Онлайн чтение книги сад эпикура le jardin d'épicure ii. мессер гвидо кавальканти. Значение кавальканти, гвидо в энциклопедии брокгауза и ефрона

Первый российский писатель, получивший Нобелевскую премию, - Бунин. За какое произведение он ее получил? Этим вопросом задаются все любители отечественной литературы. Стоит отметить, что в формулировке Нобелевского комитета, как правило, не фигурирует название определенного романа или сборника рассказов, премию дают в совокупности за все творчество. Но все же определить, какое произведение произвело наибольшее впечатление на жюри, возможно.

Писатель Бунин

В получил Нобелевскую премию Бунин. За какое произведение, расскажем в этой статье. Пока же остановимся на биографии прозаика.

Писатель родился в Воронеже в 1870 году. Выходил из обедневшей дворянской семьи. Поэтому был вынужден рано начать самостоятельную жизнь, чтобы зарабатывать. Стал журналистом, работал в газетах, много переезжал по России.

Первой публикацией писателя стало стихотворение "Над могилой С. Я. Надсона", которое было напечатано в 1887 году. Спустя четыре года в Орле Бунин выпускает свой первый сборник.

Признание к писателю приходит в начале XX века. В 1903 году ему вручают Пушкинскую премию, так отметили его книгу "Листопад" и перевод "Песни о Гайавате".

Творчество писателя

Во время Гражданской войны Бунин покинул страну. В 1920 году он эмигрировал во Францию. Именно в эмиграции создал свои самые значительные прозаические произведения. В первую очередь это романы и рассказы.

Стоит особенно выделить его рассказы "Антоновские яблоки", "Суходол", "Господин из Сан-Франциско", "Легкое дыханье", сборник рассказов "Темные аллеи", роман "Жизнь Арсеньева", дневниковые записи "Окаянные дни".

Бунин скончался в 1953 году. Был похоронен на знаменитом парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Ему было 83 года.

Выдвижение на Нобелевскую премию

Впервые в начале 20-х годов был выдвинут на Нобелевскую премию Бунин. За какое произведение он ее получил, еще разберемся. Пока же отметим важную фигуру, которая стояла у истоков нобелевского "русского проекта". Это русский писатель Марк Алданов, отмечавший в одной из анкет, что самыми влиятельными отечественными писателями в эмиграции являются Бунин, Мережковский и Куприн. Он предлагал их выдвинуть совместно, подняв таким образом престиж русской литературы в целом.

С таким предложением он обратился к французскому классику Тот согласился поддержать Бунина, но выступил категорически против кандидатуры Мережковского. Более того, Роллан признал, что, если оценивать всех русских литераторов того времени, то он включил бы в этот список и Максима Горького.

В результате в комитет была отправлена следующая троица - Бунин, Бальмонт и Горький. По каждой из кандидатур возникли вопросы, в итоге победу в 1923 году одержал ирландский поэт Уильям Йетс.

Несмотря на неудачу, русские писатели-эмигранты не оставляли попыток выдвинуть Бунина на Нобелевскую премию. Тот же Алданов в 1930 году вел переговоры об этом с классиком немецкой литературы Томасом Манном. Манн признал, что затрудняется сделать выбор между Буниным и А также отметил, что если в списке кандидатов будет немец, то отдаст свой голос ему.

Присуждение премии

В итоге Иван Бунин Нобелевскую премию получил в 1933 году. В списке номинантов в том году значилось 27 имен. В том числе Максим Горький, француз Поль Валери, испанец Хосе Ортега-и-Гассет, чех Карл Чапек.

Первой эту новость узнала его супруга Вера Муромцева. Она писала в своих воспоминаниях, что на их виллу принесли телеграмму от шведского переводчика, в которой уточнялась национальность Бунина. Прозаик ответил - "русский изгнанник". Днем муж и жена отправились в кино. Прямо во время сеанса их отыскал Леонид Зуров, который попросил писателя срочно вернуться домой. Муромцева сама приняла звонок из Стокгольма. Связь была очень плохой, но она смогла разобрать главные слова - "Ваш муж - по литературе". К Бунину тут же прибыли журналист и фотографы. Один из их друзей вспоминал, что семья в то время испытывала материальные трудности, поэтому Бунины не могли даже оплатить работу курьеров, постоянно приносивших поздравительные телеграммы.

За что присуждена премия?

Отвечая на вопрос о том, за что Бунин получил Нобелевскую премию, следует обратиться к первоисточнику. Это официальный текст В нем отмечается, что награда писателю присуждена за строгое мастерство, с помощью которого он развивает традиции русской классической прозы.

Такое решение Нобелевского комитета вызвало неоднозначные оценки. Если Рахманинов искренне поздравлял писателя, то Цветаева открыто заявила, что Горький или Мережковский заслужили эту премию больше Бунина.

Тогда же все начали задаваться вопросом о том, за какое произведение Бунин получил Нобелевскую премию. Среди всего его многообразия творчества большинство останавливались на романе "Жизнь Арсеньева".

Само вручение премии состоялось в декабре 1933 года в Стокгольме. В своей Нобелевской речи писатель отметил, что премия впервые присуждается литератору, находящемуся в изгнании. Медаль и диплом Бунин получил из рук шведского короля Густава V. Также ему полагался чек на 715 тысяч швейцарских франков. Часть этих денег он перечислил нуждающимся. Бунин признавался, что в первые же дни после получения премии получил около двух тысяч писем от людей, оказавшихся в трудной жизненной и финансовой ситуации. В итоге им он раздал около 120 тысяч франков.

Главный роман Бунина

Отвечая на вопрос о том, за какое произведение Бунину Нобелевскую премию присудили, большинство склоняются к его роману "Жизнь Арсеньева". Это произведение написано в пяти книгах. В основном в 1929 году. При этом отдельные главы были опубликованы еще в 1927-м в газете "Россия", которая печаталась во Франции. Отдельным изданием роман вышел в 1930 году.

После вручения Ивану Бунину Нобелевской премии большинство решило, что это признание, прежде всего, связано с этим романом.

Создание романа

Писать этот роман Бунин начал еще в Грасе в 1927 году. Галина Кузнецова, которая помогала ему работать над черновиками, вспоминает, что он буквально убивался над этим текстом. Многократно переписывал каждую главу, отшлифовывая все до совершенства.

В романе оказалось много автобиографичного. Например, рассуждая об эпизоде, в котором главный герой, будучи подростком, влюбляется в девочку по имени Анхен, писатель начинал вспоминать свою соседку Сашу Резвую, из-за которой в юношеские годы не спал около месяца.

Четвертая часть романа была закончена летом 1929 года. Издатели Бунина были готовы печатать произведение даже в неоконченном виде, так высоко они его оценили. Но Бунин не соглашался. Работа же над пятой заключительной частью шла тяжело. Бунин писал по 12 часов подряд. Он полностью погружался в воспоминания и, по словам Кузнецовой, в эти моменты был похож на йога или отшельника.

Сюжет романа

Бунин - прежде всего, за роман "Жизнь Арсеньева". Повествование ведется от имени Алексея Арсеньева, который вспоминает о своем детстве и юности.

Арсеньев родился в небольшом хуторе Каменка, который располагался в средней полосе России. Его первые воспоминания связаны с бескрайними снежными полями и запахом летней травы. У него были старшие братья и сестры.

Со временем у мальчика появляется учитель Баскаков. Он готовит Алексея к поступлению в гимназию. Но Баскаков не проявляет особого усердия, научив мальчика писать и читать, он считает свою миссию выполненной. Вместо того чтобы готовить Арсеньева к экзаменам, он рассказывает ему о своей жизни, читает про Дон Кихота и Робинзона Крузо.

Но все же талантливый Алексей поступает в гимназию без особых проблем. Учеба дается ему легко, чего нельзя сказать про переезд в другой город и жизнь вдали от семьи. Он в одиночестве бродит часами по городу, начинает писать стихи.

Большим потрясением для него становится арест брата Георгия, который примкнул в народовольцам. Его высылают из столицы на три года в имение в Батурино, куда к тому времени перебрались все Арсеньевы. Туда же приезжает и Алексей, все же бросив гимназию.

Творческие успехи

Первые творческие успехи к юному Арсеньеву приходят в 15-летнем возрасте. Его стихи появляются в газетах. После начинается непростой отрезок его жизни, который сам Алексей характеризует как годы скитаний и бездомности.

Он уезжает странствовать по всей стране. Живет в Харькове, Крыму, Киеве, Курске. Везде не подолгу, задерживается только в Орле. В редакции местной газеты "Голос" Арсеньев знакомится с Ликой и получает предложение о долгосрочном сотрудничестве вместе с авансом.

Лика покоряет Арсеньева. Девушка увлекается театром, играет на музыкальных инструментах. Правда, ее отец сразу предупреждает молодого человека, что у нее переменчивый характер. Но первая их совместная зима проходит безмятежно.

Потом все же наступает разлука, которую Алексей переживает очень тяжело. Его снова тянет странствовать. Он переезжает в Петербург, затем в Витебск, Смоленск. Решив вернуться в Орел, отправляет Лике телеграмму, она встречает его на перроне.

Идиллия влюбленных

Между влюбленными вновь наступает идиллия. Они уезжают в небольшой городок в Малороссии. Арсеньев получает доходное место, но ему приходится часто уезжать в командировки. Зато он постоянно встречается с интересными людьми. Главный герой постоянно нуждается в любви Лики, но при этом стремится сохранить независимость и свободу.

Со временем девушка начинается чувствовать, что Арсеньев постепенно все больше от нее отдаляется. Тогда она оставляет ему записку на прощание и пропадает из его жизни. Несколько первых дней после ее отъезда молодой человек находится между жизнью и смертью, готов наложить на себя руки. Не выходит из дома, бросает работу. Все попытки отыскать Лику оказываются безуспешными. Ее отец сообщает, что его дочь настрого запретила кому-либо говорить о ее местонахождении.

В угнетенном состоянии Арсеньев возвращается к родным в Батурино. Он всю зиму ждет от Лики хоть каких-то вестей, а весной узнает, что она умерла от воспаления легких. Ее последней волей была просьба как можно дольше не сообщать Арсеньеву о ее смерти.

Значение романа

За какое произведение Иван Бунин Нобелевскую премию получил, теперь очевидно. Роман "Жизнь Арсеньева" многие называют путешествием души героя и поэта, который остро воспринимал окружающий его мир. Повышенная чувствительность к жизни - одна из основных отличительных черт главного героя.

При этом литературоведы отмечают, что в романе можно проследить не только процесс взросления героя, но и становление автора. Говоря о главном женском персонаже - Лике, критики отмечали в ней не столько женщину, оказавшую влияние на Арсеньева, сколько его музу.

Теперь, когда известно, за что Бунину дали Нобелевскую премию, стоит прочитать этот роман всем, кто этого еще не сделал.

Жюлю Леметру Жюль Леметр (1853–1914) - французский писатель и критик-импрессионист, литературные взгляды которого были близки Франсу в 1880-е годы. К концу 1890-х годов, когда Леметр встал на реакционные позиции, писатели окончательно разошлись. Творчеству Леметра Франс посвятил большое количество статей.

Guido di Messer Cavalcante de" Cavalcanti fu un de" migliori loici che avesse il mondo, et ottimo filosofo naturale… E percio che egli alquanto tenea della opinione degli Epicuri, si diceva tra la gente volgare che queste sue speculazioni eran solo in cercare se trovar si potesse che Iddio non fosse.

(Il Decameron di Messer Giovanni Boccaccio, giornata sesta, novella IX).…Гвидо, сын Кавальканте деи Кавальканти, был из лучших логиков на свете в отличный знаток естественной философии… А так как он держался отчасти учения эпикурейцев, говорили в простом народе, что его размышления состояли лишь в искании, возможно ли открыть, что бога нет. «Декамерон» мессера Джованни Боккаччо, день шестой, новелла IX (итал.).

NNIA. ITALIA. AN

NORVM. XX. НIС

QVIESCOП(одземным) б(огам м(анам) Меня не было. Я помню. Меня нет. Мне все равно. Донния Италия, двадцати лет, здесь я покоюсь (лат.).

Надгробный камень Доннии Италии

согласно чтению г-на Шона-Франсуа Бладэ.

В двадцать лет мессер Гвидо Кавальканти был бесспорно самым красивым и статным из знатных флорентинских юношей. Длинные волосы его, выбиваясь из-под шапочки, ниспадали на лоб иссиня-черными кудрями, а золотистые глаза светились ослепительным блеском. У него были руки Геркулеса и пальцы нимфы. В плечах он был широк, но станом тонок и гибок. Он славился умением объезжать норовистых коней, а также владеть тяжелым оружием и не имел соперников в метании колец. Когда он проходил по городу, чтобы прослушать мессу у Сан-Джованни или у Сан-Микеле, либо гулял вдоль берега Арно, по лугам, расцвеченным наподобие красивой картины, встречавшиеся ему приятные дамы неизменно говорили между собой, краснея: «Вот мессер Гвидо, сын синьора Кавальканте деи Кавальканти. Право же, он красив, как святой Георгий!» Рассказывают, будто мадонна Джемма, супруга Сандро Буйамонте, послала однажды к нему свою кормилицу и велела передать, что любит его всем сердцем и что эта любовь сведет ее в могилу. Не менее желанным гостем был он среди знатных молодых флорентинцев, которые составляли в ту пору содружества, чтобы чествовать друг друга, пировать, играть, охотиться, и во взаимной любви нередко доходили до того, что даже одежду носили одинаковую. Но он равно избегал общества дам и сборищ молодых людей, его гордому и замкнутому нраву приятно было только одиночество.

Нередко он по целым дням просиживал взаперти у себя в опочивальне и один отправлялся гулять под ясенями Эмской дороги в тот час, когда первые звезды зажигаются на бледном небе. Если ему случайно попадался навстречу кто-нибудь из его сверстников, он никогда не шутил и ронял скупые слова. Да и то довольно туманные. Такое странное поведение и загадочные речи огорчали его приятелей. Мессер Бетто Брунелески печалился больше других, потому что он всей душой любил мессера Гвидо и страстно желал вовлечь его в братство, куда входили самые богатые и самые красивые кавалеры Флоренции и где сам он был общей гордостью и утехой. Ибо мессер Бетто Брунелески почитался образцом рыцарства и наиболее ловким наездником во всей Тоскане, после мессера Гвидо.

Однажды, когда мессер Гвидо входил в портал собора Санта-Мария-Новелла, где монахи ордена св. Доминика хранили множество книг, привезенных греками, мессер Бетто, проезжавший в ту минуту по площади, поспешно окликнул его.

Эй! друг Гвидо, - позвал он, - куда вы направляетесь в такой ясный день? На мой взгляд, он манит в горы поохотиться на птиц, а не прятаться в монастырской тени! Окажите мне милость, поедемте на мою виллу в Ареццо; я поиграю вам на флейте, чтобы порадоваться вашей улыбке.

Покорно благодарю! - отвечал мессер Гвидо, даже не обернувшись. - Я спешу на свидание с моей дамой.

И он вступил в церковь, прошел через нее быстрыми шагами, уделив не более внимания святым дарам, выставленным на престоле, нежели мессеру Бетто, который так и застыл у паперти верхом на коне, ошеломленный тем, что ему пришлось услышать; через низенькую дверцу мессер Гвидо проник в монастырский двор, миновал его, шагая вдоль стены, и достиг книгохранилища, где фра Систо писал красками ангелов. Там, отдав поклон благочестивому брату, он вынул из большого ларя на петлях одну из книг, недавно привезенных из Константинополя, положил ее на высокий налой и принялся перелистывать. Это был трактат о любви, сочиненный на греческом языке божественным Платоном…трактат о любви, сочиненный… Платоном. - Имеется в виду диалог Платона «Пир», в котором развивается концепция идеальной, «платонической» любви, ведущей к совершенному познанию и красоте. . Гвидо вздохнул; руки его дрожали, глаза наполнились слезами.

Увы, - прошептал он, - под этими непонятными знаками кроется свет, а я не вижу его!

Он говорил так сам с собой, потому что греческий язык был к тому времени совсем позабыт на Западе. После долгих сетований он взял книгу и, поцеловав, положил обратно в кованый ларь, словно прекрасную покойницу в саркофаг. Потом попросил у благочестивого фра Систо рукопись речей Цицерона и читал их до тех пор, пока ночные тени, окутав кипарисы в саду, простерлись на страницы книги крыльями летучей мыши. Ибо мессер Гвидо Кавальканти искал истину в писаниях древних и пытал трудные пути, которыми человек приходит к бессмертию. Снедаемый благородной жаждой знания, он перелагал в канцоны учение древних мудрецов о Любви, ведущей к Добродетели.

Несколько дней спустя мессер Бетто Брунелески пришел к нему домой на улицу Адимари в тот утренний час, когда жаворонок поет над хлебами. Он застал хозяина еще в постели. Поцеловав его, мессер Бетто нежно сказал:

Друг Гвидо! Гвидо, друг мой, разрешите мои сомнения. На прошлой неделе вы сказали мне, что идете на свидание со своей дамой в монастырский храм Санта-Мария-Новелла. С тех пор я непрестанно думаю над вашими словами и никак не могу уразуметь их. Я не успокоюсь, пока не услышу от вас объяснения. Умоляю раскрыть мне их смысл, насколько то позволит вам скромность, ибо речь идет о даме.

Мессер Гвидо рассмеялся. Приподнявшись на локте, он заглянул в глаза мессеру Бетто.

Друг, - сказал он, - у дамы, о которой я говорил, не одно жилище. В тот день, когда я встретил вас по дороге к ней, она ждала меня в книгохранилище монастыря Санта-Мария-Новелла. И я, к несчастью, понял лишь половину ее речей, ибо она говорила со мной на двух языках, текущих словно мед с ее прекрасных уст: сперва она обратилась ко мне на языке греков, который я не мог уразуметь, а затем перешла на речь латинян, и в словах ее была неизъяснимая мудрость. Ее беседа так пленила меня, что я хочу взять ее в жены.

Это по меньшей мере племянница константинопольского императора, - сказал мессер Бетто, - либо его побочная дочь… Как зовут ее?

Если давать ей любовное имя, какое каждый поэт дает своей милой, - отвечал мессер Гвидо, - то я назову ее Диотимой, в память Диотимы МегарскойДиотима. - В диалоге Платона «Пир» философ Сократ, излагая теорию идеальной любви, утверждает, что он заимствовал ее у жрицы Диотимы. (По преданию Диотима была родом из Мантинеи, а не Мегары.) , которая указала путь тем, кто возлюбил добродетель. Но для всех она именуется Философией и супруги лучше нее не найти. Мне другой не надо, и, клянусь богами, я буду верен ей до самой смерти, которая кладет конец познанию.

Услышав эти слова, мессер Бетто хлопнул себя по лбу.

Клянусь Бахусом, никогда бы не догадался, - воскликнул он. - Вы, друг Гвидо, самый тонкий ум, какой блистал когда-либо под флорентинской красной лилией. Хвалю вас за то, что вы берете в супруги столь благородную даму. От этого союза, без сомнения, родится на свет целое поколение канцон, сонетов и баллад. Обещаю окрестить ваших прелестных отпрысков под звуки флейты и не поскупиться на сласти и учтивые приветствия. Радуюсь этому духовному браку тем более, что он не помешает вам в урочный час взять себе жену по плоти из числа знатных дам нашего города.

Ошибаетесь, - возразил мессер Гвидо. - Те, что справляют брачный пир разума, должны предоставить женитьбу невежественной черни, к которой я причисляю и вельмож, и купцов, и ремесленников. Если бы вы, друг Бетто, водили знакомство с моей Диотимой, вам стало бы понятно, что она делит людей на две породы: одни плодородны лишь телом и стремятся к тому грубому бессмертию, какое дается деторождением; у других душа зачинает и родит то, что подобает созидать душе, а именно Красоту и Добро. Моя Диотима пожелала причислить меня к ним, и я против ее воли не стану подражать плодовитым животным.

Мессер Бетто Брунелески не одобрял такого решения. Он доказывал другу, что в разном возрасте надо жить по-разному, что за порой забав следует пора честолюбивых трудов, а на исходе молодых лет приличествует породниться с богатой и знатной семьей, через которую можно достичь высших в республике должностей, как-то приора ремесел и свободы, выборного капитана или гонфалоньера правосудия…приора ремесел и свободы… гонфалоньера правосудия. - Приор свободы и ремесел - высшая выборная должность, учрежденная во Флоренции в 1282 г. Флорентинской республикой управляла коллегия из шести приоров. Гонфалоньер - должностное лицо в итальянских городах-республиках (Флоренции и Сиене). .

Но, увидев, что Гвидо принимает такие советы с гримасой отвращения, как будто ему подносят горькое снадобье, мессер Бетто прекратил этот разговор, боясь рассердить друга и считая разумным положиться на время, чья власть меняет сердца и пересиливает самые твердые решения.

Милый Гвидо, - весело сказал он, - надеюсь, твоя дама все же позволяет тебе развлекаться с красивыми девушками и участвовать в наших забавах?

Об этом, - отвечал мессер Гвидо, - она тревожится не более, чем об уличных встречах собачки, что спит у меня в ногах. Это и вправду пустяки, если только сам не придаешь им никакого значения.

Мессер Бетто удалился, несколько уязвленный такими презрительными речами. Он по-прежнему питал к другу живейшую приязнь, но не считал нужным слишком уж настойчиво звать его на пиры и игры, которые устраивал всю зиму с необычайной пышностью. Однако знатные молодые люди из его круга с трудом терпели оскорбление, которое наносил им сын синьора Кавальканте деи Кавальканти, отказываясь водить с ними компанию. Они принялись подтрунивать над его усердием к науке и чтению и уверяли, что, питаясь одним пергаментом, подобно монахам и крысам, он в конце концов станет похож на них, и у него из-под черного капюшона будет выглядывать только острая мордочка с тремя длинными волосами вместо усов, так что даже мадонна Джемма при виде такого зрелища воскликнет: «О Венера, покровительница моя! Во что обратили книги моего прекрасного святого Георгия! Ему пристало держать теперь уж не копье, а тростник для письма!» Они называли его созерцателем юных паучих и любовничком госпожи Философии. Впрочем, одними невинными насмешками они не ограничивались. Они намекали, что при такой учености нельзя остаться добрым христианином, что он увлекается чернокнижием и беседует с демонами.

Так прятаться, - говорили они, - могут лишь те, кто водит компанию с чертями и ведьмами, дабы получить от них золото ценой гнусного распутства.

Они обвиняли его в пристрастии к лжеучению Эпикура, которым некогда был соблазнен император в Неаполе и папа в Риме и которое грозило превратить народы христианского мира в стадо свиней, равнодушных к господу и к бессмертию души. «Небольшая будет ему польза, - заключали они, - если от великой учености он перестанет верить в святую троицу!» Распускаемые ими толки такого рода были крайне опасны и могли навлечь беду на мессера Гвидо.

Мессер Гвидо Кавальканти знал, что в содружествах молодых людей над ним смеются за тяготение к извечным загадкам. Вот почему он бежал живых и искал общества мертвых.

В те времена церковь Сан-Джованни была окружена римскими гробницами. Мессер Гвидо нередко приходил туда в час молитвы богородице и вплоть до глубокой ночи отдавался все тем же думам. Он верил свидетельствам хроник, гласившим, что великолепный Сан-Джованни, прежде чем стать христианской церковью, был языческим храмом, и эта мысль тешила его душу, влюбленную в древние таинства. Особенно пленяло его зрелище гробниц, на которых вместо креста еще можно было различить латинские надписи, а также барельефные изображения людей и богов. Эти белые мраморные гробницы имели форму продолговатого чана, а на их стенках высечены были в камне пиршества, охоты, смерть Адониса, битва лапитов с кентаврами, целомудренный Ипполит, амазонки. Мессер Гвидо с любопытством читал надписи и доискивался смысла запечатленных здесь мифов. Одна гробница больше других привлекла его внимание: на ней он различил двух амуров, державших по факелу, и ему хотелось понять, что означают эти два амура. И вот однажды ночью, когда он размышлял об этом упорнее, чем обычно, над крышкой гробницы поднялась тень, но тень светозарная; такой бывает луна, если ее видишь, или кажется, что видишь, сквозь облако. Мало-помалу тень приняла очертания прекрасной девы и заговорила голосом более нежным, чем шелест камышей, колеблемых ветром:

Я, спящая в этой гробнице, - сказала она, - зовусь Юлия Лета. Свет земной погас для меня во время моего свадебного пира, когда мне минуло шестнадцать лет, три месяца и девять дней. Существую ли я с тех пор, или не существую? Не знаю. Не вопрошай мертвых, незнакомец, ибо они ничего не видят и непроглядная тьма окружает их. О тех, что познали жестокие радости Венеры, говорят, будто они блуждают в густой миртовой чаще. Я же умерла девственницей и сплю без сновидений. На мраморе моей могилы высечены резцом два амура. Один дарит смертным свет, другой навеки гасит его в их бренных очах. У них одно лицо, и оба они улыбаются, потому что рождение и смерть - близнецы и потому что всё - радость бессмертным богам. Я кончила.

Голос смолк, как шорох листьев, когда стихает ветер. Легкая тень рассеялась под лучами зари, от которой посветлели холмы; гробницы вокруг Сан-Джованни вновь замерли и поблекли в утреннем воздухе. А мессер Гвидо думал: «Истина, которую я предчувствовал, открылась мне. Недаром сказано в книге, из которой читают священники: „Мертвые не воздадут тебе хвалы, господи“, - мертвецы лишены познания, и божественный Эпикур был мудр, избавив живых от напрасного страха перед загробной жизнью».

Компания всадников, проезжавших по площади, неожиданно нарушила его покойное раздумье. То были мессер Бетто Брунелески с приятелями, они отправлялись охотиться на журавлей у перетольского ручья.

Эге! - заметил один из них, прозывавшийся Бокка, - это мессер Гвидо, философ, который презирает нас за любезность, острословие, веселую жизнь. Он совсем закоченел.

И неспроста, - подхватил мессер Доре, который слыл шутником. - Его дама - луна, которую он нежно лобызает в течение ночи, - отправилась за холмы спать с каким-нибудь пастухом. Вот он и терзается ревностью. Взгляните, как он пожелтел!

Они протиснулись на конях между, могилами и окружили мессера Гвидо.

Друг Доре, - возразил мессер Бокка, - синьора луна слишком кругла и светла для такого мрачного любовника. Если хотите узнать, кто его дамы, они здесь. Он приходит к ним на ложе, где ему скорее грозят укусы скорпионов, нежели блох.

Тьфу! Тьфу! Мерзкий некромант! - сказал, крестясь, мессер Джордано. - Вот к чему приводит ученость! К отступничеству от бога и к блуду на языческих кладбищах.

Мессер Гвидо стоял, прислонясь к стене церкви, и не возражал всадникам. Решив, что они до конца излили на него накипь своих ветреных умов, он заговорил, улыбаясь:

Высокочтимые синьоры, вы здесь у себя дома. Я ваш гость, и учтивость обязывает меня принимать от вас оскорбления, не отвечая на них.

Сказав так, он перепрыгнул через могилы и спокойно удалился. Оставшиеся переглянулись в изумлении. Затем расхохотались и пришпорили коней. По дороге к Перетоле мессер Бокка обратился к мессеру Бетто:

Теперь, надо полагать, вы не сомневаетесь, что Гвидо сошел с ума. Он сказал нам, что на кладбище мы у себя дома. Только безумный может держать такую речь.

В самом деле, - отвечал мессер Бетто, - не могу постичь, что он подразумевал, обращаясь к нам с такими словами. Но ему свойственно выражаться туманно, говорить мудреными притчами. Он бросил нам кость, которую надо разгрызть, чтобы добраться до сути.

Ей-богу, я лучше отдам моему псу и кость и язычника, который ее бросил, - воскликнул мессер Джордано.

Вскоре они достигли перетольского ручья, откуда на рассвете стаями поднимаются журавли. Во время охоты, оказавшейся удачной, мессер Бетто Брунелески не переставал вспоминать слова Гвидо. И вдумываясь в них, открыл их смысл. Тогда он принялся громко звать мессера Бокка:

Мессер Бокка, подите сюда! Я понял наконец, на что намекал мессер Гвидо своими словами. Он сказал нам, что на кладбище мы у себя дома, потому что невежды подобны мертвецам, которые согласно учению Эпикура лишены познания.

Мессер Бокка, пожав плечами, возразил, что он лучше любого умеет охотиться с фландрским соколом, драться на поединке и опрокидывать девушек и этих познаний ему как знатному кавалеру вполне достаточно.

Мессер Гвидо Кавальканти еще несколько лет изучал науку любви. Свои мысли оп заключил в канцоны, которые не всем дано постичь, и составил из них ту книгу, что была прославлена и увенчана лаврами. Но так как самые чистые души не свободны от примеси земных страстей и жизнь всех нас равно увлекает в извилистый и мутный поток, случилось, что на исходе молодости мессер Гвидо соблазнился житейским благополучием и мирским могуществом. В честолюбивых целях он женился на дочери синьора Фарината дельи Уберти, того самого, который некогда обагрил Арбию кровью флорентинцев. Со всем горделивым пылом своей души вмешался он в распри сограждан. И в дамы себе взял синьору МандеттуМандетта - возлюбленная Гвидо, родом из Тулузы в южной Франции, где возникла ересь альбигойцев. и синьору Джованну, которые представляли - одна альбигойцев, другая гибеллинов. Это была пора, когда мессер Данте Алигиери состоял приором ремесел и свободы. Город раскололся на два враждебных лагеря - белых и черныхБелые и черные - партии, на которые в конце XIII в. разделились флорентинские гвельфы. «Черные» ориентировались на папскую курию, «белые» выступали за независимую Флоренцию, склоняясь к союзу с гибеллинами. . Однажды именитые граждане собрались для погребения некоей знатной дамы на площади Фрескобальди, - белые по одну сторону, черные по другую; ученые мужи и рыцари согласно обычаю заняли скамьи на возвышении, а молодые люди уселись у их ног на камышовых циновках. Когда один из этих именитых мужей поднялся, чтобы завернуться в плащ, тем, что сидели напротив, показалось, будто он грозит им. Они поднялись в свою очередь и взялись за оружие. Тут все обнажили мечи, и родственникам покойницы с трудом удалось разнять дерущихся.

С тех пор Флоренция из города, счастливого трудом своих ремесленников, превратилась в лес, полный волков, пожиравших друг друга. Мессер Гвидо принял участие в междоусобице. И нравом он стал мрачен, подозрителен и нелюдим. Каждый день он вступал в единоборство с кем-нибудь из черных на тех самых флорентийских улицах, где прежде размышлял о природе души. Кинжалы убийц нанесли ему не одну рану, а в конце концов он был изгнан из Флоренции вместе со своими сторонниками и сослан в зачумленный город Сарзану…сослан в зачумленный город Сарзану. - Данте, избранный в июне 1300 г. членом коллегии приоров, добился изгнания из республики вождей обеих враждующих партий. «Белые» отправились в г. Сарзану, где Гвидо Кавальканти заболел малярией. . Полгода протомился он там, терзаясь лихорадкой и яростью. А когда белые были призваны вновь, он вернулся умирающим в родной город.

В год тысяча трехсотый, на третий день после успения пресвятой девы Марии, у него достало сил добраться до своего прекрасного Сан-Джованни. Истомленный и настрадавшийся, лег он на гробницу Юлии Леты, которая некогда открыла ему тайны, неведомые простым смертным. Это был час, когда в воздухе, трепещущем от прощания с солнцем, стоит звон колоколов. Мессер Бетто Брунелески, проезжая по площади, на пути из своего загородного дома, вдруг увидел среди могил глаза кречета, горящие на изможденном лице, и с изумлением и жалостью узнал друга юных лет.

Приблизившись, мессер Бетто расцеловал его, как в былые дни, и сказал со вздохом:

Гвидо мой, Гвидо мой, какой огонь испепелил тебя? Сперва ты сжигал свою жизнь в науке, потом в делах общественных. Прошу тебя, друг, притуши немного свой душевный пыл, надо щадить себя и, как говорит кузнец Рикардо, разводя огонь, знать меру.

Но Гвидо Кавальканти приложил палец к губам.

Тс! Тс! Молчите, друг Бетто, - прошептал он. - Я жду мою дамуЯ жду мою даму… - то есть смерть. В письме к г-же де Кайаве, не понявшей смысла новеллы, Франс объяснил, что Гвидо искал успокоения в смерти, которой он не боялся, так как был атеистом. , ту, что утешит меня за всю тщетную любовь, которая в сем мире изменяла мне и которой изменял я сам. Познавать и действовать в равной мере пагубно и тщетно. Это я постиг. Жизнь сама по себе еще не зло, ибо, я вижу, ты живешь благополучно, друг Бетто, и так же благополучно живут многие другие. Жить - еще не зло, но понимать, что живешь, - зло. Познавать и желать - зло. К счастью, против этого есть лекарство. Умолкнем же: я жду даму, перед которой не провинился ни разу, ибо не позволил себе усомниться в том, что она добра и верна, и путем размышлений познал, как покоен и надежен сон у нее на груди. Много рассказывали басен о ее ложе и ее владениях. Но я не поверил вымыслам невежд. И потому она спешит ко мне, как подруга к другу, с венком вокруг чела и с улыбкой на устах.

Сказав так, он умолк и упал мертвым на древнюю могилу. Его тело было без больших почестей погребено в монастыре Санта-Мария-Новелла.

Кавальканти, Гвидо (Cavalcanti) - итальянский философ и поэт; род. до 1259 г. во Флоренции; был другом Данте и до него главой флорентийских поэтов, продолжил философски-мистическую любовную поэзию болонца Гвиничелли. Он женился на Беатриче, дочери Фаринаты дельи Уберти, главы гибеллинов. Сам К. был гвельф; после распадении этой партии на группы Черки и Донати присоединился к первым, принимал участие в борьбе с противниками и в 1300 г. был изгнан в Сарцану.

Заболевший здесь К. был призван обратно и ум. в том же году во Флоренции. Знаменитейшее стихотворение его - канцона о природе любви: "Donna mi prega etc. " (нов. изд., Венец., 1890); из 8 ее комментаторов известны Эджидио Колонна и врач Дино дель Гарбо. Кроме того он писал ballate, пасторали и др. стихотворения, изданные, вместе с его биографией, Ercole: "Guido Cavalcanti е le sue rime" (Ливорно, 1885). Данте в "Аду" приговаривает К. к мукам, в ряду эпикурейцев и атеистов.

• Адопцианический спор - Адопцианический спор, поднят архиепископ. голедским, Элипандом, и епископом ургельск. Феликсом, о двойственной природе Богочеловека и о том, что лишь по своей божеств. природе Хр. есть истинный Бог, п...
• Амальтео - Амальтео, семейство итал. литераторов XVI в. Из них Джеронимо А. род. 1506, ум. 1574, прекрасный врач и лат. поэт, замеч. своими эпиграммами. Его соч. изданы, вместе с соч. его братьев: Корнелио (род....
• Амманати - Амманати, Бартоломео, род. во Флоренции 1511, ум. 1592, скульптор и архитектор, ученик Сансовино и Вандинелли; построил во флоренции 3 моста и кончил дворец Питти; также фонтан Нептуна с тритонами на...
• Антэрос - Антэрос, сын Марса и Венеры, бог взаимной любви, брат Эрота - бога любви.
• Арагона - Арагона, Иоанна, супруга князя Асканио Колонна; отличалась твердым характером и играда важн. роль в борьбе дома Колонна с папою Павлом IV. Ум. 1577 г. - А., Туллия ди, род. 1510, ум. 1565, дочь архиеп...
• Арнольфо ди Лапо - Арнольфо ди Лапо, прав. А. ди Камбио, род. 1232 во Флоренции, ум. 1300; один из знамен. зодчих своего времени, ученик Джиовани Пизано, построил, между прочим, церковь Санта-Мария дель Фиоре во Флоренц...
• АЛЕКСАНДРОВСКАЯ КОЛОННА - АЛЕКСАНДРОВСКАЯ КОЛОННА, монументальный памятник архитектуры в Ленинграде, композиционный центр Дворцовой площади, воздвигнутый в 1830-34 в ознаменование победы над Наполеоном в Отечественной войне 18...
• Бадоаро - Бадоаро (Федерико, Badoaro Federico) - венец. дипломат; род. в 1518, ум. 1593 г., состоял послом Венец. республики при Карле V и Филиппе II, а затем основал с Доменико Виньеро Академию в Венеции, назв...
• Беккер Отто (дополнение к статье) - Беккер Отто (дополнение к статье) (Becker) - глазной врач; ум. в 1890 г.
• Бризе Жюльен-Огюст-Пелаж - Бризе Жюльен-Огюст-Пелаж - французский поэт, род. 12 сент. 1805 в Лорьяне, в Бретани, умер в мае 1858 года в Монпелье. Его первые стихотворения: "Marie" (1832), "Primel et Noia", "Les Ternaires" или "...
• Брунеллески - Брунеллески (Filippo Brunelleschi) - один из лучших итальянских архитекторов, родился во Флоренции в 1377 году. Отец его, нотариус по профессии, хотел было, чтобы и сын избрал себе ту же профессию, но...
• Орлов, Леонид Владимирович
• Орлов, Леонид Владимирович - Орлов, Леонид Владимирович - современный русский хирург. Род. в 1855 г.; в 1873 г. поступил в московский университет, где окончил курс в 1878 г. В 1884 г. получил степень доктора медицины в военно-мед...
• Невахович - Невахович (Михаил Львович) - карикатурист (1817-1850). Обучался в горном корпусе, недолго служил в военной службе, с 1846 по 1849 г. издавал в СПб. "Ералаш" (всего 16 выпусков), первый русский карикат...

GUIDO CAVALCANTI – ГВИДО КАВАЛЬКАНТИ

(Флоренция, ~1250 - 1300)

Сын Кавальканте де" Кавальканти, которого Данте поместит среди еретиков в Х песне своего «Ада», Гвидо родился не позднее 1259 г., поскольку в 1284 г. он уже участвовал в первый раз в заседаниях Общего Совета флорентийской Коммуны, а эту должность можно было получить только по достижении 25-летнего возраста. Однако возможно, что он родился значительно раньше, примерно около 1250 г., если верно то, что до 1280 г. ему был посвящен « Tractatus de summa felicitate » или « Quaestio de felicitate » Якопо да Пистойя, магистра искусств, то есть профессора факультета искусств, по всей вероятности Болонского университета,- а подобное академическое сочинение наверняка было посвящено близкому другу, а не совсем молодому человеку, которым должен был быть Кавальканти до 1280 г., если бы родился в 1259 г.

Принимал активное участие в политической жизни, выступая, как и Данте, (который в «Новой Жизни» называет его первым из своих друзей), в партии Белых Гвельфов, признанными руководителями которой были члены семейства Черки. Кроме этого, он был назначен членом Общего Совета и в 1290 г. Однако его политическая карьера была прервана принятием «Уложений о справедливости» Джана делла Белла и следующих за ними указов в 1295 г., по которым запрещалось записываться в цеха тем, у кого в семье было более двух milites или нобили, а семейство Кавальканти намного превосходило этот предел (в отличие от семьи Алигьери, чем и объясняется тот факт, что Данте смог в своей карьере дойти даже до Приората).

Сохранилось много свидетельств его порывистого и раздражительного характера, а также его бережливости, если не скупости. Он был среди тех, кто поддержал мирное соглашение Кардинала Латино в 1280 г. Политическому примирению обязан и его брак с Биче, или Беатриче, дочерью Фаринаты дельи Уберти, заключенный в 1267 г. Но его настоящий темперамент проявился в иной ситуации: он публично убил Корсо Донати, главаря Черных гвельфов (который, впрочем, якобы покушался на его жизнь во время паломничества к знаменитому испанскому святилищу С.Джакомо ди Компостела), а 24 июня 1300 г., по соображениям общественной безопасности, декретом приоров был осужден на изгнание в Сардзану. 19 августа из-за малярии ему было разрешено вернуться во Флоренцию (Данте в одном утерянном письме отрицает, что имел отношение к решению властей отозвать Кавальканти из ссылки, поскольку уже не был приором). Кавальканти умер через несколько дней. Из регистра умерших церкви Санта Репарата (фундамент которой сегодня обнаружен под главным флорентийским собором Санта Марий дель Фьоре) следует, что его погребли в этой церкви 29 августа 1300 г.

Есть еще один интересный факт: в тот период, когда в Италии давно действовала инквизиция и во Флоренции, например, посмертно осудила Фаринату дельи Уберти и его жену, приказав развеять по ветру их прах, Кавальканти оставался похороненным в освященном месте, - на основании этого можно считать неверными сведения, приведенные впервые Боккаччо в знаменитой новелле «Декамерона» (VI,4), согласно которым Гвидо «весьма придерживался мнения эпикурейцев» (под этой фразой некоторые интерпретаторы понимают аверроистскую метафизику), так как и аверроисты также «вместе с телом душу мертвой считают», как говорил Данте, - то есть что Гвидо был склонен к ереси, как и его отец. Не стоит, впрочем, забывать, что Боккаччо писал об этом полстолетия спустя после смерти Кавальканти, и за это время вполне вероятно могли родиться различные легенды.

Соответствует действительности его слава философа, о которой говорят Виллани и другие писатели-современники, в т.ч. Компаньи, вплоть до Саккетти. Подтверждением этому является и тот факт, что ему посвящен « Tractatus » Якопо да Пистойя, и что его любовная канцона "Дама меня просила... " (« Donna me p rega ») была прокомментирована на латыни крупным медиком своего времени Дино дель Гарбо, умершим в 1321 г. (изучение философии являлось в то время введением в изучение медицины), а на итальянском неким анонимом, который ошибочно был назван Эджидио Романо, бывший в действительности отшельником и учеником Св.Фомы Аквинского,- который, впрочем, тоже был автором комментария.

Эта канцона, наверняка самая сложная во всей итальянской литературе, всясостоит из очень строгой и трудной для восприятия терминологии, восходящей к философскому и научному языку того времени. В канцоне поэт предлагает к рассмотрению восемь вопросов: любовь, ее сущность, ее проявления, ее последствия, и дает ответ на два из них в каждой из строф, которые следуют за первой, посвящая первой из них первые шесть стихов, в то время как второй - остальные восемь. Строгой концептуальной структуре соответствует не менее строгое формальное построение: часто встречаются переносы, разделенные на два либо Даже на три полустишия, все они связаны между собой внутренними рифмами. Данте цитирует это произведение в трактате «О народном красноречии» как пример канцоны, где встречаются полустишия из трех слогов.

Все это говорит о предельном внимании, с которым Кавальканти ее редактировал, и отчасти объясняет (как и язык, которым она написана) трудности для ее понимания, - ее интерпретации противоречивы даже сегодня, когда уже имеется подробнейшим образом прокомментированное издание, учитывающее почти все семьдесят ее списков и печатных вариантов, до нас дошедших.

Самым трудным моментом в интерпретации канцоны является кажущееся противоречие между стихом 21, где поэт говорит, что любовь появляется при виде возлюбленной, и ст.65, где он утверждает, что возлюбленную в действительности увидеть нельзя. Если попробовать разрешить это противоречие, можно предположить, что она видима глазами тела, но не видима «глазами ума», то есть не познаваема полностью рассудком. Если принять такое решение, то весь текст становится совершенно понятен и в иных своих частях, и отпадают все иные интерпретации, по которым Кавальканти оказывался последователем Альберта Великого, Августина с чертами томизма, аверроистом. Как уже отметил Калькатерра, необходимо соотносить мировоззрение Кавальканти с общими спорами, имевшими место между неоаристотеликами в Болонье и в Париже, независимо от того, были ли они магистрами искусств либо теологии.

Впрочем, миф о непознаваемости женщины - один из самых часто встречающихся в поэзии Кавальканти, или даже самый частый: он не принимает миф о женщине-ангеле (он упоминает о ней только в одном из ранних стихотворений « Fresca rosa novella »), напротив, усиливает мотив женщины-сияния, уводя его из области сравнений с внешним миром (с «дневной звездой»/ stella diana /, с «солнцем» и т.д.), чтобы создать глубокую тождественность между женщиной и ее сиянием, аурой. Став живым сиянием, женщина теряет свои земные качества (красоту, цвета, жесты),- они растворяются и исчезают в ее блеске. Такое отождествление Кавальканти применяет в полном согласии с взглядами своего времени: изучением световых явлений занимались физики той эпохи, вслед за арабом Альхазеном и поляком Вителлоне,- эти исследования отражались и на метафизике, в которой, благодаря в особенности доктрине теологов-францисканцев, а затем и августинцев и Альберта Великого, разрабатывалась космогоническая теория образования вселенной посредством излучения. Эта теория, хотя и находилась «под присмотром» теологии, через труды Св.Августина и некоторых арабских философов (напр., Авиценну), уходила своими корнями в явно неоплатоническую, если не платоническую, культуру.

Именно сияние женщины, в котором выражаются с наибольшей силой и растворяются ее физическая красота так же, как и ее духовные качества (добродетели – virtu ’), делает ее непознаваемой для влюбленного, и поэтому он не в силах составить представление о ней в своем сознании. Более того: эта непознаваемость вызывает у него чувство боязни, точнее изумления, которое заставляет его бояться смерти, а иногда и видеть ее. Эта боязнь, представленная часто как уход из его сердца жизненной энергии (spiriti ),- как раз той энергии, которая должна была бы защищать это сердце от нападок, которые предпринимает против него женщина, недостижимая и безжалостно благородная, - и вся ситуация зачастую становится настоящей драмой, разворачивающейся по правилам не церковного, а светского представления,- представления театрального, в котором участвуют не только жизненные силы (spiriti ), женщина и Амор, но и вздохи, боли, - страдания (martiri ), которые даже обрушиваются на влюбленного, превратившись в дождь. Сцена для такого драматического представления - это смятенная душа, горизонт которой часто заполнен устрашающими голосами, неизвестно от кого исходящими (и они предшествуют голосам, разносящимся в дантовом «Чистилище»). Иногда в этом действе принимает участие хор, состоящий из прохожих, которые видят, как страдает и умирает влюбленный поэт. А ему иногда достаточно всего лишь более благосклонного взгляда женщины, чтобы вновь воскресить надежду, хоть в ней и предчувствуется всегда разочарование. Однако нельзя умолчать и о других фактах, присущих другим его стихотворениям. Во-первых, Кавальканти очень скоро отвергает свою юношескую поэтическую манеру, нашедшую выражение в композициях, которые в новейших изданиях пронумерованы как I , II , III . Весь поэтический словарь, который в них использован, связан с миром природы, с одной стороны, - и с определенным готическим вкусом в отношении изысканных вещей, с другой. Этот вкус - вместе с образом женщины-ангела - был у Гвиницелли, потом был изменен сицилийцами и последователями Бонаджунты,- а у Кавальканти эти черты, кроме первых стихотворений, больше не появляются. Во-вторых: в то время как его связь с определенной тематикой Гвиницелли очевидна и в зрелом творчестве (другой вопрос, получают ли они собственное развитие и облик, - хотя в большинстве случаев так и происходит), некоторые темы болонского поэта Кавальканти никогда не сделает своей, и задача преемственности ляжет на Данте. В-третьих, большая часть его поэтического порыва, величайшей и трагической «абсолютности», совершенства некоторых его образов находит точное созвучие в Библии, в книгах Иеремии, Иова, в «Песне Песней». Эти черты, вместе с поисками выражения на «утонченном и тихом» (sottile e piano ) языке - совершенно обратное тому, чего искали Гвиттоне д"Ареццо, сицилийцы и тосканцы - являются отличительными в его поэзии.

Что касается влияния, которое личность Кавальканти оказала на современников, прежде всего на флорентийцев, то его можно определить тем термином, который менее или более обоснованно стали употреблять после Де Санктиса и Бартоли: Stil Novo или D ol ce stil nuovo («сладостный новый стиль»), - вслед за тремя словами, которые Данте вложил в уста Бонаджунты Орбиччани во время воображаемой встречи с ним в Чистилище. Речь идет о том способе создания поэзии, который, по крайней мере до написания дантовой « Donne che avete intelletto d " amore », исходил по существу от Кавальканти, а затем стал еще и от Данте. Это хорошо подметил Онесто дельи Онести, который, иронизируя над стихами Чино да Пистойя, говорил ему, что в своих стихах он далек даже от того, что ему не нравится у Гвидо и у Данте.

Кавальканти обновил поэзию своего времени своими поисками абсолютной выразительности, нетерпимостью к простоте и провинциальности, которые он отмечал у многих своих современников. Его творчество нашло отклик у некоторых - избранных - поэтов его эпохи, и в этом обновлении, обогащенном теми, кто его принял, скрывается основание так называемого «нового стиля», самыми крупными достижениями которого стали, с одной стороны, «Божественная комедия» Данте и, с другой, «Канцоньере» Петрарки.

С.В.Логиш, 10 .2003

Произведения / Opere

"Chi e" questa che ven"..." - анализ стихотворения

- http://www.italica.rai.it/principali/dante/schede/cavalcanti.htm - биография и творчество (итал.)

- http ://www .italica .rai .it /principali /dante /gorni /capitoli /f _9.htm - «Новая жизнь» Данте и Гвидо Кавальканти (итал.)

- http://www.sapere.it/tca/minisite/scuola/studiafacile/lett_italiana/id20.html - краткий очерк (итал.)

- http://www.scuolaonline.wide.it/Pagine/E7.html - анализ сонета «Chi è questa che vèn...» (итал.)

Guido Cavalcanti Дата смерти:

Заболевший там малярией Кавальканти был призван обратно и умер в том же году во Флоренции . Известнейшее его стихотворение - канцона о природе любви: «Donna mi prega etc.» (нов. изд., Венец., ); из 8 её комментаторов известны Эджидио Колонна и врач Дино дель Гарбо . Кроме того он писал ballate, пасторали и др. стихотворения, изданные вместе с его биографией, Ercole: «Guido Cavalcanti е le sue rime» (Ливорно, ). Данте в «Аду» приговаривает его отца - Кавальканте Кавальканти к мукам, в ряду эпикурейцев и атеистов.

Напишите отзыв о статье "Кавальканти, Гвидо"

Отрывок, характеризующий Кавальканти, Гвидо

Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.