Роман о дивный новый мир. Кинга «О дивный новый мир

Действие этого романа-анти-утопии проис-ходит в вымыш-ленном Мировом Госу-дар-стве. Идет 632-й год эры стабиль-ности, Эры Форда. Форд, создавший в начале двадца-того века круп-нейшую в мире авто-мо-бильную компанию, почи-та-ется в Мировом Госу-дар-стве за Господа Бога. Его так и назы-вают — «Господь наш Форд». В госу-дар-стве этом правит техно-кратия. Дети здесь не рожда-ются — опло-до-тво-ренные искус-ственным способом яйце-клетки выра-щи-вают в специ-альных инку-ба-торах. Причем выра-щи-ва-ются они в разных усло-виях, поэтому полу-ча-ются совер-шенно разные особи — альфы, беты, гаммы, дельты и эпси-лоны. Альфы как бы люди первого сорта, работ-ники умствен-ного труда, эпси-лоны — люди низшеи касты, способные лишь к одно-об-раз-ному физи-че-скому труду. Сначала заро-дыши выдер-жи-ва-ются в опре-де-ленных усло-виях, потом они появ-ля-ются на свет из стек-лянных бутылей — это назы-ва-ется Раску-поркой. Младенцы воспи-ты-ва-ются по-разному. У каждой касты воспи-ты-ва-ется пиетет перед более высокой кастой и презрение к кастам низшим. Костюмы у каждой касты опре-де-лен-ного цвета. Например, альфы ходят в сером, гаммы — в зеленом, эпси-лоны — в черном.

Стан-дар-ти-зация обще-ства — главное в Мировом Госу-дар-стве. «Общность, Одина-ко-вость, Стабиль-ность» — вот девиз планеты. В этом мире все подчи-нено целе-со-об-раз-ности во благо циви-ли-зации. Детям во сне внушают истины, которые запи-сы-ва-ются у них в подсо-знании. И взрослый человек, стал-ки-ваясь с любой проблемой, тотчас вспо-ми-нает какой-то спаси-тельный рецепт, запом-ненный во младен-че-стве. Этот мир живет сего-дняшним днем, забыв об истории чело-ве-че-ства. «История — сплошная чушь». Эмоции, страсти — это то, что может лишь поме-шать чело-веку. В дофор-дов-ском мире у каждого были роди-тели, отчий дом, но это не прино-сило людям ничего, кроме лишних стра-даний. А теперь — «Каждый принад-лежит всем остальным». Зачем любовь, к чему пере-жи-вания и драмы? Поэтому детей с самого раннего возраста приучают к эроти-че-ским играм, учат видеть в суще-стве проти-во-по-лож-ного пола парт-нера по насла-жде-ниям. И жела-тельно, чтобы эти парт-неры меня-лись как можно чаще, — ведь каждый принад-лежит всем остальным. Здесь нет искус-ства, есть только инду-стрия развле-чении. Синте-ти-че-ская музыка, элек-тронный гольф, «сино-ощу-щалки — фильмы с прими-тивным сюжетом, смотря которые ты действи-тельно ощущаешь то, что проис-ходит на экране. А если у тебя почему-то испор-ти-лось настро-ение — это легко испра-вить, надо принять лишь один-два грамма сомы, легкого нарко-тика, который немед-ленно тебя успо-коит и разве-селит. «Сомы грамм — и нету драм».

Бернард Маркс — пред-ста-ви-тель высшего класса, альфа-плюсовик. Но он отли-ча-ется от своих собра-тьев. Чересчур задумчив, мелан-хо-личен, даже роман-тичен. Хил, тщедушен и не любит спор-тивных игр. Ходят слухи, что ему в инку-ба-торе для заро-дышей случайно впрыс-нули спирт вместо крове-за-ме-ни-теля, поэтому он и полу-чился таким странным.

Линайна Краун — девушка-бета. Она хоро-шенькая, стройная, сексу-альная (про таких говорят «пнев-ма-тичная»), Бернард ей приятен, хотя многое в его пове-дении ей непо-нятно. Например, её смешит, что он смуща-ется, когда она в присут-ствии других обсуж-дает с ним планы их пред-сто-ящей увесе-ли-тельной поездки. Но поехать с ним в Нью-Мексико, в запо-ведник, ей очень хочется, тем более что разре-шение попасть туда полу-чить не так-то просто.

Бернард и Линайна отправ-ля-ются в запо-ведник, туда, где дикие люди живут так, как жило все чело-ве-че-ство до Эры Форда. Они не вкусили благ циви-ли-зации, они рожда-ются от насто-ящих роди-телей, любят, стра-дают, наде-ются. В индей-ском селении Маль-па-раисо Бернард и Линайна встре-чают стран-ного дикаря — он непохож на других индейцев, белокур и говорит на англий-ском — правда, на каком-то древнем. Потом выяс-ня-ется, что в запо-вед-нике Джон нашел книгу, это оказался том Шекс-пира, и выучил его почти наизусть.

Оказа-лось, что много лет назад молодой человек Томас и девушка Линда поехали на экскурсию в запо-ведник. Нача-лась гроза. Томас сумел вернуться назад — в циви-ли-зо-ванный мир, а девушку не нашли и решили, что она погибла. Но девушка выжила и оказа-лась в индей-ском поселке. Там она и родила ребенка, а забе-ре-ме-нела она еще в циви-ли-зо-ванном мире. Поэтому и не хотела возвра-щаться назад, ведь нет позора страшнее, чем стать матерью. В поселке она пристра-сти-лась к мескалю, индей-ской водке, потому что у нее не было сомы, которая помо-гает забы-вать все проблемы; индейцы её прези-рали — она, по их поня-тиям, вела себя развратно и легко сходи-лась с мужчи-нами, ведь её учили, что сово-куп-ление, или, по-фордовски, взаи-мо-поль-зо-вание, — это всего лишь насла-ждение, доступное всем.

Бернард решает привезти Джона и Линду в Заоградныи мир. Линда всем внушает отвра-щение и ужас, а Джон, или Дикарь, как стали его назы-вать, стано-вится модной дико-виной. Бернарду пору-чают знако-мить Дикаря с благами циви-ли-зации, которые его не пора-жают. Он посто-янно цити-рует Шекс-пира, который расска-зы-вает о вещах более удиви-тельных. Но он влюб-ля-ется в Линайну и видит в ней прекрасную Джульетту. Линайне льстит внимание Дикаря, но она никак не может понять, почему, когда она пред-ла-гает ему заняться «взаи-мо-поль-зо-ва-нием», он приходит в ярость и назы-вает её блуд-ницей.

Бросить вызов циви-ли-зации Дикарь реша-ется после того, как видит умира-ющую в боль-нице Линду. Для него это — трагедия, но в циви-ли-зо-ванном мире к смерти отно-сятся спокойно, как к есте-ствен-ному физио-ло-ги-че-скому процессу. Дeтeй c сaмoгo рaннeгo вoзpaстa водят в палаты к умира-ющим на экскурсии, развле-кают их там, кормят сладо-стями — все для того, чтобы ребенок не боялся смерти и не видел в ней стра-дания. После смерти Линды Дикарь приходит к пункту раздачи сомы и начи-нает яростно убеж-дать всех отка-заться от нарко-тика, который зату-ма-ни-вает им мозги. Панику едва удается оста-но-вить, напу-стив на очередь пары сомы. А Дикаря, Бернарда и его друга Гельм-гольца вызы-вают к одному из десяти Глав-но-упра-ви-телей, его фордей-ше-ству Мустафе Монду.

Он и разъ-яс-няет Дикарю, что в новом мире пожерт-во-вали искус-ством, подлинной наукой, стра-стями ради того, чтобы создать стабильное и благо-по-лучное обще-ство. Мустафа Монд расска-зы-вает о том, что в юности он сам слишком увлекся наукой, и тогда ему пред-ло-жили выбор между ссылкой на далекий остров, где соби-рают всех инако-мыс-лящих, и долж-но-стью Глав-но-упра-ви-теля. Он выбрал второе и встал на защиту стабиль-ности и порядка, хотя сам прекрасно пони-мает, чему он служит. «Не хочу я удобств, — отве-чает Дикарь. — Я хочу Бога, поэзию, насто-ящую опас-ность, хочу свободу, и добро, и грех». Гельм-гольцу Мустафа тоже пред-ла-гает ссылку, добавляя, правда, при этом, что на островах соби-ра-ются самые инте-ресные люди на свете, те, кого не удовле-тво-ряет право-вер-ность, те, у кого есть само-сто-я-тельные взгляды. Дикарь тоже просится на остров, но его Мустафа Монд не отпус-кает, объясняя это тем, что хочет продол-жить экспе-ри-мент.

И тогда Дикарь сам уходит от циви-ли-зо-ван-ного мира. Он решает посе-литься на старом забро-шенном авиа-маяке. На последние деньги он поку-пает самое необ-хо-димое — одеяла, спички, гвозди, семена и наме-ре-ва-ется жить вдали от мира, выра-щивая свой хлеб и молясь — Иисусу ли, индей-скому ли богу Пуконгу, своему ли завет-ному храни-телю орлу. Но как-то раз кто-то, случайно проез-жавший мимо, видит на склоне холма страстно бичу-ю-щего себя полу-го-лого Дикаря. И снова набе-гает толпа любо-пытных, для которых Дикарь — лишь забавное и непо-нятное суще-ство. «Хотим би-ча! Хотим би-ча!» — скан-ди-рует толпа. И тут Дикарь, заметив в толпе Линайну, с криком «Распут-ница» броса-ется с бичом на нее.

На следу-ющий день пара молодых лондонцев приез-жает к маяку, но, войдя внутрь, они видят, что Дикарь пове-сился.

О дивный новый мир

Действие этого романа-антиутопии происходит в вымышленном Мировом Государстве. Идет 632-й год эры стабильности, Эры Форда. Форд, создавший в начале двадцатого века крупнейшую в мире автомобильную компанию, почитается в Мировом Государстве за Господа Бога. Его так и называют - "Господь наш Форд". В государстве этом правит технократия. Дети здесь не рождаются - оплодотворенные искусственным способом яйцеклетки выращивают в специальных инкубаторах. Причем выращиваются они в разных условиях, поэтому получаются совершенно разные особи - альфы, беты, гаммы, дельты и эпсилоны.

Альфы как бы люди первого сорта, работники умственного труда, эпсилоны - люди низшеи касты, способные лишь к однообразному физическому труду. Сначала зародыши выдерживаются в определенных условиях, потом они появляются на свет из стеклянных бутылей - это называется Раскупоркой. Младенцы воспитываются по-разному. У каждой касты воспитывается пиетет перед более высокой кастой и презрение к кастам низшим. Костюмы у каждой касты определенного цвета. Например, альфы ходят в сером, гаммы - в зеленом, эпсилоны - в черном.

Стандартизация общества - главное в Мировом Государстве. "Общность, Одинаковость, Стабильность" - вот девиз планеты. В этом мире все подчинено целесообразности во благо цивилизации. Детям во сне внушают истины, которые записываются у них в подсознании. И взрослый человек, сталкиваясь с любой проблемой, тотчас вспоминает какой-то спасительный рецепт, запомненный во младенчестве. Этот мир живет сегодняшним днем, забыв об истории человечества. "История - сплошная чушь". Эмоции, страсти - э....

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Затяжное самогрызенье, по согласному мнению всех моралистов, является занятием самым нежелательным. Поступив скверно, раскайся, загладь, насколько можешь, вину и нацель себя на то, чтобы в следующий раз поступить лучше. Ни в коем случае не предавайся нескончаемой скорби над своим грехом. Барахтанье в дерьме - не лучший способ очищения.

В искусстве тоже существуют свои этические правила, и многие из них тождественны или, во всяком случае, аналогичны правилам морали житейской. К примеру, нескончаемо каяться, что в грехах поведения, что в грехах литературных, - одинаково малополезно. Упущения следует выискивать и, найдя и признав, по возможности не повторять их в будущем. Но бесконечно корпеть над изъянами двадцатилетней давности, доводить с помощью заплаток старую работу до совершенства, не достигнутого изначально, в зрелом возрасте пытаться исправлять ошибки, совершенные и завещанные тебе тем другим человеком, каким ты был в молодости, безусловно, пустая и напрасная затея. Вот почему этот новоиздаваемый «О дивный новый мир» ничем не отличается от прежнего. Дефекты его как произведения искусства существенны; но, чтобы исправить их, мне пришлось бы переписать вещь заново - и в процессе этой переписки, как человек постаревший и ставший Другим, я бы, вероятно, избавил книгу не только от кое-каких недостатков, но и от тех достоинств, которыми книга обладает. И потому, преодолев соблазн побарахтаться в литературных скорбях, предпочитаю оставить все, как было, и нацелить мысль на что-нибудь иное.

Стоит, однако, упомянуть хотя бы о самом серьезном дефекте книги, который заключается в следующем. Дикарю предлагают лишь выбор между безумной жизнью в Утопии и первобытной жизнью в индейском селении, более человеческой в некоторых отношениях, но в других - едва ль менее странной и ненормальной. Когда я писал эту книгу, мысль, что людям на то дана свобода воли, чтобы выбирать между двумя видами безумия, - мысль эта казалась мне забавной и, вполне возможно, верной. Для пущего эффекта я позволил, однако, речам Дикаря часто звучать разумней, чем то вяжется с его воспитанием в среде приверженцев религии, представляющей собой культ плодородия пополам со свирепым культом penitente. Даже знакомство Дикаря с твореньями Шекспира неспособно в реальной жизни оправдать такую разумность речей. В финале-то он у меня отбрасывает здравомыслие; индейский культ завладевает им снова, и он, отчаявшись, кончает исступленным самобичеванием и самоубийством. Таков был плачевный конец этой притчи - что и требовалось доказать насмешливому скептику-эстету, каким был тогда автор книги.

Сегодня я уже не стремлюсь доказать недостижимость здравомыслия. Напротив, хоть я и ныне печально сознаю, что в прошлом оно встречалось весьма редко, но убежден, что его можно достичь, и желал бы видеть побольше здравомыслия вокруг. За это свое убеждение и желание, выраженные в нескольких недавних книгах, а главное, за то, что я составил антологию высказываний здравомыслящих людей о здравомыслии и о путях его достижения, я удостоился награды: известный ученый критик оценил меня как грустный симптом краха интеллигенции в годину кризиса. Понимать это следует, видимо, так, что сам профессор и его коллеги являют собой радостный симптом успеха. Благодетелей человечества должно чествовать и увековечивать. Давайте же воздвигнем Пантеон для профессуры. Возведем его на пепелище одного из разбомбленных городов Европы или Японии, а над входом в усыпальницу я начертал бы двухметровыми буквами простые слова: "Посвящается памяти ученых воспитателей планеты. Si monumentum requiris circumspice.

Но вернемся к теме будущего… Если бы я стал сейчас переписывать книгу, то предложил бы Дикарю третий вариант.

Между утопической и первобытной крайностями легла бы у меня возможность здравомыслия - возможность, отчасти уже осуществленная в сообществе изгнанников и беглецов из Дивного нового мира, живущих в пределах Резервации. В этом сообществе экономика велась бы в духе децентрализма и Генри Джорджа, политика - в духе Кропоткина и кооперативизма. Наука и техника применялись бы по принципу «суббота для человека, а не человек для субботы», то есть приспособлялись бы к человеку, а не приспособляли и порабощали его (как в нынешнем мире, а тем более в Дивном новом мире). Религия была бы сознательным и разумным устремлением к Конечной Цели человечества, к единящему познанию имманентного Дао или Логоса, трансцендентального Божества или Брахмана. А господствующей философией была бы разновидность Высшего Утилитаризма, в которой принцип Наибольшего Счастья отступил бы на второй план перед принципом Конечной Цели, - так что в каждой жизненной ситуации ставился и решался бы прежде всего вопрос: «Как данное соображение или действие помогут (или помешают) мне и наибольшему возможному числу других личностей в достижении Конечной Цели человечества?».

О дивный новый мир

Действие этого романа-антиутопии происходит в вымышленном Мировом Государстве. Идет 632-й год эры стабильности, Эры Форда. Форд, создавший в начале двадцатого века крупнейшую в мире автомобильную компанию, почитается в Мировом Государстве за Господа Бога. Его так и называют - "Господь наш Форд". В государстве этом правит технократия. Дети здесь не рождаются - оплодотворенные искусственным способом яйцеклетки выращивают в специальных инкубаторах. Причем выращиваются они в разных условиях, поэтому получаются совершенно разные особи - альфы, беты, гаммы, дельты и эпсилоны. Альфы как бы люди первого сорта, работники умственного труда, эпсилоны - люди низшеи касты, способные лишь к однообразному физическому труду. Сначала зародыши выдерживаются в определенных условиях, потом они появляются на свет из стеклянных бутылей - это называется Раскупоркой. Младенцы воспитываются по-разному. У каждой касты воспитывается пиетет перед более высокой кастой и презрение к кастам низшим. Костюмы у каждой касты определенного цвета. Например, альфы ходят в сером, гаммы - в зеленом, эпсилоны - в черном.

Стандартизация общества - главное в Мировом Государстве. "Общность, Одинаковость, Стабильность" - вот девиз планеты. В этом мире все подчинено целесообразности во благо цивилизации. Детям во сне внушают истины, которые записываются у них в подсознании. И взрослый человек, сталкиваясь с любой проблемой, тотчас вспоминает какой-то спасительный рецепт, запомненный во младенчестве. Этот мир живет сегодняшним днем, забыв об истории человечества. "История - сплошная чушь". Эмоции, страсти - это то, что может лишь помешать человеку. В дофордовском мире у каждого были родители, отчий дом, но это не приносило людям ничего, кроме лишних страданий. А теперь - "Каждый принадлежит всем остальным". Зачем любовь, к чему переживания и драмы? Поэтому детей с самого раннего возраста приучают к эротическим играм, учат видеть в существе противоположного пола партнера по наслаждениям. И желательно, чтобы эти партнеры менялись как можно чаще, - ведь каждый принадлежит всем остальным. Здесь нет искусства, есть только индустрия развлечении. Синтетическая музыка, электронный гольф, "синоощущалки - фильмы с примитивным сюжетом, смотря которые ты действительно ощущаешь то, что происходит на экране. А если у тебя почему-то испортилось настроение - это легко исправить, надо принять лишь один-два грамма сомы, легкого наркотика, который немедленно тебя успокоит и развеселит. "Сомы грамм - и нету драм".

Бернард Маркс - представитель высшего класса, альфа-плюсовик. Но он отличается от своих собратьев. Чересчур задумчив, меланхоличен, даже романтичен. Хил, тщедушен и не любит спортивных игр. Ходят слухи, что ему в инкубаторе для зародышей случайно впрыснули спирт вместо кровезаменителя, поэтому он и получился таким странным.

Линайна Краун - девушка-бета. Она хорошенькая, стройная, сексуальная (про таких говорят "пневматичная"), Бернард ей приятен, хотя многое в его поведении ей непонятно. Например, её смешит, что он смущается, когда она в присутствии других обсуждает с ним планы их предстоящей увеселительной поездки. Но поехать с ним в Нью-Мексико, в заповедник, ей очень хочется, тем более что разрешение попасть туда получить не так-то просто.

Бернард и Линайна отправляются в заповедник, туда, где дикие люди живут так, как жило все человечество до Эры Форда. Они не вкусили благ цивилизации, они рождаются от настоящих родителей, любят, страдают, надеются. В индейском селении Мальпараисо Бертран и Линайна встречают странного дикаря - он непохож на других индейцев, белокур и говорит на английском - правда, на каком-то древнем. Потом выясняется, что в заповеднике Джон нашел книгу, это оказался том Шекспира, и выучил его почти наизусть.

Оказалось, что много лет назад молодой человек Томас и девушка Линда поехали на экскурсию в заповедник. Началась гроза. Томас сумел вернуться назад - в цивилизованный мир, а девушку не нашли и решили, что она погибла. Но девушка выжила и оказалась в индей ском поселке. Там она и родила ребенка, а забеременела она еще в цивилизованном мире. Поэтому и не хотела возвращаться назад, ведь нет позора страшнее, чем стать матерью. В поселке она пристрастилась к мескалю, индейской водке, потому что у нее не было сомы, которая помогает забывать все проблемы; индейцы её презирали - она, по их понятиям, вела себя развратно и легко сходилась с мужчинами, ведь её учили, что совокупление, или, по-фордовски, взаимопользование, - это всего лишь наслаждение, доступное всем.

Бертран решает привезти Джона и Линду в Заоградныи мир. Линда всем внушает отвращение и ужас, а Джон, или Дикарь, как стали его называть, становится модной диковиной. Бертрану поручают знакомить Дикаря с благами цивилизации, которые его не поражают. Он постоянно цитирует Шекспира, который рассказывает о вещах более удивительных. Но он влюбляется в Линайну и видит в ней прекрасную Джульетту. Линайне льстит внимание Дикаря, но она никак не может понять, почему, когда она предлагает ему заняться "взаимопользованием", он приходит в ярость и называет её блудницей.

Бросить вызов цивилизации Дикарь решается после того, как видит умирающую в больнице Линду. Для него это - трагедия, но в цивилизованном мире к смерти относятся спокойно, как к естественному физиологическому процессу. Дeтeй c сaмoгo рaннeгo вoзpaстa водят в палаты к умирающим на экскурсии, развлекают их там, кормят сладостями - все для того, чтобы ребенок не боялся смерти и не видел в ней страдания. После смерти Линды Дикарь приходит к пункту раздачи сомы и начинает яростно убеждать всех отказаться от наркотика, который затуманивает им мозги. Панику едва удается остановить, напустив на очередь пары сомы. А Дикаря, Бертрана и его друга Гельмгольца вызывают к одному из десяти Главноуправителей, его фордейшеотпу Мустафе Монду.

Он и разъясняет Дикарю, что в новом мире пожертвовали искусством, подлинной наукой, страстями ради того, чтобы создать стабильное и благополучное общество. Мустафа Монд рассказывает о том, что в юности он сам слишком увлекся наукой, и тогда ему предложили выбор между ссылкой на далекий остров, где собирают всех инакомыслящих, и должностью Главноуправителя. Он выбрал второе и встал на защиту стабильности и порядка, хотя сам прекрасно понимает, чему он служит. "Не хочу я удобств, - отвечает Дикарь. - Я хочу Бога, поэзию, настоящую опасность, хочу свободу, и добро, и грех". Гельмгольцу Мустафа тоже предлагает ссылку, добавляя, правда, при этом, что на островах собираются самые интересные люди на свете, те, кого не удовлетворяет правоверность, те, у кого есть самостоятельные взгляды. Дикарь тоже просится на остров, но его Мустафа Монд не отпускает, объясняя это тем, что хочет продолжить эксперимент.

И тогда Дикарь сам уходит от цивилизованного мира. Он решает поселиться на старом заброшенном авиамаяке. На последние деньги он покупает самое необходимое - одеяла, спички, гвозди, семена и намеревается жить вдали от мира, выращивая свой хлеб и молясь - Иисусу ли, индейскому ли богу Пуконгу, своему ли заветному хранителю орлу. Но как-то раз кто-то, случайно проезжавший мимо, видит на склоне холма страстно бичующего себя полуголого Дикаря. И снова набегает толпа любопытных, для которых Дикарь - лишь забавное и непонятное существо. "Хотим би-ча! Хотим би-ча!" - скандирует толпа. И тут Дикарь, заметив в толпе Линайну, с криком "Распутница" бросается с бичом на нее.

На следующий день пара молодых лондонцев приезжает к маяку, но, войдя внутрь, они видят, что Дикарь повесился.