В а ядов является выдающимся отечественным

Владимир Александрович Ядов

Владимир Александрович Ядов родился в 1929 г., в Ленинграде в семье преподавателя общественных наук. К началу войны Владимир окончил четвертый класс и в июне 1941 года во время бомбежек вместе с другими мальчишками дежурил на крышах ленинградских домов, скидывая вниз бомбы-зажигалки.

В июле его школа была отправлена в эвакуацию, а родители остались в Ленинграде (во время эвакуации он видел прорвавшихся к городу фашистов из окна автобуса, который чудом доехал до железнодорожной станции). Жил в интернатах сначала в Вологодской, а затем в Ярославской области. Вернувшись в Ленинград.

В 1946 г., поступил на философский факультет Ленинградского университета и готовился к научно-преподавательской деятельности. Активно занимался общественной работой и даже вступил в партию. Из университета его исключили в 1952 году, в период очередной "чистки рядов", за то, что "не сообщил правду об отце", который в 1928 году был в зиновьевской оппозиции. Ядов вспоминал, как при разбирательстве дела на областной парткомиссии он честно признался, что отец ему никогда об этом не рассказывал, но "партследователь" не поверила и, как в дурном детективе, ударив кулаком по столу, заорала: "Будешь говорить правду?"

Дорога в аспирантуру оказалась закрытой, и Ядов пошел работать на завод станков-автоматов учеником токаря-лекальщика. Через месяц сам стал токарем-лекальщиком сразу второго разряда. Однажды он решил "рационализировать" стандартную токарную операцию, чтобы тратить меньше времени на изготовление детали, но в результате пошел "брак". Чтобы исправить ситуацию, ему пришлось обращаться за помощью к рабочим из других цехов, и никто не отказал - об этом случае Ядов вспоминал много лет спустя, работая над социологическим проектом "Солидаризация в рабочей среде".

Вообще же заводскую тему Ядов изучает на протяжении всей жизни. Одним из первых его научных исследований был анализ бюджетов времени рабочих Кировского завода, а одним из первых масштабных проектов - "Человек и его работа", в рамках которого было проинтервьюировано почти 3 тыс. молодых рабочих.

На своем заводе Ядов как профессиональный философ вел политзанятия.

Так до 1954 г., работал сначала учителем логики и психологии, затем токарем-лекальщиком на заводе станков-автоматов.

После смерти Сталина в 1954 г., был восстановлен в КПСС и принят в аспирантуру ЛГУ, а после ХХ съезда КПСС перешел на комсомольскую работу и был избран первым секретарем Василеостровского райкома ВЛКСМ Ленинграда. Вернувшись в университет, В.А. Ядов стал изучать социальный генезис форм идеологии и духовной жизни личности. Под влиянием идей Макинтайра, Узнадзе, Ананьева, Мясищева им были развиты предпосылки диспозиционной теории регуляции социального поведения личности.

Преподавая истмат на философском факультете, он бегал по партсобраниям и даже критиковал отдельных товарищей за недостаток большевистской зрелости. Во времена "оттепели" в течение двух лет был первым секретарем Василеостровского райкома ВЛКСМ Ленинграда. На вопрос, чувствовал ли он себя скованным тем, что нужно было работать в рамках марксизма, много лет спустя Ядов ответил так: "Мы и были марксистами, но такими, которых потом окрестили идеалистами-шестидесятниками. И сегодня я никоим образом этого не стыжусь".

В конце 50-х годов В.А. Ядов вместе с Андреем Здравомысловым организовал лабораторию социологических исследований при ЛГУ, которая впервые в СССР стала изучать трудовую мотивацию.

В 1963-1964 годах прошел стажировку в Университете Манчестера и Лондонской школе экономики и политических наук, где изучал методику и технику социологических исследований. Отправляясь в Англию, он честно выполнил задание КГБ - познакомиться с молодым английским студентом, который в будущем может стать заметной фигурой, и представить ему лондонского агента КГБ как своего друга (правда, смысл этого задания для него так и остался тайной). Под руководством В.А. Ядова в Ленинграде сложился коллектив высококвалифицированных специалистов, осуществивший исследовательский проект “Человек и его работа”. На протяжении 60-70-х годов возглавляемая В.А. Ядовым Ленинградская социологическая школа провела фундаментальные исследования ценностных ориентаций, в результате которых была разработана и получила широкое признание диспозиционная теория регуляции социального поведения личности, сыгравшая важную роль в обособлении социологической теории от доктрины исторического материализма.

В конце 60-х годов, когда был создан Институт конкретных социальных исследований АН СССР, В.А. Ядов возглавил его ленинградский отдел, затем социологический отдел Института социально-экономических проблем АН СССР. В условиях жесткого идеологического контроля он сумел обеспечить высокое качество исследовательских разработок и подготовку профессиональных социологов.

Принципиальное значение для институционализации социологической науки в России имеет научно-педагогическая работа В.А. Ядова.

В 1968 г., он опубликовал первое в СССР учебное пособие по методологии социологических исследований, которое неоднократно переиздавалось и в настоящее время является базовым учебником для вузов. В.А. Ядовым опубликовано более 360 научных работ по социологии труда, социологии науки, теории и истории социологии, многие из которых переведены на иностранные языки, активно цитируются исследователями и входят в списки рекомендательной литературы для студентов и аспирантов.

Своего рода заграницей для Ядова стала Эстония, которую он называет своей "второй малой родиной" и где даже купил хутор еще в советские времена.

В Эстонии он участвовал во встречах ученых-шестидесятников, под прикрытием "эстонских товарищей" обсуждавших запретные в Советском Союзе научные темы (среди участников встреч были Юрий Лотман, Юрий Левада и другие интеллектуалы). С Эстонией связано появление "Библии социолога" - первой советской книги по методологии социологических исследований, опубликованной в 1968.

Ядов писал ее по горячим следам своих лекций в Тартуском университете, почетным профессором которого он является сегодня.

В период перестройки Ядов организовал в Ленинграде одну из первых телепередач, которая проводилась в интерактивном формате - "Общественное мнение". В студии приглашенные политики и их команды обсуждали различные перестроечные темы (выборы депутатов, закон о кооперативах и проч.), зрители звонили в студию по телефонам, чтобы проголосовать "за" или "против", а камеры из двух точек города транслировали мнения "с мест". Ядов как социолог комментировал причины того или иного распределения голосов, программа пользовалась огромным успехом, и его даже стали узнавать на улицах.

В годы “перестройки” моральный и научный авторитет В.А. Ядова сыграл определяющую роль в консолидации либерального крыла профессионального сообщества социологов. Он был активным участником горбачевских преобразований, участвовал в подготовке новой, так и не принятой, Программы КПСС. В 1988 г., на волне демократизации общественной жизни В.А. Ядов был избран директором Института социологии Академии наук.

На протяжении последующих лет он кардинальным образом реформировал ведущее социологическое учреждение страны и активно способствовал прогрессивным преобразованиям в российских общественных науках. По отзывам друзей, "директорство его никак не изменило". Как сказал профессор Александр Гофман, образ Ядова в его сознании - это человек, который очень быстро бегает у доски и что-то пишет, говоря слова "стратегический план исследования". Руководящие посты Ядов сегодня занимает в различных международных и российских социологических организациях, проводит социологические исследования, работает со студентами в Государственном университете гуманитарных наук, в Высшей школе экономики.

В 1990-е годы В.А. Ядов разрабатывает деятельностно-активистскую, интеграционную версию социологической теории, руководит крупномасштабным исследованием социальных идентификаций личности и солидаризационных процессов в среде рабочих. Он активно участвует в общественно-политической жизни российского общества, отстаивая принципы “свободы от оценки” в науке и социал-демократические ценности в политике, при этом считает неприемлемым членство в какой-либо партии.

В 2000 г., В.А. Ядов оставляет пост директора Института социологии РАН и становится руководителем Центра исследования социальных трансформаций, с 2005 года Центра теоретических и историко-социологических исследований Института социологии РАН.

В 2000-е годы руководит российско-канадским проектом "Трудовые отношения в современной России", российско-польским проектом " Социальные идентификации граждан России и Польши", а также проектом "Развитие инновативных методов обучения, в формате методологического практикума", который осуществлялся в рамках Мегапроекта "Развитие образования в России" Фонда Дж. Сороса.

С 1995 г., по настоящее время В.А. Ядов является деканом социологического факультета Государственного академического университета гуманитарных наук. Одновременно - профессор кафедры общей социологии Государственного университета - Высшая школа экономики. Преподавательский стаж - 50 лет.

Занимая руководящие посты в Международной социологической ассоциации, Международном институте социологии, Европейской ассоциации экспериментальной социальной психологии, возглавляя Российское общество социологов, Институт социологии Государственного университета гуманитарных наук, работая в качестве эксперта российских и международных научных фондов, председателя диссертационного совета, члена Высшего аттестационного комитета РФ, редактора и члена редколлегий академических журналов, В.А. Ядов внес выдающийся вклад в институционализацию социологической науки в России, ее признание за рубежом и воспроизводство научных кадров.

Им подготовлено свыше 50 докторов и кандидатов наук, которые работают в ведущих университетах и научно-исследовательских учреждениях России и зарубежных стран.

По мнению Ядова, социология в постсоветском обществе находится в выигрышном состоянии. жизнеописание советский социолог

Она не особенно пострадала от недостатка финансирования, поскольку социологам не нужно дорогое оборудование, в науку сегодня приходят представители поколения, не знавшие "железного занавеса", а "доктора наук, прошедшие стажировку в западных странах, болтают на английском, как на родном". Неудивительно, что именно социологии посвятили свою жизнь не только жена Владимира Александровича, ставшая основателем отечественной социопедагогики, и его сын, но и внучки, которые начали заниматься социологическими исследованиями уже в современной России.

Награжден государственными наградами: медаль "За трудовую доблесть" - 1958 г., медаль "В память 250-летия Ленинграда" - 1959 г., медаль "За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина" - 1979 г., Медаль "Ветеран труда" - 1988 г., Медаль "В память 850-летия Москвы" - 1998 г., медаль ордена "За заслуги перед Отечеством" II степени - 1999 г., Орден "Дружбы народов" - 2009 г., Большая золотоая медаль "Питирима Сорокина" - 2009 г.

Ключевой год: 1970

Владимир Александрович ЯДОВ

российский социолог, доктор философских наук (1967). Директор Института Социологии РАН (1988-2000). Окончил философский факультет Ленинградского университета. Изучал социальный генезис форм идеологии и духовной жизни личности. В конце 1950-х гг. организовал лабораторию социологических исследований при ЛГУ, которая впервые в СССР стала изучать трудовую мотивацию. В 1963-1964 гг. прошел стажировку в Университете Манчестера и Лондонской школе экономики и политических наук. На протяжении 1960-70-х гг. возглавляемая им ленинградская социологическая школа провела фундаментальные исследования ценностных ориентаций, в результате которых была разработана диспозиционная теория регуляции социального поведения личности. Автор первого в России учебника по методологии социологического исследования: «Стратегия социологического исследования». С 2000 г. – декан факультета социологии Государственного университета гуманитарных наук.

Медиа (6)

Владимир Александрович ЯДОВ в фотографиях:

Источники (2)

В. И. Бородулин. Всемирный биографический энциклопедический словарь. - Москва, Большая Российская энциклопедия, 1998

Факты (1)

19.02.2011 Ю.А.Белецкий

В.А. Ядов: «...надо по возможности влиять на движение социальных планет...» От ведущего рубрики Замысел проведения интервью с доктором философских наук, профессором Владимиром Александровичем Ядовым (р. 1929) обсуждался с Михаилом Илле еще два года назад. Мы понимали, что это крайне важно сделать, что читатели «Телескопа» ждут разговора с человеком, признаваемым одним из пионеров советской социологии и отцом современной петербургской/ленинградской школы. Думали о том, как преодолеть видевшиеся нам технические трудности. Но их просто не оказалось. Работа над интервью проходила по электронной почте, но она в полной мере напоминала мне живую, непосредственную беседу с В.А Ядовым: та же полная включенность в тему, высочайшая степень доверительности, готовность отвечать на сложные вопросы, которые затрагивают суть многих проблем, долгие годы находящихся в центре внимания российских социологов. Профессор Владимир Шляпентох, давно живущий в Америке, но прекрасно знающий прошлое и настоящее отечественной социологии, прочитав рабочий вариант этого интервью, написал мне: «...очень интеллектуально и интересно для тех, кто по настоящему интересуется историей идей и науки». Один из ключевых сюжетов интервью – воспоминания В.А. Ядова о становлении эмпирической социологии в Ленинграде. Выражаю искреннюю благодарность профессору Игорю Кону, дополнившему эту историю рядом принципиальных деталей и разрешившему опубликовать его комментарий в приложении к основному тексту. Благодарю также украинского социолога, профессора Владимира Паниотто за любезно предоставленную для публикации фотографию В. А. Ядова и московского социолога, редактора «Социологического журнала» к.ф.н. Наталию Мазлумянову, много сделавшую для редактирования текста. Борис Докторов 1. О судьбе, творчестве и отечественной социологии У меня есть книга о российской социологии 1960-х годов (Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах / Под ред. Г.С. Батыгина. СПб.: Издательство Русского христианского гуманитарного института, 1999.), изданная под редакцией Геннадия Батыгина. Хорошая работа, но давай не будем вновь ходить по тем же дорожкам. Поищем новые тропинки... Геннадий Батыгин (Батыгин Геннадий Семенович (1951-2003)) был моим близким другом, мы отчаянно спорили и будучи вдвоем, и на публичных семинарах. В современной терминологии это был подлинный «дискурс» – в нем проявлялось взаимное уважение без стремления непременно прийти к общему мнению. В книге, которую ты упомянул, Геннадий сказал: «Социологи, как и собаки, делятся на служебных, охотничьих и декоративных». Геннадий и мы с тобою, я полагаю, принадлежим к последней категории. То есть главное удовольствие – что-то понять самому, потом уже сообщить об этом другим. Правда, сейчас я остро ощущаю маргинальность такой позиции. Великий Вебер отстаивал принцип «ценностной непредвзятости». Современные теоретики-активисты, напротив, утверждают позицию гражданственности социолога. Петр Штомпка (Штомпка Петр (Sztompka Piotr, р. 1944), Краков, Польша) в предисловии к русскому изданию своей книги о социальных изменениях пишет, что успехи астрономии никак не влияют на траектории планет, а социальные теории способны изменить «мировращение» человечества. Он совершенно прав. Сейчас я думаю, что, если мы, социологи, будем лишь писать книги, мы не исполним своего гражданского долга. Надо по возможности влиять на движение социальных планет. В нашей беседе я вижу два главных направления: о твоей судьбе, творчестве и о развитии советской и российской социологии. Начнем с первого... Что касается судьбы, то поворотным моментом, который затронул и мои научные интересы, было исключение из партии в 1952 г. Исключили за то, что при вступлении в КПСС я «не написал правду», не сказал, что отец в 1928 г. был в зиновьевской оппозиции. При разбирательстве дела в областной парткомиссии я говорил, что отец никогда мне об этом не рассказывал. Когда я вступал в партию (на втором курсе ЛГУ), отец был не только членом партии, но преподавал в вузе историю КПСС. К тому же я родился на год позже его «фракционной деятельности». Расследование вела женщина по фамилии Сталева (запомнил на всю жизнь). Она именовалась «партследователем». Очень по-доброму меня слушала, а потом, как в дурных детективах, ударила кулаком по столу и заорала: «Будешь говорить правду?» Короче, нас вместе с отцом в Смольном с интервалом в десять минут из партии исключили. Это был период «второго ленинградского дела», период так называемой попковщины. П.С. Попкова, первого секретаря обкома, обвинили в заговоре против Сталина и расстреляли. А шлейфом пошла очередная «чистка рядов». Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я по окончании философского факультета был рекомендован в аспирантуру. Как раз потому мое партийное досье и попалось на глаза кому-то, кто контролировал состав возможных аспирантов. После исключения из партии об аспирантуре речи быть не могло, и я пошел на небольшой, но отличный по тем временам Завод станков-автоматов, учеником слесаря-лекальщика. Учил меня великолепный мастер Михаил Федорович. Работа очень тонкая на итальянском резьбошлифовальном станке «Эксцелло», вывезенном по репарации из Германии. Мы делали завершающую операцию микронной шлифовки шпинделя станка-автомата. Шпиндель – сердце станка, от него зависит качество, соблюдение основных технических параметров допусков – в нашем случае не более 0,05 мм («пять соток»). Шлифовальный круг диаметром не меньше полутора метров надо было каждые полчаса снимать и, проверяя под микроскопом, править угол шлифовки. Кроме того, следовало аккуратно через полторы минуты подавать круг вперед на полмиллиметра. Я быстро обучился и через месяц-полтора стал токарем - лекальщиком сразу второго разряда, так что мы с мастером начали работать посменно, я, конечно, в ночную смену. Был случай, который я вспомнил, когда семь лет тому назад мы работали по проекту «Солидаризация в рабочей среде». Однажды мой учитель захворал, мне пришлось работать полторы смены. Поначалу я делал все как положено: затачиваю шлифовальный круг, подаю вперед не больше, чем на полмиллиметра. Потом решил «рационализировать» операцию и стал подавать на миллиметр, затем – на полтора. Шпиндель был готов намного раньше, чем по норме. По норме на это уходила практически вся смена. Приходит мастер, проверяет под микроскопом угол заточки – брак! Что будем делать? – спрашивает. План цеха ты подрезал, понимаешь? И дает совет: иди в заготовительный за болванкой и потом в такие-то цеха. В нашем мы начисто отфрезеруем, обточим и закалим, а ты доведешь, но чтоб без фокусов. Мастер лет сорока, никогда не матерился, хотя здесь был именно тот случай. Я взял заготовку и пошел в первый цех, где делали грубую обточку, фрезеровку и резьбу. Сейчас трудно поверить, но ни один из работяг, к которым я обращался, не отказал. Единственно, что кто-то сразу при мне делал свою операцию, а кто-то говорил, чтобы пришел попозже. Если бы такое случилось сейчас, я бы наверняка запасся шкаликами, прежде чем просить выручить. Я понял тогда что значит «солидарность в рабочей среде». Поскольку цеху повезло иметь рабочего-философа, цеховая парторганизация поручила мне вести политзанятия и... предложила вступить кандидатом в КПСС. Биографию мою они, естественно, знали. Я тогда был совершенным хунвейбином и с радостью подал заявление, а одним из рекомендующих стал Михаил Федорович. Пока дело шло по инстанциям, помер Вождь и Учитель. Причем я его искренне оплакивал. Заседание бюро райкома. Мне говорят: считаем, что вас надо в партии восстановить, и направляем документы в Центральную комиссию партконтроля. И получилось как в романе – вместе с отцом нас исключали, вместе в один день и восстановили в партии. В приемной в Кремле ожидал вызова на парткомиссию Молотов. Можно сказать, что Ядовых вернули в партию вместе с Вячеславом Михайловичем. Москва направила бумаги в Питер, и меня немедля приняли в аспирантуру. ...это о судьбе, теперь о творчестве.... Творчество и началось с изучения бюджетов времени именно рабочих (Кировского завода). В числе респондентов оказался Виктор Шейнис (Шейнис Виктор Леонидович (р. 1931), Москва.), с которым мы были знакомы (наш факультет на третьем этаже, историки – на втором). Его подвергли остракизму, не знаю, за что, кроме национальности, и он продолжал «бодаться с дубом», а при Горбачеве стал председателем парламентской комиссии Верховного Совета по разработке новой Конституции СССР и позже дважды или трижды избирался в Думу. После первого опыта с бюджетами времени четыре года ушло на «Человек и его работа». И теперь мы не оставляем заводскую (рабочую) тему. Кроме упомянутой «Солидаризации» два года назад вместе с канадцами провели исследование «Становление трудовых отношений в постсоветской России». Наконец, сейчас я занят редактированием первого российского теоретико-прикладного словаря «Социология труда»: идея Будимира Тукумцева (Тукумцев Будимир Гвидонович (р. 1927), Петербург), он - «мотор» этого проекта, а я – «шпиндель». Помимо социологии труда я с коллегами занимался и занимаюсь социо-психологией личности и основательно влез в общетеоретическую социологию. Читаю курс о современном состоянии теории (подготовил учебное пособие) и веду общеинститутский семинар того же направления, вполне успешный, так как приходят коллеги из разных вузов и институтов. Деликатный вопрос о собственно творчестве. Мне нравится высказывание канадского философа Марио Бунге (Бунге Марио (Bunge Mario, р. 1919).) насчет творческих способностей. Он пишет: немало тех, кто обладает обильными знаниями; часто эти знания – как хлам на чердаке, в полном беспорядке хранятся в его памяти. Но есть и такие, кто способен осветить хлам фонариком и взять нужное. Это – интуиция. Я так полагаю, что творчество непременно предполагает интуицию, не важно исследователь это или актер Не знал, что мы оба поклонники Бунге. Хорошо. А что по второму направлению?.. ...Что я думаю о состоянии российской социологии? Сам понимаешь, что каждый видит панораму под своим углом зрения. Никита Покровский (Покровский Никита Евгеньевич (р. 1950), Москва.) и др. опубликовали статью, в которой решительно все обругивают: и социологи стали сервелистами, и студенты идут не за знаниями, но за дипломом и далее в том же духе. Я не согласен. Социология выиграла в постсоветском обществе. Нам не нужно дорогое оборудование, как физикам, потому социогуманитарные науки выиграли, а не проиграли. В гуманитарию ринулись массы абитуриентов, которым нужен просто диплом о высшем образовании (для мальчиков – отсрочка призыва в армию). Об этом и пишут упомянутые коллеги – экстенсивный процесс. Да, но есть и интенсивный. Поколения, которые не знали «железного занавеса», – другие, они делают свой выбор и в жизни, и в профессии. Среди них доктора наук, прошедшие стажировку в западных странах, болтают на английском, как на родном, пишут учебники. Я оптимист относительно будущего нашей социологии. 2. «Человек и его работа»: нескончаемая тема Зарождение проекта «Человек и его работа» (Здравомыслов А.Г., Рожин В.П., Ядов В.А. Человек и его работа. Москва: Мысль, 1967.) представлено в российской истории... и все же есть ряд мест, требующих детализации. Меня интересует роль В.П. Рожина. Ты как-то заметил, что Рожин был для нас «крышей» Василий Павлович не был «крышей», мы не думали, что надо что-то «крышевать». Но в издательстве цензура выкинула из книги главу о сравнении отношения к труду молодых американцев и ленинградцев – глава по дубль-исследованию Фредерика Херцберга (Херцберг Фредерик (Herzberg Frederick, 1923-2000).) в США. Здесь никакой декан не смог бы помочь. Когда Игорь Кон (Кон Игорь Семенович (р. 1928), Москва.) обратил меня в социолога, Рожин энергично поддержал и пробил через Совет ЛГУ создание первой в стране вузовской социологической лаборатории. Мы включили его в соавторы не для «крыши», а из благодарности. О роли В.П. Рожина я сказал. Добавлю про «крышу». При подготовке книги издательство «Мысль» запросило официальную рецензию у Коли Лапина (Лапин Николай Иванович (р. 1931), Москва.). Коля ничего нам об этом не говорил и рассказал, какова была обстановка, лишь после недавней публикации вместе с Андреем Здравомысловым (Здравомыслов Андрей Григорьевич (р. 1928), Москва) «Человек и его работа в СССР и после» (Здравомыслов А.Г., Ядов В.А. Человек и его работа в СССР и после: Учебное пособие для вузов. М.: Аспект Пресс, 2003.). Здесь мы восстановили главу о советских и американских рабочих с пояснением, что цензура ее изъяла в первом издании. Коля, получив подаренную книгу, звонит по телефону и говорит: «Что вы там нафантазировали? Какая цензура? Вы знаете, что редакция вообще отказывалась принять работу только потому, что был подзаголовок «Социологическое исследование»? Я, обормоты, вас спас, предложив убрать пятую главу». Видишь теперь, кто сыграл роль «крыши»? Да, забавная история. Подобных, видимо, было много... В нашем разговоре забавно, согласен.Но тогда вызывало иные эмоции. Поясню для молодых коллег, не прошедших советскую школу. Не помню в каком году, много после хрущевской «оттепели», некая И.Кальметьева публикует в виде массовой брошюрки общества «Знание» сочинение под заголовком «Фетишизация числа». Яростно воюет против заимствования «буржуазных» идей в духе «социология – продажная девка капитализма» (так обзывали кибернетику). Спустя пару лет после публикации этой «швондерехи» издательство «Знание» обращается ко мне с предложением написать массовую брошюру о методах социологического исследования. Я предложил Эдуарду Беляеву (Беляев Эдуард Викторович (р. 1936), эмигрировал в 1976 г., живет в Нью-Йорке, США), коллеге по лаборатории, написать в соавторстве. В основном, чтобы материально ему помочь, так как сам зарабатывал вполне прилично, а гонорары за просветительские публикации в те времена были в десятки раз выше нынешних. Не помню сколько, но очень немало. Мы лихо сочинили текст и отправили в издательство. Проходит время – молчат. Наконец присылают ответ со ссылкой на рецензию академика Д. И. Чеснокова (Чесноков Дмитрий Иванович (1910-1973).). Рецензия в духе Кальметьевой и отказ в публикации. Боря Фирсов (Фирсов Борис Максимович (р. 1929), Петербург. Б.М. Фирсов: "...О себе и своем разномыслии..." // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев, 2005. № 1. С. 2-12) говорит: ребята, это дело просто так оставлять нельзя. У меня в Москве есть друг – адвокат. Обращайтесь в суд. Аргумент прост: в официальном договоре с издательством сказано, что оно обязуется сообщить свое решение не позже такого-то срока. И далее: в случае нарушения договорного срока издательство выплачивает авторам указанный выше гонорар полностью. А срок-то давно прошел. Суд мы выигрываем и получаем свои «мильоны». Фирсов назвал это делом «Беляев и Ядов против знания». Что значит: «Когда Игорь Кон обратил меня в социолога...»? Игорь сыграл решающую роль в моем проекте профессиональной жизни. Понятие «проект» здесь уместно, ибо возник он благодаря Игорю, не был предначертан теми структурами, в которых меня формировали. Мы оба преподавали на философском истмат. И однажды Игорь говорит: «Володя, мне попалась книга Гуда и Хатта о методах социологического исследования (Goode W.J., Hutt P.K. Methods in Social Research. New York: McGraw-Hill, 1952.). Посмотри, я думаю, тебе будет интересно». Почему он так решил? Не знаю, хотя догадываюсь. В отличие от него, в полном смысле академического ученого, который все время проводил в библиотеке и за своим рабочим столом, я с энтузиазмом занимался общественной работой, бегал по собраниям и прочее. Кстати, однажды на комсомольском собрании (присутствовал на факультетском как заместитель секретаря комитета комсомола ЛГУ) я обрушился на своего товарища с яростной критикой по поводу какого-то его высказывания, показавшегося мне сомнительным в смысле «большевистской зрелости». Игорь потом не раз подшучивал, что Ядов чуть было не исключил его «из рядов». Видимо, он чувствовал, что эмпирическая социология ближе мне по характеру и темпераменту, нежели философия и кабинетная работа с книгами. Гуд и Хатт произвели ожидаемое впечатление. Тот же Кон посоветовал начать с изучения бюджетов времени. С помощью В.П. Рожина вместе с Андреем Здравомысловым создали социологическую лабораторию, куда вошел и Эдуард Беляев. Андрей перевел гудов-хаттовский учебник, который долго ходил по рукам в машинописном виде. Если полистаешь мое пособие по методам исследования, там немало ссылок на эту книгу. Игорь образовывал меня и по части истории социологии. Он опубликовал небольшую книгу по «критике буржуазной социологии» (Кон И.С. Позитивизм в социологии: исторический очерк. Л.: Изд. ЛГУ, 1964). Жанр критики пользовали тогда и другие философы-«шестидесятники», два Юрия – Асеев (Асеев Юрий Алексеевич (1928-1995)) и Замошкин (Замошкин Юрий Александрович (1927-1993).). В отличие от авторов типа Кальметьевой, они, прежде чем обсуждать Вебера, Дюркгейма или Парсонса, излагали их взгляды, приводя большое количество цитат. Я близко дружил и с Юрой Асеевым, так что немало для себя почерпнул из общения с обоими знатоками истории нашей науки. Времени на изучение трудов гигантов социологии решительно не было. Я взялся за статистику и консультировался по литературе у экономистов (факультет находился в том же здании). Особенно трудно давались хитрости выборочных методов. Решительно не мог понять требования к величине доверительного интервала ошибки выборки. Пришел к выводу, что для нас, социологов, такой «статистический фундаментализм» не подходит. Рассуждал так: этот интервал определен математическими, не социальными статистиками. Вынимают из мешка шары наугад и вычисляют, какое их количество позволяет достаточно точно определить пропорцию белых и черных в мешке. Нам, я рассудил, это не подходит. Потому что, как правило, вместо шаров имеем дело с нежестко очерченными «единицами анализа» вроде мнений и прочим. Мы выявляем всего лишь социокультурные тенденции, тогда как экономисты и, скажем, демографы несут профессиональную ответственность перед обществом и государством за предельно возможную точность данных. Их просчеты могут обернуться непоправимым ущербом общенационального масштаба. Поэтому я считаю, что за исключением электоральных (сейчас актуально, тогда, конечно, проблемы не было) и близких к ним опросов вполне достаточно указать достигнутую надежность, какова она есть. Конструкции социальной реальности, что мы фиксируем в массовых обследованиях, сами по себе «плывут», так что доверительный интервал ошибки может быть, например, на уровне 10–15%, а то и больше. Это зависит от предмета исследования. Знаю, что Шляпентох, которому ты отослал набросок интервью, не согласен. Приедет, поговорим. Он вообще «принципиальный» спорщик, готов страстно возражать себе самому как истинный ученый. Судьбоносную роль Игоря Кона я описал, согласен? Я не думаю, что о «человеке и его работе» сказано все... Возвращаясь к этому нашему исследованию, добавлю, что Андрей Здравомыслов предложил реинтерпретировать марксистское понятие «содержание труда». У Маркса – это экономико-социальная категория, то есть сущностное содержание труда при капитализме есть продажа своей рабочей силы пролетариями, а в коммунистическом обществе – «свободный обмен деятельностью», преодоление отчуждения. Андрей предложил ввести понятие «технико-технологическое содержание труда», соотношение физического и умственного в работе. Тогда мы и разделили рабочих на пять категорий, от конвейерного рабочего до наладчика автоматов. Мы исходили из того, что эмпирически проверить идею Маркса насчет превращения труда в первую жизненную потребность можно лишь в сравнительном исследовании по единой методике. По Марксу социализм – преддверие коммунизма, так что мы прямо ставили задачу эмпирически проверить, насколько советское общество приближается к этой двери в свободу. И тут подвернулся Фредерик Херцберг из Айовы. Мы нашли его по книгам, которые библиотека ЛГУ получала по обмену из Хельсинкского университета (с Финляндией очень дружили). Видим, что это именно тот человек, который нам нужен: одна книга – анализ динамики удовлетворенности работой американцев чуть ли не за 40 лет, другая – собственная теория о внутренней и внешней мотивации труда. Класс! Пишем «на деревню дедушке», и, представь, он приехал в Питер, в нашу лабораторию. Она размещалась на втором этаже Меньшиковского дворца, аккурат напротив Медного всадника. Огайский университет оплатил его затраты, а как наши пустили – не знаю. Оказался совершенно своим парнем. Стрелок бомбардировщика при вторжении в Италию, человек с прекрасным чувством юмора. Он без возражений согласился провести общенациональный опрос молодых американских рабочих по нашей методике без единой поправки, так как мы уже заканчивали полевые работы. Чудо, он выполнил обещание... Но времена-то брежневские. Нам нужны сырые данные для разных способов анализа, а цензура пропускает лишь письма с его текстами. В 1964-м я вернулся домой после стажировки в Англии и, пользуясь доверием КГБ (ясно, что в Англии «выполнял их задание»), отправился на конференцию в Вену. Подходит некий красавец вроде Джеймса Бонда (на заседаниях слова не произнес), говорит: «Я привез пакет от профессора Херцберга», – и передает рулон табуляграмм. Представляешь мою радость? Приезжаю в Ленинград, и прямо на перроне – нашенский «бонд», который меня курировал. Оттеснил Люку (Жена В.А. Ядова - Лесохина Людмила Николаевна (1928-1992).) и говорит: «У вас пакет из Вены. Прошу мне отдать». Я: «Ну, слушайте, надо ворошить чемодан, давайте завтра утром». Соглашается. Звоню ребятам, и всю ночь мы переписываем статистики с рулонов. Не успели, а «бондяга» явился поутру, и – что делать? – забрал. Несчастная глава в книге написана не вполне аккуратно, так как мы рассчитывали разные индексы, которые Фредерик не использовал. Вопрос: кто донес в Москву? Подозреваю одного друга-болгарина, больше некому. Херцберг опубликовал в «Нью-Йорк Таймс» статью, в которой писал, что трудовая мотивация советских рабочих практически не отличается от американской. Я написал в «Вопросы философии» статью под лихим заголовком «Давайте смотреть фактам в лицо». Аргументы те же, что и в недавнем переиздании нашей книги. Верно, советские и американские равно различаются в их мотивации в зависимости от содержательности труда. С одним «но» – у американцев независимо от характера работы на первом месте – озабоченность занятостью, страх увольнения. В последней книге есть глава о постсоветской ситуации. Мой сын Коля (Ядов Николай Владимирович (р. 1957), Петербург) провел исследование буквально на тех же питерских заводах и рабочих местах, где были заняты молодые сорок лет тому назад. Вывод нетрудно предугадать: сегодня мы от них не отличаемся. Но история с Херцбергом на этом не кончается. Прервалась переписка. Молчит. Когда я стал директором ИС во время перестройки, первый раз еду «руководителем делегации» советских социологов в США. Фредерик прилетает в Нью-Йорк со всей семьей, уже далеко не молодой. Говорит, что не писал, чтобы гэбе нас не прихватило. Вот парень! Я предложил ему дать статью в «СОЦИС» (сам переводил). В 2000-м он умер. И дай ему бог покоя на том свете. Критиковали ли ваш проект и книгу советские философы? Что их не устраивало? Критиковали. Но одно дело – критика философов, тем более – «научных коммунистов» и совсем другое – полемика с коллегами. Великолепен сюжет с академиком Митиным (Митин Марк Борисович (1901-1987)). Морозы после «оттепели» еще не настали. Я был чем-то вроде руководителя социологической секции в Доме партпросвещения. Семинар, на котором мы с Андреем докладываем о предварительных результатах исследования. Является академик. Выступает: мы, говорит, приветствуем социологию, но такую, «которая нам нужна» (буквально). Как это у вас получается, что столько-то процентов рабочих недовольны своей работой? Это неправильно. Другое дело – критика коллег. Главный оппонент до сего дня – Владимир Магун (Магун Владимир Самуилович (р. 1947), Москва.). Он считает, что выявление мотивации через соотнесение общей удовлетворенности работой с суммой составляющих – удовлетворенностью разными элементами производственной ситуации – не позволяет схватить социальную обусловленность мотивации труда. У нас это – показатель индивидуально-личностного отношения к работе. Антимагунские аргументы со статистическими выкладками мы с Андреем Здравомысловым изложили в последней книге. Кстати, о ее названии. Мой тесть Николай Григорьевич, журналист, говорил: название – это штука наиважнейшая. Именно он придумал название. Оно было удачно потому хотя бы, что Леонид Гордон (Гордон Леонид Абрамович (1930-2003).) и Эдуард Клопов (Клопов Эдуард Викторович (р. 1930), Москва.) озаглавили свою великолепную монографию «Человек после работы». И, слушай, открываю какой-то англоязычный журнал и читаю, что американец, не помню имени, опубликовал книгу точно под тем же титулом – «Man and His Work». Добываю книгу. Слава Господу, – журналист. Хотя бы такое утешение. Сегодня сказал бы, что он провел исследование в духе качественной методологии. Мы – количественно- качественной. Знай наших! Под редакцией Игоря Голосенко (Голосенко Игорь Анатольевич (1938-2001).) была опубликована библиография дореволюционных работ по социологии... в частности, туда входили несколько работ по социологии труда... Были ли у вас возможность, желание, изучить, что же было до революции? Я не читал работу Голосенко. Но сильно сомневаюсь, что до 1917 г. были публикации в этом именно плане – отношение к труду. Конечно, широко известна дискуссия по «рабочему вопросу». Благодаря Борису Фирсову мы узнали об архиве Тенешева, содержащего материалы о крестьянах и их отношении к труду. Реально все началось с Гастева (Гастев Алексей Капитонович (1882- после 1938)) и Центрального института труда. Цитовцы адаптировали Тейлора и его последователей к советским условиям. Нам было особо важно ухватить различия в мотивации полуграмотных работниц и рабочих массового производства вскоре после Октября и тех, с кем мы имели дело в шестидесятых. Один из ключевых выводов нашего исследования – эффект «излишнего» образования ленинградских молодых рабочих. Этот ресурс они в большинстве своем использовать не могли. Цитовцы же рассматривали научную организацию труда (НОТ) как систему указаний, советов типа: проверь, все ли инструменты готовы к работе, аккуратно разложи их, чтобы не глядя взять нужный и т.п. Вообще, эвристическая ценность публикаций царско-романовского периода, первых пятилеток, военного периода 1941–1945 и двух пятилеток послевоенного времени, так или иначе относящихся к нашему исследованию, не представлялась высокой. Главная проблема состояла ведь в том, чтобы понять, становится ли труд первой жизненной потребностью, как декларировалось в 1960-е. Дореволюционная рабочая Россия великолепно описана классиками литературы и представлена бурлаками Репина и «Эй, ухнем!» шаляпинским басом. Какая там загадка с мотивацией? Полурабский труд. После Октября Троцкий инициировал «трудармию», в Отечественную все жили единственной мыслью: «мы за ценой не постоим» и далее – «восстановим народное хозяйство во что бы то ни стало». Бригады коммунистического труда в хрущевское время – вот что нам было интересно. В последней книге приведены статистики, которые говорят о том, что участники этих бригад по индексам ответственности и продуктивности ниже средних! Правда, и в первой публикации мы писали, что «ударники» часто говорили, что не знают, участвуют ли в этом движении. Статистик не приводили. 3. Поговорим о марксизме Чувствовали ли вы тогда себя скованными тем, что работать надо было лишь в рамках марксизма? Какая, Боря, скованность? Мы и были марксистами, но такими, которых потом окрестили идеалистами - шестидесятниками. Важно заметить, что в тот период марксизм как-то уютно совмещался с парсонианским позитивизмом. «Бульдозер» (как его назвал Грушин (Грушин Борис Андреевич (р. 1929), Москва. См.: Докторов Б.З., Грушин Б.А. Четыре десятилетия изучения российского общественного мнения // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2004. № 4. С. 2-13.)) М. Руткевич (Руткевич Михаил Николаевич (р. 1917), Москва), директор ИКСИ, писал о «социальных перемещениях» (читай – мобильности) и проч. Он же опубликовал сборник Андрея Здравомыслова с его предисловием и переводами Парсонса (Парсонс, Талкотт (Parsons, Talcott), (1902-1979).). Почему так? Парсонс отлично отвечал интересам брежневских прагматиков: стабильность системы. Я определенно был марксистом и сегодня никоим образом этого не стыжусь, много пишу о полипарадигмальности современной социологической теории, причем Маркс занимает далеко не последнее место, он рядом с Вебером. Оба анализировали именно капиталистическое общество, оба пользовались понятием «класс». Однако Маркс и Энгельс придавали своей классовой теории идеологическое значение, видели в ней теоретическое основание грядущей мировой революции, а Вебер, напротив, утверждал ценностную нейтральность социолога. Маркс поляризировал труд и капитал. Вебер фокусировал внимание на множественности неравенств на рынке труда и капиталов, использовал понятие социального ресурса, что у Бурдье преобразовалось в социальный капитал. Маркс – величайший мыслитель. Он прописан во всех западных учебных пособиях по социологии. Одна идея об отчуждении личности наемного работника (пролетария) стоит ничуть не меньше концепции социального действия Вебера. Не надо забывать, что Маркс намеревался совместить свой эконом-детерминистский подход с культур-детерминистским. Он набросал план четвертого тома «Капитала», где использовал понятие «азиатский способ производства». Азиатский способ тем отличается от европейского, что государство доминирует в экономике, рынок регулируется, не свободен. Спустя столетие экономисты Поланьи (Поланьи, Карл (Polanyi, Karl 1866-1964).), Норт (Норт, Дуглас (North, Douglass, р. 1920).) и другие «открыли», что социальные (социо-институциональные) факторы вдвое (Норт подсчитал) доминируют над собственно экономическими: национальным доходом, темпами роста, уровнем инфляции, собираемостью налогов, открытостью внешней торговли и др. Поланьи предложил концепцию институциональных матриц восточной и западной культур. Восточная– иерархическая (государство лидирует, гражданское общество – периферия), западная – горизонтальная, имеет место договор между обществом и государством. По сути, нынешние неоинституционалисты подпитываются интеллектом Маркса. Отношение к марксизму у нас сегодня разное, как и вообще ко всему, что связано с недавним прошлым. Расскажу тебе об одном «знаковом» событии. Научный семинар по случаю основания Горбачевского фонда. Александр Яковлев (Яковлев Александр Николаевич (р. 1923), Москва.), его исполнительный директор, выступает с длинным докладом на тему: что из социальной теории XX века войдет в будущее столетие? Не меньше трети времени, как говорила моя трехлетняя внучка, «выругивает» Маркса. Вопросы. Леня Гордон встает с места первым и говорит: «Александр Николаевич, я не был членом партии, Вы были секретарем ЦК по идеологии. Что Вы все-таки находите ценного у Маркса?» Оратор бросает в ответ: «Если хотите найти ценное, пригласите другого докладчика». Когда я рассказал эту историю Шляпентоху (Шляпентох Владимир Эммануилович (р. 1926), эмигрировал в США в 1979 г. Ист-Лэстинг, Мичиган, США), он со своей искрометностью среагировал: «Вот тебе пример «кассетного мышления» – одну кассету вынул, другую вставил». Какова философская база современной российской социологии? Общепринятой базы нет. Михаил Николаевич Руткевич, которого я уважаю за преданность принципам, написал статью в СОЦИС о Ядове как «флюгере». Он имел в виду мои публикации относительно полипарадигмальности современной теоретической социологии. Нынче это общепринятая формула; сегодня у нас, как в Греции, «все есть». Есть марксисты-фундаменталисты, марксисты с «организмическим» уклоном (совмещение Дюркгейма и др. с марксизмом), неомарксисты активистского толка. Лидер этого направления Борис Кагарлицкий (Кагарлицкий Борис Юльевич (р. 1958), Москва.), кстати, читает курс в нашем институте. Есть и неовеберианцы: Юрий Давыдов (Давыдов Юрий Николаевич (р. 1929), Москва) пишет о России «в свете веберовского различения двух видов капитализма» (Давыдов Ю.Н. Российская ситуация в свете веберовского различения двух видов капитализма. Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В.А. Ядова. М.: Канон-Пресс, 2001). Он извлек из Вебера идею спекулятивного капитализма, в отличие от продуктивного, и приложил ее к политике первого президента, а сегодня – и к Путину. Наш российский рынок спекулятивный. Магнаты извлекают прибыль из торговли природными богатствами и игры на валютной бирже. При Ельцине были так называемые уполномоченные правительством банки, которые оперировали с бюджетными средствами, при Путине таковые заменены тендером конкурентов, где победитель назначен. Давыдов ссылается на Вебера, который писал о практике римских императоров брать взаймы на очередной военный поход у тогдашних ростовщиков и возвращать кредит из награбленного и продажи рабов. В нашей сегодняшней социологии предостаточно парсонианцев, которые утверждают логику социокультурных систем (они же в каком-то смысле питиримсорокинцы, так как он раньше Парсонса эту парадигму предложил). Бурдьевисты из поколения около сорокалетних просто одолевают, постмодернистов не очень много, но ихний вокабуляр освоили. Пару лет назад на конференции «Куда идет Россия?» у Заславской (Заславская Татьяна Ивановна (р. 1927), Москва) – Шанина (Шанин, Теодор (Shanin, Theodor, р. 1930), английский историк и социолог, возглавляет созданную им Высшую школу социальных и экономических наук, Москва) Лена Здравомыслова (Здравомыслова Елена Андреевна (р. 1953), Петербург), умница в точном смысле слова, на пленарке говорит примерно следующее: «...дискурс между народом и властью...». Я вскакиваю: «Лена, как можно говорить таким языком?» Понятийный словарь социологии должен все же соответствовать объекту анализа. «Дискурс» в данном случае понимается как базар в пивной. Что можно сказать о перспективах марксизма в России? Скажу так. Ральф Дарендорф (Дарендорф, Ральф (Dahrendorf, Ralf), (р. 1929)) в период начала посткоммунистических трансформаций писал о пост-состоянии, что в нем противоборствуют две тенденции: публичное отвержение прошлого и его вползание во все поры «постобщества». Ельцин после того, как слез с танка, но еще не «работал с документами» так часто, как в конце своего президентства, произнес известную фразу, обращенную к руководству республик: «Берите власти столько, сколько сможете удержать». Точно по формуле Дарендорфа. Если в СССР общие интересы (будь то школьный класс или все общество), декларировались как наиважнейшие, а частные – как им подчиненные), то Ельцин провозгласил нечто прямо противоположное. Теперь Путин восстанавливает первенство общенациональных интересов, как принято на Руси, перегибая палку. Ленин любил повторять фразу Плеханова: «Чтобы выправить линию, надо перегнуть палку в другую сторону». С марксизмом то же самое. Публично мало кто именует себя марксистом, хотя и таких хватает. Институт экономики Абалкина (Абалкин Леонид Иванович (р. 1930), Москва) – твердые марксисты, которые этим гордятся. Исходя из положения, что бытие определяет сознание, я уверенно прогнозирую ренессанс марксизма в разных неовариантах. Возьмем Марксову концепцию рабочего класса. Российские наемные работники физического или иного труда – типичный класс эксплуатируемых. Но это «класс в себе», он не стал коллективным субъектом социального действия. Много ли выступлений в поддержку забастовщиков? Наемные работники в целом не созрели до состояния «класса для себя». В странах Евросоюза картина противоположная и наемные работники и работодатели четко сознают несходство интересов. Действуют, однако, не по «Коммунистическому манифесту», но следуют идеологии партнерства. В Конституции ФРГ говорится, что Германия является «демократическим и социальным государством». Отсюда – законы о труде, диктующие процедуры переговорного процесса между профсоюзами и хозяевами предприятий. Мне посчастливилось присутствовать на таких перегов


	Фрагмент беседы с Владимиром Алексеевичем Ядовым, записанной фондом «Устная история».
	Записано 15.01.2014
Помощь по воспроизведению

Биография

Защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме: «Идеология как форма духовной деятельности общества».

В конце 50-х годов организовал лабораторию социологических исследований при ЛГУ, которая впервые в СССР стала изучать трудовую мотивацию и ценностные ориентации.

Научная деятельность

Ведущий российский социолог, специалист в области социологии труда и экономической социологии , автор первого в России учебника по методологии социологического исследования: «Стратегия социологического исследования» . Этот учебник до сих пор является базовым для социологических факультетов в России .

Занимал руководящие посты в Международной социологической ассоциации , Европейской ассоциации экспериментальной психологии, возглавлял Российское общество социологов , Институт социологического образования Российского центра гуманитарного образования, работал в качестве эксперта международных и российских научных фондов, председателя Диссертационного совета, члена Высшего аттестационного комитета РФ . Почетный доктор университетов: Самарского , Харьковского , Хельсинки , Тарту , .

Главный редактор «Социологического журнала» . Член международного редакционного совета журналов «Личность. Культура. Общество », « .Член Международного Консультативного совета журнала «Социологическая наука и социальная практика », член Редакционного совета журнала «Социология: методология, методы и математическое моделирование » («Социология: 4М»), член Редакционного совета журнала «Коммуникология » ,член Редакционной коллегии «ИНТЕР».

Научные труды

Монографии

Идеология как форма духовной деятельности общества. Л., изд. ЛГУ, 1961
Тайна лжи. Заметки о теории и методах буржуазной пропаганды. М., Политиздат , 1963.
Методология и процедуры социологических исследований. Тарту, 1968
Социологическое исследование. Методология. Программа. Методы. М., 1972
Социологические методы исследования клубной работы. М., 1986
Социологическое исследование. Методология. Программа. Методы. М., Наука , 1987
Социологическое исследование. Методология. Программа. Методы. Самара, 1995
Ядов В. А., Семенова В.В. , М., 1998, 1999, 2000
/ Учебное пособие для вузов. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Аспект Пресс, 2003. - 485 с.
/ В. А. Ядов. - 3-е изд., испр. - Москва: Омега-Л, 2007. - 567 с. - ISBN 5-365-00446-9 . - ISBN 978-5-365-00446-7 .
Изд. второе, исправл. и дополн. - СПб.: Интерсоцис, 2009. - 138 с. («Социополис»: Библиотека современного социогуманитарпого знания)

Статьи

Беляева Л.А. , Давыдов А.А. , Данилов А.Н. , Докторов Б.З. , Лапин Н.И. , Левашов В.К. , Немировский В.Г. , Тихонов А.В. , Толстова Ю.Н. , Тощенко Ж.Т. , Ядов В.А. // Социологические исследования . - 2005. - № 10. - С. 3-21.
Ядов В. А. // Социологические исследования . 2014. № 7, C. 47-50.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 2013. № 2. С. 158-161.
Ядов В.А. // Социологические исследования . 2012. №4. С. 3.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2011. № 1. С. С. 128-130.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2010. № 3. С. 163-168.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2009. № 1. С. 145-154.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2009. № 2. С. 128-130.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 2009. № 2. С. 135-136.
Ядов В.А. // Россия реформирующаяся: Ежегодник - 2010. Выпуск 9. - М.: Новый Хронограф, 2010. - С. 20-23.
Ядов В.А. // Россия реформирующаяся. Ежегодник / Отв. Ред. М.К. Горшков. - Вып.7. - М.: Институт социологии РАН, 2008. - С. 16-23.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 2008. № 2. С. 147-149.
Заславская Т.И., Ядов В.А. // Социологический журнал . 2008. № 4. С. 8-22.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2008. № 2. С. 161-164.
Ядов В.А. // Социологические исследования . 2008. №4.
Ядов В.А. // Социологические исследования . 2008. №6.
Щербакова И.В., Ядов В.А. // Социологический журнал . 2007. № 4. С. 138-148.
Данилова Е.Н., Ядов В.А. // Социологические исследования . 2007. №7.
Ядов В.А. // Россия реформирующаяся. Ежегодник / Отв. Ред. М.К. Горшков. - Вып.6. - М.: Институт социологии РАН, 2007. С. 12-23.
Ядов В.А. // Социологические исследования . 2006. №8.
Ядов В. А. // Социология: методология, методы, математическое моделирование. 2005. № 20. С. 5-9.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 2004. № 1-2. С. 209-217.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2004. № 1-2. С. 206-208.
Данилова Е.Н., Ядов В.А. // Социологические исследования . 2004. №10.
Ядов В.А. «Посткоммунистические» трансформации с позиций современных теорий // Россия реформирующаяся: Ежегодник - 2004 / Отв. ред. Л.М. Дробижева. - М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 346-355.
Климова С.Г., Клемент К.М., Ядов В.А. Практики узаконенных и неформальных правил трудовых отношений на российских предприятиях. Плюсы и минусы.// Россия реформирующаяся: Ежегодник -2003 /Отв. ред.Л.М. Дробижева - М.: Институт социологии РАН, 2003. С.93-126.
Ядов В.А. Некоторые социологические основания для предвидения будущего российского общества// Россия реформирующаяся / Под редакцией Л.М. Дробижевой. - Academia, 2002. С. 349-363.
Лапин Н.И., Осадчая Г.И., Ядов В.А.. // Социологические исследования . 2002. №2.
Ядов В.А. // Социологические исследования . 2002. №5.
Ядов В.А. А все же умом Россию понять можно // Россия трансформирующееся общество / Под редакцией В.А. Ядова. - М.: Издательство «КАНОН-пресс-Ц», 2001. C. 9-20.
Ядов В.А. // Социологический журнал. 2001. № 1. С. 163-172.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 1997. № 3. С. 77-91.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 1996. № 1-2. С. 89-92.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 1995. № 2. С. 70-72.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 1995. № 1. С. 5-9.
Ядов В.А. // Мир России. 1995. №3-4.
Ядов В. А. // Мир России. 1995. №3-4.
Ядов В.А. // Социологический журнал . 2003. № 3. С. 5-20.
Ядов В.А., Мешкова Е.Г. // Социологический журнал . 1994. № 4. С. 197-198.
Ядов В. А. // Социологический журнал . 1994. № 1. С. 35-52.
Ядов В. А. // Социология: методология, методы, математическое моделирование. 1991. № 1. С. 14-31.

Составление и научная редакция

/ Под общ. ред. В. А. Ядова, Е. Н. Даниловой, К. Клеман. - М.: Логос, 2010. - 388 с. ISBN 978-5-98704-521-3
/ Сост. Е. Н. Данилова, О. Оберемко, В. А. Ядов. - СПб: Издательство РХГА. 2006. -352 с. ISBN 5-88812-2351
/ Под общ. ред. Е.Н. Даниловой, В.А. Ядова, Пан Давэя. – М.: Логос, 2012. – 452 с. ISBN 978-5-98704-699-9
2-е расширенное изд. - М. : ЦСПиМ, 2013. - 376 с. ISBN 978-5-906001-04-7

Материалы о В. А. Ядове

: [сб.] / [ред.-сост. Е.Н. Данилова и др.] ; Ин-т социологии РАН. - М.: Новый хронограф, 2009.

/ Отв. ред. и авт. предисл. Г.С. Батыгин; Ред.-сост. С.Ф. Ярмолюк. - СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1999.

«Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. Часть 1. 2005. No 3. С. 2-11; 2005. №4. С. 2-10.

(Интервью Л.Козловой)

(Беседовала Л. Борусяк)

(Интервью Б. Докторову)

Шалин Д. // Вестникм Общественного мнения. No 3–4 (121) июль–декабрь 2015

(из переписки с Б.Доктровым) // Социологический журнал. 2015. Том 21, №3. С. 146-154.

Напишите отзыв о статье "Ядов, Владимир Александрович"

Примечания

Литература

Латова Н. В. // Кругосвет
/ Б. З. Докторов . - М. : Радуга, 2016. - 116 с

Ссылки

на сайт ИС РАН
на сайте МГУ
на сайте НИУ ВШЭ

Отрывок, характеризующий Ядов, Владимир Александрович

– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.

Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Владимир Александрович Ядов

На своем заводе Ядов как профессиональный философ вел политзанятия.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Основные черты развития промышленной цивилизации. Общественно-политические движения и партии конца XIX начала XX-х веков в России. Особенности охраны памятников истории рубежа XIX-XX веков. Формирование современной новейшей истории.

контрольная работа , добавлен 29.11.2006

Изучение Стрелецкого войска как одного из видов военного образования ХVI–ХVII веков. Основные предпосылки его формирования и история образования. Исследование наиболее значимых событий в истории России, в которых принимали участие стрелецкие полки.

реферат , добавлен 26.02.2015

Князь Владимир до крещения: его жизнь, деятельность, идеи. Начало княжения. Язычество славян. Первый этап религиозной реформы Владимира. Причины принятия христианства. Крещение князя Владимира и его народа. Итоги и последствия принятия христианства.

реферат , добавлен 10.04.2007

Биографические сведения о Фридрихе Иосифе Гаазе. Участие в Отечественной войне 1812 г. военным доктором. Заведование Павловской больницей, общественная деятельность. Двадцать лет на поприще тюремного врача, заслуги в данной области. Жизнь после смерти.

контрольная работа , добавлен 09.06.2009

Биография, научная деятельность и общественно-политическая жизнь В.И. Вернадского. Его участие в земском движении, в работе "Союза Освобождения". Борьба за университетскую автономию, деятельность в партии кадетов. Отношение ученого к Советской власти.

курсовая работа , добавлен 25.12.2013

Исследование крепостничества как совокупности юридических норм феодальной России, закреплявших наиболее полную и суровую форму крестьянской зависимости. Необходимость и значение экономических реформ XIX и начала ХХ веков. Развитие самоуправления на селе.

контрольная работа , добавлен 26.06.2011

Иосиф Виссарионович Сталин - российский революционер, советский политический, государственный, военный и партийный деятель, крупнейшая фигура мировой истории. Жизнь и государственная деятельность Сталина, историко-биографическая особенность личности.

реферат , добавлен 29.12.2011

Жизнь и деятельность Махмуда Ахмадинежада. Участие в исламской революции в 1979 г., захват посольства США. Участие в президентских выборах. Публичные заявления Ахмадинежада по Израилю, иранский ядерный проект и отношение к шариатскому законодательству.

курсовая работа , добавлен 19.12.2011

Детство, юность Владимира Ленина. Начало революционной деятельности. II Съезд РСДРП 1903 г., революция 1905 – 07 г.г., борьба за укрепление партии, годы нового революционного подъема, период первой мировой войны, революция 1917 г. Основание СССР (1922 г

реферат , добавлен 08.01.2006

Жизнеописание первого русского патриарха Иова, его деятельность в Смутное время - XVI-XVII вв. Формирование личности, его эволюция на протяжении жизненного пути. Место и роль патриарха в жизни церкви и государства, его влияние на государственные дела.

СЕГОДНЯ УТРОМ УШЕЛ ЯДОВ

Из множества откликов на это горестное известие, которыми переполнена моя (и не только моя) почта, изберу пока только два, с которыми глубоко солидарен. А. Алексеев. 2.07.2015. 13:30.

Яков Гилинский:

Уходит наше поколение. Уходят лучшие. Невозможно представить себе российскую социологию без Владимира Александровича Ядова. Его заслуги перед Наукой, перед коллегами, перед последующими поколениями столь велики, что их невозможно (да и не нужно, наверное) перечислять в последних словах памяти об Ученом и Человеке.

Сам Владимир Александрович до последних дней оставался преданным Делу, которому он служил. Его «Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российских трансформаций» (2009) содержит необъятное поле для размышлений и исследований, а в 2013 г. выходит расширенное издание его любимой диспозиционной концепции. Организаторский талант В.А. Ядова позволил создать первую в СССР социологическую лабораторию в ЛГУ, в течение многих лет руководить Институтом социологии АН СССР/ РАН.

Нельзя не отметить человеческие качества профессора В.А. Ядова. Всегда внимателен, всегда доброжелателен, всегда рад выслушать что-то новое, задуматься над этим и высказать свое мнение.

Прощай, дорогой Владимир Александрович!

Роман Ленчовский:

Очень грустно... Да, друзья, уходит эпоха... Но - не вся, не во всём...

Близкие коллеги и прямые ученики... Последующие поколения учеников... Книги... "Аура" общения... Этос... Нравственная, гражданская, научно-культурная эстафета... И даже ремесло, отношение к ремеслу...

Реальности обществ на пространствах обломков советской империи - ужасают, кого больше, кого меньше... (Чему-то, конечно, можно было бы и радоваться, скажем, самим "обломкам", но не об этом речь...). "Вызовы времени" были всегда, и наши Великие Учителя тем для меня (для нас, нашего круга) сверхзначимы, что вырабатывали инвариант адекватного "ответа"...

Вечная память...

Продолжаем публикацию откликов на кончину Владимира Александровича Ядова (1929-2015).

Владимир Костюшев,

Владимир Александрович Ядов - родной человек. Учитель в профессии и по жизни. Многие коллеги так могут сказать о Владимире Александровиче.

Ядов – имя нарицательное. Уже несколько десятилетий.

Вспоминаю: все основные события в профессии связаны с Ядовым - со студенческих лет. Как и другие, учился по его книгам – «Человек и его работа», «Социологическое исследование», «Портрет инженера», «Саморегуляция и прогнозирование», «Стратегия социологического исследования». Радовался каждой статье в журналах. Открыл социологию через Ядова, пришел в профессию из-за Ядова. Десять лет работал рядом, диссертацию защитил при его поддержке (В.А. не был руководителем, но без просьбы – как важно для молодого исследователя! - прилетел на защиту в Минск, и обсуждение работы превратилось в три часа интеллектуального праздника).

Ядов активно поддержал – интеллектуально и институционально, как исследователь и директор Института социологии - становление нового направления, которое мы с коллегами начали развивать в конце 1980-х – социологию общественных движений. И все последующие годы Владимир Александрович постоянно был рядом – участием, советом, поддержкой, шуткой. Как важны были вечерние беседы с Ядовым, когда заходил к нему в гости! Все конференции и семинары с участием Владимира Александровича - превращались в интеллектуальные события. Каким ярким, точным, ироничным был Ядов на международной конференции в честь Ленинградской социологической школы! И на недавней лекции в Вышке в СПб в честь 85-летия..

Считал за честь знакомить аспирантов с учителем: вот, Владимир Александрович, представляю Вам Ваших же «внуков». Позже с радостью узнавал уже «правнуков» Ядова. Как важно и как удивительно: каждый из отечественных социологов может сказать о личной причастности к Ядову и его Работе, об участии Владимира Александровича – через книги или общение - в профессиональной судьбе.

Как доблестно защищал Ядов честь профессии и профессионализм!

Как терпеливо и ярко объяснял другим призвание исследователя!

Как точно шутил – в самых серьезных нешуточных ситуациях!

Как остро переживал сегодняшние российские беды…

Ядова - так много. Вся жизнь. Слов не хватает.

Каждая встреча, со всеми деталями, дорога.

Светлая память Учителю. Благодарность.

Андрей Вейхер:

С первого моего впечатления (наверное, в 66 году) и до последней встречи в питерской Вышке Владимир Александрович удивлял и радовал поворотами своих мыслей и отношением к другим людям, их мыслям и делам. Абсорбировать лучшее из мыслей других, объединить сумму своей конструкцией в что-то новое, не становясь гуру, а делая собеседника соавтором - это он умел и любил делать. И в такой социологии очень хотелось жить, чувствуя, что творится умное, честное, важное и полезне. Как нам повезло! Проводим его - талант человеческий и научный, - восхищением такой большой жизнью!!!

Виталий и Екатерина Дмитриевские:

Чтим память большого ученого и прекрасного, достойного человека.

Михаил Борщевский:

Ольга Старовойтова:

Мне не пришлось работать с Владимиром Александровичем,
хотя и видела, и слышала его много раз.
Однако практически все мои родственники и друзья с ним
так или иначе сотрудничали, работали, дружили... Поэтому
кажется, что знала его всю жизнь...
У меня сложилось впечатление, что чуть ли не все вокруг
меня были то ли его коллегами, то ли учениками, и образ
Владимира Александровича для меня с юности был чем-то
вроде "отца современной социологии"... Даже не будучи
профессиональным социологом, читала его классические
книги. И это было ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО.
Помню, когда была "волна" избрания коллективами директоров,
В.А. Ядова выбрали. И мы после этого шли по Шпалерной
(тогда Воинова), нас было много, почему шли, куда шли? Не
помню, но шли от восторга, не расходиться же по домам,
будто ничего не произошло... И город был НАШ!
А вот 16 лет назад, когда мы начали проводить ежегодный
конкурс научных работ молодых людей памяти Галины
Старовойтовой, В.А. Ядов сразу откликнулся, горячо поддержал
идею и стал первым председателем жюри этого конкурса.
Ну, а первый - всегда первый. И за это ему - СПАСИБО.

Денис Подвойский

«Формула, ставшая известной благодаря историко-биографическим штудиям Бориса Докторова звучит так: алфавит российской социологии начинается с буквы «Я». Во всех «поминальных» списках (как их иронично именуют в научной среде), включающих «живых и вечно живых», классиков и современников, Владимир Александрович Ядов всегда занимал последнее место. Но все посвященные отлично знали ‑ откуда надо считать.

Об идейной эволюции и институционально-организаторском вкладе Владимира Александровича еще будут написаны статьи и книги, в обычной, нормальной обстановке – отнюдь не в формате некролога. Но и при его жизни всем в нашей дисциплине, независимо от специализации и идеологической позиции, было понятно – каково реальное распределение авторитета и заслуг. У российской социологии был свой непререкаемый авторитет, и это был Ядов. Его уважали и ценили все. Он дал дорогу многим и для многих был учителем, независимо от факта личного знакомства.

Так получилось, что В.А. Ядов ушел позже, чем его ровесники – товарищи по цеху: Ю.А. Левада, Т.И. Заславская, Б.А. Грушин, И.С. Кон, Ю.Н. Давыдов, В.Н. Шубкин, А.Г. Здравомыслов... Он четко ассоциировался с поколением, которое персонифицировал своим именем (поколение Ядова), теперь он его фактически закрывает. Геннадия Батыгина он хоронил как сына, с просветленным стариковским лицом и великой горечью в сердце. Если составить частотный именной указатель к многотомной летописи истории новейшей российской социологии, нет сомнений – кто окажется на первом месте, причем с огромным отрывом. И такая «наукометрия» будет говорить сама за себя…

Ядов был не только профессиональным социологом высшей пробы, он был «публичным социологом» с большой буквы, «социологом по жизни». Теоретическая и инструментальная «правда-истина» никогда не существовала для него в отрыве от практической и этически окрашенной «правды-справедливости», но и последняя, с другой стороны, никогда не подминала под себя и не отменяла первую. В этом смысле он был и оставался именно ученым, а не просто интеллигентом с морально и мировоззренчески фундированной жизненной позицией.

Российская социология сегодня переживает непростые времена (хотя для нее, кажется, никогда не было «простых времен»). Однако урок жизни Владимира Ядова близок уроку, озвученному его другом Юрием Левадой: надо продолжать работать, работать в любой, даже самой неблагоприятной обстановке. Ядовский стиль обществоведа – не стиль печального, пессимистичного философа. Он дает пример напряженной работы мысли в сочетании с прививкой от уныния и опускания рук. Такая мотивация очень нужна всем нам – поколениям российских социологов, которые продолжают его дело, протаптывая торную дорогу там, где он проходил по целине.

Светлая Вам память, Владимир Александрович!»

Олег Божков:

Говорят, незаменимых людей не бывает. Это неправда – каждый человек незаменим. Кем можно заменить ушедшего друга, учителя? Уход из жизни лидера ленинградской школы социологии это действительно невосполнимая утрата для российской социологии, для социологического сообщества, для его учеников, соратников и друзей. Хочется повторить знаменитые слова Вяземского на смерть А.С. Пушкина: «Закатилось наше солнышко».

Владимир Александрович был действительно светлым, солнечным человеком, с острым умом, богатым чувством юмора. Он был человеком доброжелательным, открытым к дискуссии, удивительно демократичным. Помню, как на одном из собраний сектора, которым руководил Ядов, (это было еще напротив Гостиного двора) молодой аспирант на какую-то реплику шефа воскликнул:

- Ну что за глупость?

- Ну, почему же глупость? - спросил Ядов.

Аспирант объяснил свою позицию, на что Владимир Александрович отреагировал в чисто ядовской манере:

В этом эпизоде он весь.

Тоже давний эпизод. Я одно время увлекся вязанием и вязал везде, в том числе и на собраниях, на конференциях. Однажды я опоздал на заседание сектора. Вхожу, извиняюсь за опоздание. Ядов мне говорит: «Да садись уже, сам себя наказал – уже небось пол носка связал бы, или что ты там сейчас вяжешь?»

Вспоминается еще один случай. Тогда разрабатывалась программа исследования «Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности». Презентация и обсуждение одного из первых вариантов этой программы проходила на спортивной базе тартуского университета в Кяэрику. Естественно, критики было немало. Но когда одна из сотрудниц и соавторов проекта начала «оправдываться», Ядов довольно резко пресек эту попытку: «Вера, мы ради критики сюда и приехали. Записывай все, что говорят, нам это очень пригодится». Мне эта реакция показалась странной, вроде бы не свойственной Ядову, но в ней он - тоже весь.

Острый ум, быстрая реакция, интерес ко всему, что происходит вокруг, всегда были ему присущи. На 4-м социологическом конгрессе, который проходил в Уфе, Ядов участвовал в работе шестых чтений памяти Валерия Голофаста, включенных в программу конгресса в статусе одной из его секций. Какие-то технические неполадки помешали нам начать работу секции. В аудитории оказалось много молодежи – студентов и аспирантов университета. Владимир Александрович, чтобы не терять времени даром, начал беседу со студентами. Сначала он задавал им вопросы об учебе, о том, почему выбрали ту или иную специальность, что хотели бы исследовать. А потом и студенты задавали Ядову вопросы. Беседа получилась настолько живой и интересной, что не хотелось её прерывать, хотя неполадки уже были устранены, и надо было начинать работу секции.

Ядов уже плохо ходил и в Уфе ему выделили персональную машину с шофером. Молодой парень как заботливая нянька опекал Владимира Александровича. В машине они всегда оживленно разговаривали на самые разные темы. Этот шофер просто влюбился в московского профессора. Да, и трудно было не влюбиться в него. Он со всеми держался очень просто и естественно, с неподдельным интересом к тому, с кем общался.

На одном из симпозиумов «Пути России» на пленарном заседании, и на секционных Владимир Александрович был очень активен. Он мог посреди доклада задать докладчику вопрос или вставить реплику. Я не помню случая, чтобы кто-то обиделся на него за это или разозлился. Ему это прощалось. В том числе и потому, что это никогда не имело цели как-либо уязвить докладчика, поставить его в тупик. Это всегда была живая и точная реакция.

И, конечно, в памяти возникает немало эстонских эпизодов. Семинары в Кяэрику по массовой коммуникации, которыми руководил избираемый народом «Сенат». Ядов был неизменным главой этого Сената. Семинары и уборка урожая на хуторе Тюйстре. И встречи с Ядовым на его хуторе Симуна близ Раквере, где он оборудовал небольшой музей народного быта, собрав разные старинные вещи. И даже когда у него уже плохо работали руки, он продолжал заниматься рукоделием.

А теперь вернусь к началу. Конечно, Владимир Александрович Ядов совершенно незаменимый человек и нам его будет очень и очень не хватать и как учителя, и как замечательного человека, и как надежного друга. Это воистину невосполнимая утрата. В наших воспоминаниях он всегда будет живым.

Борис Максимов:

Сейчас, когда эмоции несколько приутихли, можно сказать более спокойные слова об В.А. Ядове. Не в назидание другим – такие личности не служат образцом для подражания – а просто из почтения, сказать последнее спасибо и прости.

Спасибо, Владимир Александрович, за ту научную заботу, помощь, опекание, которые я чувствовал всю жизнь, как, наверное, и многие ваши ученики. Я знал, что есть на свете человек, не равнодушный ко мне, что я всегда могу придти. Спасибо за человеческую заботу, буквально как отца; я, во всяком случае, чувствовал за спиной отца. И это отеческое отношение проявлялось не раз и не по одному поводу.

Думаю, что многие ощущали это уникальное сочетание учености и человечности. Ядов являл собой как бы идеальный тип социолога, показывающего пример в органическом овладении социологией, вместе с тем не вознесшегося в своей учености, всегда открытого, доброжелательного, готового разговаривать с тобой, даже если несешь почти что чушь. Моя жена всю жизнь вспоминает, что когда она, на заседании в лаборатории в Меншиковском дворце, присутствовала – как студентка матмеха! – и стала возражать Ядову, то он не одернул ее, а совершенно серьезно вступил в разговор.

Прости, Владимир Александрович, что мы плохо защищали тебя при жизни. Помню, при защите докторской, в переполненном лектории истфака, самозваный «оппонент» Григорян зачитывал фактически клевету, но никто его не одернул, не подал реплику, народ молча взирал, как Ядов один должен был защищаться. А когда Ядова в Ленинграде лишили всех постов, ни один партийный коллега не сходил в Смольный и не сказал, что это просто на весь мир стыдно мирового масштаба ученого подвергать таким гонениям. Перестройка его спасла. Но московские коллеги не выдвинули его в числе первых в академики. Я сам в последнее время не преодолел свои немощи и не бросился на помощь. Прости, Владимир Александрович!

Владимир Паниотто:

2 июля умер один из основателей советской социологии - Владимир Ядов. Он много сделал и для развития украинской социологии, два месяца назад, в апреле, он был награжден медалью Социологической ассоциации Украины за выдающийся вклад в развитие социологической науки и образования в Украине. Многие пишут, что с его смертью ушла эпоха (ведь нет уже ни Здравомыслова, ни Игоря Кона, ни Грушина, ни Левады). Я познакомился с ним больше сорока лет назад, виделись не часто, но он сыграл важную роль и в моей жизни и в жизни Валерия Хмелько. Он оставался нормальным порядочным человеком в любых ситуациях, в том числе возглавляя много лет "главный" социологический институт СССР и России, что не просто. И сейчас, во время войны и массового психоза, его позиция позволяла понять, что это не ты сошел с ума, а что-то не так с российским обществом (с украинским, конечно, тоже, но другое). Я любил Владимира Александровича и очень грустно, что его уже нет.
**

Валерий Хмелько:

Тяжело переживается смерть Владимира Александровича… Очень тяжело… Ощущение такое, будто уходит часть собственной жизни.. Той, которая для меня началась в 1970 году со знакомства с самим Владимиром Александровичем и с опубликованными им в том же году тезисами доклада на международном коллоквиуме по социальной психологии в Тбилиси.
Для науки же, для социологии и социальной психологии личности, историческими вехами станут со временем, думаю, две публикации Владимира Александровича. Первой статьи о диспозиционной регуляции социального поведения личности, опубликованной в 1975 году и опубликованных в 1979 году диспозиционной концепции личности и результатов ее верификации в уникальном эмпирическом исследовании «Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности», выполненного по инициативе и под руководством Владимира Александровича Ядова.

СТРАНИЦЫ ПАМЯТИ В.А. ЯДОВА:

ИЗ КНИГИ: АЛЕКСЕЕВ А.Н. И ЛЕНЧОВСКИЙ Р.И. ПРОФЕССИЯ - СОЦИОЛОГ… ТОМ 2. СПБ.: НОРМА. 2010

Тяготение, которое не тяготит. В.А. Ядову – 80 лет

Если для младших поколений российских социологов Владимир Александрович Ядов все же «далекая звезда» - хоть можно и книги почитать, и лекции послушать - кому бы молодому такая активность! - то для старших и средних поколений он слишком значим профессионально и по-человечески, чтобы не оставаться постоянно в поле его притяжения. Замечательно, что это «тяготение» не тяготит, и как бы даже не ощущается. Просто невозможно себя представить «вне» этого поля.

Далеко не безупречный и не репрезентативный онлайновый опрос «Демоскопа- Weekly » середины прошлого года, тем не менее, не мог не отобразить ядовское первенство в популярности среди коллег, ближних и дальних.

Ядов – харизматический лидер, каковым стал очень рано и остается на протяжении многих десятилетий, независимо от возраста, чинов и званий.

Я ограничусь здесь одним документированным эпизодом, вроде не таким уж и существенным, однако показательным.

В 1979 г., Ядову, самому известному из советских социологов, только что проведшему панель (повторное исследование) «Человека и его работы» и издавшему «Саморегуляцию и прогнозирование социального поведения личности», уже смещенному с поста заведующего отделом Института социально-экономических проблем АН СССР, но еще не изгнанному из него (чем этот институт, понятно, себя прославил), исполнилось «всего лишь» 50 лет. Обстановка в том институте была довольно напряженной, и надо было так составить юбилейный адрес, чтобы его, не задумываясь, подписали все – от лаборанта до директора.

Мы, сотрудники сектора социальных проблем личности и образа жизни, проявили чудеса изобретательности, чтобы облечь свои искренние чувства в достаточно казенные слова, за которыми эти чувства, однако, просвечивали. И сочинили:

«Удивительно молодой старейшина» (В. А. Ядову – 50 лет)

Дорогой Владимир Александрович!

В день Вашего 50-летия коллектив Института социально-экономических проблем АН СССР хочет выразить свою глубокую удовлетворенность и осознанную гордость тем, что Вы являетесь его членом. Ваш славный жизненный и трудовой путь представляется Вашим коллегам неотделимым от исканий и достижений современной советской социологии, своего рода олицетворением ее исторического пути. В Вашей научной деятельности счастливо сочетались первооткрывательство и развитие заложенных Вами научных направлений, будь то современная отечественная социология труда, социология личности, разработка методологических проблем социологических исследований. Общепризнанные успехи отечественной социологии за последние 20 лет во многом обусловлены Вашим вкладом. Воспитатель целой плеяды исследователей, ныне работающих во всех концах страны, Вы являетесь удивительно молодым старейшиной советских социологов, неиссякаемым «генератором идей» и «стимулятором открытий». Органическое сочетание научной и гражданской позиции, партийная принципиальность и человеческое обаяние, свойственные Вам, позволяют сегодня сказать, что коллеги и друзья видят в Вас подлинного Рыцаря советской социологической науки.

Желаем Вам, Владимир Александрович, новых открытий и творческих озарений, жизненных радостей и достижений в третьем 25-летии Вашей жизни!

Этот адрес интересен и тем, когда именно он был написан (1979), и тем, сколько лет было юбиляру (50). Такая получилась «точка пересечения биографии и истории» (пользуясь выражением Ч. Р. Миллса).

В 1999 г. Ядову исполнилось, понятно, 70. И текст этого самого адреса был произнесен и вручен ему (в ту пору уже 10 лет как директору головного социологического института страны) повторно. И ведь не устарело! Замечательна верность Ядова самому себе, тому, каким его видят окружающие, и тому месту, которое занято им в современной российской социологии, какие бы должности ни занимал.

И вот теперь – 80-летие. Почти все пожелания коллег и друзей, высказанные 30 лет назад, сбылись. Хоть было за эти десятилетия немало не только радостного, но и горького.

…А зачем я все это пишу? Только ли для того, чтобы еще раз поздравить с юбилейной датой Учителя, Коллегу и Друга, сыгравшего столь важную роль в моей жизни? Нет. Зная Ядова, я уверен, что тот старый адрес не висит у него на стене в рамке под стеклом. И вновь врученный ему 20 лет спустя – тот же самый, но уже без золотого тиснения на папке - тоже куда-нибудь задевался.

А тут – сборник или журнал, хоть на бумаге, хоть на сайте (…на папирусе, глиняных дощечках, в камне…), сохранит - и для него самого, и для всех его учеников, нынешних и будущих, - этот скрипт ближайших коллег и друзей об «удивительно молодом старейшине» отечественной социологии. Каким он был, остался и никогда не перестанет быть.

А. Алексеев. Февраль 2009

Приложение

В. Ядов, Г. Марчук, Б. Фирсов

(из воспоминаний Б. Фирсова)

<…> Избавление социологов от реальных и потенциальных несправедливостей, от многолетнего бесправия произошло лишь в 1988 году, когда Политбюро ЦК КПСС приняло запоздалое постановление «О дальнейшем повышении роли марксистско-ленинской социологии в решении ключевых проблем советского общества». В итоге Институт конкретных социальных исследований АН СССР возглавил профессиональный социолог - Владимир Ядов и в соответствии с упомянутым решением ЦК создал на его основе Институт социологии. Свидетельствую, что каждый день новой директорской жизни нес на себе отпечатки его неукротимой творческой натуры. Поступки, которые он совершал, мысли, которые он выражал, для нас, людей из его окружения, были признаками его многообразных талантов, а для него, прежде всего, отстаиванием своих взглядов, как своего собственного «Я». В этом - весь Ядов.

Когда его утверждали директором Института социологии АН СССР на заседании Президиума Академии наук, тогдашний ее президент академик Г. Марчук задал ему ритуальный вопрос. В советских «верхах» действовало одно ритуальное правило: если какого-то человека наделяли доверием и назначали руководителем крупного учреждения в надежде на то, что он что-то изменит, исправит к лучшему, то считалось обязательным спросить выдвиженца: «Утверждая вас в высокой должности, мы хотели бы спросить, чем можно облегчить первые шаги в новом для вас, серьезном деле?». В эти моменты руководящий орган на мгновения превращался в богиню благотворительности. У «золотой рыбки» просили автомашины, вычислительную технику, зарплату. А тут Ядов возьми да скажи: «Прошу создать филиал Института социологии в Ленинграде. 55 моих коллег по профессии томятся в неволе у экономистов из Института социально-экономических проблем АН СССР». Г. Марчук отреагировал мгновенно: «Ну, что ж, пожалуй, в этом есть смысл. Давайте создадим филиал!». Как правило, только на обсуждение идеи быть или не быть новому учреждению уходили месяцы согласований, а тут рождение филиала произошло на глазах! И это в то время, когда страна продолжала оставаться в одном отношении неизменной, по-прежнему на все надо было получать разрешение партийных инстанций. Марчук поддался ядовской искренности. Такое случалось редко.

На каком-то витке создания филиала возник вопрос, кто возглавит новую академическую организацию? А это тоже было прерогативой партийных органов. Ядов, теперь уже директор головного академического института, поехал договариваться по этому поводу в Ленинградский обком КПСС. Он сказал без обиняков: «У меня нет никаких других кандидатур на пост директора-организатора филиала, кроме Фирсова». На что его собеседник, один из секретарей обкома партии возразил: «Как так Фирсова? Он же опальный! Он еще ходит со строгим партийным выговором, да еще с предупреждением. Как он может быть назначенным на пост директора филиала, если взыскание не снято?». Понимая, что наступили времена, когда можно было свободно разговаривать и даже возражать в стенах, где еще недавно возражения не допускались, Ядов ответил: «А сейчас время опальных!». Подумав над этими необычными словами, его собеседник произнес: «Да, вы правы. Пусть директором будет Фирсов». «Опальный» - это еще оттуда, из советского прошлого, а вот «время опальных» - это уже отсюда, из перестроечной атмосферы, императивы которой Ядов быстрее многих усвоил и встроил в структуру своего повседневного бытия. <…>

И еще о Ядове

Полит.ру

25.05.2009

25 апреля 2009 года исполняется 80 лет Владимиру Александровичу Ядову, доктору философских наук, профессору, одному из зачинателей современного этапа российской социологии, аналитику, стоящему у истоков ряда направлений отечественной науки, автору книг, давно признанных классикой советской социологии, учителю значительной части работающих в стране социологов, создателю ленинградской социологической школы, человеку, много лет возглавлявшему головной академический социологический институт в Москве, одному из лидеров профессионального сообщества российских социологов и ученому, во многом определившему отношение международной общественности к российской социальной науке, редактору регулярных социологических изданий и многих книг, члену различных экспертных советов и многое другое.

Уверен, что творчество Ядова станет предметом целенаправленного анализа теоретиков социологии, специалистов в области прикладных исследований, историков и методологов науки, культурологов. Ядов – это не только ученый и учитель, это – личность, которой присущи черты русской интеллигенции и в которой неистребим дух шестидесятничества.

Эти краткие заметки о сделанном и прожитым Ядовым базируются не только на моем многолетнем опыте дружеского общения с ним, но и на рассказанном им о себе в серии наших продолжительных электронных бесед, состоявшихся в последние годы.

1.

В начале весны 1968 года при мне известный ленинградский психолог Евгений Сергеевич Кузьмин (1923-1993) сказал: «Советская социология начинается с буквы “Я”». И по тому, как это было произнесено, я теперь могу утверждать, что то была не спонтанно родившаяся фраза, а итог рассуждений ученого, знавшего логику и процесс развития в СССР смежной с социологией науки – социальной психологии.

Тогда я понял только то, что буква «я» – не местоимение, и несколько позже осознал, что утверждение Кузьмина относилось к Владимиру Александровичу Ядову, фамилия и лицо которого незадолго до того момента нашли друг друга в моем сознании. В 1966-67 годах я не раз слышал от ленинградских психологов фамилию Ядов и многократно видел в НИИ комплексных социальных исследований стоящего в коридоре у слегка приоткрытых в комнату дверей курящего человека с продолговатым лицом, немного напоминающим молодого Бориса Пастернака. Наверное, я у кого-то спросил об этом человеке, столь необычным образом участвующим в семинарах, проходивших в комнате за дверями. Мне сказали, что это руководитель социологический лаборатории Ядов. Познакомились мы в 1968 году, четыре десятилетия назад.

Отчеканенные Кузьминым слова уже давно перестали восприниматься мною как метафора, они – правда, и я пытаюсь разгадать, как это он, всего пятью годами старше Ядова, смог столь емко и точно определить место и роль Ядова в постхрущевской российской социологии. Тогда Ядову не было и сорока лет и невозможно было сказать, что будет им сделано в следующие годы. Вывод один: как ученый, изучавший механизмы зарождения науки, Кузьмин понимал, что сделанное Ядовым уже к тому времени – фундаментально, навсегда; как социальный психолог он мог оценить редкостный тип личности Ядова, увидеть его харизму и обнаружить в нем уникального лидера; наконец, как человек цельный, переживший раскулачивание и в 18 лет ставший на фронте инвалидом, он распознал сильный гражданский потенциал Ядова.

2.

После окончания философского факультета ЛГУ Ядова рекомендовали в аспирантуру, но сразу приступить к обучению не получилось. В 1952 году его исключили из партии, обвинив в том, что он при вступлении в КПСС «не написал правду», скрыл, что его отец в 1928 г. состоял в зиновьевской оппозиции. На парткомиссии он объяснял, что отец никогда ему об этом не рассказывал, а когда на втором курсе он вступал в партию, его отец был не только давно восстановлен в партии, но преподавал в вузе историю КПСС. Этого никто не слушал: с интервалом в десять минут их с отцом из партии исключили. Об аспирантуре можно было забыть, и он пошел работать на завод, став учеником слесаря-лекальщика. Вскоре цеховая парторганизация поручила ему вести политзанятия и… предложила вступить кандидатом в КПСС. Биографию его они знали. По воспоминаниям Ядова, он тогда «был совершенным хунвейбином и с радостью подал заявление» . Пока дела шли по инстанциям, умер Сталин. И все завершилось как в кино: вместе с отцом его исключали, вместе в один день их восстановили в партии. После этого путь в аспирантуру был открыт.

Этот эпизод в жизни Ядова оказался крайне ценным, в частности, случившееся повлияло на определение тематики его первых серьезных социологических исследований.

3.

Я не стремлюсь к охвату всего, сделанного Ядовым к концу 1960-х, но отмечу три достижения, кажущиеся мне важнейшими и во многом определившими направление и дух развития нашей науки.

Начну с того, что им и его коллегой и единомышленником, ныне – известным российским социологом Андреем Григорьевичем Здравомысловым – было проведено крупное социологическое исследование отношения рабочих к труду и издана книга «Человек и его работа» (1967 г.), сразу признанная классикой, переведенной на многие языки и переизданной почти через сорок лет. Исследование показало, что труд – в отличие от заверений партийных идеологов – не превращался в первую жизненную потребность. После одного ядовского доклада член ЦК КПСС академик Митин сказал: «Цифры – это хорошо. Но нам нужны правильные цифры, которые подтверждают нашу теорию!» . А этого не было. Книга дала мощный импульс социологическому изучению труда и стимулировала возникновение в стране сети заводских социологических лабораторий.

В 1968 году, по словам Ядова, «родилась в Тарту серенькая, в мягкой обложке» книга «Методология и процедуры социологических исследований». Несколько лет назад Ядов рассказывал мне:

«Живу в маленькой гостинице “Park”, на втором этаже, спускаюсь к завтраку, хозяйка приносит именно мой завтрак и к тому же спрашивает: «Когда Вам принести кофе в номер?» Полный отпад... Утром читаю лекцию, к полудню слушаю аудиозапись, к ночи – текст раздела учебника» .

Советской социологии редкостно повезло в том, что первый учебник делался на основе лекций, читавшихся в Эстонии. Там не было столь жесткого идеологического пресса, как в русских регионах Союза.

С Эстонией связано еще одно, к сожалению, стремительно уходящее в неизвестность событие, которого не было бы без Ядова. Имеются в виду семинары на хуторе в Кяэрику, состоявшиеся в 1967-1969 годах, на них участники говорили то, что думали, а думали как шестидесятники. Невозможно сегодня рассматривать историю российских социологических исследований общественного мнения и массовой информации, более широко – культуры, не обращаясь к материалам тех самых либеральных социологических форумов.

4.

Вот история из жизни Ядова, относящаяся к периоду изучения отношения рабочих к труду и хорошо иллюстрирующая, как в 60-х советские социологи осваивали международный опыт. В ней фигурирует известный американский ученый Фредерик Херцберг (1923–2000) исследователь динамики удовлетворенности работой американцев. Его книги стали известны Ядову и его коллегам, и они отправили ему письмо «на деревню дедушке» с предложением о сотрудничестве. Через некоторое время Херцберг приехал в Ленинград и согласился провести общенациональный опрос молодых американских рабочих по методике ленинградских социологов без единой поправки. Он выполнил свое обещание… но переслать сырые данные не мог, цензура не пропускала рулоны с цифирью.

Так сложилось, что вскоре Ядов отправился на конференцию в Вену, там к нему подошел какой-то человек и сказал: «Я привез пакет от профессора Херцберга». Возвращается Ядов в Ленинград, а на перроне его уже ждет человек из «органов» и говорит: «У вас пакет из Вены. Прошу мне отдать». Ядов: «Ну, слушайте, надо ворошить чемодан, давайте завтра утром» . Соглашается. Звонит Ядов сотрудникам, и они всю ночь переписывают статистику с тех рулонов. Все не успели переписать, а «бондяга» явился поутру, и забрал материалы.

Так в дальнейших публикациях анализ материалов опроса Херцберга был неполным.

5.

Среди университетских преподавателей Ядова, с которыми он продолжал общаться, уже став самостоятельным ученым, были два выдающихся психолога Борис Герасимович Ананьев (1907–1972) и Владимир Николаевич Мясищев (1893–1973). В процессе интервью Ядов вспоминал об одной беседе с Ананьевым, в те годы развивавшем междисциплинарный подход к человеку и личности. Однажды он говорил об индивидуальной неповторимости личности и формуле Маркса «личность есть ансамбль всех социальных отношений». Ядов через многие годы счел важным отметить: «...Маркса он знал, видимо, в оригинале, потому что в русских переводах «всех» было изъято, а вместо «ансамбль» писали – «совокупность» . Общение с Ананьевым подтолкнуло Ядова к исследованию проблем личности. Мясищев был не только теоретиком, но и опытнейшим психотерапевтом, в свое время – ярым сторонником коллективной рефлексологии Бехтерева. Умирал Мясищев как подлинный ученый, диктовал свои ощущения до последнего вздоха.

Ядов известен не только как социолог, им внесен ценный вклад в развитие социальной психологии и психологии личности, речь идет о созданной им в 70-х годах диспозиционной теории, упорядочивающей установки личности в некую иерархию. Высший уровень – ценностные ориентации, низший – ситуативные установки. Соответственно, высшие уровни регулируют поведение в долговременной перспективе и в какой-то мере контролируют низшие установки, отвечающие за поведенческие акты в конкретных ситуациях. Ядов указывает, что междисциплинарный (сегодня можно сказать – полипарадигмальный) подход Ананьева к познанию человека и теория социальных отношений личности Мясищева имели огромное влияние на разработку диспозиционной концепции. Так случилось, что Ядов не смог продолжить начатые исследования, и сегодня, насколько мне известно, никто не развивает сделанное им и группой его коллег в 70-х годах. Вместе с тем думается, что и социологи, и психологи через какое-то время обратятся к тем построениям и найдут возможность не только для размещения сделанного четыре десятилетия назад в контексте современных теорий личности, но и для углубления найденных тогда выводов.

А сейчас приведу фрагменты рассказа Ядова о том, как «изобреталась» диспозиционная теория.

«…Я очень интересовался «эффектом ЛаПьера», суть которого в том, что аттитюды не согласуются с реальным поведением человека. Но мы-то фиксируем именно социальные установки вроде нынешних опросов: «За кого будете голосовать?». Респондент отвечает, но что из этого следует? На моем «чердаке» среди прочего валялась теория систем (Берталанфи и др.), и вдруг озарило: а не являются ли поведенческие намерения одним из элементов иерархической структуры чего-то. Позже пришел в голову термин «диспозиции личности», то есть метафора из воинской терминологии (стратегия, тактики…).

Метафора, уверяют психологи, – пусковой механизм идеи. Со своего «чердака» я спустился в реальную квартиру заполночь и разбудил Люку [БД: жена Ядова – Людмила Николаевна Лесохина (1928–1992)]. Ты знаешь, она социо-педагог. Люка говорит: это же открытие! Для начала я прикончил остававшийся коньяк, а утром позвонил Леше Семенову, моему молодому сотруднику, психологу по базовому образованию. Лешка немедля приехал и тоже восхитился. Начали думать вместе. <…> Очень заметный вклад внес Володя Магун [БД: Владимир Самуилович Магун – психолог и социолог], он – неповторим. <…> Часами спорим с Володей. Он – кремень. Мне надоедает, и соглашаюсь с его аргументами. Звонит, мерзавец, и спрашивает: «В. А., почему вы со мной согласились? Я считаю, надо еще поговорить»…»..

6.

К концу 60-х годов Ядовым были заложены основы ряда направлений в развитии советской социологии, и многие задумывавшиеся о профессиональной работе в этой сфере впервые получили возможность реализовать свой замысел, используя его учебник. Период, начинающийся в 70-х и доходящий до наших дней, оказался в жизни Ядова богатым на дела и достижения. Не занимаясь перечислением, укажу лишь направления сделанного Ядовым. В значительной мере благодаря ему, в сложные постперестроечные годы был удержан от развала головной академический институт в Москве и создан ленинградский филиал этого института, открылось множество социологических факультетов и кафедр, начала разрабатываться методология изучения трансформирующейся социальной среды.

Несколько лет назад я спрашивал Ядова о том, сколько человек под его руководством защитили кандидатские диссертации. Цифры не помню, но или около ста, или более ста. Ядов – суперзвезда многих формальных и неформальных сетей общения российских социологов. Признание отечественной социологии на Западе в значительной степени базируется на высоком международном авторитете Ядова. Его интерес к новому неисчерпаем, и при этом он не выпускает из поля зрения те области, направления развития социологии, которые он когда-либо разрабатывал. Отсюда – его феерическая компетентность и огромное влияние на ключевые аспекты жизни всего российского сообщества социологов.

7.

Ядов родился в 1929 году, через 12 лет после Октябрьской революции, и – так получается – через каждые двенадцать лет в истории страны происходили крутые переломы, формировавшие и его жизненную траекторию. Когда ему было 12 лет, началась война; в 1953 году – умер Сталин. В 1964-65 гг. годах началась эра Брежнева, через 12 лет перешедшая в период, иногда называемый «культом, без личности». 1989 год – «пик» перестройки, первые свободные выборы народных депутатов СССР. Наконец, 2001 год – возводятся строительные леса для построения вертикали власти и конструирования суверенной демократии.

Это – вехи, размечающие жизнь всех родившихся в конце 20-х и доживших до нашего времени. А вот «частности» из жизни Ядова; это ответ на мое замечание: «Да, твое поколение сильное, оно многое видело и перечувствовало...».

«…Нам очень повезло. Столько исторических событий за 70 лет! Голод на Украине связан у меня с няней Грушей, которую папа подобрал возле булочной, где она нищенствовала. Ей было лет 16, расписывалась крестиком. Так и оставалась безграмотной. <…> После войны получила комнату этажом выше. С ее комнатой связано интересное событие. Позвонил из Москвы Рой Медведев [БД: Рой Александрович Медведев, писатель, политик, правозащитник] – мы дружны со студенчества – и попросил устроить на проживание одного выпущенного из лагеря, а кого – не сказал. В Грунину комнату и поселили. Она говорила, что человек странный: никуда не выходит, сидит за пишущей машинкой, питается хлебом и молоком, что она приносит. Уже теперь Рой сказал, что это был Солженицын.

К июню 1941-го я окончил четвертый класс. <…> В середине июля школу эвакуировали в сторону Луги, то есть именно туда, где немцы прорвались к городу. Нас сажают в автобусы, едем на железнодорожную станцию. Вдруг немецкий патруль – десантники. Ребята орут: «Фашисты, убийцы!» Мы только что узнали о Зое Космодемьянской. Учительница приказывает ложиться, а мы из окон кричим. Немецкие солдаты пропускают автобус, и дальше видим наши разбитые танки по обеим сторонам дороги, а на станции все горит.

Я сам занялся социологией труда во многом потому, что в период исключенности из партии работал слесарем-лекальщиком. Но все же я думаю, что именно война заметно повлияла на социологов «первого призыва». Сужу по себе. После восьмого класса я поступил в летную спецшколу, откуда ушел как непригодный к полетам из-за чего-то там в вестибулярном аппарате. А еще испанская война, мальчишки росли будущими солдатами в боях за справедливое дело. Думаю, что одним из импульсов в сторону новой науки было подсознательное чувство ответственности перед павшими: нельзя укрываться в окопе, когда можно что-то сделать и потому, «ребята, пошли в атаку на махровых налетчиков!»

Расскажу о самой защите [БД: докторской диссертации], это было в 1967 году. На нашем философском этаже места для желающих присутствовать не достало. Спустились в Большую (амфитеатром) аудиторию истфака. Я в заключение благодарю тех, кому обязан помощью, и в их числе Хильду Химмельвайт из Лондонской школы экономики и политики. Жуткий скандал. Члены Совета выступают и говорят то-то и то-то. Мы с Люкой и товарищами по лаборатории переживаем в ожидании итогов голосования. Большинство «за». Здорово помогла Галина Андреева [БД: профессор Галина Михайловна Андреева], мой оппонент. Она объясняла Совету, что Химмельвайт – крупнейший социопсихолог, экспериментатор и прочее. Так что «вымывала» из сознания голосующих ассоциации с какой-либо идеологией.

При подготовке книги «Человек и его работа» издательство «Мысль» запросило официальную рецензию у Коли Лапина [БД: профессор Николай Иванович Лапин]. Коля ничего нам об этом не говорил и рассказал, какова была обстановка, лишь после недавней публикации вместе «Человек и его работа в СССР и после». Здесь мы восстановили главу о советских и американских рабочих с пояснением, что цензура ее изъяла в первом издании. Коля, получив подаренную нами книгу, звонит по телефону и говорит: «Что вы там нафантазировали? Какая цензура? Вы знаете, что редакция вообще отказывалась принять работу только потому, что был подзаголовок “Социологическое исследование”? Я, обормоты, вас спас, предложив убрать пятую главу».

Шота Надирашвили, [БД: директор института психологии им. Д. Узнадзе], которого я полагаю своим другом, говорил: «Установка – это личность». Однажды мы с Верой Водзинской [БД: социолог Вера Васильевна Водзинская, умерла около двадцати лет назад] участвовали в конференции в Тбилиси. Надирашвили не имел к ней отношения. Мы решили его навестить и приехали неожиданно. В доме не было ничего, чем не стыдно накормить гостя. Через полчаса был накрыт роскошный стол: соседи все обеспечили. За столом семья и двое-трое друзей хозяина. В ходе разговора я спрашиваю: Шота, что все-таки есть ганцхоба (по-грузински установка личности – «ганцхоба»), какие пропорции бессознательного и осознанного? Хозяин говорит (вообрази грузинский акцент): «Мэри, принеси еще вина». Приносит: «Теперь, Володя, сделай из этой бумажки воронку и заткни пальцем внизу. Друзья, отлейте из ваших бокалов немножечко нашему дорогому гостю. Отними палец и выпей. Можешь сказать, какие пропорции в этом восхитительном напитке? И я не могу сказать. Ганцхоба – это ганцхоба.

Путч Янаева и других «героев», как многие их именуют нынче, застал нас на эстонском хуторе. Люка отговаривает ехать в Москву, говорит, что эта революция уже «не наша». <…> Я звоню в институт, чтобы использовали типографию для размножения листовок. Тем временем к Таллину подходит танковая колонна из Ленинграда. Прибежал сосед Энн Вахемаа и предлагает спрятать нас у него на чердаке. Говорит: «Чердак большой, лес рядом». Танки командующий Ленокругом повернул назад, народ бросал цветы танкистам. <…> Нынешние суждения о путчистах представляются мне кощунственными. Вижу на телеэкране эстонского ТВ танки. Если бы они одолели, мы имели бы войну с тремя балтийскими государствами, страшнее Чечни, и не исключено – с введением миротворцев ЕС. Узники Бутырки не должны сидеть в Думе.

В общем, жизнь моего поколения перенасыщена историей отечества. Не говорю уж о том, что не мог себе вообразить, что доживу до нового тысячелетия. Я пережил не только Люку, но по возрасту и обоих родителей. Поэтому вполне справедливой полагаю встречу с ними в загробном царстве, в каковое, увы, не верю. Да и тоскливо должно быть современному человеку в раю: созерцать Господа и наслаждаться красотами Эдема. Это рабы мечтали об освобождении от непосильного труда. Игорь Кон [БД: профессор Игорь Семенович Кон] сказал однажды: почему бы не изучать образ смерти, не только образ жизни? Он прав. Образ смерти столь же важен для понимания культуры и человека, как и образ жизни.

Я причисляю себя к российским патриотам прозападной ориентации, то есть приверженцам либерализма, демократии (социал-демократии в политических терминах), и потому надо сделать поправку на неизбежную предвзятость моих рассуждений. Вполне допускаю, что приобщение многих социологов к православию искренне, хотя по своему советскому воспитанию понять это не способен. Я извлек из своего университетского образования, что религия и наука – полярны, а из работ классиков социологии выучил, что это особый социальный институт, играющий важную роль в стабилизации социокультурной системы. Раскол в среде отечественных социологов вполне объясним постсоветской ситуацией в обществе, утратившем ценностные ориентиры, но, думаю, что наша профессиональная и гражданская миссия состоит в том, чтобы оставаться в пределах взаимоуважительной полемики-дискурса, участники которого артикулируют свою позицию, но не стремятся навязать ее оппоненту.

Личность Ядова, его гражданские идеалы наиболее активно формировались во время политической оттепели. Он оказался внутренне готовым к тому, чтобы стать шестидесятником, и стал им. В годы застоя власть крепко испытывала прочность его идеалов: редко – пряниками и обильно – кнутом, но ничего не получилось. Он остался самим собою. Шестидесятнический потенциал Ядова был востребован в начале перестройки, он был назначен директором Института социологии РАН в Москве. В 2000 году он оставил этот пост, но и в самые последние годы Ядов страстно защищает российскую социологию от попыток внести в нее «особые» идеологемы и развивать ее вне контекста мэйнстрима.

8.

В годы перестройки и ослабления идеологического пресса отношение к марксизму как философской базе всех социальных наук в СССР, в том числе – социологии, стало меняться. Безусловно, оставались те, кто не хотел или не мог взглянуть более широко на марксизм и остался на позициях истмата. Многие из тех, кто прежде называл себя научными коммунистами, кто работал в идеологических отделах КПСС и ВЛКСМ, быстро «переквалифицировались» в социологов и политологов и при этом мгновенно «открестились» от своей преданности марксизму-ленинизму. Ядов много раньше других заметил, что прежние дискуссии о предмете социологии, прежде всего, сводились к тому, в какой мере та или иная новая концепция противоречит марксисткой философии, но они не допускали расширения собственно научной и мировоззренческой платформы советских исследователей общества. Он стал одним из тех серьезных ученых, кто начал искать новые теоретические основы российской социологии, отстаивая принципы полипарадигмальности. Если совсем кратко, то речь идет о построении системы взаимосвязанных теорий, идей, позволяющих создавать обоснованное и достоверное знание о социальном мире. Естественно, что полипарадигмальный подход базируется на использовании многих теорий, и марксизм – одно из величайших достижений социальной мысли, занимает в нем достойное место.

В один из моментов нашего разговора «за жизнь» я спросил Ядова, не чувствовали ли социологи первого поколения своей скованности в силу того, что им приходилось работать лишь в рамках марксизма. Ядов ответил: «определенно был марксистом и сегодня никоим образом этого не стыжусь, много пишу о полипарадигмальности современной социологической теории», в которой Маркс стоит рядом с Вебером. И пояснил, что он и группа его единомышленников были теми марксистами, которых позже назовут шестидеятниками. <…>

9.

Изучение творческой и личной биографии Ядова – кратчайший и эффективнейший путь к исследованию траектории пятидесятилетнего развития постхрущевской российской социологии. Через его жизнь можно проследить первые шаги советской социологии, осознание ею своей самостоятельности и начало борьбы пионеров науки за признание этой самостоятельности идеологическими и властными структурами СССР. Можно увидеть, как советские социологи овладевали правилами программирования теоретико-эмпирических исследований, новыми математическими методами и вычислительной техникой.

Оказывается возможным узнать, какие сложности приходилось преодолевать ученым, чтобы информировать общество о получаемых результатах, какой хитрый язык для этого приходилось использовать, как трудно было преодолеть внешнюю цензуру и как тяжело было побороть свои собственные страхи. Ядов – один из центральных элементов всей системы профессионального общения советских / российских социологов, и рассматривая коммуникационные цепочки, входящие в этот «центр» и выходящие из него, можно войти в творческие лаборатории многих ведущих социологов страны.

Ядов – не только ученый и гражданин. Наряду с этим существует Ядов как феномен профессионального общения. Он всегда в ожидании нового, в настрое на узнавание, причем он всегда щедр на советы и консультации тем, кого он давно знает и кто пришел к нему впервые. У него самоуважение много сделавшего свободного человека. Ему уникальным образом удается совместить глубочайшее погружение в проблемные области науки с откликом на текущие события жизни. Ядов – интеллектуал, но в нем есть нечто от земных платоновских героев, понимающих мир нутром. С таким талантом можно лишь родиться. Но одновременно этот природный дар дополнен традициями шестидесятничества и глубоко пропитан духом петербургско-ленинградской культуры.