Павел Степанович Нахимов (адмирал): биография. Погиб великий адмирал павел степанович нахимов
Адмирал Павел Степанович Нахимов занимает одно из почетных мест в плеяде национальных героев, которыми гордится наш народ. Он вошел в историю России как выдающийся флотоводец, вписавший не одну яркую страницу в героическую летопись отечественного флота. П.С. Нахимов был достойным преемником Ф.Ф. Ушакова, Д.Н. Сенявина и М.П. Лазарева, продолжателем их славных традиций.
40 лет честно и безупречно прослужил Нахимов в русском флоте, совершил 34 морские кампании. О нем Лазарев говорил, что он служит примером для всех командиров кораблей, «чист душой и любит море».
Павел Степанович родился 23 июня (5 июля) 1802 г. в с. Городок Вяземского уезда Смоленской губернии. Успешно окончив в 1818 г. Морской кадетский корпус, он был произведен в мичманы и зачислен на службу во 2-й флотский экипаж. Службу со своим экипажем он проходил на Балтике. В его аттестации было записано: «к службе усерден и знающ; поведения благородного, в должности усерден»; «должность исполняет с усердием и расторопностью».
«Отличный и совершенно знающий свое дело морской капитан»
В 1822 г. лейтенант Нахимов отправился в трехлетнее кругосветное плавание вахтенным офицером на фрегате «Крейсер» под командованием М.П. Лазарева. Современники утверждают, что подобное назначение человека без протекции в то время, когда кругосветные плавания были чрезвычайно редки, служит доказательством того, что молодой мичман обратил на себя особое внимание. За это плавание он получил свой первый орден Святого Владимира 4-й степени и чин лейтенанта.
После возвращения из плавания Нахимов был назначен командиром батареи на строящийся 74-пушечный корабль «Азов». На этом корабле летом 1827 г. он участвовал в переходе из Балтийского моря в Средиземное, где приобрел опыт в боевых действиях русской, английской и французской эскадр против турецкого флота в Наваринском сражении 5 (17) октября 1827 г. Никто в союзном флоте не сражался с такой сокрушительной энергией, как линкор «Азов» под командованием Лазарева. За боевые подвиги линейному кораблю «Азов» впервые в Российском флоте были присвоены кормовой Георгиевский флаг и вымпел. За отличие в бою Нахимов был представлен к чину капитан-лейтенанта и ордену Святого Георгия 4-й степени, а также награжден греческим орденом Спасителя.
В 1828 г. 24-летний Нахимов - командир 16-пушечного корвета «Наварин», на котором в составе русской эскадры принимал участие в блокаде Дарданелл. Аттестуя командира «Наварина», Лазарев отметил, что он «отличный и совершенно знающий свое дело морской капитан».
В 1830 г. Нахимов получил назначение на фрегат «Паллада». «Командиром же на сей корвет, - доносил в Петербург Л.П. Гейден, - я назначил капитан-лейтенанта Нахимова, как такого офицера, который по известному мне усердию и способности к морской службе в скором времени доведет оный до лучшего морского порядка и сделает его, так сказать, украшением вверенной мне эскадры».
В 1834 г. по ходатайству Лазарева, бывшего в то время командующим Черноморским флотом, Нахимова перевели служить на Черное море. Его назначили командиром 41-го флотского экипажа с производством в капитаны 2-го ранга, а через два года - командиром линейного корабля «Силистрия».
На «Силистрии» капитан 1-го ранга Нахимов совершал крейсерские плавания по Черному морю, участвовал в перевозке сухопутных войск к черноморским берегам Кавказа.
В 1845 г. после производства в контр-адмиралы Нахимов командовал одним из боевых соединений Черноморского флота, совершавшим ежегодно практические плавания. Павел Степанович являлся одним из ближайших помощников адмирала Лазарева в деле укрепления Черноморского флота и повышения его боеспособности.
Система воспитания Нахимова основывалась на глубоком уважении к личности матроса
На флоте о нем говорили, что он «служит 24 часа в сутки». От экипажей кораблей Нахимов требовал высокого уровня боевой выучки, сплоченности и дисциплинированности. Однако требовательность Нахимова сочеталась с заботой о подчиненных. Он входил в мельчайшие подробности их жизни, помогал словом и делом. Офицеры и матросы, не стесняясь, приходили к Нахимову за советом. Такое отношение к людям, естественно, привлекало к нему сердца людей.
Система воспитания Нахимова основывалась на глубоком уважении к личности матроса и твердой уверенности в его высоких боевых и моральных качествах. Нахимов требовал от офицеров человеческого отношения к матросам. Он неоднократно повторял, что решающая роль в бою принадлежит матросу. «Пора нам перестать считать себя помещиками, — говорил Нахимов, - а матросов крепостными людьми. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля; матрос бросится на абордаж, ежели не будет смотреть на службу, как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных, как на ступени для собственного возвышения. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбцы, а действительно слуги Отечества…».
Требовательный к подчиненным, Нахимов еще более был требователен к себе, служил примером неутомимой преданности долгу службы.
В это время Нахимов уже пользовался заслуженным авторитетом в военно-морском деле. Он принимал участие в составлении проекта Морского устава, свода морских сигналов и других документов. Широкое распространение получили его высказывания о путях дальнейшего развития морской тактики. Придавая большое значение достижению внезапности в бою, он был убежденным сторонником решительных действий.
В 1852 г. Нахимов был произведен в вице-адмиралы и назначен начальником 5-й флотской дивизии, в которую входила половина всего боевого и вспомогательного состава Черноморского флота.
Флотоводческое искусство Нахимова. Синопское сражение
К 50-м гг. XIX в. обострилась политическая обстановка между европейскими державами на Ближнем Востоке. Усилилась колониальная экспансия Англии и Франции в этом регионе. С усилением позиций Англии и Франции в Османской империи возникла реальная опасность, что Босфор и Дарданеллы перейдут под их контроль. Таким образом, в ходе борьбы европейских держав за ближневосточные рынки проблема Черноморских проливов приобрела особое значение.
В целях развязывания войны в сентябре 1853 г. англо-французский флот прошел через Дарданеллы и стал у Босфора. Это был открытый вызов России. Осенью 1853 г. стало известно о намерении англичан организовать наступление турок со стороны Закавказья. Для осуществления этого плана готовилась переброска морем турецких войск на восточное побережье Черного моря. Учитывая создавшееся положение, Черноморский флот находился в состоянии боевой готовности. Ему ставилась задача вести наблюдение за действиями противника на Черном море и воспрепятствовать переброске турецких войск на Кавказ.
С другой стороны необходимо было усилить оборону черноморской береговой линии, скрытно перебросить в район Анакрии боевые силы. Эта операция была успешно решена Нахимовым.
В конце сентября — начале октября 1853 г. эскадра в составе 12 линейных кораблей, 2 фрегатов, 2 корветов, 4 пароходофрегатов, 3 пароходов и 11 парусных транспортов под командованием Нахимова в течение 7 дней осуществляли переброску из Севастополя в Анакрию 13-й пехотной дивизии с двумя артиллерийскими батареями, обозом, продовольствием и боеприпасами. Всего было перевезено 16 393 человека, 824 лошади, 16 орудий и большое количество боеприпасов. Операция проводилась при непогоде на гребных судах и показала высокую боевую выучку моряков, воспитанных Нахимовым. Это было первым мероприятием по борьбе с вражеским десантом, подготавливаемым Турцией для высадки на Кавказ.
Нахимов «за отлично усердную службу, познания, опытность и неутомимую деятельность», проявленные при проведении операции, был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени.
Другим мероприятием по подготовке к войне являлась организация непрерывного крейсерства от Босфора до Батуми. Крейсерство велось вдоль Анатолийского побережья и проходило фактически в боевых условиях, затрудняло возможность внезапного появления противника на море. Кроме того, оно способствовало повышению боевой выучки личного состава кораблей.
4 (16) октября 1853 г. Турция объявила войну России и начала боевые действия на Дунае и в Закавказье. Началась Крымская (Восточная) война. К этому времени вице-адмирал Нахимов командовал эскадрой Черноморского флота. В этой войне во всей полноте проявились военное дарование и флотоводческое искусство Нахимова. Война застала его с эскадрой в море у Анатолийского побережья.
Получив известие о начале военный действий, Нахимов тотчас же объявил об этом эскадре, состоявшей из пяти 84-пушечных кораблей, и отдал приказ, заканчивавшийся словами: «Уведомляю командиров, что, в случае встречи с неприятелем, превосходящим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело».
В другом приказе, написанном в тот же день, Нахимов писал: «С уверенностью в своих командирах и офицерах и командах, я надеюсь с честью принять сражение… Не распространяясь в наставлениях, я выскажу свою мысль, что, по мнению моему, в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика».
Разбив неприятельский флот в Синопском сражении 18 (30) ноября 1853 г., русская эскадра, несмотря на имевшиеся повреждения, в условиях штормовой погоды вернулась в Севастополь. Этот переход эскадры адмирал Корнилов назвал второй победой эскадры Нахимова.
Современники высоко оценили подвиг русских моряков и их флотоводца. Нахимову был пожалован высочайший рескрипт от Николая I, в котором говорилось: «Истреблением турецкой эскадры при Синопе вы украсили летопись русского флота новой победой, которая навсегда останется памятной в морской истории. Исполняя с истинною радостью постановление статута, жалуем Вас кавалером Св. Георгия II степени большого креста». Так высоко было оценено флотоводческое искусство Нахимова.
Федеральным законом от 13 марта 1995 г. № 32-ФЗ день победы русской эскадры под командованием П.С. Нахимова в Синопском сражении объявлен Днем воинской славы России.
Синопское сражение. 1853 г.
Победа русского флота при Синопе и разгром турецких войск в Закавказье у Ахалциха и Башкадыклара подорвали военную мощь Турции. Чтобы не допустить ее полного разгрома, в марте 1854 г. Англия и Франция объявили войну России и выступили на стороне Турции.
Героическая оборона Севастополя
В 1854 г. основные усилия англо-французского командования были сосредоточены в районе Черного моря. Главный удар союзники предполагали нанести по Севастополю, имевшему большое стратегическое значение как база русского Черноморского флота. В сентябре 1854 г. англо-франко-турецкий флот в составе 89 боевых кораблей и 300 транспортов подошел к Евпатории и высадил 62-тысячную армию при 134 полевых и 114 осадных орудиях.
В Крыму в это время находилась 35-тысячная армия под командованием князя А.С. Меншикова, которая в сентябре потерпела поражение у р. Альма, после отошла сначала к Севастополю. Но затем, опасаясь, что противник отрежет его от центральных районов России, а также в целях свободы маневра и возможности угрожать флангу и тылу неприятеля Меншиков отвел войска к Бахчисараю.
После ухода полевой армии общая численность войск Севастопольского гарнизона составила немногим более 22 тыс. человек. Черноморский флот имел в своем составе 50 кораблей, в том числе 14 линейных и 7 фрегатов. В составе флота было 11 колесных пароходов и ни одного винтового. Непосредственное руководство обороной Северной стороны города было возложено на Корнилова, а Южной стороны — на Нахимова.
Роль Павла Степановича в героической обороне Севастополя была огромной. Он являлся одним из главных ее руководителей. На Южной стороне усилиями П.С. Нахимова, В.А. Корнилова и Э.И. Тотлебена была возведена линия укреплений. Чтобы не дать возможности противнику прорваться на Севастопольский рейд, по приказу Нахимова в ночь с 10 на 11 (22-23) сентября у входа в бухту было затоплено 7 кораблей, а их личный состав направлен на укрепление гарнизона города. Накануне этого мероприятия Нахимов издал приказ, в котором говорилось: «Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона. Я по необходимости нахожусь вынужденным затопить суда вверенной мне эскадры, а оставшиеся на них команды, с абордажным оружием, присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться как герой».
Повсюду закипела работа. Нахимова, как и Корнилова, можно было видеть повсюду и днем, и ночью. Не зная страха и сна, не щадя своих сил, они готовили город к обороне. В результате самоотверженного труда защитников Севастополя с суши город был опоясан линией укреплений.
В Севастополе в короткий срок была создана глубоко эшелонированная оборона, позволившая эффективно использовать все силы и средства, в том числе морскую и береговую артиллерию.
В начале октября противник начал первую бомбардировку Севастополя и его укреплений с суши и моря. Одновременно неприятельский флот предпринял попытку прорваться в бухту. Ответный огонь русских батарей нанес ощутимый урон осадной артиллерии и кораблям противника. После пятичасовой бомбардировки флот противника, получив большие повреждения, отошел от Севастополя и в дальнейших боевых действиях не участвовал. План врага был сорван. Неприятель не отважился на штурм и приступил к осаде города.
За время бомбардировки Севастополя русские войска понесли значительные потери, и одной из них явилась гибель на боевом посту вице-адмирала В.А. Корнилова.
После смерти Корнилова вся тяжесть руководства обороной легла на плечи Нахимова. В ноябре Нахимов принял на себя обязанности помощника начальника Севастопольского гарнизона генерала Д.Е. Остен-Сакена. В феврале 1855 г. Нахимов был официально назначен командиром Севастопольского порта и военным губернатором города. 27 марта (8 апреля) он был произведен в адмиралы.
Павел Степанович Нахимов. 1855 г.
П.С. Нахимов правильно оценивал стратегическое значение обороны Севастополя как главной базы Черноморского флота. «Имея Севастополь, - писал он, - мы будем иметь флот…, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море: аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь». Понимая это, Нахимов принял все меры для сосредоточения здесь сил армии и флота и сорвал планы врага по захвату города одним ударом.
Из кораблей, находившихся в бухте, Нахимов составил особую бригаду, охранявшую вход в нее. Особую активность при этом проявляли пароходофрегаты, которые не только охраняли бухту от проникновения противника, но и выходили из Севастополя для обстрела баз кораблей неприятеля. Так, после одного из такого нападения пароходофрегатов на противника Нахимов писал: «Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что суда наши, хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью; что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке; что, составляя стройные бастионы для защиты Севастополя, мы ждем только случая показать, как твердо помним уроки покойного адмирала Лазарева».
Под руководством Нахимова велись работы по укреплению оборонительных линий, строительству дополнительных береговых батарей и их защите, формировались боевые батальоны из моряков. Он знал все, что делается на бастионах: кому нужны снаряды, куда нужно послать подкрепление, всегда вовремя оказывал помощь. Он получил несколько контузий, недомогал, но, превозмогая нездоровье, неизменно объезжал позиции. Ночевал, где придется, спал, часто не раздеваясь, свою квартиру отдал под лазарет. Он пользовался огромным авторитетом и любовью среди защитников Севастополя. Нахимов был всюду и везде, своим примером воодушевляя, помогал словом и делом. Когда его высокая, несколько сутуловатая фигура появлялась на улицах города, идущие навстречу матросы как-то по-особому вытягивались и с обожанием смотрели на задумчивое, иногда даже суровое, но доброе лицо адмирала. «Ребята, вон наш батька, наш родной Павел Степанович идет», - говорили матросы друг другу.
Герой Синопа, любимец матросов и всего населения Севастополя, горячий патриот своей Родины, Нахимов был душой героической обороны Севастополя. Как Суворов и Кутузов в армии, Ушаков и Лазарев на флоте, Нахимов нашел пути к сердцу простого русского воина. В своем приказе от 12 (24) апреля 1855 г. он писал: «Матросы, мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного вам Севастополя и флота… я горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь». Севастопольцы героически отстаивали свой город. «Вам смены нет и не будет! — говорил Нахимов. — Помните, что вы черноморский моряк-с и что вы защищаете родной ваш город. Нам отсюда уходить нельзя!»
16 (18) июня 1855 г. началась очередная атака города. Главным направлением атаки являлся Малахов курган. Штурм противника был отражен на всех направлениях. Несмотря на это, положение севастопольцев оставалось тяжелым, силы их таяли.
Оборона Севастополя. Малахов курган
28 июня (10 июля) с 4 часов утра началась ожесточенная бомбардировка 3-го бастиона. Нахимов поехал на Малахов курган, чтобы поддержать и воодушевить его защитников. Прибыв на Малахов курган, он наблюдал за ходом боя в подзорную трубу. В это время и был смертельно ранен пулей в висок и, не приходя в сознание, скончался через два дня. С его смертью Севастополь потерял «душу обороны», русский флот — талантливого флотоводца, а русский народ — одного из своих славных сынов.
Павла Степановича Нахимова похоронили в Севастополе, во Владимирском соборе, рядом с М.П. Лазаревым, В.А. Корниловым и В.И. Истоминым. Севастопольцы тяжело переживали эту утрату. «Все были в слезах, стечение народа было так велико, что по всему пути шествия процессии до склепов, где покоятся Лазарев, Корнилов и Истомин, разрушенные крыши и обвалившиеся стены были тесно покрыты людьми всех сословий», — сообщал в Петербург очевидец. И в этом и была нетленная победа Нахимова — в народном признании, в народной любви, в безмолвной скорби погребения.
Военная и флотоводческая деятельность Павла Степановича Нахимова высоко оценена потомками. В дни Великой Отечественной войны Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 марта 1944 г. учреждены орден Нахимова 1-й и 2-й степени и медаль Нахимова. Орден получали офицеры Военно-Морского Флота за выдающиеся успехи в разработке, проведении и обеспечении морских операций, в результате которых была отражена наступательная операция противника или обеспечены активные операции флота, нанесен врагу значительный урон и сохранены свои силы.
Имя Нахимова увековечено в названиях военно-морских учебных заведений, боевых кораблей, училищ и площадей. Русский народ свято чтит память великого флотоводца.
Материал подготовлен Научно-исследовательским институтом (военной истории)
Военной академии Генерального штаба
Вооруженных Сил Российской Федерации
Адмирал Нахимов Павел Степанович родился в 1802 году на Смоленщине, в семье небогатого помещика. Кто-то в его роду, по фамилии Нахимовский, являлся сподвижником . Однако потомки Нахимовского верно служили России. Документы сохранили имя одного из них — Тимофея Нахимова. Про его сына Мануйлу (дед П. С. Нахимова) известно, что он, будучи казацким старшиной, прекрасно показал себя на полях сражений, за что получил от императрицы Екатерины II дворянство и имения в Харьковской и Смоленской губерниях.
Становление адмирала Нахимова
Море с детства влекло Павла Нахимова, как, впрочем, и его родных братьев. Все они окончили Морской кадетский корпус, а младший, Сергей, со временем стал директором этого учебного заведения. Что касается Павла Нахимова, то сначала он плавал на бриге «Феникс», а потом попал под командование . Тот сразу обратил внимание на молодого офицера. Бок о бок они прошли и кругосветное плавание, и Наваринскую битву.
Как в свое время его дед Мануйло, Нахимов отличился и во время очередной русско-турецкой войны. Командуя трофейным турецким корветом, он участвовал в блокаде Дарданелл. Через два года — в 1831 году — Павлу Степановичу поручили командование фрегатом «Паллада», который только строился. Командир лично следил за постройкой судна, по ходу дела существенно усовершенствовав проект.
Нахимов и Синопская операция
Для России это было непростое время, и неудивительно,что практически вся жизнь Нахимова состояла из битв и сражений.
Так, Павел Степанович талантливо провел в 1853 году Синопскую операцию: несмотря на сильный шторм, успешно блокировал главные турецкие силы и нанес туркам поражение. тогда написал так:
«Битва славная, выше Чесмы и Наварина... Ура, Нахимов! Лазарев радуется своему ученику!»
Адмирал Нахимов в обороне Севастополя
В 1854—1855 годах Нахимов формально числился командиром флота и порта. Но фактически ему была поручена защита южной части Севастополя. С присущей ему энергией Павел Степанович взялся за организацию обороны: формировал батальоны, контролировал строительство батарей, руководил боевыми действиями, подготовкой резервов, следил за медицинским и тыловым обеспечением.
Солдаты и матросы обожали Нахимова и величали его не иначе как «отцом-благодетелем». Стремясь избежать ненужных потерь, Нахимов в то же время абсолютно не думал о себе: в сюртуке с издалека заметными эполетами он инспектировал самые опасные места Малахова кургана. Во время одного из таких объездов, 28 июня 1855 года, его сразила вражеская пуля. Через два дня адмирал умер.
Известно, что тело Нахимова покрыли двумя адмиральскими знаменами и третьим, бесценным — изодранным ядрами... Это был кормовой флаг линейного корабля «Императрица Мария», флагмана русской эскадры в Синопском сражении.
Нахимов Павел Степанович (1802–1855), российский флотоводец, герой Севастопольской обороны. Родился 23 июня (5 июля) 1802 в с. Городок (совр. с. Нахимовское) Вяземского уезда Смоленской губернии в многодетной дворянской семье (одиннадцать детей). Сын отставного майора С.М.Нахимова. В 1815–1818 учился в Морском кадетском корпусе в Петербурге; в 1817 в числе лучших гардемаринов на бриге «Феникс» совершил плавание к берегам Швеции и Дании. Окончив Корпус в январе 1818 шестым в списке выпускников, в феврале получил чин мичмана и направлен во 2-й флотский экипаж Петербургского порта. В 1821 переведен в 23-й флотский экипаж Балтийского флота. В 1822–1825 в качестве вахтенного офицера участвовал в кругосветном путешествии М.П.Лазарева на фрегате «Крейсер»; по возвращении награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. С 1826 служил под началом М.П.Лазарева на линейном корабле «Азов». Летом 1827 на его борту совершил переход из Кронштадта в Средиземное море; в Наваринском сражении 8 (20) октября 1827 между объединенной англо-франко-русской эскадрой и турецко-египетским флотом командовал батареей на «Азове»; в декабре 1827 получил орден Св. Георгия 4-й степени и чин капитан-лейтенанта. В августе 1828 стал командиром трофейного турецкого корвета, переименованного в «Наварин». В Русско-турецкую войну 1828–1829 принимал участие в блокаде русским флотом пролива Дарданеллы. В декабре 1831 назначен командиром фрегата «Паллада» Балтийской эскадры Ф.Ф.Беллинсгаузена. В январе 1834 по ходатайству М.П.Лазарева переведен на Черноморский флот; стал командиром линейного корабля «Силистрия». В августе 1834 произведен в капитаны 2-го, а в декабре 1834 – 1-го ранга. Превратил «Силистрию» в образцовый корабль. В 1838–1839 проходил лечение за границей. В 1840 участвовал в десантных операциях против отрядов Шамиля у Туапсе и Псезуапе (Лазаревской) на восточном побережье Черного моря. В апреле 1842 за усердную службу награжден орденом Св. Владимира 3-й степени. В июле 1844 помог Головинскому форту отразить нападение горцев. В сентябре 1845 произведен в контр-адмиралы и возглавил 1-ю бригаду 4-й флотской дивизии Черноморского флота; за успехи в боевой подготовке экипажей удостоен ордена Св. Анна 1-й степени. С марта 1852 командовал 5-й флотской дивизией; в октябре получил чин вице-адмирала.
Перед Крымской войной 1853–1856, будучи уже командиром 1-й Черноморской эскадры, осуществил в сентябре 1853 оперативную переброску из Крыма на Кавказ 3-й пехотной дивизии. С началом военных действий в октябре 1853 крейсеровал у берегов Малой Азии. 18 (30) ноября, не дожидаясь подхода отряда пароходофрегатов В.А.Корнилова, атаковал и уничтожил вдвое превосходящие силы турецкого флота в Синопской бухте, не потеряв ни одного корабля (последнее сражение в истории русского парусного флота); награжден орденом Св. Георгия 2-й степени. В декабре назначен командиром эскадры, защищавшей Севастопольский рейд. После высадки 2–6 (14–18) сентября 1854 в Крыму англо-франко-турецкой эскадры вместе с В.А.Корниловым руководил подготовкой Севастополя к обороне; формировал батальоны из береговых и корабельных команд; был вынужден согласиться на затопление части парусных судов Черноморского флота в Севастопольской бухте. 11 (23) сентября назначен начальником обороны Южной стороны, став главным помощником В.А.Корнилова. Успешно отразил первый штурм города 5 (17) октября. После гибели В.А.Корнилова возглавил вместе с В.И.Истоминым и Э.И.Тотлебеном всю оборону Севастополя. 25 февраля (9 марта) 1855 назначен командиром Севастопольского порта и временным военным губернатором города; в марте произведен в адмиралы. Под его руководством Севастополь в течение девяти месяцев героически отражал атаки союзников. Благодаря его энергии оборона приобрела активный характер: он организовывал вылазки, вел контрбатарейную и минную войну, возводил новые укрепления, мобилизовал на защиту города гражданское население, лично объезжал передовые позиции, воодушевляя войска. Награжден орденом Белого Орла.
28 июня (10 июля) 1855 был смертельно ранен пулей в висок на Корниловском бастионе Малахова кургана. Умер 30 июня (12 июля), не приходя в сознание. Гибель П.С.Нахимова предопределила скорое падение Севастополя. Похоронен в адмиральской усыпальнице Морского собора Св. Владимира в Севастополе рядом с В.А.Корниловым и В.И.Истоминым.
П.С.Нахимов обладал большими военными дарованиями; отличался смелостью и неординарностью тактических решений, личным мужеством и хладнокровием. В бою стремился максимально избежать потерь. Огромное значение придавал боевой выучке матросов и офицеров. Пользовался популярностью на флоте.
Во время Великой Отечественной войны 3 марта 1944 были утверждены медаль Нахимова и орден Нахимова 1-й и 2-й степени.
Павел Степанович Нахимов (рожд. 23 июня (5 июля) 1802 г. — смерть 30 июня (12 июля) 1855 г.) — российский адмирал, герой обороны Севастополя 1854–1855 гг., среди замечательных русских флотоводцев занимает исключительное место как один из самых ярких представителей школы русского военного искусства.
Происхождение. Учеба. Начало службы
Павел родился в 1802 году в селе Волочек Вяземского уезда Смоленской губернии (сейчас село Нахимовское Андреевского р-а Смоленской обл.) Был седьмым ребенком из 11-ти детей небогатого помещика, секунд-майора Степана Михайловича Нахимова и Феодосии Ивановны Нахимовой.
По окончании Морского кадетского корпуса 20 января 1818 г. среди других гардемарин Павел Нахимов успешно сдал экзамены, став 6-м в списке из 15-ти лучших воспитанников. 9 февраля он был произведен в мичманы. В 1818 — 1819 гг. Нахимов оставался на берегу, при экипаже. 1820 год — с 23 мая по 15 октября мичман на тендере «Янус» был в плавании до Красной Горки. На следующий год был назначен в 23-й флотский экипаж и направили по суше в Архангельск. 1822 год — моряк вернулся берегом в столицу и получил назначение в кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» под командованием капитана 2-го ранга М. П. Лазарева. На Тихом океане Павел Степанович отличился при попытке спасения упавшего за борт матроса. 1823 год, 22 марта — его произвели в лейтенанты. За это плавание 1 сентября 1825 г. моряк был удостоен ордена Святого Владимира 4-й степени и двойного жалования.
На корабле «Азов»
По возвращении кандидатуру лейтенанта намечали для Гвардейского экипажа. Однако Нахимов стремился служить на море. По просьбе Лазарева он был назначен на корабль «Азов». Будущий адмирал принимал участие в достройке судна и перешел на нем из Архангельска в Кронштадт, где экипаж продолжал работы и сделал «Азов» образцовым кораблем.
1827 год, лето — он отправился на Средиземное море и принял участие в Наваринском сражении. «Азов» действовал в самой гуще боя. Лейтенант командовал батареей на баке. Из 34 его подчиненных 6 было убито и 17 ранено. Павел Степанович по счастливой случайности не пострадал. За участие в сражении 14 декабря Нахимов был произведен в капитан-лейтенанты, а 16 декабря - был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени.
Командир корвета «Наварин»
1828 год, 15 августа — он принял трофейный корвет, переименованный в «Наварин», и тоже сделал его образцовым. На нем моряк принимал участие в блокаде Дарданелл и 13 марта 1829 г. с эскадрой М.П. Лазарева возвратился в Кронштадт, был награжден орденом Святой Анны 2-й степени. 1830 год, май — когда эскадра вернулась в Кронштадт, контр-адмирал Лазарев в аттестации командира «Наварина» написал: «Отличный и совершенно знающий свое дело морской капитан».
На фрегате «Паллада»
1831 год, 31 декабря — Нахимов был назначен командиром фрегата «Паллада». Он наблюдал за постройкой, внося усовершенствования, пока фрегат, вошедший в строй в мае 1833 г., не стал показательным. 17 августа, в плохую видимость, моряк заметил Дагерортский маяк, дал сигнал, что эскадра подвергается опасности, и спас большинство судов от гибели.
На Черноморском флоте. Командир «Силистрии»
1834 год — адмирал Лазарев стал Главным командиром Черноморского флота и портов. К себе он вызывал тех моряков, с которыми был в плаваниях и сражениях. Черноморцем стал и Павел Нахимов. 1834 год, 24 января — будущий адмирал был назначен командиром строящегося линейного корабля «Силистрия» и переведен в 41-й экипаж Черноморского флота; 30 августа капитан-лейтенанта за отличие в службе произвели в капитаны 2-го ранга. 1834–1836 гг. — он занимался постройкой «Силистрии». В скором времени корабль стал примером для других. 1837 год, 6 декабря — командир корабля «Силистрия» был произведен в капитаны 1-го ранга. 22 сентября за отличное усердие и ревностную службу был награжден орденом Святой Анны 2-й степени, украшенной императорской короной.
Усердная служба отразилась на здоровье, 23 марта 1838 г. П.С. Нахимов был отправлен в отпуск за границу на лечение. Несколько месяцев он провел в Германии, однако медики не помогли. 1839 год, лето — он по совету Лазарева возвратился в Севастополь и чувствовал себя хуже, чем до отъезда. Тем не менее Нахимов продолжал службу на море. Он принимал участие в высадках десанта при Туапсе и Псезуапе, в 1840–1841 гг. крейсировал в море и руководил постановкой мертвых якорей в Цемесской бухте. 1842 год, 18 апреля — за отлично-усердную службу П.С. Нахимов был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени.
Контр-адмирал
1845 год, 13 сентября — за отличие в службе, Павел Степанович Нахимов был удостоен чина контр-адмирал и назначен командиром 1-й бригады 4-й флотской дивизии. Один год он был во главе отряда кораблей, крейсировавших у берегов Кавказа, другой - выступал в роли вначале младшего, а потом и старшего флагмана практической эскадры, выходившей в море для обучения команд. Опытный моряк добивался повышения морской выучки экипажей и поощрял инициативу. 1849–1852 гг. — он сделал свои замечания к «Правилам, принятым на образцовом артиллерийском корабле „Екселент“ для обучения нижних чинов артиллерии», к изданному в 1849 г. своду морских сигналов и к новому «Морскому уставу».
Вице-адмирал
1852 год, 30 марта — П. С. Нахимова назначают командующим 5-й флотской дивизией. 25 апреля его определили командовать практической эскадрой. За время кампании эскадра сделала несколько рейсов для перевозки войск. 2 октября он был произведен в вице-адмиралы с утверждением начальником дивизии.
В сентябре, чтобы ликвидировать угрозу с юга, где у границ России скопились турецкие войска, Нахимов перевез на Кавказ 13-ю пехотную дивизию из Крыма, после чего был направлен в крейсерство у берегов Анатолии. Здесь он встретил начало войны, а 18 ноября нанес поражение турецкой эскадре в .
Обнаружив 11 ноября в Синопской бухте 7 фрегатов, 2 корвета, шлюп и 2 парохода под прикрытием шести береговых батарей, Нахимов блокировал ее своими тремя судами и отправил в Севастополь за подмогой. Когда подошло подкрепление, вице-адмирал решил атаковать с 6 линейными кораблями и 2 фрегатами, не дожидаясь пароходов.
За Синоп вице-адмирал был удостоен ордена Святого Георгия 2-й степени. Награды получили другие участники сражения, победу широко отмечала вся Россия. Но Нахимова не радовала награда: он переживал тот факт, что становился виновником грядущей войны. И его опасения имели вполне прочные основы. Получив предлог для вмешательства и поддержку возбужденного общественного мнения, правительства Англии и Франции отдали приказы, и 23 декабря англо-французская эскадра вступила на Черное море.
С декабря 1853 г. адмирал командовал кораблями на рейде и в бухтах Севастополя. Ожидая нападения, он почти не сходил на берег. Тем временем Англия и Франция 12 марта заключили военный договор с Турцией и 15 марта объявили войну России.
П.С. Нахимов во время Синопского сражения
Оборона Севастополя
Высадка союзников, сражение на Альме и уход армии создали критическое положение в Севастополе. Только задержка движения неприятельских войск позволила защитить город с суши орудиями и моряками, занявшими наскоро построенные укрепления. Чтобы преградить путь неприятелю в бухту, 11 сентября между Константиновской и Александровской батареями затопили пять старых кораблей и два фрегата. В тот же день Меншиков поручил вице-адмиралу Корнилову оборону Северной, а Нахимову - Южной стороны. Начиналась героическая оборона Севастополя, в которой вице-адмирал вначале командовал эскадрой, а потом стал душой обороны, фактическим ее руководителем после гибели в первой бомбардировке Севастополя 5 октября 1854 года В.А. Корнилова. Он принимал меры к усилению сухопутных бастионов, однако не забывал и о флоте, всемерно добиваясь активных умелых действий от командиров пароходов, ставших единственной боеспособной силой флота.
Только 25 февраля 1855 г. Нахимова официально назначили командиром Севастопольского порта и военным губернатором Севастополя. 27 марта о был произведен в адмиралы за отличие при обороне Севастополя. Получив разрешение сдать эскадру, он сосредоточил внимание на сухопутной обороне.
Смерть адмирала Нахимова
Ранение. Смерть
Флагман заботился о людях, стремился, как только возможно в тех условиях, избавить армию от лишних потерь. Сам же Павел Степанович продолжал в сюртуке с хорошо заметными эполетами появляться в самых опасных местах. 28 июня, как всегда, с утра Нахимов объезжал позиции. Когда адмирал с Малахова кургана наблюдал за противником, высунувшись из-за укрытия, он был смертельно ранен в голову пулей. 1855 год, 30 июня — Нахимов Павел Степанович умер. Похоронен был флотоводец во Владимирском соборе с другими выдающимися адмиралами.
Смерть адмирала поставила последнюю точку в обороне Севастополя. Когда союзникам в результате очередного штурма удалось ворваться на Малахов курган, русские полки оставили Южную сторону, взорвав склады, укрепления и уничтожив последние суда.
В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., когда жизнь заставила обратиться к боевым традициям прошлого, были учреждены орден и медаль Нахимова для награждения достойных моряков.
Нахимов в Крымской войне
Июнь 1855 г. принес защитникам Севастополя не только радость победы, но и два несчастья. Контуженный в день штурма Тотлебен болел и не хотел лечь в постель. Через два дня, 8 (20) июня, осматривая батарею Жерве, он был очень тяжело ранен, и его увезли из Севастополя.
Боялись смерти Тотлебена. Но рок сохранил его и для новых блестящих достижений, для взятия Плевны в 1877 г., и для черного в его биографии года, о котором можно только повторить слова В.Г. Короленко: «В 1879-80 году в Одессе генерал-губернаторствовал знаменитый военный инженер и стратег Тотлебен. Злая русская судьба пожелала, чтобы свою блестящую репутацию воина генерал этот завершил далеко не блестящей административной деятельностью. Знаменитым генералом управлял пресловутый Панютин, по внушению которого, хотя за нравственной ответственностью самого генерала, в Одессе началась памятная оргия административных ссылок. Слишком поздно, только уезжая из Одессы, понял Тотлебен, в чьих руках он был орудием, и с отчаянием и яростью публично набросился тогда на опозорившего его седины гнусного человека…»
Но в июне 1855 г., когда тяжко раненного Тотлебена увозили из Севастополя, еще светла и ничем не запятнана была его молодая слава, и велика была скорбь защитников крепости. Их ждал в том же месяце еще более сокрушительный удар.
Во время штурма 6 (18) июня Нахимов побывал и в самом опасном месте - на Малаховом кургане, уже после Хрулева. Французы ворвались было снова на подступы к кургану, ряд командиров был переколот немедленно, солдаты сбились в кучу… Нахимов и два его адъютанта скомандовали: «В штыки!» - и выбили французов. Для присутствовавших непонятно было, как мог уцелеть Нахимов в этот день. Подвиг Нахимова произошел уже после хрулевской контратаки, и Нахимов, таким образом, довершил в этот день дело спасения Малахова кургана, начатое Хрулевым.
Вообще это кровавое поражение союзников 6 (18) июня 1855 г. покрыло новой славой имя Нахимова. Малахов курган только потому и мог быть отбит и остался в руках русских, что Нахимов вовремя измыслил и осуществил устройство особого, нового моста, укрепленного на бочках, по которому в решительные часы перед штурмом и перешли спешно отправленные подкрепления из неатакованной непосредственно части на Корабельную сторону (где находится Малахов курган). Нахимов затеял постройку этого моста еще после первого бомбардирования Севастополя 5 октября, когда в щепки был разнесен большой мост, покоившийся на судах. Этот новый мост, на бочках, оказал неоценимые услуги, и поправлять его было несравненно легче и быстрее, чем прежний.
Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен, начальник севастопольского гарнизона, был в полном восторге от поведения Нахимова и до и после блестящей русской победы, каковой даже и враги считали неудачный для них штурм 6 июня. Нужно сказать, что генерал Остен-Сакен был человеком совсем другого типа, чем, например, Меншиков или Горчаков. Как военный он был, пожалуй, еще меньше взыскан дарами природы, чем оба упомянутые главнокомандующие, последовательно друг друга сменившие за время осады. У барона Остен-Сакена было, по-видимому, в самом деле нечто вроде религиозной мании, и это обстоятельство еще более подрывало скромные умственные ресурсы этого злополучного военачальника. На гарнизон, которым он командовал, он ни малейшего влияния не имел. Ни солдаты, ни, тем более, матросы, как уже сказано раньше, просто его не знали.
Офицеры, даже склонные к мистике, перед ежечасно летавшей вокруг них и над ними огненной смертью, считали все-таки, что для молитв, бдений, коленопреклонений, акафистов, ранних обеден, поздних вечерен существует протоиерей Лебединцев, а начальнику гарнизона следует заниматься вовсе не этим, но совсем другими, гораздо более трудными, сложными и опасными делами.
После падения трех контрапрошей Остен-Сакен стал гораздо больше считаться с Нахимовым и Васильчиковым.
Нахимов, Васильчиков, Тотлебен - вот кто фактически управлял защитой весной и в начале лета 1855 г. М.Д. Горчаков уже переписывался с Александром II о сдаче Севастополя и меньше проявлял активного интереса к вопросам обороны, предоставив Остен-Сакену не управление военными действиями, потому что Остен-Сакен ничем не управлял, но издание приказов и отдачу распоряжений, которые будут продиктованы теми же Нахимовым, Васильчиковым и Тотлебеном. «7 июня граф Сакен был у меня, - читаем в дневнике одного из участников обороны, - и я просил его о некоторых разрешениях мне по разным предметам. - «Пойду домой, обдумаю это», - отвечал он, - то есть без Васильчикова и Тотлебена не может решиться разрешить сам ничего»1.
Остен-Сакена горячо хвалили за благочестие в Москве и Петербурге, и впоследствии клубные бары не переставали задавать ему восторженные обеды и поздравительные ужины, однако в Севастополе, во время осады, офицеры считали его хотя и богобоязненным, но совершенно бесполезным мужем и называли пренебрежительно-фамильярно Ерофеичем. А как мечтали защитники Севастополя о настоящем вожде! Как они льнули душевно к Нахимову, который один у них остался после гибели Корнилова и Истомина и после ранения Тотлебена! Как разочаровались они в тех, кто повелевал всем и владычествовал и над Тотлебеном и над подчиненными адмиралами Корниловым, Истоминым, Нахимовым! Как изверились они во всех этих придворных вельможах Меншиковых, аккуратно ведущих канцелярию и корреспонденцию Горчаковых, бьющих об пол лбом пред иконой по три раза в сутки Остен-Сакенах…
Подобно тому как в свое время Меншиков не мог не понять, что ему никак не уйти от неприятной обязанности представить Нахимова к Белому Орлу, так и Остен-Сакен и Горчаков пред лицом гарнизона, который видел, что делает ежедневно и еженощно Нахимов и что сделал он в день штурма 6 (18) июня, поняли свой повелительный долг. Но надо отдать должное Остен-Сакену. Он никогда не соревновался с Нахимовым и даже не завидовал ему: слишком уж, прямо до курьеза, несоизмеримо было их моральное положение в осажденной крепости и их военное значение. И чувствуется, что и Остен-Сакен и Горчаков сами хотят греться в лучах нахимовской славы, когда мы читаем приказ по войскам, отданный после победоносного боя 6 (18) июня: «Доблестная служба помощника моего, командира поста адмирала Нахимова, одушевляющего примером самоотвержения чинов морского ведомства и столь успешно распоряжающегося снабжением обороны Севастополя, известна всей России. Но не могу не упомянуть, что подкрепления, посланные на атакованную часть Севастополя, разделенную Южной бухтою, переходили по устроенному адмиралом Нахимовым пешеходному мосту на бочках, без чего Корабельная сторона, вмещающая в себя Малахов курган - ключ позиции, могла пасть, ибо прежний мост на судах легко (мог. - Е.Т.) быть поврежден неприятельскими выстрелами и одиннадцатидневным бомбардированием помянутое сообщение было прервано».
Ничего нового о Нахимове севастопольскому гарнизону этот приказ не сказал. Вот случайно записанный очевидцами и случайно поэтому дошедший до нас эпизод, прямо относящийся к этому кровавому дню июньской русской победы: «Каждый из храбрых защитников, после жаркого дела, осведомлялся прежде всего, жив ли Нахимов, и многие из нижних чинов не забывали своего отца-начальника даже и в предсмертных муках. Так, во время штурма 6 июня, один из рядовых пехотного графа Дибича-Забалканского полка лежал на земле близ Малахова кургана. «Ваше благородие! А ваше благородие!» - кричал он офицеру, скакавшему в город. Офицер не остановился. «Постойте, ваше благородие! - кричал тот же раненый в предсмертных муках, - я не помощи хочу просить, а важное дело есть!» Офицер возвратился к раненому, к которому в то же время подошел моряк. «Скажите, ваше благородие, адмирал Нахимов не убит?» - «Нет». - «Ну, слава богу! Я могу теперь умереть спокойно»». Это были последние слова умиравшего2.
Встал вопрос о новой награде Нахимову. Известно было, как бедно и скудно живет Нахимов, раздающий весь свой оклад матросам и их семьям, а особенно раненым в госпиталях. Во всяком случае решено было за день 6 июня наградить его денежно. Александр II дал ему так называемую «аренду», т. е. очень значительную ежегодную денежную выдачу, независимо от его адмиральского регулярного жалованья.
25 июня царский указ об аренде был вручен Нахимову. «Да на что мне аренда? Лучше бы они мне бомб прислали!» - с досадой сказал Нахимов, узнав об этой награде.
Он сказал это 25 июня. Бомбы ему были нужны в особенности потому, что расход боеприпасов, произведенный 6 июня, еще не был как следует пополнен, а что генерал Пелисье готовится получить близкий реванш за отбитый штурм, в этом сомнений не было.
Вообще же мечтать о том, что он будет делать с только что полученной арендой, Нахимову пришлось недолго, только три дня - от 25 до 28 июня. Но мы точно знаем эти мечты. «Удостоившись по окончании последней бомбардировки Севастополя получить в награду от государя императора значительную аренду, он только и мечтал о том, как бы эти деньги употребить с наибольшей пользой для матросов или на оборону города», - говорят нам источники3.
Жить ему оставалось в это время лишь несколько суток. Смерть, которой он бросал так упорно вызов за вызовом, теряя счет, уже стояла за его спиной.
«Берегите Тотлебена, его заменить некем, а я - что-с!» «Не беда, как вас или меня убьют, а вот жаль будет, если случится что с Тотлебеном или Васильчиковым!» Это и другое, все в том же роде Нахимов повторял настойчиво не только в разговоре с Остен-Сакеном, но всякий раз, как его убеждали не рисковать так безумно, как он стал это делать, в особенности после потери Камчатского люнета и Селенгинского и Волынского редутов. Ведь и на Камчатском люнете, в конце концов, матросы, не спрашивая, схватили его и вынесли на руках, потому что он медлил и еще несколько секунд - и он был бы или убит зуавами, или, в лучшем случае, изранен и взят в плен.
Один из храбрейших сподвижников Нахимова по защите Севастополя, князь В.И. Васильчиков, давно его пристально наблюдавший, нисколько не обманывался в тайных побуждениях адмирала: «Не подлежит сомнению, что Павел Степанович пережить падения Севастополя не желал. Оставшись один из числа сподвижников прежних доблестей флота, он искал смерти и в последнее время стал более, чем когда-либо, выставлять себя на банкетах, на вышках бастионов, привлекая внимание французских и английских стрелков многочисленной своей свитой и блеском эполет…»
Свиту он обыкновенно оставлял за бруствером, а сам выходил на банкет и долго там стоял, глядя на неприятельские батареи, «ожидая свинца», как выразился тот же Васильчиков.
Генерал-лейтенант М.И. Богданович передает слышанное им лично от адмирала П.В. Воеводского и адмирала Ф.С. Керна (бывших при Нахимове еще капитанами 1-го ранга), и их слова, так же как воспоминания Стеценко, могущественно подтверждают все, что мы знаем из других свидетельств. Нахимов в своих приказах писал, что Севастополь будет освобожден, но в действительности не имел никаких надежд. Для себя же лично он решил вопрос уже давно, и решил твердо: он погибает вместе с Севастополем.
«Если кто-либо из моряков, утомленный тревожной жизнью на бастионах, заболев и выбившись из сил, просился хоть на время на отдых, Нахимов осыпал его упреками: «Как-с! Вы хотите-с уйти с вашего поста? Вы должны умирать здесь, вы часовой-с, вам смены нет-с и не будет! Мы все здесь умрем; помните, что вы черноморский моряк-с и что вы защищаете родной ваш город! Мы неприятелю отдадим одни наши трупы и развалины, нам отсюда уходить нельзя-с! Я уже выбрал себе могилу, моя могила уже готова-с! Я лягу подле моего начальника Михаила Петровича Лазарева, а Корнилов и Истомин уже там лежат: они свой долг исполнили, надо и нам его исполнить!» Когда начальник одного из бастионов при посещении его части адмиралом доложил ему, что англичане заложили батарею, которая будет поражать бастион в тыл, Нахимов отвечал: «Ну, что ж такое! Не беспокойтесь, мы все здесь останемся!»»
Как прежде Меншиков, так теперь Горчаков боялся даже заговаривать при Нахимове об оставлении Севастополя.
Блестящая русская победа не уменьшила пессимистического настроения главнокомандующего. Уже на другой день после отбитого штурма 6(18) июня Горчаков пишет царю о вариантах вывода гарнизона в случае оставления Севастополя. Правда, он оговаривается, что решится на это «только в крайности».
Вариантов же вывода войск существует два. Во-первых, возможно попытаться двинуться разом на неприятеля: из Севастополя ударить на Сапун-гору, где стоит главная масса английских и французских войск, и со стороны реки Черной, где стоит русская полевая армия, - и в случае удачи обе эти русские армии, разбив и отбросив неприятеля, соединятся. Этот вариант Горчаков решительно отвергает. Из Севастополя можно вывести 50 000, считая с моряками. Этим 50 тысячам пришлось бы брать могущественно укрепленные подступы к Сапун-горе с ее мощными батареями и редутами. Успех тут более чем сомнителен. Точно так же полевой армии, которой по этому варианту нужно броситься на неприятеля со стороны реки Черной, тоже пришлось бы бороться с очень сильными укреплениями, «делать штурмы, труднейшие, чем тот, при котором союзники были вчера отбиты», а между тем эта полевая русская армия еще слабее севастопольской, в ней меньше 40 000 человек. Следовательно, этот вариант не годится, он сулит колоссальные потери и вовсе не обещает успеха.
Остается второй вариант, который князь Горчаков и признает единственно исполнимым: «Из худшего надо выбирать менее пагубное»: просто переправить гарнизон на Северную сторону Севастополя, оставив неприятелю Южную часть. При этой переправе, конечно, не обойдется без боя и будет потеряно, вероятно, от 10 до 15 000 человек. Но это лучше, чем потерять все… «Нападение с двух сторон, в направлении к Сапун-горе, стоило бы нам весь Севастопольский гарнизон, которому пробиться невозможно (подчеркнуто Горчаковым. - Е.Т.), и почти всех войск, еще в поле находящихся. Не только Севастополь, но и весь Крым был бы потерян». Пороха мало, приходится его расходовать «с крайней бережливостью» и допускать «усиленную пальбу только при совершенной необходимости». У Горчакова после отбития штурма пороха осталось всего на 100 000 выстрелов для 467 орудий главной оборонительной линии и 60 000 выстрелов для 1000 орудий прибрежных и вспомогательных батарей. Хорошо, если бомбардирование стихнет. Но если неприятель хоть на восемь дней усилит канонаду, «то защите Севастополя будет конец, ибо собственно для орудий по оборонительной линии, полагая по 60 выстрелов в день на орудие, нужно на 6 дней до 160 тысяч выстрелов»4.
«Но сам кн. Горчаков не утешал себя… розовыми надеждами. По-прежнему озабочивала его одна мысль - как уменьшить по возможности потерю в наших войсках в случае необходимости оставить Севастополь. Признавая такой печальный конец неизбежным, он не переставал обдумывать план исполнения трудного отступления на Северную сторону. По распоряжению его заготовлялись втайне материалы для постройки гигантского пловучего моста через всю ширину большой бухты на протяжении 430 саженей. Вскоре потом приступлено было и к самой постройке моста под руководством начальника инженеров ген.-м. Бухмейера, к величайшему негодованию моряков и других истых защитников Севастополя, которые не допускали ни в каком случае возможности оставить эту святыню в руках врагов»5.
«Узнав о намерении главнокомандующего устроить мост на рейде, Павел Степанович, опасаясь, чтобы это не поселило в гарнизоне мысли об оставлении Севастополя, сказал И.П. Комаровскому: «Видали вы подлость? Готовят мост чрез бухту - ни живым, ни мертвым отсюда не выйду-с», - повторял он - и сдержал слово»6.
С этим согласуется одна его заветная мечта: остаться с кучкой матросов-единомышленников где-нибудь в не взятой неприятелем укрепленной точке и, даже если город будет сдан, продолжать сражаться, пока их всех не перебьют. По своему характеру - враг полумер, он при жизни часто говаривал, что, если даже весь Севастополь будет взят, он со своими матросами продержится на Малаховом кургане еще целый месяц.
Многие странности Нахимова в последние месяцы жизни объяснились лишь потом, когда стали вспоминать и сопоставлять факты. Никто, кроме Нахимова, в Севастополе не носил эполет: французы и англичане били прежде всего в командный состав. И долго не могли понять упорства Нахимова в этом вопросе о смертельно опасных золотых адмиральских эполетах, - Нахимова, который так небрежно относился всегда к костюму и украшениям, так глубочайше равнодушен был к внешнему блеску и отличиям.
Поведение Нахимова давно уже, особенно после падения Камчатского люнета и двух редутов, обращало на себя внимание окружающих, и они не знали, как объяснить некоторые его поступки. Насколько Нахимов был прямо враждебен всякому залихватскому, показному молодечеству - это хорошо знали все еще до того, как он особым приказом потребовал от офицеров, чтобы они не рисковали собой и своими людьми без прямой необходимости. Поэтому либо просто удивлялись, не пробуя пускаться в объяснения, либо говорили о фатализме. «При этом он (Нахимов. - Е.Т.) был в высшей степени фаталист, - пишет один из наблюдавших его севастопольцев, - посещая наше отделение, он всякий раз непременно ходил на банкет в различных местах, чтобы взглянуть на неприятельские батареи, но никогда в таких случаях не ходил по траншеям, а всегда по площадкам, где пули скрещивались беспрерывно. Однажды, когда он хотел пройти с левого фланга в мой блиндаж, Микрюков сказал ему: «Здесь убьют, пойдемте через траншеи». Он отвечал: «Кому суждено…» - «А вы - фаталист!» - заметил я. Он промолчал и пошел все-таки по открытой площадке, т. е. прямо под прицельные французские пули, для которых неспешно шагавшая высокая фигура с блестевшими на солнце золотыми эполетами была превосходной мишенью»7.
28 июня Нахимов верхом поехал с двумя адъютантами смотреть 3-й и 4-й бастионы, по дороге отдавая распоряжения обычного «бытового» характера: командиру 3-го бастиона, куда как раз ехал Нахимов, лейтенанту Викорсту, только что оторвало ногу, нужно было назначить другого и т. д. Одного из адъютантов адмирал отправил с распоряжением. «Оставшись вдвоем, - рассказал лейтенант Колтовской, его сопровождавший, лейтенанту Белавенцу, - мы поехали сперва на 3-е отделение, начиная с батареи Никонова, потом зашли в блиндаж к Панфилову, напились у него лимонаду и отправились с ним же на третий бастион». Осмотрев его и еще остальную часть 3-го отделения «под самым страшным огнем», Нахимов поехал шагом на 4-е отделение.
Бомбы, ядра, пули летели градом вслед Нахимову, который был «чрезвычайно весел» против обыкновения и все говорил адъютанту, не желавшему отъехать от него: «Как приятно ехать такими молодцами, как мы с вами! Так нужно, друг мой, ведь на все воля бога! Что бы мы тут ни делали, за что бы ни прятались, чем бы ни укрывались, - мы этим показали бы только слабость характера. Чистый душой и благородный человек будет всегда ожидать смерти спокойно и весело, а трус боится смерти, как трус». Сказав это, Нахимов вдруг задумался.
Как раз перед этим он очень взволновал окружающих. Нахимов ведь поехал на 3-й бастион именно потому, что узнал о начавшемся усиленном обстреле этого укрепления. Прибыв на бастион, Нахимов сел на скамье у блиндажа начальника, вице-адмирала Панфилова. Кругом стояло несколько флотских и пехотных офицеров, толковали о служебных делах. Вдруг раздался крик сигналиста: бомба! Все бросились в блиндажи, кроме Нахимова, который, беспрестанно твердя своим подчиненным о благоразумной осторожности и самосохранении, сам остался на скамье и не пошевельнулся при взрыве бомбы, осыпавшей осколками, землей и камнями то место, где прежде стояли офицеры. Когда миновала опасность, все вышли из блиндажа, разговор возобновился, о бомбе и в помине не было8.
Но вот оба всадника оказались уже на Малаховом кургане, и на том именно бастионе, где пал 5 октября Корнилов и который с тех пор назывался Корниловским.
Нахимов тут соскочил с коня, матросы и солдаты бастиона сейчас же окружили его.
«Здорово, наши молодцы! Ну, друзья, я смотрел вашу батарею, она теперь далеко не та, какой была прежде, она теперь хорошо укреплена! Ну, так неприятель не должен и думать, что здесь можно каким бы то ни было способом вторично прорваться. Смотрите же, друзья, докажите французу, что вы такие же молодцы, какими я вас знаю, а за новые работы и за то, что вы хорошо деретесь, - спасибо!» На матросов, по наблюдению окружавших, навеки запомнивших все, что случилось в роковой день, речь и уже самое появление их общего любимца произвели обычное бодрящее, радостное впечатление. Поговорив с матросами, Нахимов отдал приказание начальнику батареи и пошел по направлению к банкету, у вершины бастиона. Его догнали офицеры и всячески стали задерживать, зная, как он в последнее время ведет себя на банкетах. Начальник 4-го отделения прямо заявил Нахимову, что «все исправно» и что ему нечего беспокоиться, хотя Нахимов ни его и никого вообще ни о чем не спрашивал, а шагал все вперед и вперед.
Капитан Керн, не зная, что только придумать, чтобы увести Нахимова от неминуемой смерти, сказал, что идет богослужение в бастионе, так как завтра праздник Петра и Павла (именины Нахимова); так вот, не угодно ли пойти послушать? «Я вас не держу-с!» - ответил Нахимов.
Дошли до банкета. Нахимов взял подзорную трубу у сигнальщика и шагнул на банкет. Его высокая сутулая фигура в золотых адмиральских эполетах показалась на банкете одинокой, совсем близкой, бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Керн и адъютант сделали еще последнюю попытку предупредить несчастье и стали убеждать Нахимова хоть пониже нагнуться или зайти к ним за мешки, чтобы смотреть оттуда. Нахимов, не отвечая, стоял совершенно неподвижно и все смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землей. «Они сегодня довольно метко стреляют», - сказал Нахимов, и в этот момент грянул новый выстрел. Адмирал без единого стона упал на землю, как подкошенный.
Штуцерная пуля ударила в лицо, пробила череп и вышла у затылка.
Он уже не приходил в сознание. Его перенесли на квартиру. Прошел день, ночь, снова наступил день. Лучшие наличные медицинские силы собрались у его постели. Он изредка открывал глаза, но смотрел неподвижно и молчал. Наступила последняя ночь, потом утро 30 июня 1855 г. Толпа молчаливо стояла около дома. Вдали грохотала бомбардировка.
Вот показание одного из допущенных к одру умирающего:
«Войдя в комнату, где лежал адмирал, я нашел у него докторов, тех же, что оставил ночью, и прусского лейб-медика, приехавшего посмотреть на действие своего лекарства. Усов и барон Крюднер снимали портрет; больной дышал и по временам открывал глаза; но около 11 часов дыхание сделалось вдруг сильнее; в комнате воцарилось молчание. Доктора подошли к кровати. «Вот наступает смерть», - громко и внятно сказал Соколов, вероятно не зная, что около меня сидел его племянник П.В. Воеводский… Последние минуты Павла Степановича оканчивались! Больной потянулся первый раз и дыхание сделалось реже… После нескольких вздохов он снова вытянулся и медленно вздохнул… Умирающий сделал еще конвульсивное движение, еще вздохнул три раза, и никто из присутствующих не заметил его последнего вздоха. Но прошло несколько тяжких мгновений, все взялись за часы, и, когда Соколов громко проговорил: «Скончался», - было 11 часов 7 минут… Герой Наварина, Синопа и Севастополя, этот рыцарь без страха и укоризны, окончил свое славное поприще»9.
Матросы толпились вокруг гроба целые сутки днем и ночью, целуя руки мертвеца, сменяя друг друга, уходя снова на бастионы и возвращаясь к гробу, как только их опять отпускали. Вот письмо одной из сестер милосердия, живо восстанавливающее пред нами переживаемый момент.
«Во второй комнате стоял его гроб золотой парчи, вокруг много подушек с орденами, в головах три адмиральских флага сгруппированы, а сам он был покрыт тем простреленным и изорванным флагом, который развевался на его корабле в день Синопской битвы. По загорелым щекам моряков, которые стояли на часах, текли слезы. Да и с тех пор я не видела ни одного моряка, который бы не сказал, что с радостью лег бы за него»10.
Похороны Нахимова навсегда запомнились очевидцами. «Никогда я не буду в силах передать тебе этого глубоко грустного впечатления. Море с грозным и многочисленным флотом наших врагов. Горы с нашими бастионами, где Нахимов бывал беспрестанно, ободряя еще более примером, чем словом. И горы с их батареями, с которых так беспощадно они громят Севастополь и с которых они и теперь могли стрелять прямо в процессию; но они были так любезны, что во все это время не было ни одного выстрела. Представь же себе этот огромный вид, и над всем этим, а особливо над морем, мрачные, тяжелые тучи; только кой-где вверху блистало светлое облако. Заунывная музыка, грустный перезвон колоколов, печально-торжественное пение…. Так хоронили моряки своего Синопского героя, так хоронил Севастополь своего неустрашимого защитника»11.
Роковое для севастопольской обороны значение гибели Нахимова поняли все. «28 июня - печальный день - убит П.С. Нахимов. Число геройских защитников Севастополя редело, да и не было таких влиятельных, как покойный Нахимов, а между тем Горчаков настойчиво торопил подготовить отступление от Севастополя; и потому рвение защитников Севастополя слабело», - читаем в черновых заметках Ухтомского.
Морской командный состав сразу же лучше всех понял грозное значение гибели Нахимова.
«Неприятели все строят новые и новые батареи, роют траншеи, и теперь нет места в городе, куда бы не попадали их ядра; даже залетают через весь город на Северную сторону, и кажется, что нам придется лишиться остальных своих кораблей, да; кстати, на них некому будет плавать, а главное - некому будет водить флот. Лучшие наши адмиралы все убиты… Вчера вечером нас постигло большое горе, Нахимов ранен пулей в голову. Потеря эта велика для всей России, а для нас необъятна. Верно мы чересчур прогневили бога, что он в самые критические минуты нас лишает таких людей, которых мы лишились в эту войну, - писал капитан Чебышев своей жене тотчас после получения известия о ране Нахимова. - Теперь Нахимов оставил нас, когда окончательно решается участь Севастополя и участь Черноморского флота, который ему обязан своей славой и всеми наградами. Он сделал больше, чем может сделать человек: кроме того, что он добросовестно работал всю жизнь, последние 2 года он умирал по 100 раз в день и умер только раз. Но главное - он не только сам, но и нас, от офицера до последнего арестанта, приучал на это смотреть не так, как на заслугу, но как на долг, на обязанность. Вот будут рады турки, французы, когда узнают, что он убит, - и ошибутся, потому что дух его не убит и надолго останется с нами… Счастливы те, которые вначале перебрались в вечность, счастливее те, которые за ранами уехали с побоища; еще счастливее будет тот, кто дождется до конца. Отстоим Севастополь и тогда с чистой совестью приедем на отдых»12.
Мучившийся сам от своей тяжелой раны Тотлебен уже 29 июня узнал о смертельной ране Нахимова, о том, что надежды нет. «Вчера вечером Нахимов был опасно ранен в голову на Малаховом кургане, - пишет он жене. - Прискорбное это происшествие меня ужасно потрясло. Я любил Нахимова, как отца. Этот человек оказал большие услуги: он был всеми любим и очень уважаем. Благодаря его влиянию на флот мы сделали многое то, что казалось бы невозможным… Он был искренний патриот, любивший Россию безгранично, всегда готовый всем жертвовать для чести ее, подобно некоторым благородным патриотам древнего Рима и Греции, и при всем этом какое нежное сердце, как заботился он обо всех страждущих, он всех посещал, всем помогал…»13 «Хозяин Севастополя» исчез, и хотя в осажденном городе, ежедневно и еженощно осыпаемом разрывными и зажигательными бомбами, успели за девять месяцев, протекшие от начала осады до гибели Нахимова, более чем достаточно привыкнуть к смерти, но к этой смерти никак не могли привыкнуть и не могли примириться с ней. Приведем свидетельство, самое простое и самое правдивое.
«Вообще многомесячное, ежеминутное стояние лицом к лицу со смертью установило в отношениях наших к ней некоторую фамильярность, - пишет в своих воспоминаниях один из севастопольских героев Вязмитинов. - Трагизм смерти почти вовсе утратился». Сидят, например, Вязмитинов с ротным командиром М. около траверза. «За траверзом раздался взрыв бомбы и крик. М. послал вблизи стоящего унтер-офицера узнать, что случилось. - Ничего, ваше благородие, отвечал тот, возвратившись, - черепком только немного у штуцера приклад откололо. - Да что штуцер! Человек-то что? - Унтер-офицер посмотрел на нас недоуменно. - Человек? Да человека, известно, убило, - отвечал он, удивляясь, что нас могут интересовать такие пустяки…» Со смертью, увечьями, ранами вполне освоились: «Только одна рана и одна смерть заставила застонать весь Севастополь, - свидетельствует Вязмитинов, - 28 июня вечером командир нашего редута получил записку и сообщил нам о смертельной ране Павла Степановича Нахимова, прося нас не объявлять пока об этом матросам и солдатам. Старались, чтобы слух об этом несчастье сколько возможно долее не дошел до матросов, зная, какое подавляющее впечатление произведет на них известие, что обожаемого ими Павла Степановича они уже не увидят. 30-го мы узнали, что самого любимого и самого популярного человека на Черноморье не стало».
Смертью Нахимова потрясена была и вся Россия.
«Нахимов получил тяжкую рану! Нахимов скончался! Боже мой, какое несчастье!» - эти роковые слова не сходили с уст у московских жителей в продолжение трех последних дней. Везде только и был разговор, что о Нахимове. Глубокая, сердечная горесть слышалась в беспрерывных сетованиях. Старые и молодые, военные и невоенные, мужчины и женщины показывали одинаковое участие», - писал московский историк Погодин после получения фатального известия.
«Был же уголок в русском царстве, где собрались такие люди, - говорил Т.Н. Грановский, узнав о гибели Нахимова. - Лег и он. Что же! Такая смерть хороша; он умер в пору. Перед концом своего поприща вызвать общее сочувствие к себе и заключить его такой смертью… Чего же желать более, да и чего бы еще дождался Нахимов? Его недоставало возле могил Корнилова и Истомина. Тяжела потеря таких людей, но страшнее всего, чтобы вместе с ними не погибло в русском флоте предание о нравах и духе таких моряков, каких умел собрать вокруг себя Лазарев».
«Таков был Нахимов. Доброта ли его, скрытые ли проблески гения, который, как алмаз, таится иногда под непроницаемой корой, или, наконец, подготовленные к тому обстоятельства времени, только имя Нахимова стало для нас дорогим именем, и ни одна потеря, кроме потери самого Севастополя, не отозвалась так во всех сердцах, как смерть незабвенного адмирала, честно и добросовестно отслужившего свою службу России. Ни одни похороны не справлялись в Севастополе так, как похороны Нахимова. Он привлек сердца всех. Об нем говорили, страдали и плакали не только мы, на холмах, орошенных его кровью, но и везде, во всех отдаленных уголках бесконечной России. Вот где его Синопская победа!»14
Если первым явственным ударом погребального колокола по Севастополю была потеря Камчатского люнета и двух соседних редутов, то вторым было тяжелое ранение Тотлебена, а третьим, бесспорно, была гибель Нахимова. Смерть знаменитого адмирала явилась в полном смысле слова началом конца Севастополя. В России это поняли, по-видимому, все, следившие за титанической борьбой, а больше всего - принимавшие в ней прямое участие.
Твердыня, за которую Нахимов отдал жизнь, не только стоила врагам непредвиденных ими ужасающих жертв, но своим, почти год длившимся, отчаянным сопротивлением, которого решительно никто не ожидал ни в Европе, ни у нас, совсем изменила все былое умонастроение неприятельской коалиции, заставила Наполеона III немедленно после войны искать дружбы с Россией, принудила враждебных дипломатов, к величайшему их раздражению и разочарованию, отказаться от самых существенных требований и претензий, фактически свела к ничтожному минимуму русские потери при заключении мира и высоко вознесла моральный престиж русского народа. Это историческое значение Севастополя с несомненностью стало определяться уже тогда, когда Нахимов, покрытый славой, лег в могилу.
Примечания
1. Сборник рукописей… о Севастопольской обороне, т. III, стр. 388.
2. Адмирал П.С. Нахимов. СПб., 1872, стр. 26. Изд. Севастопольского отдела на Политехнической выставке.
3. Сборник известий…, кн. 27. Приложения, стр. 88.
4. Горчаков - Александру II. Лагерь при Инкермане, 7/19 июня 1855 г. Русская старина, 1883, июль, стр. 199.
5. Библиотека им. В.И. Ленина, Рукописн. отд. ф. 169, Д.А. Милютина, п. 8, № 32, л. 287 об. - 288.
6. Богданович М. Восточная война, т. III, стр. 413. Генерал-лейтенант Модест Богданович построил все свое изложение обстоятельств гибели Нахимова на собранных им показаниях очевидцев, с которыми он лично беседовал. Он дополняет рассказ Белавенца.
7. Гос. архив Одесский области, 1138, архив № 23, Зеленого. Заметки Милошевича о Крымской кампании. Рукопись на л. 18-46.
8. Алабин П. Походные записки, ч. II. Вятка, 1861, стр. 284; Богданович М. Восточная война, т. III, стр. 407-408 и cл. Генерал Богданович лично слышал обо всем, что случилось в роковой день, от капитана 1-го ранга Керна.
9. Кронштадтский вестник, 1868, № 17.
10. Извлечение из письма Крестовоздвиженской общины сестры Г.Б. - Морской сборник, 1855, № 9, стр. 72-73.
11. Там же, стр. 73-74.
12. ЦГИАМ, ф. 722, д. 201, л. 6-7 об. Выписка из письма с подписью «твой муж» из Севастополя от 29 июня 1855 г. к Юлии Григорьевне Чебышевой в Сухиничи.
13. Шильдер Н.К. Цит. соч., т. I, стр. 78. Приложения.
14. Берг Н. Записки об осаде Севастополя, т. I. М., 1858, стр. 223-224.
Е.В. Тарле
Красивые места Крыма
