходит в глубокий и затяжной поэтический кризис, поначалу радуя почитателей лишь редкими стихами, в которых выражает прискорбие по поводу гибели старой культуры. А в пятилетний период (с 1925 по 1930 г.) и вовсе ничего не пишет, помимо прозы. Чтобы хоть как-то прожить в суровых условиях, он занимается переводами. Третий и последний сборник с простым названием «Стихотворения» выходит в 1928 году. В этом ему очень способствует Бухарин, который занимает далеко не последнее место в Кремле. Однако сторонники Сталина, активно набирающего силу, ищут любые поводы, чтобы подставить поэта.

Последние годы жизни

Биография Осипа Мандельштама в 30-е годы заносит его вместе с женой на Кавказ, что также не обошлось без помощи и хлопот Бухарина. Это, скорее, является поводом укрыться от преследования, чем отдыхом. Поездки помогают Осипу Эмильевичу вернуть интерес к поэзии, результатом чего становится сборник очерков «Поездка в Армению», которые, однако, были отвергнуты идеологией. Спустя 3 года поэт возвращается домой. Его взгляды вновь претерпевают изменения, а разочарование в ранее почитаемом коммунизме полностью заслоняет его разум. Из-под его пера выходит скандальная эпиграмма «Кремлёвский горец», которую он зачитывает любопытной публике. Среди этих людей находится доносчик, который спешит доложить Сталину. В 1934 году Осипа ждёт очередной арест и ссылка в Пермский край, куда его сопровождает верная жена. Там он пытается совершить самоубийство, но попытка оборачивается неудачей. После этого супругов отсылают в Воронеж. Именно там были написаны лучшие и последние стихотворения с подписью «Осип Мандельштам», биография и творчество которого обрываются в 1938 году.

Смерть

В 1937 году поэт с женой возвращается в Москву. Однако спустя год его вновь арестовывают в Саматихе. Его приговаривают к пяти годам в исправительных лагерях. К сожалению, он заболевает тифом, трудясь где-то под Владивостоком, в результате чего и умирает. Большинство его стихотворений дошли до наших дней благодаря стараниям супруги. Во время путешествий и ссылок она прятала произведения мужа или заучивала наизусть. Похоронен Мандельштам в братской могиле.

О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении - Ио́сиф; 3 января 1891, Варшава - 27 декабря 1938, Владивостокский пересыльный пункт Дальстроя во Владивостоке) - русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из величайших русских поэтов XX века.

Иосиф Эмильевич Мандельштам
Дата рождения: 3 (15) января 1891
Место рождения: Варшава, Российская империя
Дата смерти: 27 декабря 1938
Место смерти: Владивостокский пересыльный пункт Дальстроя во Владивостоке, Приморский край, РСФСР, СССР
Гражданство (подданство): Российская империя СССР
Род деятельности:
поэт
переводчик
литературовед
Направление:
символизм (до 1912)
акмеизм
Логотип Викитеки Произведения в Викитеке
Commons-logo.svg Файлы на Викискладе

Ранние годы[править | править вики-текст]
Осип Мандельштам родился 3 января (15 января по новому стилю) 1891 года в Варшаве в еврейской семье. Отец, Эмилий Вениаминович (Эмиль, Хаскл, Хацкель Бениаминович) Мандельштам (1856-1938), был мастером перчаточного дела, состоял в купцах первой гильдии, что давало ему право жить вне черты оседлости, несмотря на еврейское происхождение. Мать, Флора Овсеевна Вербловская (1866-1916), была музыкантом.

В 1897 году семья Мандельштамов переехала в Петербург. Осип получил образование в Тенишевском училище (с 1900 по 1907 годы), российской кузнице «культурных кадров» начала ХХ века.

В августе 1907 г. подал прошение о приёме вольнослушателем на естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, но, забрав документы из канцелярии, в октябре уехал в Париж. В 1908-1910 годы Мандельштам учится в Сорбонне и в Гейдельбергском университете. В Сорбонне посещает лекции А. Бергсона и Ж. Бедье в Collège de France. Знакомится с Николаем Гумилёвым, увлечён французской поэзией: старофранцузским эпосом, Франсуа Вийоном, Бодлером и Верленом.

В промежутках между зарубежными поездками бывает в Петербурге, где посещает лекции по стихосложению на «башне» у Вячеслава Иванова.

К 1911 году семья начала разоряться, и обучение в Европе сделалось невозможным. Для того, чтобы обойти квоту на иудеев при поступлении в Петербургский университет, Мандельштам крестится у методистского пастора.

Учёба
10 сентября 1911 года он зачислен на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, где обучается с перерывами до 1917 года. Учится безалаберно, курса так и не кончает.

В 1911 году знакомится с Анной Ахматовой, бывает в гостях у четы Гумилёвых.

Первая публикация - журнал «Аполлон», 1910 г., № 9. Печатался также в журналах «Гиперборей», «Новый Сатирикон» и др.

С ноября 1911 г. регулярно участвует в собраниях Цеха поэтов. В 1912 году знакомится с А. Блоком. В конце того же года входит в группу акмеистов.

Дружбу с акмеистами (Анной Ахматовой и Николаем Гумилёвым) считал одной из главных удач своей жизни.

Поэтические поиски этого периода отразила дебютная книга стихов «Камень» (три издания: 1913, 1916 и 1923 годов, содержание менялось). Находится в центре поэтической жизни, регулярно публично читает стихи, бывает в «Бродячей собаке», знакомится с футуризмом, сближается с Бенедиктом Лившицем.

В 1915 году знакомится с Анастасией и Мариной Цветаевыми. В 1916 году в жизнь О. Э. Мандельштама входит Марина Цветаева.

В Советской России
После Октябрьской революции работает в газетах, в Наркомпросе, ездит по стране, публикуется в газетах, выступает со стихами, обретает успех. В 1919 году в Киеве знакомится с будущей женой, Надеждой Яковлевной Хазиной. В Гражданскую войну скитается с женой по России, Украине, Грузии; бывал арестован. Имел возможность сбежать с белыми в Турцию из Крыма, но, подобно Волошину, предпочёл остаться в Советской России. Переезжает в Петроград, поселяется в Доме искусств. Близко знавший его Н. Чуковский оставил о нём этого периода такие воспоминания: «Мандельштам был невысокий человек, сухощавый, хорошо сложенный, с тонким лицом и добрыми глазами. Он уже заметно лысел, и это его, видимо, беспокоило…»

В 1922 году регистрирует брак с Надеждой Яковлевной Хазиной. Знакомится с Борисом Пастернаком.

Стихи времени Первой мировой войны и революции (1916-1920) составили вторую книгу «Tristia» («Скорбные элегии», заглавие восходит к Овидию), вышедшую в 1922 году в Берлине. В 1923 году выходит «Вторая книга» и с общим посвящением «Н. Х.» - жене. В 1922 году в Харькове вышла отдельной брошюрой статья «О природе слова».

С мая 1925 по октябрь 1930 года наступает пауза в поэтическом творчестве. В это время пишется проза, к созданному в 1923 году «Шуму времени» (в названии обыгрывается блоковская метафора «музыка времени») прибавляется варьирующая гоголевские мотивы повесть «Египетская марка» (1927). На жизнь зарабатывает стихотворными переводами.
В 1928 году печатается последний прижизненный поэтический сборник «Стихотворения», а также книга его избранных статей «О поэзии».

Командировки на Кавказ

В 1930 году заканчивает работу над «Четвёртой прозой». Н. Бухарин хлопочет о командировке Мандельштама в Армению. В Эривани поэт знакомится с учёным, биологом-теоретиком Борисом Кузиным, между ними завязывается тесная дружба. Встреча описана Мандельштамом в «Путешествии в Армению». Н. Я. Мандельштам считала, что эта встреча оказалась «судьбой для всех троих. Без неё - Ося часто говорил, - может, и стихов бы не было». Позднее Мандельштам писал о Кузине: «Личностью его пропитана и моя новенькая проза, и весь последний период моей работы. Ему и только ему я обязан тем, что внёс в литературу период т. н. „зрелого Мандельштама“». После путешествия на Кавказ (Армения, Сухум, Тифлис) Осип Мандельштам возвращается к написанию стихов.

Поэтический дар Мандельштама достигает расцвета, однако он почти нигде не печатается. Заступничество Б. Пастернака и Н. Бухарина дарит поэту небольшие житейские передышки.
Самостоятельно изучает итальянский язык, читает в подлиннике «Божественную комедию». Программное поэтологическое эссе «Разговор о Данте» пишется в 1933 году. Мандельштам обсуждает его с А. Белым.

В «Литературной газете», «Правде», «Звезде» выходят разгромные статьи в связи с публикацией мандельштамовского «Путешествия в Армению» («Звезда», 1933, № 5).

Б. Л. Пастернак этот поступок называл самоубийством:
Как-то, гуляя по улицам, забрели они на какую-то безлюдную окраину города в районе Тверских-Ямских, звуковым фоном запомнился Пастернаку скрип ломовых извозчичьих телег. Здесь Мандельштам прочёл ему про кремлёвского горца. Выслушав, Пастернак сказал: «То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому».
Кто-то из слушателей доносит на Мандельштама. Следствие по делу вел Н. Х. Шиваров.

В ночь с 13 на 14 мая 1934 года Мандельштама арестовывают и отправляют в ссылку в Чердынь (Пермский край). Осипа Мандельштама сопровождает жена, Надежда Яковлевна. В Чердыни О. Э. Мандельштам совершает попытку самоубийства (выбрасывается из окна). Надежда Яковлевна Мандельштам пишет во все советские инстанции и ко всем знакомым. При содействии Николая Бухарина Мандельштаму разрешают самостоятельно выбрать место для поселения. Мандельштамы выбирают Воронеж. Живут в нищете, изредка им помогают деньгами немногие не отступившиеся друзья. Время от времени О. Э. Мандельштам подрабатывает в местной газете, в театре. В гостях у них бывают близкие люди, мать Надежды Яковлевны, артист В. Н. Яхонтов, Анна Ахматова. Здесь он пишет знаменитый цикл стихотворений (т. н. «Воронежские тетради»).
В мае 1937 года заканчивается срок ссылки, и поэт неожиданно получает разрешение выехать из Воронежа. Они с женой возвращаются ненадолго в Москву. В заявлении секретаря Союза писателей СССР В. Ставского 1938 года на имя наркома внутренних дел Н. И. Ежова предлагалось «решить вопрос о Мандельштаме», его стихи названы «похабными и клеветническими». Иосиф Прут и Валентин Катаев были названы в письме как «выступавшие остро» в защиту Осипа Мандельштама.

В начале марта 1938 года супруги Мандельштам переезжают в профсоюзную здравницу Саматиха (Егорьевский район Московской области, ныне отнесено к Шатурскому району). Там же в ночь с 1 на 2 мая 1938 года Осип Эмильевич был арестован вторично и доставлен на железнодорожную станцию Черусти, которая находилась в 25 километрах от Саматихи. После чего был по этапу отправлен в лагерь на Дальний Восток.
Осип Мандельштам скончался 27 декабря 1938 года от тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток). Тело Мандельштама до весны вместе с другими усопшими лежало непогребённым. Затем весь «зимний штабель» был захоронен в братской могиле.

Исследователи творчества поэта отмечали «конкретное предвидение будущего, столь свойственное Мандельштаму», и то, что «предощущение трагической гибели пронизывает стихи Мандельштама». Предвидением собственной судьбы стало переведенное Мандельштамом ещё в 1921 году стихотворение грузинского поэта Н. Мицишвили:

«
Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме,
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада –
Я вежливо тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой.
Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над черной могилой…

»
Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года - в 1956, по делу 1934 года - в 1987. Местонахождение могилы поэта до сих пор неизвестно.

Поэтика Мандельштама[править | править вики-текст]
Периодизация творчества[править | править вики-текст]
Л. Гинзбург (в книге «О лирике») предложила различать три периода творчества поэта. Эту точку зрения разделяет большинство мандельштамоведов (в частности, М. Л. Гаспаров).
Период «Камня»: сочетание «суровости Тютчева» с «ребячеством Верлена». «Суровость Тютчева» - это серьёзность и глубина поэтических тем; «ребячество Верлена» - это лёгкость и непосредственность их подачи. Слово - это камень. Поэт - архитектор, строитель.

Период «Тристий», до конца 1920-х годов: поэтика ассоциаций. Слово - это плоть, душа, оно свободно выбирает свое предметное значение. Другой лик этой поэтики - фрагментарность и парадоксальность. Мандельштам писал позже: «Любое слово является пучком, смысл из него торчит в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку». Иногда по ходу написания стихотворения поэт радикально менял исходную концепцию, иногда попросту отбрасывал начальные строфы, служащие ключом к содержанию, так что окончательный текст оказывался сложной для восприятия конструкцией. Такой способ письма, выпускающий объяснения и преамбулы, был связан с самим процессом создания стихотворения, содержание и окончательная форма которого не были автору «предзаданы». (См., например, попытку реконструкции написания «Грифельной оды» у М. Л. Гаспарова.)

Период тридцатых годов XX века: культ творческого порыва и культ метафорического шифра. «Я один пишу с голоса», - говорил о себе Мандельштам. Сначала к нему «приходил» метр («движение губ», проборматыванье), и уже из общего метрического корня вырастали «двойчатками», «тройчатками» стихи. Так создавались многие стихи зрелым Мандельштамом. Замечательный пример этой манеры письма: его амфибрахии ноября 1933 года («Квартира тиха, как бумага», «У нашей святой молодёжи», «Татары, узбеки и ненцы», «Люблю появление ткани», «О бабочка, о мусульманка», «Когда, уничтожив набросок», «И клёна зубчатая лапа», «Скажи мне, чертёжник пустыни», «В игольчатых чумных бокалах», «И я выхожу из пространства»).

Н. Струве предлагает выделить не три, а шесть периодов:

1. Запоздалый символист: 1908-1911
2. Воинствующий акмеист: 1912-1915
3. Акмеист глубинный: 1916-1921
4. На распутье: 1922-1925
5. На возврате дыхания: 1930-1934
6. Воронежские тетради: 1935-1937

Эволюция метрики Мандельштама

М. Л. Гаспаров описывал эволюцию метрики поэта следующим образом:

1908-1911 - годы ученья, стихи в традициях верленовских «песен без слов». В метрике преобладают ямбы (60 % всех строк, четырёхстопный ямб преобладает). Хореев - около 20 %.
1912-1915 - Петербург, акмеизм, «вещественные» стихи, работа над «Камнем». Максимум ямбичности (70 % всех строк, однако господствующее положение 4-стопный ямб делит с 5- и 6-стопным ямбом).
1916-1920 - революция и гражданская война, выработка индивидуальной манеры. Ямбы слегка уступают (до 60 %), хореи возрастают до 20 %.
1921-1925 - переходный период. Ямб отступает ещё на шаг (50 %, заметными становятся разностопные и вольные ямбы), освобождая место экспериментальным размерам: логаэду, акцентному стиху, свободному стиху (20 %).
1926-1929 - пауза в поэтическом творчестве.
1930-1934 - интерес к экспериментальным размерам сохраняется (дольник, тактовик, пятисложник, свободный стих - 25 %), но вспыхивает бурное увлечение трёхсложниками (40 %). Ямба −30 %.
1935-1937 - некоторое восстановление метрического равновесия. Ямбы вновь возрастают до 50 %, экспериментальные размеры спадают на нет, но уровень трёхсложников остаётся повышенным: 20 %
Мандельштам и музыка[править | править вики-текст]
В детстве, по настоянию матери, Мандельштам учился музыке. Глазами рождавшегося в нём поэта высокой книжной культуры он даже в строчках нотной записи видел поэтизированные зрительные образы и писал об этом в «Египетской марке»: «Нотное письмо ласкает глаз не меньше, чем сама музыка слух. Черныши фортепианной гаммы, как фонарщики, лезут вверх и вниз … Миражные города нотных знаков стоят, как скворешники, в кипящей смоле…» В его восприятии ожили «концертные спуски шопеновских мазурок» и «парки с куртинами Моцарта», «нотный виноградник Шуберта» и «низкорослый кустарник бетховенских сонат», «черепахи» Генделя и «воинственные страницы Баха», а музыканты скрипичного оркестра, словно мифические дриады, перепутались «ветвями, корнями и смычками».

Музыкальность Мандельштама и его глубокая соприкосновенность с музыкальной культурой отмечались современниками. «В музыке Осип был дома» написала Анна Ахматова в «Листках из дневника». Даже когда он спал, казалось, «что каждая жилка в нём слушала и слышала какую-то божественную музыку».

Близко знавший поэта, композитор Артур Лурье писал, что «живая музыка была для него необходимостью. Стихия музыки питала его поэтическое сознание». И. Одоевцева цитировала слова Мандельштама: «Я с детства полюбил Чайковского, на всю жизнь полюбил, до болезненного исступления… Я с тех пор почувствовал себя навсегда связанным с музыкой, без всякого права на эту связь…», а сам он писал в «Шуме времени»: «Не помню, как воспиталось во мне это благоговенье к симфоническому оркестру, но думаю, что я верно понял Чайковского, угадав в нём особенное концертное чувство».

Мандельштам воспринимал искусство поэзии родственным музыке и был уверен, что в своём творческом самовыражении истинным композиторам и поэтам всегда по дороге, «которой мучимся, как музыкой и словом».

Музыку настоящих стихов он слышал и воспроизводил при чтении собственной интонацией вне зависимости от того, кто их написал. М. Волошин ощутил в поэте это «музыкальное очарование»: «Мандельштам не хочет разговаривать стихом, - это прирождённый певец… Голос Мандельштама необыкновенно звучен и богат оттенками…»

Э. Г. Герштейн рассказывала о чтении Мандельштамом последней строфы стихотворения «Лето» Б. Пастернака: «Как жаль, что невозможно сделать нотную запись, чтобы передать звучанье третьей строки, эту раскатывающуюся волну первых двух слов („и арфой шумит“), вливающуюся, как растущий звук органа, в слова „ураган аравийский“… У него вообще был свой мотив. Однажды у нас на Щипке, как будто какой-то ветер поднял его с места и занёс к роялю, он заиграл знакомую мне с детства сонатину Моцарта или Клементи с точно такой же нервной, летящей вверх интонацией… Как он этого достигал в музыке, я не понимаю, потому что ритм не нарушался ни в одном такте…»

«Музыка - содержит в себе атомы нашего бытия», писал Мандельштам и является «первоосновой жизни». В своей статье «Утро акмеизма» Мандельштам писал: «Для акмеистов сознательный смысл слова, Логос, такая же прекрасная форма, как музыка для символистов». Скорый разрыв с символизмом и переход к акмеистам слышался в призыве - «…и слово в музыку вернись» («Silentium», 1910).

По мнению Г. С. Померанца «пространство Мандельштама… подобно пространству чистой музыки. Поэтому вчитываться в Мандельштама без понимания этого квазимузыкального пространства бесполезно»:

«
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит,
Но видит бог, есть музыка над нами…
…И мнится мне: весь в музыке и пене,
Железный мир так нищенски дрожит…
…Куда же ты? На тризне милой тени
В последний раз нам музыка звучит!

«Концерт на вокзале» (1921)

»
Мандельштам в литературе и литературоведении XX века[править | править вики-текст]
Исключительную роль в сохранении поэтического наследия Мандельштама 1930-х годов сыграл жизненный подвиг его жены, Надежды Яковлевны Мандельштам, и людей, ей помогавших, таких как С. Б. Рудаков и воронежская подруга Мандельштамов - Наталья Штемпель. Рукописи хранились в ботиках Надежды Яковлевны и в кастрюлях. В своём завещании Надежда Яковлевна фактически отказывает Советской России в каком-либо праве на публикацию стихотворений Мандельштама.

В кругу Анны Ахматовой в 1970-е годы будущего лауреата Нобелевской премии по литературе И. А. Бродского называют «младшим Осей». По мнению В. Я. Виленкина из всех поэтов - современников «только к одному Мандельштаму Анна Андреевна относилась как к какому-то чуду поэтической первозданности, чуду достойному восхищения».

По оценке Николая Бухарина, высказанной в письме Сталину в 1934 году, Мандельштам - «первоклассный поэт, но абсолютно несовременен».

До начала перестройки воронежские стихи Мандельштама 1930-х годов в СССР не издавались, но ходили в списках и перепечатках, как в XIX веке, или в самиздате.

Мировая слава приходит к поэзии Мандельштама до и независимо от публикации его стихов в Советской России.

С 1930-х годов его стихи цитируются, множатся аллюзии на его стихи в поэзии совершенно разных авторов и на многих языках.

Мандельштама переводит на немецкий один из ведущих европейских поэтов XX века Пауль Целан.

В США исследованием творчества поэта занимался К. Тарановский, который проводил в Гарварде семинар по поэзии Мандельштама.

Набоков В. В. называет Мандельштама единственным поэтом Сталинской России.

По утверждению современного российского поэта Максима Амелина: «При жизни Мандельштам считался третьестепенным поэтом. Да, его ценили в собственном кругу, но его круг был очень мал».

Адреса[править | править вики-текст]
Адреса в Санкт-Петербурге - Петрограде - Ленинграде[править | править вики-текст]
1899-1900 - доходный дом - Офицерская улица, 17;
1901-1904 - доходный дом - Литейный проспект, 49;
1904-1905 - Литейный проспект, 15;
1907 год - доходный дом А. О. Мейера - Николаевская улица, 66;
1908 год - доходный дом - Сергиевская улица, 60;
1910-1912 - доходный дом - Загородный проспект, 70;
1913 год - доходный дом - Загородный проспект, 14;
1914 год - доходный дом - Ивановская улица, 16;
1915 год - Малая Монетная улица, 15;
1917-1918 - квартира М. Л. Лозинского - Каменноостровский проспект, 24, кв. 35;
осень 1920 - 02.1921 года - ДИСК - проспект 25-го Октября, 15;
лето 1924 года - квартира Марадудиных в дворовом флигеле особняка Е. П. Вонлярлярского - улица Герцена, 49, кв. 4;
конец 1930 - 01.1931 года - доходный дом - 8-я линия, 31;
1933 год - гостиница «Европейская» - улица Ракова, 7;
осень 1937 года - дом Придворного конюшенного ведомства - набережная канала Грибоедова, 9.
Адреса в Москве[править | править вики-текст]
Театральная пл., гостиница «Метрополь» (в 1918 - «2-й Дом Советов»). В номер 253 не позднее июня 1918, по переезде в Москву, О. М. поселился в качестве работника Наркомпроса.
Остоженка, 53. Бывший «Катковский лицей». В 1918-1919 гг. здесь размещался Наркомпрос, где работал О. Э.
Тверской бульвар, 25. Дом Герцена. О. Э. и Н. Я. жили здесь в левом флигеле с 1922 по август 1923, а затем в правом флигеле с января 1932 по октябрь-ноябрь 1933.
Савельевский пер., 9 (бывший Савеловский. С 1990 - Пожарский пер.). Квартира Е. Я. Хазина, брата Надежды Яковлевны. О. Э. и Н. Я. жили здесь в октябре 1923 г.
Б. Якиманка 45, кв.8. Дом не сохранился. Здесь Мандельштамы снимали комнату в конце 1923 - в первой половине 1924 гг.
Профсоюзная, 123А. Санаторий ЦЕКУБУ (Центральная комиссия по улучшению быта учёных). Санаторий существует поныне. Мандельштамы здесь жили дважды - в 1928 и в 1932 гг.
Кропоткинская наб., 5. Общежитие ЦЕКУБУ. Дом не сохранился. Весной 1929 г. О. Э. жил здесь (здание упомянуто в «Четвёртой прозе»).
М. Бронная, 18/13. С осени 1929 по начало 1930 (?) О. Э. и Н. Я. жили в квартире «ИТРовского работника» (Э. Г. Герштейн)
Тверская, 5 (по старой нумерации - 15). Ныне в этом здании - театр им. М. Н. Ермоловой. Редакции газет «Московский комсомолец», «Пятидневка», «Вечерняя Москва» где работал О. Э.
Щипок, 6-8. О. Э. и Н. Я. жили в служебной квартире отца Э. Г. Герштейн. Данных о сохранности дома нет.
Старосадский пер. 10, кв.3. Комната А. Э. Мандельштама в коммунальной квартире. В конце 1920-х, начале 1930-х Мандельштамы часто жили и бывали здесь.
Лаврушинский пер. 17, кв.47. Квартира В. Б. и В. Г. Шкловских в «писательском доме». В 1937-1938 гг. О. Э. и Н. Я. всегда находили здесь приют и помощь. По этому адресу Н. Я. была вновь прописана в Москве в 1965 г.
Русановский пер.4, кв. 1. Дом не сохранился. Квартира писателя Ивича-Бернштейна, давшего приют О. Мандельштаму после Воронежской ссылки.
Нащокинский пер. 3-5, кв.26 (бывшая ул. Фурманова). Дом не сохранился. На торцевой стене соседнего дома остался след его крыши. Первая и последняя собственная квартира О. Мандельштама в Москве. Мандельштамы въехали в неё, вероятно, осенью 1933. Видимо, здесь же были написаны «Мы живем, под собою не чуя страны…». Здесь же в мае 1934 О. Э. был арестован.
Новослободская 45. Бутырская тюрьма. Ныне - Следственный изолятор (СИЗО) № 2. Здесь в течение месяца содержался О. Э. в 1938 г.
Лубянская пл. Здание ВЧК-ОГПУ-НКВД. Ныне здание ФСБ РФ. Во время своих арестов в 1934 и в 1938 гг. О. Э. содержался здесь.
Черемушкинская ул. 14, корп.1, кв.4. Московская квартира Н. Я., где, начиная с 1965 г., она проживала последние годы жизни.
Рябиновая ул. Кунцевское кладбище. Старая часть. Участок 3, захоронение 31-43. Могила Н. Я. и кенотаф (памятный камень) О. Э. Сюда привезена и захоронена земля, извлеченная из братской могилы заключённых лагеря «Вторая речка».
Адреса в Воронеже[править | править вики-текст]
Проспект Революции, 46 - здесь в гостинице «Центральная» остановились Мандельштамы после прибытия в Воронеж в июне 1934 г.
Ул. Урицкого - О. Э. удалось снять летнюю терраску в частном доме в привокзальном посёлке, где они с женой прожили с июля по октябрь, до наступления холодов.
Ул. Швейников, 4б (бывшая 2-я Линейная ул.) - так называемая «яма Мандельштама» (по написанному им в 1935 г. стихотворению). С октября 1934 г. Мандельштамы снимали комнату у агронома Е. П. Вдовина.
Угол проспекта Революции и ул. 25 лет Октября - комнату («меблирашку» - по воспоминаниям Н. Я. Мандельштам) они снимали у сотрудника НКВД с апреля 1935 г. по март 1936 г. В этой комнате в феврале 1936 г. навещала поэта А. А. Ахматова. На месте старого дома построена многоэтажка.
Ул. Фридриха Энгельса, 13. В одной из квартир этого дома с марта 1936 г. Мандельштамы снимали комнату. Напротив дома в 2008 г. установлен бронзовый памятник поэту.
Ул. Пятницкого (бывшая ул. 27 февраля), д.50, кв. 1 - последний адрес Мандельштама в Воронеже. Отсюда Мандельштам в мае 1937 г. после окончания срока высылки выехал в Москву. Дом разрушен.

Наследие и память[править | править вики-текст]
Мандельштамовское общество[править | править вики-текст]
В 1991 г. с целью сохранения, изучения и популяризации творческого наследия поэта было основано Мандельштамовское общество, которое объединило профессиональных исследователей и ценителей творчества О. Э. Мандельштама. Учредителями общественной организации стали русский Пен-центр и общество «Мемориал». Первыми председателями были С. С. Аверинцев, а после его смерти - М. Л. Гаспаров.

Члены общества проводят тематические заседания и конференции. Среди известных публикаций Мандельштамовского общества - издание в 1993-1999 гг. собрания сочинений Мандельштама в 4 томах, серийные издания - «Записки Мандельштамовского общества», «Библиотека Мандельштамовского общества», сборники статей и материалов конференций.

В середине 1990-х годов Мандельштамовское общество выступило с идеей создания Мандельштамовской энциклопедии, концепция которой была поддержана Российским государственным гуманитарным университетом и издательством «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). В редколлегию готовящегося издания входили и предполагаемые авторы ключевых статей Аверинцев и Гаспаров. Последний до своей кончины в 2005 г. успел подготовить около 130 статей об отдельных стихотворениях поэта.

Работа над энциклопедией продолжается в Мандельштамовском обществе, Кабинете мандельштамоведения Научной библиотеки Российского государственного гуманитарного университета и Государственном литературном музее, взявшем на себя подбор для 2-томного издания иллюстраций из собственных коллекций. В 2007 г. издательством РГГУ выпущен сборник избранных методических и словарных материалов проекта энциклопедии - «О. Э. Мандельштам, его предшественники и современники»

Память[править | править вики-текст]

Мандельштам - юбилейная открытка с оригинальной маркой. СССР, 1991
1 февраля 1992 года в Париже на здании Сорбонны укрепили мемориальную доску в честь 100-летия Осипа Мандельштама. Скульптор Борис Лежен
В 1998 году во Владивостоке был открыт памятник Осипу Мандельштаму (автор Валерий Ненаживин). Позже был перенесён в сквер ВГУЭС.

Памятник поэту в Воронеже. Скульптор - Л. Гадаев
30 июня 2007 года в Санкт-Петербурге (во дворе Фонтанного дома на набережной реки Фонтанки, 34), был открыт памятник О. Мандельштаму (скульптор Вячеслав Бухаев).
4 сентября 2008 года был открыт памятник в Воронеже, в парке «Орлёнок». Автор памятника - Лазарь Гадаев.
28 ноября 2008 года памятник был открыт в центре Москвы на пересечении улицы Забелина и Старосадского переулка, во дворе дома, в котором поэт гостил у своего брата Александра.
25 мая 2010 года в Санкт-Петербурге (во дворе здания Двенадцати коллегий СПбГУ) был открыт памятник Осипу и Надежде Мандельштам.
В 2011 году открылся первый музей О. Э. Мандельштама - в городе Фрязино Московской области.
15 декабря 2011 года в Воронежском литературном музее открылась постоянно действующая выставка, посвящённая жизни и творчеству поэта.
Имя Осипа Мандельштама присвоено воздушному судну А330 VQ-BQX в парке ОАО «Аэрофлот».
Рэп-исполнитель Noize MC записал саундтрек "Сохрани мою речь" к документальному фильму "Сохрани мою речь навсегда", посвященному Осипу Мандельштаму.
Улица Мандельштама[править | править вики-текст]
В 2011 в Воронеже рассматривалась возможность переименовать одну из улиц в улицу Мандельштама. Однако из-за протестов жителей, не желавших заниматься переоформлением прописки и документов, от переименования решили отказаться.
В мае 2012 года, по сообщениям польских СМИ, в Варшаве появилась первая в мире улица Мандельштама.
Литература[править | править вики-текст]
Авторитетные издания сочинений О. Э. Мандельштама[править | править вики-текст]
Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в трёх томах. Вступительные статьи проф. Кларенса Брауна, проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. - Washington: Inter-Language Literary Associates/Международное Литературное Содружество, 1967. Четвёртый, дополнительный том: Мандельштам, Осип. Собрание сочинений. IV - дополнительный том. Под редакцией Г. Струве, Н. Струве и Б. Филиппова. - Paris: YMCA-Press, 1981.
Мандельштам О. Э. Стихотворения - Л.: Советский писатель, 1973, 336 с. - Библиотека поэта. Большая серия (переизд. в 1974, 1978 и 1979 гг.)
Мандельштам О. Э. Сочинения. В 2-х т. М.: Художественная литература, 1990. Т.1 - 640 с., Т.2 - 464 с. 200 000 экз.
Мандельштам О. Э. Камень / Изд. подгот. Л. Я. Гинзбург, А. Г. Мец, С. В. Василенко, Ю. Л. Фрейдин. - М.: Наука, 1991. - 400 с. (Литературные памятники)
Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в четырёх томах. Изд-во «Арт-Бизнес-Центр», 1993-1999 гг. Подготовлено Мандельштамовским обществом.
Мандельштам О. Э. Полное собрание стихотворений. (Новая библиотека поэта) / Вступительные статьи М. Л. Гаспарова и А. Г. Меца. Составление, подготовка текста и примечания А. Г. Меца. - СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1997. - 718 с. ISBN 5-7331-0090-7
Мандельштам О. Э. Стихотворения. Проза / Сост., вступ. статья и коммент. М. Л. Гаспарова. - М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2001. - 736 с. ISBN 5-17-006594-9 (АСТ); ISBN 966-03-1229-6 (Фолио) (Библиотека поэта)
Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем. В 3 т. М.: Прогресс-Плеяда, 2009-2011.
Т. 1. Стихотворения. / Вступ. ст. Вяч. Вс. Иванова, подг. текста и комм. А. Г. Меца. 2009. 808 стр. ISBN 978-5-93006-095-9
Т. 2. Проза. / Сост. А. Г. Мец. 2010. 760 стр. ISBN 978-5-93006-088-1
Т. 3. Проза. Письма. / Сост. А. Г. Мец. 2011. 944 стр. ISBN 978-5-904995-10-2
Приложение. Летопись жизни и творчества. / Сост. А. Г. Мец при участии С. В. Василенко, Л. М. Видгофа, Д. И. Зубарева, Е. И. Лубянниковой - 2014, 536 с. ISBN 978-5-904995-24-9
Литература об О. Э. Мандельштаме

Аверинцев С. Статья о Мандельштаме
Гаспаров М. Л. Мандельштамовское «Мы пойдем другим путём»: о стихотворении «Кому зима арак и пунш голубоглазый…» // Новое литературное обозрение. - 2000. - № 41.
Гаспаров М. Л. О. Мандельштам. Гражданская лирика 1937 года. - М., 1996.
Гаспаров М. Л. Осип Мандельштам. Три его поэтики // Гаспаров М. Л. О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. - СПб.: Азбука, 2001. С. 193-259.
Жолковский А. К. «Я пью за военные астры»: поэтический автопортрет Мандельштама // Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, стратегии, интертексты. - М.: РГГУ, 2005.
Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама: Воспоминания. Материалы к биографии. «Новые стихи». Комментарии. Исследования. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. - 544 с. Тираж 50 000 экз. ISBN 5-7455-0323-8
Иванов Вяч. Вс. Стихотворение Осипа Мандельштама «Рояль» //
Лахути, Делир Гасемович. «Образ Сталина в стихах и прозе Мандельштама. Попытка внимательного чтения (с картинками). Москва, РГГУ, 2009 г.
Кихней Л. Г. Осип Мандельштам: Бытие слова. - М.: Диалог МГУ, 2000. - 146 с. ISBN 5-89209-577-0
Левин Ю. И. Избранные работы. Поэтика. Семиотика. - М., 1998. (Работы о Мандельштаме составляют 2/3 сборника).
Анатолий Ливри, Мандельштам в пещере Заратустры», - в Вестнике Университета Российской Академии Образования, ВАК, 1 - 2014, Москва, с. 9 - 21. http://anatoly-livry.e-monsite.com/medias/files/mandelstam-livry026.pdf Копия на Nietzsche.ru: http://www.nietzsche.ru/influence/literatur/livri/mandelstam/. Французская версия в Nietzscheforschung, Berlin, Humboldt-Universität, 2013, Band 20, S. 313-324:
http://www.degruyter.com/view/j/nifo.2013.20.issue-1/nifo.2013.20.1.313/nifo.2013.20.1.313.xml

Осип Мандельштам. Египетская марка. Пояснения для читателя. / Составители: Олег Лекманов, Мария Котова, О. Репина, Анна Сергеева-Клятис, С. Синельников. - М.: ОГИ (Объединённое Гуманитарное Издательство), 2012. - 480 стр. ISBN 978-5-94282-634-5.
Мусатов В. В. Лирика Осипа Мандельштама. - Киев, 2000.
Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 808 с («Studia philologica».) - ISSN 1726-135X, ISBN 5-94457-086-5
Ронен О. Похороны солнца в Петербурге. О двух театральных стихотворениях Мандельштама // Звезда. - 2003. - № 5.
Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. - СПб., 2002.
Сегал Д. М. Осип Мандельштам. История и поэтика. - Иерусалим, 1998.
Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама. - Рим, 1986 (2-е изд.: М., 1997).
Сурат И. З. Мандельштам и Пушкин. - М.: ИМЛИ РАН, 2009. - 384 с. - ISBN 978-5-9208-345-0.
Тарановский К. Ф. О поэзии и поэтике. - М., 2000. (Работы о Мандельштаме составляют более половины сборника).
Успенский Ф. Б. Работы о языке и поэтике Осипа Мандельштама: «Соподчинённость порыва и текста» - М.: Фонд «Развития фундаментальных лингвистических исследований», 2014, 216 с.
Dutli R. Meine Zeit, mein Tier. Ossip Mandelstam. Eine Biographie. - Zürich, 2003.
Nilsson N. A. Osip Mandel’štam: Five Poems. - Stockholm, 1974.
Ronen O. An Approach to Mandelstam. - Jerusalem, 1983.
Нерлер П. Con amore: Этюды о Мандельштаме - М.: НЛО, 2014, 856 с. ISBN 978-5-4448-0162-8

Биография

Лекманов О. А. Мандельштам. - М.: Мол. гвардия, 2004. - 255 с. ISBN 5-235-02653-5 (Жизнь замечательных людей. Вып. 888.)
Мандельштам, Надежда Яковлевна. Воспоминания. М.: Книга, 1989.
Мандельштам, Надежда Яковлевна. Вторая книга. - М.: Московский рабочий, 1990.
Я вернулся в мой город: Петербург Мандельштама. Л.: Свеча, 1991.
Станислав Рассадин. Очень простой Мандельштам - М.: Книжный сад, 1994. - 160 с. ISBN 5-85676-029-8
Павлов Е. Шок памяти: Автобиографическая поэтика Вальтера Беньямина и Осипа Мандельштама / Пер. с англ. - 2-е изд. - М.: Новое литературное обозрение, 2014. - 224 с. - (Научная библиотека). - 1500 экз. - ISBN 978-5-4448-0104-8
Воспоминания Евгения Мандельштама о происхождении семей Мандельштам и Вербловских
Семейная биография Мандельштамов
Осип Мандельштам. Биография
Параллельно-перпендикулярное десятилетие. О памятниках Мандельштаму. Статья на booknik.ru
B. Г. Зарубин. «Об аресте поэта Мандельштама в Крыму в 1920 г.»
Собиратель и нанизыватель слов Осип Мандельштам, Михаил Ардов, протоиерей, 2007-01-18
Художественная литература

Шаламов В. Т. Шерри-Бренди. - Москва. - 1988. - № 9. (Впервые)

Из книги судеб . Осип Эмильевич Мандельштам (1891 - 1938), русский поэт, прозаик, переводчик, эссеист. Родился 3 (15) января 1891 в Варшаве в семье Эмилия Вениаминовича (Хацкеля Беньяминовича) Мандельштама, кожевенника и мастера перчаточного дела. Старинный еврейский род Мандельштамов со времён иудейского просвещения XVIII века дал миру известных раввинов, физиков и врачей, переводчиков Библии и историков литературы.

Мать поэта, Флора Осиповна Вербловская, происходила из виленской семьи ассимилировавшихся и влившихся в ряды русской интеллигенции евреев. Она находилась в родстве с известным литературоведом С. А. Венгеровым, была музыкантшей и ценительницей русской классической словесности.

Вскоре после рождения сына семья переезжает в Петербург. Здесь сознание будущего поэта постепенно пронизывается глубоким и творчески плодотворным культурным диссонансом. Патриархальный быт еврейского клана, впоследствии облёкшийся в образ отвергаемого, заклинаемого, но и родного «хаоса иудейского», противостанет в творчестве поэта ошеломившему, пленившему величию Петербурга с его имперской упорядоченностью и повелительной гармонией. Позднее в поэзии Мандельштама оба этих фона запечатлелись в сочетании глубоких контрастирующих красок - чёрной и жёлтой, красок талеса (иудейского молитвенного покрывала) и императорского штандарта: «Словно в воздухе струится / Жёлчь двуглавого орла» («Дворцовая площадь», 1915); «Се чёрно-жёлтый свет, се радость Иудеи!» («Среди священников левитом молодым..», 1917).

Лейтмотив мандельштамовских воспоминаний о детстве - «косноязычие», «безъязычие» семьи, «фантастический» язык отца, самоучкой освоившего русский и немецкий. В наследие поэту достаётся не речь, а неутолимый порыв к речи, рвущийся через преграду безъязыкости. Путь Мандельштама к лаврам одного из величайших поэтов XX века пройдёт через мучительные попытки преодолеть это косноязычие, расширить границы выговариваемого, обуздать «невыразимое» врождённым ритмом, найти «потерянное слово». Но наряду с косноязычием евреев, входящих в русскую речь извне, с усилием, Мандельштаму предстоит преодолеть и косноязычие надсоновской поры русской поэзии - 1880-1890 годов, когда старые возможности языка исчерпаны, а новые лишь брезжат, и, наконец, безъязыкость будущего поэта, которому заказано благополучно пользоваться готовым языком и предстоит сквозь «высокое» косноязычие («косноязычием» именуется в Библии речевой дефект пророка Моисея) прорваться к своему уникальному слову. А преображающая сила воздействия мандельштамовского слова на последующую русскую поэзию XX века, пожалуй, не знает себе равных.

С ранних юношеских лет сознание Мандельштама - это сознание разночинца, не укоренённого в вековой почве национальной культуры и патриархального быта: «Никогда я не мог понять Толстых и Аксаковых, Багровых-внуков, влюблённых в семейственные архивы с эпическими домашними воспоминаньями... Разночинцу не нужна память, ему достаточно рассказать о книгах, которые он прочёл, - и биография готова». Но из этой неукоренённости в национальном быте вырастет причастность всемирному бытию, акмеистическая «тоска по мировой культуре», способность воспринимать Гомера, Данте, Пушкина как современников и «сображников» на свободном «пиру» вселенского духа.

В 1900-1907 годах Мандельштам обучается в Тенишевском коммерческом училище - одном из лучших учебных заведений тогдашней России. Здесь царила особая интеллигентски-аскетическая атмосфера, культивировались возвышенные идеалы политической свободы и гражданского долга.

Революционные события и катастрофа русско-японской войны вдохновили первые стихотворные опыты поэта. «Мальчики девятьсот пятого года шли в революцию с тем же чувством, с каким Николенька Ростов шёл в гусары», - скажет он много позже, оглядываясь назад. Получив 15 мая 1907 года диплом Тенишевского училища, Мандельштам пытается вступить в Финляндии в боевую организацию эсеров, но не принимается туда по малолетству. Обеспокоенные за будущность сына родители спешат отправить его учиться за границу. В 1907-1908 годах Мандельштам слушает лекции на словесном факультете Парижского университета, в 1909-1910 годах занимается романской филологией в Гейдельбергском университете (Германия), путешествует по Швейцарии и Италии. Эхо этих встреч с Западной Европой уже никогда не покинет поэзию Мандельштама. Именно тогда в сумму архитектурных впечатлений Мандельштама входит европейская готика - сквозной символ образной системы его будущей поэзии.

В Париже происходит внутренний перелом: юноша оставляет политику ради поэзии, обращается к интенсивному литературному труду. Увлекается лирикой Брюсова , вождя русского символизма, и французских «проклятых» поэтов - за смелость «чистого отрицания», за «музыку жизни», как скажет Мандельштам в одном из писем своему бывшему учителю словесности и литературному наставнику В. В. Гиппиусу . В Париже Мандельштам знакомится с Гумилёвым . Именно Гумилёв «посвятил» Мандельштама в «сан» поэта. А в 1911 году, уже в Петербурге, Мандельштам на вечере в «башне» Вячеслава Иванова впервые встречает супругу Гумилёва Анну Ахматову . Всех троих объединит не только глубокая дружба, но и сходство поэтических устремлений.

Около 1910 года в наиболее чутких литературных кругах становится очевиден кризис символизма как литературного направления, претендующего на роль тотального языка нового искусства. Желанием художественного высвобождения из-под его власти было продиктовано намерение Гумилёва , Ахматовой , Мандельштама, а также С. Городецкого , В. Нарбута , М. Зенкевича и некоторых других авторов образовать новое поэтическое направление. Так в начале 1913 года на авансцену литературной борьбы выступает акмеизм.

Более чем какое-либо иное литературное направление, акмеизм сопротивлялся точному определению... Но в историю русской литературы XX века акмеизм вошёл, прежде всего, как цельная поэтическая система, объединяющая трёх стихотворцев - Мандельштама, Ахматову и Гумилёва . И Мандельштам в этом ряду для большинства современных исследователей стоит едва ли не первым.

Высшее чудо акмеизм прозрел в слове, в самом поэтическом действе… Земное и небесное здесь не противостояли друг другу. Они сливались воедино благодаря чуду слова - божественного дара именования простых земных вещей... Объединив земное и небесное, поэтическое слово как бы обретало плоть и превращалось в такой же факт действительности, как и окружающие вещи - только более долговечный…

Мандельштам всегда стремился своё поэтическое существование сличить с неизгладимым следом, оставленным его великими предшественниками, и результат этого сличения предъявить далёкому читателю уже в потомстве... Тем самым снималось противоречие между прошлым, настоящим и будущим. Поэзия Мандельштама могла облекаться в ясные классические формы, отсылающие к искусству былых эпох. Но одновременно в ней всегда таилась взрывная сила сверхсовременных, авангардных художественных приёмов, которые наделяли устойчивые традиционные образы новыми и неожиданными значениями. Угадать эти значения и предстояло «идеальному читателю» будущего.

При всей безупречной, классической логике своей «архитектуры», смысл мандельштамовского текста столь же непредсказуем, как и ключ загадки. В центре образного языка Мандельштама - спрятанные в подтекст аналогии между порой далёкими друг от друга явлениями. И разглядеть эти аналогии под силу только читателю, который живёт в том же культурном пространстве, что и сам Мандельштам… А потому, по словам С. С. Аверинцева, стихи Мандельштама «так заманчиво понимать - и так трудно толковать».

В поэзии Мандельштама смысловой потенциал, накопленный словом за всю историю его бытования в других поэтических контекстах, приобретает значение благодаря скрытым цитатам-загадкам… Основные черты этого метода в полной мере проявились уже в первом сборнике поэта - «Камень» (1913). Сюда вошли 23 стихотворения 1908-1913 годов (позднее сборник был дополнен текстами 1914-1915 годов и переиздан в конце 1915 года). Вошедшие в сборник ранние стихи 1908-1910 года являют собой уникальное для всей мировой поэзии сочетание незрелой психологии юноши, чуть ли не подростка, с совершенной зрелостью интеллектуального наблюдения и поэтического описания именно этой психологии:

Из омута злого и вязкого

Я вырос, тростинкой шурша, -

И страстно, и томно, и ласково

Запретною жизнью дыша...

Я счастлив жестокой обидою,

И в жизни, похожей на сон,

Я каждому тайно завидую

И в каждого тайно влюблён.

В первой части «Камня» критики чаще всего отмечали символистские влияния. Здесь, действительно, как и у символистов, присутствует некое «двоемирие», противостояние земной преходящей реальности высшему вечному миру. Но Мандельштам это двоемирие ощущает по-особому, сугубо индивидуально. Он драматически напряжённо переживает уникальность своего хрупкого «я», своего слабого, но неповторимого «тёплого дыхания» на фоне космически безучастной вечности. В итоге рождается удивление (едва ли не центральная эмоция всей лирики Мандельштама), психологически достоверное и лишённое всякой литературности, вторичности:

Неужели я настоящий,

И действительно смерть придёт?

Вторая половина «Камня», как заметил в рецензии на книгу Гумилёв , образцово «акмеистическая». В противовес символистским «экстазам слога», нарочитой звукописи и декоративности здесь царствует «классическая» форма стиха, зачастую приподнятая интонация оды, равновесная экономия стиля и образа. При этом Мандельштам преображает мистические символы в сложные, но осязаемые аналогии, а тайны - в интеллектуальные проблемы, загадки. Ключ к такому методу лежит уже в названии книги. Именование «камень» может быть воспринято как анаграмма (игра на созвучии через перестановку букв) слова АКМЭ, давшее название новому литературному движению (это греческое слово, обозначающее высшую точку развития, расцвет, но также и острие камня). Но название сборника отсылает и к знаменитому стихотворению Тютчева 1833 года «Probleme», повествующему о камне, который «с горы скатившись, лёг в долине», сорвавшись «…сам собой, / иль был низринут волею чужой».

В статье «Утро акмеизма» Мандельштам окончательно прояснит смысл этой ассоциации: «Но камень Тютчева... есть слово. Голос материи в этом неожиданном паденье звучит как членораздельная речь. На этот вызов можно ответить только архитектурой. Акмеисты с благоговением поднимают таинственный тютчевский камень и кладут его в основу своего здания».

В «Камне» Мандельштам символистскому культу музыки, «эфемернейшего из искусств», отвечал как раз монументальными образами архитектуры, свидетельствующими о победе организации над хаосом, пафоса утверждения меры и обуздания материи над безмерностью и порывом...

И всё же здесь нет пресловутого культа вещей, какой критики нередко усматривали за акмеистическими манифестами, а чувственная пластичность и осязаемая конкретность образов - не главное. Когда поэт хочет передать вещь на ощупь, он достигает этого одной деталью. Но таких вещей в лирике Мандельштама немного. На вещи своего века поэт смотрит с огромной дистанции. Сами по себе они его удивляют, но не очень интересуют. Взгляд Мандельштама проходит как бы сквозь вещи и стремится уловить то, что за ними скрыто.

Ещё в 1911 году Мандельштам совершил акт «перехода в европейскую культуру» - принял христианство. И хотя крещён поэт был в методистской церкви (14 мая, в Выборге), стихи «Камня» запечатлели захваченность католической темой, образом вечного Рима. В католичестве Мандельштама пленил пафос единой всемирной организующей идеи. Она отразила в духовной сфере симфонию готической архитектуры. Подобно тому, как «твердыня» собора созидается из «недоброй тяжести» камней, из хора столь разных и несхожих народов рождается единство западного христианского мира под властью Рима.

Иной пример связан с восприятием Мандельштамом образа «первого русского западника» - Чаадаева. Ему посвящена статья 1915 года «Пётр Чаадаев», его образом вдохновлено созданное тогда же стихотворение «Посох». В католических симпатиях Чаадаева, в его преданности идее Рима как средоточия духовного единства христианской вселенной Мандельштам прозревает не измену, а глубинную верность русскому национальному пути: «Мысль Чаадаева, национальная в своих истоках, национальна и там, где вливается в Рим... Чаадаев именно по праву русского человека вступил на священную землю традиции, с которой он не был связан преемственностью...» И лирический герой самого Мандельштама, очевидно, с «посохом» отправился в Европу - «страну святых чудес», - дабы по-настоящему «вырасти в русского». Теперь «весна неумирающего Рима» перенимает у зрелого Мандельштама ту роль противовеса родимому хаосу, которую для юного поэта выполняла петербургская архитектура. А в понятии «родимого хаоса» ныне неразличимы два лика - «иудейский» и «российский».

С началом Первой мировой войны в поэзии Мандельштама всё громче звучат эсхатологические ноты - ощущение неминуемости катастрофы, некоего временного конца. Эти ноты сопряжены, прежде всего, с темой России и наделяют образ Родины, зажатой в тисках неумолимой истории, даром особой свободы, доступной лишь тем, кто вкусил Смерти и взвалил на себя жертвенный Крест:

Нам ли, брошенным в пространство,

Обречённым умереть,

О прекрасном постоянстве

И о верности жалеть.

(«О свободе небывалой...», 1915).

Место «камня», строительного материала поэзии, ныне заменяет подвластное огню «дерево» - одновременно символ трагической судьбы и выражение русской идеи («Уничтожает пламень...», 1915). Стремление приобщиться к такого рода трагическому национальному опыту в практической жизни заставляет Мандельштама в декабре 1914 года отправиться в прифронтовую Варшаву, где он хочет вступить в войска санитаром. Из этого ничего не вышло. Поэт возвращается в столицу и создаёт целый ряд стихотворений, которые можно назвать реквиемом по обречённому имперскому Петербургу. Уходящий державный мир вызывает у поэта сложное переплетение чувств: это и почти физический ужас, и торжественность («Прославим власти сумеречное бремя, / Её невыносимый гнёт»), и даже жалость.

Мандельштам, наверное, первым в мировой литературе заговорил о «сострадании» к государству, к его «голоду». В одной из глав «Шума времени» - автобиографической прозы 1925 года - возникает сюрреалистический образ «больного орла», жалкого, слепого, с перебитыми лапами, - двуглавой птицы, копошащейся в углу «под шипенье примуса». Чернота этой геральдической птицы - герба Российской империи - была увидена как цвет конца ещё в 1915 году.

Стихи поры войны и революции составляют у Мандельштама сборник «Tristia» («книгу скорбей», впервые изданную без участия автора в 1922 году и переизданную под названием «Вторая книга» в 1923 году в Москве). Цементирует книгу тема времени, грандиозного потока истории, устремлённой к гибели. Эта тема станет сквозной во всём творчестве поэта вплоть до последних дней. Внутреннее единство «Tristia» обеспечено новым качеством лирического героя, для которого уже не существует ничего личного, что не причастно общему временному потоку, чей голос может быть слышен лишь как отзвук гула эпохи. Совершающееся в большой истории осознаётся как крушение и созидание «храма» собственной личности:

В ком сердце есть - тот должен слышать, время,

Как твой корабль ко дну идёт («Сумерки свободы», 1918).

Мотив отчаяния здесь звучит очень отчётливо, однако на последней глубине он высветляется очищающим чувством собственной причастности происходящему:

Мы в легионы боевые

Связали ласточек - и вот

Не видно солнца; вся стихия

Щебечет, движется, живёт;

Сквозь сети - сумерки густые -

Не видно солнца и земля плывёт.

По законам духовного парадокса, тяжкая, кровавая и голодная пора начала 1920-х годов не только ознаменуется подъёмом поэтической активности Мандельштама, но и привнесёт странное, вроде бы иррациональное ощущение просветления и очищения («В Петербурге мы сойдёмся снова...», 1920). Мандельштам говорит о хрупком веселье национальной культуры посреди гибельной стужи русской жизни и обращается к пронзительнейшему образу:

И живая ласточка упала

На горячие снега.

Ужас происходящего чреват последней степенью свободы. «Нет ничего невозможного. Как комната умирающего открыта для всех, так дверь старого мира настежь распахнута перед толпой. Внезапно всё стало достоянием общим. Идите и берите. Всё доступно…», - сказано в статье «Слово и культура».

В поэзии и биографии Мандельштама 1920-1930-х годов отчаяние искупается мужественной готовностью к высокой жертве, причём в тонах отчётливо христианских. Строки 1922 года: «Снова в жертву, как ягнёнка / Темя жизни принесли» откликнутся в словах, сказанных поэтом, уже написавшим гибельные для себя стихи о Сталине, в феврале 1934 года Ахматовой : «Я к смерти готов». А в начале 1920-х годов Мандельштам пишет своё отречение от соблазна эмиграции и противопоставляет посулам политических свобод свободу иного - духовного порядка, свободу самопреодоления, которая может быть куплена лишь ценой верности русской Голгофе:

Зане свободен раб, преодолевший страх,

И сохранилось свыше меры

В прохладных житницах, в глубоких закромах

Зерно глубокой полной веры.

Книга «Tristia» запечатлела существенное изменение стиля поэта: фактура образа всё больше движется в сторону смыслового сдвига, «тёмных», зашифрованных значений, иррациональных языковых ходов. И всё же здесь ещё царит равновесие новых тенденций и былой «архитектурной» строгости. Впрочем, от прежней акмеистической ясности Мандельштам отходит и в теории. Он разрабатывает концепцию «блаженного бессмысленного слова», которое теряет свою предметную значимость, «вещность». Но закон равновесия царит и в теории слова: слово обретает свободу от предметного смысла, однако не забывает о нём. «Бессмысленное блаженное слово» подходит к границе «зауми», с которой экспериментировали футуристы, но не переходит её. Такая техника постепенного отхода от опознаваемых деталей создаёт возможность для внезапного прорыва «узнавания» и удивления - как только читателю-собеседнику удастся пробраться сквозь поверхностные смысловые темноты. И тогда читатель одаряется ликованием «слепого, который узнаёт милое лицо, едва прикоснувшись к нему», и у которого «слёзы... радости узнавания брызнут из глаз после долгой разлуки».

Так построены лучшие произведения поэта начала десятилетия («Сёстры - тяжесть и нежность...», «Ласточка», «Чуть мерцает призрачная сцена...», «Возьми на радость из моих ладоней...», «За то, что я руки твои не сумел удержать...», всё - 1920 год). В начале 1920-х годов Мандельштам скитается по южным областям России: посещает Киев, где встречает свою будущую супругу Н. Я. Хазину (автора двух мемуарных книг о Мандельштаме и первого комментатора поэта), короткое время живёт в Коктебеле у Волошина , переезжает в Феодосию, где его арестовывает врангелевская контрразведка по подозрению в шпионаже, после освобождения оказывается в Батуми. Здесь Мандельштама вновь арестовывают - на сей раз береговая охрана меньшевиков (из тюрьмы его вызволят грузинские поэты Н. Мицишвили и Т. Табидзе). Наконец, измождённый до крайности Мандельштам возвращается в Петроград, какое-то время живёт в знаменитом Доме искусств, вновь едет на юг, затем обосновывается в Москве. Но к середине 1920-х годов от былого равновесия тревог и надежд в осмыслении происходящего не остаётся и следа. Меняется и поэтика Мандельштама: в ней теперь темноты всё больше перевешивают ясность. Очень лично переживается расстрел Гумилёва в 1921 году. Не оправдываются недавние упования на «отделение церкви-культуры от государства» и установление между ними новых, органических отношений по типу связи древнерусских «удельных князей» с «монастырями».

Культуру всё больше ставили на место. Мандельштам, как и Ахматова , оказался в двусмысленном положении. Для советских властей он явно был чужим, реликтом буржуазного прошлого, но, в отличие от поколения символистов, лишённым даже снисхождения за «солидность» былых заслуг. Мандельштам всё больше страшится потерять «чувство внутренней правоты». Всё чаще в поэзии Мандельштама возникает образ «человеческих губ, которым больше нечего сказать». Параллельно в тематику мандельштамовских стихов вползает зловещая тень безжалостного «века-Зверя». За ним проглядывают зашифрованные черты гоголевского Вия с его смертоносным взглядом (через скрытый пароним, то есть созвучие слов «век» и «веко» - в обращении демона Вия к нечисти: «поднимите мне веки»). Так переосмысляется язык библейского Апокалипсиса, который «зверем» именует грядущего антихриста. Судьба поэтического слова в поединке с самым кровожадным хищником, голодным временем, пожирающим все человеческие творения, отражается в «Грифельной оде» (1923, 1937). Здесь более чем примечательна густая темнота образов, лишённая малейшей прозрачности.

В 1925 году происходит короткий творческий всплеск, связанный с увлечением Мандельштама Ольгой Ваксель. Затем поэт замолкает на пять лет. Эти годы заняты переводами и работой над прозой - автобиографией «Шум времени», повестью «Египетская марка» (1928), эссе «Четвёртая проза» (1930). Тон книгам задаёт трагическое напряжение между «большим», историческим, эпическим временем и временем личным, биографическим. В «Египетской марке» эти мотивы доведены до надрыва. Главным героем Мандельштам выводит своего двойника, наделяет его сгущёнными чертами «маленького человека» русской литературы в духе Гоголя и Достоевского и предаёт его подобию ритуального поругания…

На рубеже 1920-1930-х годов покровитель Мандельштама во властных кругах Н. Бухарин устраивает его корректором в газету «Московский комсомолец», что даёт поэту и его супруге минимальные средства к существованию. Однако нежелание Мандельштама принимать «правила игры» «благовоспитанных» советских писателей и крайняя эмоциональная порывистость резко осложняют отношения с «коллегами по цеху». Поэт оказывается в центре публичного скандала, связанного с обвинениями в переводческом плагиате (свою отповедь литературным врагам он произнесёт в «Четвёртой прозе», где отвергнет «писательство» как «проституцию» и недвусмысленно выскажется о «кровавой Советской земле» и её «залапанном» социализме).

Дабы уберечь Мандельштама от последствий скандала, Н. Бухарин организует для него поездку в 1930 году в Армению, оставившую глубокий след в том числе в художественном творчестве поэта: после долгого молчания к нему вновь приходят стихи. Они яснее и прозрачней «Грифельной оды», но в них уже явственно звучит последнее отчаяние, безысходный страх. Если в прозе Мандельштам судорожно пытался уйти от угрозы, то теперь он окончательно принимает судьбу, возобновляет внутреннее согласие на жертву:

А мог бы жизнь просвистать скворцом,

Заесть ореховым пирогом,

Да, видно, нельзя никак.

С начала 1930-х годов поэзия Мандельштама накапливает энергию вызова и «высокого» гражданского негодования, восходящего ещё к древнеримскому поэту Ювеналу: «Человеческий жалкий обугленный рот / Негодует и «нет» говорит».

Так рождается шедевр гражданской лирики - «За гремучую доблесть грядущих веков...» (1931, 1935).

Между тем поэт всё более ощущает себя затравленным зверем и, наконец, в ноябре 1933 года пишет стихи против Сталина («Мы живём, под собою не чуя страны...»). Стихи быстро получили известность, разошлись в списках по рукам, заучивались наизусть. Участь Мандельштама была предрешена: 13 мая 1934 года следует арест. Однако приговор оказался удивительно мягким. Вместо расстрела или лагеря - высылка в Чердынь и скорое разрешение переехать в Воронеж. Здесь Мандельштам переживает последний, очень яркий расцвет поэтического гения (три «Воронежские тетради», 1935-1937). Венец «воронежской лирики» - «Стихи о неизвестном солдате» (1937).

Поэт проникает внутрь новой «яви» - безысторического и обездуховленного материка времени. Здесь он исполняется глубокой волей «быть как все», «по выбору совести личной» жить и гибнуть с «гурьбой» и «гуртом» миллионов «убитых задёшево», раствориться в бесконечном космическом пространстве вселенной и наполняющей его человеческой массе - и тем самым победить злое время. Поздняя мандельштамовская поэтика делается при этом ещё более «закрытой», «тёмной», многослойной, усложнённой различными подтекстными уровнями. Это поэтика «опущенных звеньев», когда для восстановления сюжета стихотворения нужно восстановить образ-посредник. Образ-посредник может таиться в скрытой и переработанной цитате, зашифрованном подтексте, который с большим трудом поддаётся восстановлению неподготовленным читателем. Но он может скрываться и в сугубо индивидуальной иррациональной логике авторского мышления, взламывающего готовое слово и извлекающей его скрытые смысловые глубины, часто архаичные, восходящие к древним мифологическим моделям.

И всё же темноты могут неожиданно высветляться: воронежская земля, земля изгнания, воспринята как целомудренное чудо русского ландшафта. Суровый и чистый пейзаж служит фоном для торжествующей темы человеческого достоинства, неподвластного ударам судьбы:

Несчастлив тот, кого, как тень его,

Пугает лай и ветер косит,

И беден тот, кто сам полуживой,

У тени милостыни просит.

Отвергая участь «тени», но всё же «тенью» ощущая и себя, поэт проходит через последнее искушение - попросить милостыни у того, от кого зависит «возвращение в жизнь». Так в начале 1937 года появляется «Ода» Сталину - гениально составленный каталог штампованных славословий вождю. Однако «Ода» Мандельштама не спасла. Её герой - хитрый и мстительный - мог начать со своими обидчиками лукавую игру, подарить надежду - как и произошло с Мандельштамом, который в мае 1937 года отбыл назначенный срок воронежской ссылки и вернулся в Москву. Но простить и забыть оскорбление Сталин не мог: в мае 1938 года следует новый арест (формально - по письму наркому Ежову генерального секретаря Союза Советских писателей В. П. Ставского).

Поэта отправляют по этапу на Дальний Восток. 27 декабря 1938 года в пересылочном лагере «Вторая речка» под Владивостоком доведённый до грани безумия Мандельштам умирает. По свидетельству некоторых заключённых - на сорной куче.

Наследие Мандельштама, спасённое от уничтожения его вдовой, с начала 1960-х годов начинает активно входить в культурный обиход интеллигенции эпохи «оттепели». Вскоре имя поэта становится паролем для тех, кто хранил или пытался восстановить память русской культуры, причём оно осознавалось как знак не только художественных, но и нравственных ценностей. Показательны слова известного литературоведа Ю. И. Левина, представителя поколения, «открывшего» Мандельштама: «Мандельштам - призыв к единству жизни и культуры, к такому глубокому и серьёзному... отношению к культуре, до которого наш век, видимо, ещё не в состоянии подняться... Мандельштам - ...промежуточное звено, предвестие, формула перехода от нашей современности к тому, чего «ещё нет», но что «должно быть». Мандельштам должен «что-то изменить в строении и составе» не только русской поэзии, но и мировой культуры».

Вадим Полонский

(Универсальная онлайн-энциклопедия «Кругосвет».

Печатается с сокращениями)

Осип Мандельштам: «Не на вчера, не на сегодня, а навсегда»

…поэзия есть сознание своей правоты. Воздух стиха есть неожиданное.

Обращаясь к известному, мы можем сказать только известное.

«О собеседнике», 1913

Душевный строй поэта располагает к катастрофе.

«А. Блок», 1921 - 1922

Из эссе «Угль, пылающий огнём»

…Мы, стихотворцы, часто действуем, заколдованные ритмами данной литературной эпохи, даже данного десятилетия… Как вырваться из этого колдовского плена? Никакие советы не помогут... Умение слушать ритм есть умение врождённое, от Бога данное. Суть в том, чтобы мысль, слово и ритм возникали одновременно...

Мандельштам открыл для себя, что слово не живёт в стихе отдельной жизнью, что оно связано семейными, родственными, дружескими, историческими, общественными узами с другими словами, эти узы, существуя, нередко сокрыты от читателей, и поэт обязан их раскрыть и даже пойти на тот риск, что слово будет связано со словом не прямой связью, а с помощью непрямых, не сразу замечаемых, но бесспорно, физически существующих связей, порой более сильных, чем наглядные прямые. Вот они-то и рождают ритм, сами обязанные своим появлением ритму...

Надежда Мандельштам

Моё завещание

…Я прошу Будущее навечно, то есть пока издаются книги и есть читатели этих стихов, закрепить права на это наследство за теми людьми, которых я назову в специальном документе. Пусть их всегда будет одиннадцать человек в память одиннадцатистрочных стихов Мандельштама, а на место выбывших пусть оставшиеся сами выбирают заместителей.

Этой комиссии наследников я поручаю бесконтрольное распоряжение остатками архива, издание книг, перепечатку стихов, опубликование неизданных материалов… Но я прошу эту комиссию защищать это наследство от государства и не поддаваться ни его застращиваниям, ни улещиванию. Я прожила жизнь в эпоху, когда от каждого из нас требовали, чтобы всё, что мы делали, приносило «пользу государству». Я прошу членов этой комиссии никогда не забывать, что в нас, в людях, самодовлеющая ценность, что не мы призваны служить государству, а государство нам, что поэзия обращена к людям, к их живым душам и никакого отношения к государству не имеет... Почему государство смеет заявлять себя наследником свободного человека?.. Тем более в тех случаях, когда память об этом человеке живёт в сердцах людей, а государство делает всё, чтобы её стереть…

Вот почему я прошу членов комиссии, то есть тех, кому я оставлю наследство Мандельштама, сделать всё, чтобы сохранить память о погибшем - ему и себе на радость. А если моё наследство принесёт какие-нибудь деньги, тогда комиссия сама решает, что с ними делать - пустить ли их по ветру, отдать ли их людям или истратить на собственное удовольствие. Только не создавать на них никаких литературных фондов или касс, стараться спустить эти деньги попроще и почеловечнее в память человека, который так любил жизнь и которому не дали её дожить. Лишь бы ничего не досталось государству и его казённой литературе. И ещё я прошу не забывать, что убитый всегда сильней убийцы, а простой человек выше того, кто хочет подчинить его себе. Такова моя воля, и я надеюсь, что Будущее, к которому я обращаюсь, уважит её хотя бы за то, что я отдала жизнь на хранение труда и памяти погибшего.

Надежда Мандельштам (1899 - 1980). Некролог

Из восьмидесяти одного года своей жизни Надежда Мандельштам девятнадцать лет была женой величайшего русского поэта нашего времени, Осипа Мандельштама, и сорок два года - его вдовой. Остальное пришлось на детство и юность… «Надя самая счастливая из вдов», - говоря это, Анна Ахматова имела в виду то всеобщее признание, которое пришло к Мандельштаму об эту пору. Самое замечание относилось, естественно, в первую очередь к судьбе самого поэта, собрата по перу, но при всей его справедливости оно свидетельствует о взгляде извне. К тому времени, когда вышеупомянутое признание стало нарастать, Н. Я. Мандельштам была уже на седьмом десятке, весьма шаткого здоровья и почти без средств. К тому же признание это, даже будучи всеобщим, всё же не распространялось на «одну шестую земного шара», на самое Россию. За спиной у Надежды Яковлевны уже были два десятка лет вдовства, крайних лишений, великой - списывающей все личные утраты - войны и ежедневного страха быть схваченной сотрудниками госбезопасности как жена врага народа...

Впервые я встретился с ней именно тогда, зимой 1962 года, во Пскове, куда с приятелями отправился взглянуть на тамошние церкви (прекраснейшие, должен сказать, во всей империи). Прослышав о нашем намерении поехать во Псков, Анна Андреевна Ахматова посоветовала нам навестить Надежду Мандельштам и попросила передать ей несколько книг. Тогда я впервые и услышал это имя.

Жила она в двухкомнатной коммунальной квартире... Комната была размером со среднюю американскую ванную - восемь квадратных метров. Большую часть площади занимала железная полуторная кровать; ещё там были два венских стула, комод с небольшим зеркалом и тумбочка, служившая и столом…

В годы её наивысшего благополучия, в конце шестидесятых - начале семидесятых, в её однокомнатной квартире на окраине Москвы самым дорогостоящим предметом были часы с кукушкой на кухонной стене. Вора бы здесь постигло разочарование, как, впрочем, и тех, кто мог явиться с ордером на обыск.

В те «благополучные» годы, последовавшие за публикацией на Западе двух томов её воспоминаний, эта кухня стала поистине местом паломничества. Почти каждый вечер лучшее из того, что выжило или появилось в послесталинский период, собиралось вокруг длинного деревянного стола, раз в десять побольше, чем псковская тумбочка. Могло показаться, что она стремится наверстать десятилетия отверженности. Я, впрочем, как-то лучше помню её в псковской комнатушке или примостившейся на краю дивана в ленинградской квартире Ахматовой, к которой она иногда украдкой наезжала из Пскова, или возникающей из глубины коридора у Шкловских в Москве - там она ютилась, пока не обзавелась собственным жильём. Вероятно, я помню это яснее ещё и потому, что там она была больше в своей стихии - отщепенка, беженка, «нищенка-подруга», как назвал её в одном стихотворении Мандельштам, и чем она, в сущности, и осталась до конца жизни…

Поэзия и вообще всегда предшествует прозе; во многих отношениях это можно сказать и о жизни Надежды Яковлевны. И как человек, и как писатель она была следствием, порождением двух поэтов, с которыми её жизнь была связана неразрывно: Мандельштама и Ахматовой . И не только потому, что первый был её мужем, а вторая другом всей её жизни… Механизмом, скрепившим узы этого брака, равно как и узы этой дружбы, была необходимость запоминать и удерживать в памяти то, что нельзя доверить бумаге, то есть стихи обоих поэтов…

И всё это мало-помалу вросло в неё. Потому что если любовь и можно чем-то заменить, то только памятью. Запоминать - значит восстанавливать близость. Мало-помалу строки этих поэтов стали её сознанием, её личностью. Они давали ей не только перспективу, не только угол зрения; важнее то, что они стали для неё лингвистической нормой… И по содержанию, и по стилю её книги суть лишь постскриптум к высшей форме языка, которой, собственно говоря, является поэзия.

Это их, стихи, а не память о муже, она спасала. Их, а не его вдовой была она в течение сорока двух лет. Конечно, она его любила, но ведь и любовь сама по себе есть самая элитарная из страстей. Только в контексте культуры она приобретает объёмность и перспективу... Она была вдовой культуры, и я думаю, что к концу своей жизни любила своего мужа больше, чем в начале брака...

В последний раз я видел её 30 мая 1972 года в кухне московской квартиры. Было под вечер; она сидела и курила в глубокой тени, отбрасываемой на стену буфетом. Тень была так глубока, что можно было различить в ней только тление сигареты и два светящихся глаза. Остальное - крошечное усохшее тело под шалью, руки, овал пепельного лица, седые пепельные волосы - всё было поглощено тьмой. Она выглядела, как остаток большого огня, как тлеющий уголёк, который обожжёт, если дотронешься.

Отщепенец

21 января 1937 года в письме Тынянову, «таком судорожном и трудном», «поистине… из глубины, из бездны» (С. С. Аверинцев), Мандельштам пишет:

«Дорогой Юрий Николаевич!

Хочу Вас видеть. Что делать? Желание законное.

Пожалуйста, не считайте меня тенью. Я ещё отбрасываю тень. Но последнее время я становлюсь понятен решительно всем. Это грозно. Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в её строении и составе.

Не отвечать мне легко. Обосновать воздержание от письма или записки невозможно. Вы поступите, как захотите.

Ваш О. М.»

П очему адресатом для исповеди воронежский ссыльный выбрал вполне благополучного советского литератора? Нет никаких свидетельств близких отношений между ними. Всё так - и не так. Еврей, посвятивший жизнь русской литературе - и оставшийся в ней навсегда, «кое-что изменив в её строении и составе», - пишет другому еврею, чьё имя дорого каждому культурному человеку, говорящему по-русски. И автор, и адресат тяжело болели, дни обоих были сочтены. Стало быть, Тынянов для Мандельштама - «дважды свой» - и, возможно, поэт надеялся, что будет понят, поддержан. Надо ли говорить, как он нуждался в такой поддержке…

Ответа не было. Дошло письмо, затерялось или было перехвачено - неизвестно. Текст сохранился лишь благодаря предусмотрительности «ясной Наташи» - Н. Е. Штемпель, сделавшей копию.

А за несколько лет до письма, когда ещё не было ни «воронежских тетрадей», ни «кремлёвского горца», когда покровительство Бухарина казалось надёжным и долгосрочным, написано стихотворение, в котором предчувствие скорой гибели звучит отчётливо и зловеще:

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,

За смолу кругового терпенья, за совестный дёготь труда...

Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,

Чтобы в ней к рождеству отразилась семью плавниками звезда.

И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,

Я - непризнанный брат, отщепенец в народной семье -

Обещаю построить такие дремучие срубы,

Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти мёрзлые плахи,

Как, нацелясь на смерть, городки зашибают в саду, -

Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе

И для казни петровской в лесах топорище найду.

В одной строфе соседствуют «плаха», «смерть» и «казнь». Лёгкость, обыденность этой самой смерти-игры вызывают ужас, оторопь.

У читателя, но не у поэта. Глядя в глаза своему будущему, он и не думает спорить с ним. Ему мешает только, что он «непризнанный брат, отщепенец в народной семье». И чтобы подняться над этой «непризнанностью», переступить через неё, Осип Мандельштам готов принять всё. Даже лютую «петровскую» казнь.

Такова плата за бессмертие «величайшего русского поэта нашего времени».

апрель 2016

Иллюстрации:

портрет Поэта - художник Лев Бруни, 1916;

фото родителей Осипа Эмильевича;

фото О. Э. Мандельштама и Н. Я. Мандельштам разных лет;

фото Н. Е. Штемпель;

обложки книг О. Э. Мандельштама и Н. Я. Мандельштам;

воронежский памятник О. Э. Мандельштаму;

иллюстрации - из книги Олега Лекманова «Осип Мандельштам. Жизнь поэта» (серия «ЖЗЛ»)

и из свободных источников в интернете.

Стихотворения, посвящённые Осипу Мандельштаму

Марина Цветаева

Никто ничего не отнял!
Мне сладостно, что мы врозь.
Целую Вас - через сотни
Разъединяющих вёрст.

На страшный полёт крещу Вас:
Лети, молодой орёл!
Ты солнце стерпел, не щурясь, -
Юный ли взгляд мой тяжёл?

Нежней и бесповоротней
Никто не глядел Вам вслед…
Целую Вас - через сотни
Разъединяющих лет.

Анна Ахматова

Воронеж

О. М<андельштаму>

И город весь стоит оледенелый.

Как под стеклом деревья, стены, снег.

По хрусталям я прохожу несмело.

Узорных санок так неверен бег.

А над Петром воронежским - вороны,

Да тополя, и свод светло-зелёный,

Размытый, мутный, в солнечной пыли,

И Куликовской битвой веют склоны

Могучей, победительной земли.

И тополя, как сдвинутые чаши,

Над нами сразу зазвенят сильней,

Как будто пьют за ликованье наше

На брачном пире тысячи гостей.

А в комнате опального поэта

Дежурят страх и муза в свой черёд.

И ночь идёт,

Которая не ведает рассвета.

Арсений Тарковский

Поэт

Жил на свете рыцарь бедный...

А. С. Пушкин

Эту книгу мне когда-то

В коридоре Госиздата

Подарил один поэт;

Книга порвана, измята,

И в живых поэта нет.

Говорили, что в обличье

У поэта нечто птичье

И египетское есть;

Было нищее величье

И задёрганная честь.

Как боялся он пространства

Коридоров! Постоянства

Кредиторов! Он, как дар,

В диком приступе жеманства

Принимал свой гонорар.

Так елозит по экрану

С реверансами, как спьяну,

Старый клоун в котелке

И, как трезвый, прячет рану

Под жилеткой из пике.

Оперённый рифмой парной,

Кончен подвиг календарный, -

Добрый путь тебе, прощай!

Здравствуй, праздник гонорарный,

Чёрный белый каравай!

Гнутым словом забавлялся,

Птичьим клювом улыбался,

Встречных с лёту брал в зажим,

Одиночества боялся

И стихи читал чужим.

Так и надо жить поэту.

Я и сам сную по свету,

Одиночества боюсь,

В сотый раз за книгу эту

В одиночестве берусь.

Там в стихах пейзажей мало,

Только бестолочь вокзала

И театра кутерьма,

Только люди как попало,

Рынок, очередь, тюрьма.

Жизнь, должно быть, наболтала,

Наплела судьба сама.

Памятники Осипу и Надежде Мандельштам установлены в Санкт-Петербурге и Амстердаме...

Белла Ахмадулина

Памяти Осипа Мандельштама

В том времени, где и злодей -

лишь заурядный житель улиц,

как грозно хрупок иудей,

в ком Русь и музыка очнулись.

Вступленье: ломкий силуэт,

повинный в грациозном форсе.

Начало века. Младость лет.

Сырое лето в Гельсингфорсе.

Та - Бог иль барышня? Мольба -

чрез сотни вёрст любви нечёткой.

Любуется! И гений лба

застенчиво завешен чёлкой.

Но век желает пировать!

Измученный, он ждёт предлога -

и Петербургу Петроград

оставит лишь предсмертье Блока.

Знал и сказал, что будет знак

и век падёт ему на плечи.

Что может он? Он нищ и наг

пред чудом им свершённой речи.

Гортань, затеявшая речь

неслыханную,- так открыта.

Довольно, чтоб её пресечь,

и меньшего усердья быта.

Ему - особенный почёт,

двоякое злорадство неба:

певец, снабжённый кляпом в рот,

и лакомка, лишённый хлеба.

Из мемуаров: «Мандельштам

любил пирожные». Я рада

узнать об этом. Но дышать -

не хочется, да и не надо.

Так значит, пребывать творцом,

за спину заломившим руки,

и безымянным мертвецом

всё ж недостаточно для муки?

И в смерти надо знать беду

той, не утихшей ни однажды,

беспечной, выжившей в аду,

неутолимой детской жажды?

В моём кошмаре, в том раю,

где жив он, где его я прячу,

он сыт! А я его кормлю

огромной сладостью. И плачу.

Александр Кушнер

Фотография

Фотография тридцать шестого, наверное, года.

Театральная труппа. Домашнее что-то, как сода,

Закулисное, рыхлое в воздухе растворено.

Двадцать два человека уткнулись во что-то одно.

Двадцать два человека уткнулись, наверное, в пьесу

Про слугу двух господ или так: про вдову и повесу.

Лишь один человек не глядит в распечатанный текст,

Он застыл, словно гипс, словно известь, цемент и асбест.

В сером пепле табачном и брюки его, и ладони,

Старику и неряхе, о, как ему скучен Гольдони!

Он глядит, а куда? Никогда не узнаем - в окно,

Где воронежский грач прошлогоднее топчет сукно.

Колченогих столов пузырями вспухает фанера.

Сколько жизни осталось? Не спрашивай, что за манера

Разбегаться с вопросом? В окне на нетвёрдых ногах

Выступают грачи. Он и сам здесь на птичьих правах.

Он и сам кое-как, еле держится, сбоку припёку.

Почему же так любит он тёплую эту мороку

И в преснятину эту, тосчищу, - вот глупая роль, -

Каждый раз подсыпает свою стихотворную соль!

Юрий Левитанский

а услышалось - глас наяву.

Я трамвайная вишенка, - он мне сказал,

прозревая воочью иные миры, -

я трамвайная вишенка страшной поры

и не знаю, зачем я живу.

Это Осип Эмильич шепнул мне во сне,

но слова эти так и остались во мне,

будто я, будто я, а не он,

будто сам я сказал о себе и о нём -

мы трамвайные вишенки страшных времён

и не знаем, зачем мы живём.

Гумилёвский трамвай шёл над тёмной рекой,

заблудившийся в красном дыму,

и Цветаева белой прозрачной рукой

вслед прощально махнула ему.

И Ахматова вдоль царскосельских колонн

проплыла, повторяя, как древний канон,

на высоком наречье своём:

Мы трамвайные вишенки страшных времён.

Мы не знаем, зачем мы живём.

О российская муза, наш гордый Парнас,

тень решёток тюремных издревле на вас

и на каждой нелживой строке.

А трамвайные вишенки русских стихов,

как бубенчики в поле под свист ямщиков,

посреди бесконечных российских снегов

всё звенят и звенят вдалеке.

Инна Лиснянская

Мы с тобой на кухне посидим.

О. Мандельштам

Опять эта вспышка

Больного ума:

Надзорная вышка,

Под нею тюрьма

И каторжный номер

В той бане, где, гол,

От голода помер

Всё было не так.

Несли его прямо

Сквозь солнечный мрак

Два ангела Божьих

В эдемский предел,

И призрак прохожий

Вослед им глядел.

Борис Суслович

Два посвящения О. М.

Передышка

Свалилось на голову счастье:

Считай, четыре года впрок.

Случись обыкновенный мастер

Взамен поэта, тот бы смог

Отбарабанить на потребу

Дня подходящие слова…

Но мастером ты сроду не был -

И под сурдинку петь едва

Умел. Щелкунчик-пустомеля,

Весь век прощёлкав для души,

На вшивой лагерной постели,

Пока не захрипишь, пляши!

Перекличка

не спрятаться мне от великой муры

О. Мандельштам, 1931

От великой муры не убраться во тьму,

Под защиту последнего сна,

Ни помех для неё, ни препон - потому,

Что всеведуща нынче она;

Что отыщется враз стиховед-доброхот,

Разумеющий в жизни твоей,

Что её ненавязчиво перетрясёт

До помеченных ордером дней;

Что построит в затылок колонну стихов,

И погонит служить палачу…

От вселенской муры лезть на стенку готов.

Выть по-волчьи. Но лучше - смолчу.

Борис Марковский

Памяти Мандельштама

состоялась дуэль между Пушкиным и Дантесом.

умер Осип Мандельштам.

Церковная хрупкая свечка

горит и горит, не сгорая…

Зловещая Чёрная речка

и чёрная речка Вторая.

Монету - орёл или решка -

подбросил, со смертью играя…

Зловещая Чёрная речка

и чёрная речка Вторая.

Плохая, должно быть, примета -

играть рукояткой узорной

упавшего в снег пистолета

на речке январской и чёрной.

Нечаянный выстрел, осечка,

и эхо вороньего грая.

Зловещая Чёрная речка

и чёрная речка Вторая…

Не чуя огромной страны,

он бредил ключом Иппокрены

и видел кровавые сны -

грядущие казни, измены.

Он был собеседник ничей.

И вот отыскалось местечко -

болотистый мутный ручей,

Вторая, декабрьская, речка.

Осип Эмильевич Мандельштам (1891 -1938) родился в Варшаве. Его отец вырос в семье ортодоксальных евреев. Эмилий Вениаминович юношей убежал в Берлин и самостоятельно приобщался к европейской культуре, но никогда не смог говорить по-русски или по-немецки чисто.

Мать Мандельштама, уроженка Вильно, происходила из интеллигентной семьи. Она привила троим сыновьям, из которых Осип был старшим, любовь к музыке (сама играла на фортепиано) и к русской литературе.

Детство Мандельштама прошло в Павловске, с шести лет он жил в Петербурге. В 9 лет Осип поступил в Тенишевское училище, которое славилось воспитанием мыслящей молодёжи. Здесь он полюбил русскую словесность и начал писать стихи.

Родителям не понравилось увлечение юноши политикой, поэтому в 1907 г. они отправили сына в Сорбонну, где Мандельштам изучал творчество французских поэтов разных эпох. Он познакомился с Гумилёвым, продолжал писательские опыты. После Сорбонны Мандельштам изучал философию и филологию в Гейдельбергском университете.

С 1909 г. Мандельштам входит в литературный круг Петербурга. Он бывает на собраниях в «башне» Вячеслава Иванова и знакомится с Ахматовой .

Начало творчества

Дебют Мандельштама состоялся в 1910 г. Первые 5 стихотворений поэта были напечатаны в журнале «Аполлон». Мандельштам становится членом «Цеха поэтов», читает стихи в «Бродячей собаке».

Из-за обнищания семьи Мандельштам не может продолжать обучение за границей, поэтому в 1911 г. он поступает на романо-германское отделение историко-философского факультета в Петербурге. Для этого юноше пришлось креститься. Вопрос религиозности и веры Мандельштама очень сложен. И иудаизм, и христианство влияли на его прозаические и поэтические образы.

В 1913 г. была издана первая книга Мандельштама «Камень». Она переиздавалась трижды (1915,1923), состав стихов в ней менялся.

Мандельштам - акмеист

Мандельштам всю жизнь был верен литературному направлению акмеизма, ратовавшего за конкретность и материальность образов. Слова поэзии акмеизма должны быть точно вымерены и взвешены. Стихи Мандельштама были напечатаны как образец поэзии акмеизма под декларацией 1912 г. В это время поэт часто печатался в журнале «Аполлон», первоначально бывшем органом символистов, которым акмеисты себя противопоставляли.

Судьба в революцию и гражданскую войну

Служба мелким чиновником не приносила денег. Мандельштам после революции скитался. Он побывал в Москве и Киеве, в Крыму по недоразумению попал во врангелевскую тюрьму. Освобождению способствовал Волошин, утверждавший, что Мандельштам не способен к службе и к политическим убеждениям.

Надежда и любовь Мандельштама

В 1919 г. Мандельштам нашёл свою Надежду (Хазину) в киевском кафе ХЛАМ (художники, литераторы, артисты, музыканты). Они поженились в 1922 г. Супруги всю жизнь поддерживали друг друга, Надежда ходатайствовала о смягчении приговоров и освобождении.

Пик поэтического творчества

В 1920-1924 гг. Мандельштам творит, постоянно меняя место жительства (Петроград комната в «Доме искусств» – путешествие по Грузии – Москва – Ленинград).

В 1922-23 гг. выходит три поэтических сборника Мандельштама («Tristia», «Втора книга» и последнее издание «Камня»), печатаются стихи в СССР и Берлине. Мандельштам активно пишет и печатает публицистику. Статьи посвящены проблемам истории, культурологии, филологии.

В 1925 г. опубликована автобиографическая проза «Шум времени». В 1928 г. выходит сборник стихов. Это последняя поэтическая книга, напечатанная при жизни поэта. В это же время печатается сборник статей «О поэзии», повесть «Египетская марка».

Годы скитаний

В 1930 г. Мандельштам с женой путешествовал по Кавказу. Были созданы публицистика «Путешествие в Армению» и цикл стихов «Армения». По возвращении чета Мандельштамов в поисках жилища переехала из Ленинграда в Москву, а вскоре непрактичному Мандельштаму выхлопотали пенсию 200 рулей в месяц «за заслуги перед русской литературой». Как раз в это время Мандельштама перестают печатать.

Гражданский подвиг поэта

После 1930 г. характер творчества Мандельштама меняется, стихи приобретают гражданскую направленность и передают ощущения лирического героя, который живёт, «под собою не чуя страны». За этот памфлет, эпиграмму на Сталина Мандельштам был впервые арестован в 1934 г. Ссылку на три года в Чердынь заменили ссылкой в Воронеж по ходатайству Ахматовой и Пастернака . Приютить Мандельштамов после ссылки было актом гражданского мужества. Им запрещено было селиться в Москве и Петербурге.

В 1932 г. Мандельштам был арестован за контрреволюционную деятельность и умер в том же году в пересыльной тюрьме Владивостока от тифа. Мандельштам похоронен в братской могиле, место захоронения неизвестно.

• «Notre Dame», анализ стихотворения Мандельштама

1. Евреи

Самым влиятельным человеком Нового времени был родившийся в Германии физик Альберт Эйнштейн. Законодатель Моисей выделил еврейский народ и по сути основал цивилизацию. Иисус из Назарета обратил многие миллионы человек в беззаветную веру. На рассвете первого технологического столетия Эйнштейн открыл неиссякаемые возможности…

2. Об Исааке Левитане российский писатель Григорий Горин как-то заметил: "Исаак Левитан был великим русским художником. И сам о себе так и говорил... Когда ему говорили: но ты же еврей! Он говорил: да, я еврей. И что? И ничего. Умные люди соглашались,…

3. В любом перечислении самых влиятельных евреев не только современной истории, но и всех времен Зигмунд Фрейд должен быть назван в числе первых. Фрейд был (как охарактеризовал его Пол Джонсон в "Истории евреев") "величайшим из евреев новаторов". Такая характеристика весьма справедлива. Эрнест…

4. Великий драматург и критик Джордж Бернард Шоу однажды язвительно заметил, что наряду с Иисусом и Шерлоком Холмсом Гарри Гудини был одним их трех самых известных людей в мировой истории. Колкость Шоу вполне могла соответствовать истине в период, чуть больший двенадцати лет,…

5. (род. 1923) Будучи несомненно одним из тех американцев, которые вызывали наибольшие споры во второй половине двадцатого века, Генри Киссинджер руководил внешней политикой своей страны во время эскалации вьетнамской войны и затем вывода американских войск из Вьетнама, во время вторжения в Камбоджу,…

6. (род. 1941) Сын Битти и Эйба Циммерманов Роберт Аллен родился в городе Дулуте, в штате Миннесота, перед самым вступлением Америки во Вторую мировую войну. Бобби рос в соседнем Хиббинге - заселенном в основном христианами маленьком городке Среднего Запада. Как и в…

7. Вряд ли возможно представить себе смерть шести с лишним миллионов человек. Подумайте о городе, в котором вы живете. Если только это не Москва, Нью-Йорк или Токио, численность его жителей, скорее всего, окажется значительно меньше шести миллионов. Даже в иных странах или…

8. Один из руководителей Русской революции, "истинный революционный вождь", правая рука Ленина и заклятый враг Сталина, Лев Троцкий (урожденный Лейба Давидович Бронштейн) был одним из самых влиятельных и ненавистных политиков современной истории. Основав газету "Правда"1, Троцкий обеспечил в значительной степени интеллектуальную базу…

9. В изданной в 1913 году книге "Витамин" Казимир Функ совершил революцию в биохимии, которая повлияла на медицину, что для здоровье человека требуется не один или несколько основных витаминов, а многие витаминные соединения

10. Хаим Вейцман первый президент Израиля, ученый и самый влиятельный еврей в истории, который непосредственно участвовал в создании государства Израиль.

11. Альберт Абрахам Майкельсон стал первым американским ученым, удостоившимся Нобелевской премии (первым американцем, награжденным ею, был президент Теодор Рузвельт, отмеченный за вклад в прекращение в 1905 г. войны между Россией и Японией). Удостоенный награды Нобелевского комитета в 1907 г. "за свои точные…

12. Он родился в Париже в семье польского музыканта и матери-ирландки и стал одним из самых известных философов своего времени. Воззрения Бергсона на время, эволюцию, память, свободу, восприятие, разум и тело, интуицию, интеллект, мистику и общество повлияли на мышление и труды европейских…

13. Джон фон Нейман, венгерский ученый математик из еврейской семьи, который прежде известен терминами "Алгебра фон Неймена и теоремой о минимаксе, а также "отцом компьютера".

14. Сын эльзасского раввина Эмиль Дюркгейм был не только основателем современной социологии, но и - наряду с Фрейдом, Марксом и Максом Вебером - одним из самых глубоких мыслителей девятнадцатого и начала двадцатого веков. Пытаясь поначалу привести в систему социологию, Дюркгейм стремился объяснить,…

15. В 1950-х годах Грегори Гудвин Пинкус разработал противозачаточную таблетку, которая неизмеримо повлияло на планирование семьи в обществе, но при этом имя создателя не стало известным обществу. Новый препарат стал фармацевтическим прорывом, который имел 100% эффект.

Осип Мандельштам

Осип Эмильевич Мандельштам - один из самых крупных поэтов России XX века - родился 3(15) января 1891 г. в Варшаве, в еврейской семье коммерсанта, впоследствии купца первой гильдии, промышлявшего обработкой кожи, Эмилия Вениаминовича Мандельштама. Отец, в свое время учившийся в Высшей талмудической школе в Берлине, хорошо знал и чтил еврейские традиции. Мать - Флора Осиповна - была музыкантшей, родственницей известного историка русской литературы С.А. Венгерова.

Детство и юность Осипа прошли в Петербурге, куда семья переехала в 1897 г. Поэт Георгий Иванов пишет о среде, формировавшей будущего поэта: "Отец - не в духе. Он всегда не в духе, отец Мандельштама. Он - неудачник-коммерсант, чахоточный, затравленный, вечно фантазирующий... Мрачная петербургская квартира зимой, унылая дача летом... Тяжелая тишина... Из соседней комнаты хриплый шепоток бабушки, сгорбленной над Библией: страшные, непонятные, древнееврейские слова..."

Мандельштам был европейским, германоориентированным евреем первой трети XX в. со всеми сложностями и изгибами духовной, религиозной, культурной жизни этого важнейшего отрезка европейской культуры. В "Краткой еврейской энциклопедии" мы читаем о поэте: "Хотя Мандельштам в отличие от ряда русских писателей-евреев не пытался скрывать свою принадлежность к еврейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым. С болезненной откровенностью в автобиографическом "Шуме времени" Мандельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении еврейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за "хаос иудейский" ("...не родина, не дом, не очаг, а именно хаос"), от которого он всегда бежал".

Однако если мы внимательно перечтем автобиографическую повесть Мандельштама, то увидим, что этот "хаос иудейский" (у Мандельштама выражение это, кстати, не несет отрицательных смыслов) относится далеко не ко всему иудейству. "Хаосом иудейским" назван не иудаизм в целом, а конкретная сцена, следующая за описанием синагоги, из которой 9-10-летний Осип вернулся в некотором "чаду".

В 1899-1907 гг. Мандельштам учился в Тенишевском коммерческом училище, одном из лучших учебных заведений Петербург того времени, увлекался эсеровским движением. 1907-1910 гг. он провел в Европе: в Париже посещал лекции на словесном факультете Сорбонны, два семестра проучился в Гейдельбергском университете, жил в Швейцарии, совершил поездку в Италию.

Вернувшись в Петербург, в 1911 г. Мандельштам поступил на отделение романских языков историко-филологического факультета Петербургского университета, но не окончил его.

В России Мандельштам интересуется религией (особенно напряженно в 1910 г.), посещает заседания Религиозно-философского общества. Но в стихах его религиозные мотивы целомудренно-сдержанны ("Неумолимые слова..." о Христе, который не назван). Из стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги менее трети. Но в 1911 г. он все же принимает крещение по методистскому обряду у протестантского пастора, что было "уступкой обстоятельствам, связанным с невозможностью из-за процентной нормы поступить в университет".

Первые его поэтические опыты - два стихотворения в традициях народнической лирики - были опубликованы в студенческом журнале Тенишевского училища "Пробужденная мысль" в 1907 г. Но подлинный его литературный дебют состоялся в августе 1910-го, в девятом номере журнала "Аполлон", где была напечатана подборка из пяти его стихотворений.

Поначалу Мандельштам примыкал к поэтическому течению "символизм", посещал В.И. Иванова, посылал ему свои стихи. Но 1911 г. Мандельштам сблизился с Н.С. Гумилевым и А.А. Ахматовой, и в 1913 г. его стихи "Notre dame", "Айя-София" печатаются в программной подборке акмеистов.

Акмеизм для Мандельштама гораздо ближе символизма - это конкретность, "посюсторонность", "сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия", преодоление хрупкости человека и косности мироздания через творчество ("из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам"). Поэт уподобляет себя зодчему, почему первую свою книгу Мандельштам и называет "Камень" (1913, 2-е издание, значительно переработанное, 1916).

К Мандельштаму приходит известность в литературных кружках, он свой человек в петербургской богеме, задорный, веселый до ребячливости и самозабвенно-торжественный над стихами.

Раннее творчество Мандельштама неразрывно связано с акмеизмом, деятельностью "Цеха поэтов" и литературной полемикой между акмеистами и символистами. Ему принадлежит один из манифестов акмеизма - "Утро акмеизма" (написанный в 1913 г., но опубликованный только в 1919-м), провозгласивший ценность "слова, как такового" - в единстве всех его элементов - в противовес футуристическому отказу от смысла слова во имя звука, Так и символистскому стремлению увидеть за конкретным образом его подлинную скрытую сущность.

К октябрьской революции 1917 г. Мандельштам относился как к катастрофе (стихи "Кассандре", "Когда октябрьский нам готовил временщик..."), однако вскоре у него возникает робкая надежда на то, что новое "жестоковыйное" государство может быть гуманизовано хранителями старой культуры, которые вдохнут в его нищету домашнее, "эллинское" (но не римское) тепло человеческого слова. Об этом его лирические статьи 1921-1922 гг.: "Слово и культура", "О природе слова", "Гуманизм и современность", "Пшеница человеческая" и другие.

В первые годы после революции 1917 г. Мандельштам работает в Наркомпросе. В 1919-1920 гг. (и позднее, в 1921-1922 гг.) он уезжает из голодного Петербурга на юг - Украину, Крым, Кавказ, - но от эмиграции отказывается.

В 1922 г. Мандельштам поселяется в Москве вместе с молодой женой Надеждой Хазиной (Н.Я. Мандельштам), с которой он познакомился 1 мая 1919 г. Она станет его опорой на всю жизнь, а после гибели поэта сохранит его литературное наследие.

Мандельштам обожал жену, называя ее своим вторым "я". А. Ахматова вспоминает: "Осип любил Надю невероятно, неправдоподобно. Когда ей резали аппендикс в Киеве, он не выходил из больницы и все время жил в каморке у больничного швейцара. Он не отпускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей работать, бешено ревновал, просил ее советов в каждом слове в стихах. Вообще я ничего подобного в своей жизни не видела".

К 1923 г. надежды поэта на быструю гуманизацию нового общества иссякают. Мандельштам чувствует себя отзвуком старого вен в пустоте нового ("Нашедший подкову", "1 января 1924"), и после 1925 г. на пять лет он вообще перестает писать стихи. Только в 1928-м выходят итоговый его сборник "Стихотворения" и прозаическая повесть "Египетская марка" (о судьбе маленького человека в провале двух эпох).

С 1924 г. Мандельштам живет в Ленинграде, а с 1928-го в Москве, он и жена практически бездомные, с вечно неустроенным бытом.

Начиная с середины 1924 г. Мандельштам, зарабатывая на жизнь, занимается переводами; пишет автобиографическую прозу "Шум времени" (1925), "Четвертая проза" (издана посмертно в 1966 году); выпускает сборник статей "О поэзии" (1928). И самого себя в те годы он так характеризует: "Чувствую себя должником революции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается".

Всего при жизни Мандельштама вышло шесть его поэтических книг: три издания "Камня" (1913, 1916 и 1923); "Tristia" (1922 г., переводе с греческого это слово означает "печаль, скорбное песнопение"); "Вторая книга" (сборник был издан в 1923 году в Берлине и был назван так М.А. Кузьминым) и "Стихотворения" (1928)". В 1931-1932 гг. Мандельштам заключил договоры на сборники "Избранное" и "Новые стихи", а также на двухтомное собрание сочинений, но эти издания не состоялись.

После гибели поэта имя Мандельштама оставалось в СССР под запретом около 20 лет. Первое в СССР посмертное издание стихов Мандельштама было анонсировано в 1958 г., но вышло только 1973-м - Мандельштам О. "Стихотворения", в большой серии "Библиотека поэта". (Впервые же собрание сочинений поэта было издано в США в 1964 г.).

В начале 1930-х гг. Мандельштам уже вполне принимает идеалы революции, но категорически отвергает власть, которая их фальсифицирует. В 1930-м он пишет свою "Четвертую прозу" - жесточайшее обличение нового режима, а в 1933-м - стихотворную "эпиграмму" на Сталина "Мы живем, под собою не чуя страны..." Внутренний разрыв с рабством официальной идеологии дает Мандельштаму силу вернуться к подлинному творчеству, которое у него шло, за редким исключением, "в стол", не предназначаясь для сиюминутной печати.

14 мая 1934 г. за "эпиграмму" "Мы живем, под собою не чуя страны..." и другие стихи Мандельштам был арестован в своей квартире.

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

И слова, как пудовые гири, верны.

Тараканьи смеются глазища

И сияют его голенища.

А вокруг его сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову, кует за указом указ -

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него - то малина,

И широкая грудь осетина.

А. Ахматова вспоминает: "Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи... Осипа Эмильевича увели в 7 часов утра, было совсем светло... Через некоторое время опять стук, опять обыск. Пастернак, у которого я была в тот же день, пошел просить за Мандельштама в "Известия", я - к Енукидзе, в Кремль..."

Возможно, это заступничество известных поэтов и Николая Бухарина сыграло свою роль. Известен факт звонка Сталина Пастернаку, в котором предметом разговора был Мандельштам.

Резолюция Сталина была: "Изолировать, но сохранить". И вместо расстрела или лагерей - неожиданно мягкий приговор - ссылка вместе с женой, Надеждой Мандельштам, в город Чердынь-на-Каме Пермской области.

В Чердыни у Мандельштама были приступ душевной болезни и попытка самоубийства. Он выбросился из окна больницы и сломал себе руку.

Вскоре место ссылки было заменено на Воронеж, где Мандельштам пробыл до 1937 г. Стихи, написанные в этот период, по словам А. Ахматовой - "...вещи неизреченной красоты и мощи", составили "Воронежские тетради", опубликованные посмертно в 1966 г.

В Воронеже Мандельштам живет нищенски, сперва на мелкие заработки, потом на скудную помощь друзей и постоянно продолжает ждать расстрела.

Странная и неожиданная мягкость приговора вызвала в Мандельштаме подлинное душевное смятение, вылившееся в ряд стихов с открытым приятием советской действительности и с готовностью на жертвенную смерть: "Стансы" (1935 и 1937), так называемая "Ода" Сталину (1937) и другие. Но многие исследователи творчества Мандельштама видят в них только самопринуждение или "эзопов язык". Мандельштам временами надеялся, что "Ода" Сталину спасет его, но позже он говорил, что "это была болезнь", и хотел ее уничтожить.

После Воронежа Мандельштам почти год живет в окрестностях Москвы, по словам А. Ахматовой, "как в страшном сне". Этот сон оборвался в 1938-м.

После ссылки разрешения жить в столице Мандельштам не получил. Работы не было. И вдруг секретарь Союза писателей СССР Ставский, к которому безуспешно пытался попасть Мандельштам, но который так и не принял поэта, - именно он предлагает Мандельштаму и его жене путевку в Дом отдыха "Саматиха", причем на целых два месяца. А. Фадеев, узнав об этом, почему-то очень расстроился, но Мандельштам был несказанно рад.

30 апреля 1938 г. был подписан ордер на новый арест поэта. Мандельштама арестовали в том Доме отдыха, путевку в который ему любезно предоставил человек, перед этим написавший... донос на поэта. Донос и стал причиной ареста. Судить же Мандельштама могли уже за одну его анкету: "Родился в Варшаве. Еврей. Сын купца. Беспартийный. Судим". 1 мая 1938 г. Мандельштама арестовали второй раз.

"Ося, родной, далекий друг! - пишет мужу Надежда Мандельштам. - Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память... (...)

Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка - тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, слепой поводырь... (...)

Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному - одной. Для нас ли - неразлучных - эта участь? Мы ли - щенята, дети, ты ли - ангел - ее заслужил? (...)

Не знаю, жив ли ты... Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня. Знаешь ли, как люблю. Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе...

Ты всегда со мной, я - дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, - я плачу, плачу, плачу.

Это я - Надя. Где ты? Прощай".

Это письмо Надежда Мандельштам написала мужу 28 октября 1938 г., оно уцелело случайно. В июне 1940 г. жене поэта вручили свидетельство о смерти Осипа Мандельштама. Согласно официальному свидетельству, Мандельштам умер в пересыльном лагере под Владивостоком "Вторая речка" 27 декабря 1938 г. от паралича сердца.

Помимо данной версии существовало еще и множество других. Кто-то рассказывал, что видел Мандельштама весной 1940 г. в партии заключенных, отправляющейся на Колыму. На вид ему было лет 70, и производил он впечатление сумасшедшего. По этой версии он умер на судне по дороге на Колыму, и тело его было брошено в океан. По другой версии - Мандельштам в лагере читал Петрарку и был убит уголовниками. Но это все легенды.

Мандельштама уничтожили физически, но не сломили нравственно. В нем до конца "росли и переливались волны внутренней правоты". Железный дух Мандельштама невозможно было согнуть, и он прекрасно все понимал про себя и свое Божье дело: "Раз за поэзию убивают, значит, ей воздают должный почет и уважение, значит, она власть".

"Когда я умру, потомки спросят моих современников: "Понимали ли вы стихи Мандельштама?" - "Нет, мы не понимали его стихов". - "Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?" - "Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров". - "Тогда вы прощены".

18+, 2015, сайт, «Seventh Ocean Team». Координатор команды:

Осуществляем безвозмездную публикацию на сайте.
Публикации на сайте, являются собственностью их соответствующих владельцев и авторов.