Литературная деятельность евдокии ростопчиной кратко. Из романа в стихах «Дневник девушки»
История жизни
В судьбе Додо было немыслимо разделить женщину и поэтессу, так все это сливалось в ней, порой заставляя ее саму грустить по поводу своего рождения женщиной. Необыкновенно любившая балы, обладавшая магнетической женственностью Евдокия Ростопчина еще и мастерски описала это торжество и сцену для женской роли - бал XIX столетья. Она нашла для этого события в жизни женщины яркие и поэтические краски:
А газ горит. А музыка гремит,
А бал блестит всей пышностью своею...
Хотя порой это ее пристрастие казалось ей самой довольно странным:
Зачем меня манит безумное разгулье,
И диких сходбищ рев, и грубый хохот их?..
А вот уже женщина после бала:
Ее рассыпалась коса,
И в мягких кольцах волоса
Вокруг кистей, шнурков шелковых
Причудливо сплелись, - с плечей
Упала на пол шаль, - на ней,
Близ туфель бархатных, пунцовых,
Лежит расстегнутый браслет, -
И банта радужного нет
В прозрачных складках пеньюара...
Ей приятны были все эти рюшечки и рюши, куафюры и перья, ленты и завитки, хотя и понятна их глупая и мелочная суть:
Нас, женщин, соблазняет мода:
У нас кружится голова;
Тягло работало два года,
Чтоб заплатить нам кружева;
Мы носим на оборке бальной
Оброк пяти, шести семей...
Додо Сушкова, по воспоминаниям брата, «далеко не была красавицею в общепринятом значении этого выражения. Она имела черты правильные и тонкие, смугловатый цвет лица, прекрасные и выразительные карие глаза, волосы черные, выражение лица чрезвычайно оживленное. Подвижное, часто поэтически-вдохновенное, добродушное и приветливое лицо; рост ее был средний, стан не отличался стройностью форм. Она была привлекательна, симпатична и нравилась не столько своей наружностью, сколько приятностью умственных качеств. Одаренная щедро от природы поэтическим воображением, веселым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках, она обладала замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным».
Лермонтов был особенно с ней дружен. В последний свой приезд в Петербург он встречался с ней почти ежедневно, они посвящали друг другу стихи. В лермонтовских, как всегда, было много предчувствий и неясных видений:
Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены,
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны,
Но что ж! - от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку,
Боюсь я сердцу волю дать,
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять.
Она тоже словно что-то чувствовала, через несколько дней после его отъезда передала бабушке Лермонтова для пересылки внуку сборник своих стихов с дарственной надписью: «Михаилу Юрьевичу Лермонтову в знак удивления к его таланту и дружбы искренней к нему самому. Петербург, 20 апреля 1841». Бабушка почему-то сразу не отослала его, и Лермонтов, раздосадованный, 28 июня написал: «Напрасно вы мне не послали книгу графини Ростопчиной, пожалуйста, тотчас же по получении моего письма, пошлите мне ее сюда, в Пятигорск». Но посылка с ее книгой пришла, когда Михаила Юрьевича уже не было в живых...
Какой-то рок преследовал ее друзей... Было горько и страшно... Хотелось как-то предостеречь, все время думалось - а что же я не предупредила, не смогла как-то предугадать... Он был так молод, так многое обещал. Почему же всегда так с русскими поэтами - они умирают от чужой, злобной руки, сплетни, клеветы... Как всегда в минуты особенной печали и безысходности она обратилась к стихам. Это тоже были пророческие стихи о всех русских поэтах:
Не трогайте ее - зловещей сей цевницы!..
Она губительна... Она вам смерть дает!..
Как семимужняя библейская вдовица,
На избранных своих она грозу зовет!..
Не просто, не в тиши, не мирною кончиной -
Но преждевременно, противника рукой -
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой!..
Кружатся, холодят душу воспоминания, в памяти всплывают мелкие детали ушедших последних вечеров, Лермонтову было особенно хорошо у Карамзиных, их дом словно соскабливал с него скорлупу. Евдокия Петровна пишет:
Но лишь для нас, лишь в тесном круге нашем
Самим собой, веселым, остроумным,
Мечтательным и искренним он был…
Поэт был особенно оживлен в этот вечер последней их встречи, как-то нервно оживлен. Перед глазами княжны встают те дни, никогда их не забудут и участники последнего, заключительного акта драмы, конец которой не всем еще был известен в тот момент:
О! Живо помню я тот грустный вечер,
Когда его мы вместе провожали,
Когда ему желали дружно мы
Счастливый путь, счастливейший возврат.
Как он тогда предчувствием невольным
Нас напугал! Как нехотя, как скорбно
Прощался он!.. Как верно сердце в нем
Недоброе, тоскуя, предвещало!
Именно после смерти Пушкина в доме Карамзиных сошлись молодые поэты Ростопчина и Лермонтов, дружба их была чистой и поэтической. Евдокию Петровну многое свяжет с этим домом - и воспоминания, и будущее... Здесь все грело ей душу, здесь думали и говорили по-русски и о России, это был ее дом... В предчувствии этого она пишет в 1838 году стихотворение, посвященное дому Карамзиных, со столь простодушным и искренним названием - «Где мне хорошо»:
Когда насытившись весельем шумным света,
Я жизнью умственной вполне хочу пожить,
И просится душа, мечтою разогрета,
Среди душ родственных свободно погостить -
К приюту тихому беседы просвещенной,
К жилищу светлых дум дорогу знаю я
И радостно спешу к семье благословенной,
Где дружеский прием радушно ждет меня.
Там говорят и думают по-русски,
Там чувством родины проникнуты сердца...
Отбросивши подчас сует и дел оковы,
Былое вспоминать готовые всегда,
Там собираются, влекомые туда
Старинной дружбою (приманкой вечно новой!)
Все те, кто песнею, иль речью, иль пером
Себя прославили, кто русским путь открыли
К святой поэзии, кто в сердце не забыли,
Что этот мирный кров был их родным гнездом,
Они там запросто и дома и спокойны,
Их круг разрозненный становится тесней,
Но много мест пустых!..
Но бури ветер знойный,
Недавно проходя над головой гостей,
Унес любимого!..
В 1856 году графине Ростопчиной исполнилось 45 лет. В Москву приехала Наталья Николаевна Пушкина-Ланская, встречалась со старыми знакомыми. Графиня Евдокия Петровна сама запросто заезжала к ним. Пушкина-Ланская вспоминала: «Сегодня утром мы имели визит графини Ростопчиной, которая была так увлекательна в разговоре, что наш многочисленный кружок слушал ее раскрыв рты. Она уже больше не тоненькая... На ее вопрос: «Что же вы ничего мне не говорите, Натали, как вы меня находите», у меня хватило только духу сказать: «Я нахожу, что вы очень поправились». Она нам рассказала много интересного и рассказала очень хорошо».
Пушкин познакомился с Ростопчиной в 1828 году, когда она еще только начала выезжать в свет. В марте 1831 года, когда Пушкины были в Москве, они вместе с Ростопчиной участвовали в санном катании, этой любимой забаве москвичей. Осенью 1836 года Ростопчина с мужем переехала в Петербург, ей так было радостно, наконец-то она могла войти в литературную стихию, столь ею любимую. Она смогла завести литературную гостиную, и Пушкин часто бывал на ее «литературных обедах», где собирались Жуковский, Вяземский и другие литераторы. Неизменно Евдокия Петровна присутствовала и на всех светских балах.
Александр Сергеевич ценил поэтический дар Ростопчиной, но, по свидетельству современника, говорил, что «если пишет она хорошо, то, напротив, говорит очень плохо». Видимо, позже Додо научилась быть интересной рассказчицей и прекрасной собеседницей. В 1858 году с умирающей сорокашестилетней Ростопчиной в Москве познакомился путешествовавший по России Александр Дюма-отец. В своих путевых заметках он записал: «Она произвела на меня тягостное впечатление; на ее прекрасном лице уже отражался тот особый отпечаток, который смерть налагает на свои жертвы... Разговор с очаровательной больною был увлекателен... Графиня пишет как прозой, так и стихами не хуже наших самых прелестных женских гениев». Федор Иванович Тютчев писал в письме, что в тот вечер Дюма стоял даже перед «милейшей Додо» на коленях...
Евдокия Петровна всегда немного бравировала своей эстетической независимостью в поэзии, в которой нет места политике. Она говаривала: «Я - женщина, и многое политическое и дипломатическое мне всегда останется чуждым». Но именно из-под ее пера вышло одно из самых значительных патриотических стихотворений после Крымской войны. Оплакивая гибель многих в этой войне, и прежде всего гибель Андрея Николаевича Карамзина, сына знаменитого историка, который был отцом двух внебрачных ее дочерей, она писала:
Мир вам, отечества сыны!..
Внемли, о Боже, их моленья,
Пусть эти жертвы примиренья
Нам будут свыше сочтены!
Пусть луч их славы неземной
Блестит зарей нам беззакатной,
Пусть наши слезы благодатной
На Русь ниспошлются росой!..
В 1850-е годы в литературном мире все изменилось. Додо потолстела и не очень уже увлекалась балами. На небосклоне женской поэзии появились новые звездочки, и она, как всегда, соперничала именно с ними, выделяя женский Парнас из всей русской литературы. Графиня, негодуя, пишет М.П. Погодину: «Первый задел меня Белинский... Меня принесли в жертву на алтаре, воздвигнутом г-же Ган... Потом меня уничтожали в пользу Павловой, Сальяс, наконец - Хвощинской». Она чувствовала себя несколько уязвленной, литература превращалась в арену сражения талантов, в работу для журналов, наконец, в жертвенник общества. Она же все еще жила в тех годах, когда к литературе относились восторженно, ей служили, помимо посещения балов и света или в промежутках между ними, но служили искусству, а не общественной пользе. И она ощущала себя жрицей этого уже ушедшего бескорыстного служения:
Пусть храм твой смертными покинут,
Пусть твой треножник опрокинут,
Но староверкой прежних дней
Тебя, в восторге убеждений,
О, мать высоких песнопений,
Я песнью чествую своей!
Едкий и часто злой Ходасевич писал, что она «наивно выделяла женскую литературу из литературы вообще, как и поэзии, точно на балу, соперничала она прежде всего с женщинами», при этом «решительно она не понимала, где кончается свет и начинается литература». Это ли не еще одно свидетельство того, что она и в литературе осталась женщиной, красивой, восторженной, открытой и доброжелательной, сумевшей сохранить дружбу двух гениев, что само по себе заслуга для женщины, дружбу бескорыстную, восторженно-творческую, честную и преданную. В отличие от Ходасевича, Ростопчина была искренне добра и не тщеславна, она писала, что в литературе стремится сохранить верность собственному пути, обрести «широкую благодать настоящей веры, коей признак есть терпимость и любовь, а не хула и анафема».
Из романа в стихах «Дневник девушки»
Любя его, принадлежать другому!..
И мне в удел сей тяжкий долг избрать?
Мне, изменя обету дорогому,
Иной обет пред алтарями дать?..
Жестокие!.. Они не понимают,
Что буду я, их воле покорясь;
Судьбой моей они располагают,
Ни чувств моих, ни сердца не спросясь!
Могу ли я забыть любовь былую...
Заменит ли одна рука моя
Привязанность и преданность прямую?..
Позволено ль коварством подкупным
Обманывать искателя младого
И заплатить за жар огня святого
Кокетством лишь расчетливым одним!..
Когда во мне, любовью ослепленный,
Он думает сочувствие сыскать,
Должна ли я, играя им надменно,
Безумные мечты его питать?..
Должна ли я надеждою напрасной
Его привлечь, в нем сердце упоить,
Его на миг блаженством озарить,
Чтоб, ложь презрев, он вправе был несчастный,
Проклятием меня обременить?..
Ах, нет! Грешно и низко бы то было!..
Доверие — святыня!.. Горе той,
Кто, не поняв измены первой силу,
Сомнениям предаст весь век чужой!
Но я, любви я слишком цену знаю,
Чтоб ею мне бессмысленно шутить!
Я не могу другого полюбить,
Но искренно в нем чувство уважаю!
Победу я заметила свою
Без радости, без гордости сердечной...
И клятву я самой себе даю.
Люблю к тому остаться верной вечно!
Оригинал записи и комментарии на
Четвертого января день рождения удивительной женщины – Евдокии Ростопчиной. Графини Ростопчиной. Одной из первых русских женщин-поэтов. Ею восхищались. Ей завидовали. Ей посвящали стихи. Петр Вяземский называл ее «московской Сафо». Жуковский ценил в ней «истинный талант», а Лермонтов писал: «Я верю, под одной звездою мы были с вами рождены».
Её творческое наследие включает стихи, поэмы, повести и романы.
В своем дневнике она записала однажды: «Меня немного понимали, немного уважали и, если можно, немного любили…».
Сейчас напишу, что я о ней знаю. Но сначала романс на стихи Евдокии Ростопчиной…
http://youtu.be/qqQs4ABld_8
В стихотворении есть еще один куплет (из уважения к поэту вспоминаю и его).
“Вы вспомните меня, мечтая одиноко
Под вечер, в сумерки, в таинственной тиши,
И сердце вам шепнет: “Как жаль! Она далёко,
Здесь не с кем разделить ни мысли, ни души!..”
Когда гостиных мир вам станет пуст и тесен,
Наскучит вам острить средь модных львиц и львов,
И жаждать станете незаученных слов
И чувств не вычурных, и томных женских песен –
Вы вспомните меня!..”
Е. П. Ростопчина. П. Ф. Соколов. Акварель. 1842-43 годы.
Сейчас кратенько перепишу из старого блокнотика все, что я узнала о Ростопчиной.
Родилась Евдокия в 1811 году. В семье девочку звали Додо. Так обыграли имя Евдокия. Додо Сушкова. Когда девочке было 6 лет, умерла от чахотки ее мать. Отец был в постоянных разъездах, и девочка воспитывалась в семье родственников. Додо окружали любящие люди, ее баловали, не жалели денег на учителей и воспитателей, но свое сиротство девочка чувствовала. Девочка рано начала писать стихи, ей было лет 11-12, но она тщательно прятала свои сочинения от старших.
Додо вывозили на детские праздники, чтобы развлечь ее. Там она подружилась с мальчиком, которого на праздники привозила бабушка. Мальчика звали Мишель Лермонтов. А на своем первом балу в 16 лет Додо познакомилась с Александром Пушкиным. «Он дум моих тайну разведать желал».
Это надо же какое богатое на таланты время было!
У дяди Додо, поэта и драматурга Николая Васильевича Сушкова, был литературный салон. Там Додо стала читать свои стихи.
Однажды добрый знакомый Сушковых Петр Андреевич Вяземский случайно прочитал в тетрадке у девушки ее стихи. Одно из них переписал и послал в Петербург Антону Антоновичу Дельвигу, редактору альманаха «Северные цветы». Автора Вяземский не указал. Не принято было тогда девушкам-дворянкам заниматься такой ерундой, как написание стихов. Стихотворение напечатали. Успех был ошеломительный.
И тут неожиданное для всех замужество. Жених – граф Андрей Ростопчин. Никаких чувств между молодыми замечено не было и вся Москва знала, что граф собирался жениться на другой, но его мать воспротивилась тому браку.
Вот она, свекровь Додо. Кипренский гениально изобразил эту женщину. В глазах Ростопчиной, словно завороженной некой сверхъестественной силой, прочитывается глубокий душевный надлом. Кипренский обнажил трагедию знаменитого и несчастного семейства. Графиня-мать тайно перешла в католичество. Когда все открылось, ее муж, бывший градоначальник, тяжело переживал беду, несомненно, приблизившую его кончину. Андрей же Ростопчин хоть и старался держаться вдали от фанатичной матушки, имел также немало странностей.
Совершенно ясно, что молодой девушке, выросшей в патриархальной православной, благочестивой обстановке, предстояло встретиться с совершенно чуждым миром. После свадьбы муза онемела.
Три года Ростопчину не видели ни в Москве, ни в Петербурге: она не появлялась в свете. Но в редакцию доходили ее стихи. Без суеты, медленно, но верно Ростопчина завоевывала известность и среди обыкновенных любителей изящной словесности, и среди известных ценителей. Ее стихотворения были положены на музыку Глинкой, Даргомыжским, А. Рубинштейном, Чайковским.
Ростопчина сразу же вошла в большую моду. Вот что писал по этому поводу ее брат С.П. Сушков: «Она никогда не поражала своею красотою, но была привлекательна, симпатична и нравилась не столько своею наружностью, сколько приятностью умственных качеств. Одаренная щедро от природы поэтическим воображением, веселым остроумием, необыкновенной памятью при обширной начитанности на пяти языках… замечательным даром блестящего разговора и простосердечной прямотой характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным».
В салоне Ростопчиной на Дворцовой набережной частенько бывал Пушкин. Последний раз он появился там за день до дуэли. Он находился в ужасном состоянии. О том доподлинно известно от мужа Евдокии Петровны, который вспоминал, что за обедом Пушкин несколько раз выходил из-за стола мочить себе голову, до того «она у него горела». Конечно, Евдокия Петровна знала и суть этих душевных терзаний, и роль, которую сыграл тут «большой свет». А дальше случилось то, что случилось… Выстрел на Черной речке для Ростопчиной, как и для многих, стал трагедией, которая унесла какую-то важную часть собственной жизни. В своем большом стихотворении, посвященном памяти поэта, она писала, чем он был для нее: «…смесь жизни, правды, силы, света!»
Семейная жизнь Ростопчиной не принесла счастье. А такая пылкая душа не могла жить без любви. И тут случился мучительный роман с Андреем Карамзиным, младшим сыном известного историка.
Этот роман обсуждался в свете, но Ростопчина была безоглядной в своем чувстве, хотя и понимала, что у него нет будущего. От этой связи она родила двоих дочерей, которые воспитывались в Женеве и носили фамилию Андреевы. Дальнейшее подтвердило справедливость предвидения Ростопчиной «всегда за радостью встречала горе я».
Охлаждение Карамзина, а вслед за тем известие о его предстоящей женитьбе на красавице Авроре Демидовой, Ростопчина восприняла мужественно.
В 1856 году вышел в свет первый том собраний ее сочинений, предпосланный такими словами критика: «Имя графини Ростопчиной перейдет к потомству как одно из светлых явлений нашего времени… В настоящую минуту она принадлежит к числу даровитейших наших поэтов».
Между тем это был последний радующий автора отзыв. Наступали иные времена. Она была плоть от плоти того века, который страстно ненавидели выпускники семинарий, века, в котором барышни из чистопрудненских усадеб говорили на пяти языках, а поэты женились на первых красавицах империи. От Ростопчиной напрасно было ждать обличений «мерзостей российской жизни», так быстро входивших в моду. Природа ее таланта являлась совершенно иной. И конец Ростопчиной как поэтессы, писательницы был предрешен.
…Летом 1857 года Ростопчины, отдыхая в своей подмосковной усадьбе Вороново, навестили соседей. За ужином домашний врач хозяев, сидевший напротив Евдокии Петровны, обратил на нее особое внимание, а по окончании вечера просил кого-нибудь из близких людей предупредить Ростопчина: «Его жена опасно больна. У нее все признаки рака».
Графиня Ростопчина умерла от рака 3 декабря 1858 года.
У меня вот есть один романс в исполнении Обуховой на слова Ростопчиной.
Опять я много написала. Не получается писать коротко о том, что мне самой интересно.
Я про Ростопчину знала из детства. Как раз вот через этот романс. Дома была пластинка, и папа мне говорил, что слова написала графиня Ростопчина. Мне было так странно, что графини могли писали стихи. Позже нашла стихи Ростопчиной, а потом статью о ней в журнале “Вокруг света”.
Автор-составитель kortan . Взято отсюда .
Электронное СМИ «Интересный мир». Выпуск №28 от 05.01.2012
Дорогие друзья и читатели! Проект «Интересный мир» нуждается в вашей помощи!
На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму на карту Сбербанка: Мастеркард 5469400010332547 или на карту Райффайзен-банка Visa 4476246139320804 Ширяев Игорь Евгеньевич.
Также вы можете перечислить Яндекс Деньги в кошелек: 410015266707776 . Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.
1811 - 1858
Ростопчина Евдокия Петровна
(23.12.1811(4.01.1812)-03.(15).12.1858), урождённая Сушкова - поэт, прозаик, драматург. Из дворянской семьи. Родилась в Москве от брака Петра Васильевича Сушкова с Дарьей Ивановной Пашковой. Её дядя Н. В. Сушков - драматург, бабушка М. В. Сушкова - поэтесса, поэтом был и брат Евдокии - Дмитрий Петрович Сушков.
После смерти Дарьи Ивановны в 1817 г., П. В. Сушков, занятый разными делами, оставляет детей в Москве, в доме деда - Ивана Александровича Пашкова. Учили Евдокию Сушкову так, как полагалось тогда учить светскую барышню. В детстве она увлекалась литературой. Особенно сильное влияние на неё оказали её великий современник Пушкин, а также Жуковский, Байрон, Шиллер, Шекспир, Данте и др. Маленькая «Додо», как называли её близкие, начала писать стихи, согласно её воспоминаниям, в возрасте 13-14 лет.
В 1828 г. на балу у Московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, Е. Сушкова знакомится с А. С. Пушкиным (это событие отмечено в стихотворении «Две встречи», 1838). Первая публикация (стихотворение «Талисман») появилась в альманахе «Северные цветы на 1831 год» (за подписью Д…..а), благодаря князю П. А. Вяземскому, часто бывавшему в доме Пашковых. Появление нового поэта было отмечено стихотворением «Додо» М. Ю Лермонтова .
В 1830-е гг. лирика Е. Ростопчиной становится широко известной. Поэтесса печатается в журналах «Библиотека для чтения», «Московский наблюдатель», «Современник» и др., подписывается: А., г-ня Е. Р-на. Стихотворения распространяются и в рукописях.
Счастья в браке Ростопчина не нашла, что наложило свою печать на её творчество, но двери большого света еще шире распахнулись перед красивой, богатой графиней. А. Ф. Ростопчин занимался лошадьми, собирал редкие книги, имел большую галерею картин. Он не знал счёт деньгам и растратил состояние отца, не оставив наследства детям.
Ежегодно с 1833 по 1842 гг. лето и осень Ростопчина жила в принадлежавшем её мужу Воронежском имении - селе Анне, где у графини родились две дочери и сын, два года (1838-1840 гг.) она находилась там безвыездно, вдали от большого света, хотя и порицаемого, но всё-таки любимого ею. В дальнейшем Ростопчины переезжают в Петербург, и опять потянулась светская жизнь. Литературный салон Ростопчиной посещают известные писатели, композиторы и артисты: А. С. Пушкин , В. А. Жуковский , П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский, В. А. Соллогуб, П. А. Плетнёв, С. А. Соболевский, И. П. Мятлев, А. С. Даргомыжский, М. И. Глинка, Ф. Лист, П. Виардо и др.
В конце 1830-х - начале 1840-х гг. литературная слава Ростопчиной растёт. Первыми её прозаическими произведениями были две повести «Чины и деньги» и «Поединок», напечатанные в журнале (1838), а затем изданные отдельной книжкой «Очерки большого света» (СПб., 1839, под псевдонимом Ясновидящая). Критик и писатель Н. А. Полевой в своём дневнике называет её «нашей Жорж Занд».
В феврале 1841 г. Ростопчина вновь встретится с Лермонтовым, станет поверенной его чувств и замыслов. Памяти Лермонтова она посвятила несколько стихотворений. Характеристика стихотворений М. Ю. Лермонтова в сравнении с пушкинскими, его психологический портрет даны Ростопчиной в письме, адресованном А. Дюма-отцу (Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1972. С. 280-286). В 1841 г. Ростопчина издала сборник своих стихотворений. В этой книжке было девяносто одно стихотворение (период 1829-1839 гг.). А. В. Никитенко писал «о решительно лучших стихах из всех», созданных русскими писательницами (Сын отечества. 1841. Т. 11. № 18. С. 104). Сдержанно, но положительно, отозвался о книге В. Г. Белинский (Полн. собр. соч. Т. 5. С. 456-461).
Весной 1845 г. Ростопчины всей семьёй уезжают в Италию, где прожили более двух лет. Из Италии Ростопчина присылает стихотворение «Насильный брак», опубликованное в газете «Северная пчела» (1846. № 284), из-за которого она попала в опалу.
Ростопчины переселились в декабре 1849 г. на постоянное жительство в Москву. Евдокия Петровна организовала литературные «субботы» (1849-1854), на которых бывали: М. П. Погодин, Ф. И. Тютчев, Н. В. Гоголь, Ф. Н. Глинка, М. С. Щепкин, И. В. Самарин, начинающие тогда литераторы Я. П. Полонский, А. М. Майков, Л. Н. Толстой , А. Н. Островский и др.
О своей сестре Сергей Сушков писал: «Одарённая щедро от природы поэтическим воображением, весёлым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках..., замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным».
Романтическое восприятие собственной личности, видение своей жизни сквозь призму литературы предопределили особенности её творчества. В «московский период» своей жизни Ростопчина написала целый ряд произведений: «Нелюдимка», драма в пяти действиях; «Поэзия и проза жизни. Дневник девушки», роман в стихах; «Семейная тайна», драма в пяти действиях; «Счастливая женщина», роман в прозе; «Одарённая», драматическая фантазия, взятая из волшебных сказок ХVII в.; «Палаццо Форли», роман в прозе; «Дочь Дон-Жуана», драматическая фантазия и др. Сюжеты повестей и поэм сохраняют связь с мотивами лирики Ростопчиной. К концу жизни литературная известность Ростопчиной падает. В 1856 г. в Санкт-Петербурге издаётся собрание сочинений: стихотворения, в 2-х т. Посмертно, в 1959 г., были изданы 3-й и 4-й тома.
В жизни Евдокии Петровны Ростопчиной были годы, когда она периодически уезжала в Воронежскую губернию, имение мужа в селе Анна (ныне райцентр Аннинского района).
Слобода Аннинская существовала с конца ХVII в. В 1699 г. по приказу Петра I она была сожжена и возродилась лишь спустя два года как село дворцовых крестьян, переведённых на Битюг из северных уездов России. В ХVIII в. земли в Воронежской губернии получил от Павла I канцлер Фёдор Васильевич Ростопчин (1763-1826) - личность очень своеобразная, противоречивая, оставившая заметный след в истории России: «1796 года 4 декабря по высочайшему повелению Фёдор Ростопчин получил в вечное и потомственное владение 2000 душ, а в 1797 г. 9 января ему назначены к отдаче дворцовые селения Санкт-Петербургской губернии Шлиссельбургского уезда деревню Шалодиху и Воронежской губернии Бобровского округа сёлы Масловку и Верхотойды, в коих по последней ревизии 1603, да в селе Анна той же губернии и округа 397, а вообще 2000 душ с принадлежащими по дачам к оным селеньям землями и угодья». Масловку и Верхотойды Ростопчин отдавал в аренду. В Анне был построен дом, разбит прекрасный парк. Барский дом стоял на высоком берегу, из его окон открывался прекрасный вид на долину Битюга. К реке от дома спускался лиственный лес. Ф. В. Ростопчин стремился вести образцовое хозяйство, используя всё новое и полезное из опыта других стран. В Анне он занимается конезаводством и добивается больших успехов. Лошади английской и арапской породы с его завода приносят огромный доход. Унаследовал земли и имение младший сын графа, А. Ф. Ростопчин. В 1845 г., из-за материальных проблем, он продал казне конный завод, а в 1850 г. и само имение в Анне - графине Авдотье Васильевне Левашовой.
Е. П. Ростопчина впервые приехала с мужем в имение вскоре после свадьбы, летом 1833 г. С этого года по 1842 г. Ростопчина жила в Анне каждое лето и осень, а в 1838-1840-х гг. находилась там безвыездно. В Анне родились две дочери и сын: Ольга (1837), Лидия (1838) и Виктор (1839).
«Милой воронежской ласточкой» называли поэтессу друзья, посылая ей письма в Анну. В 1838 г. поэтесса написала стихотворение «Две встречи». Посылая П. А. Плетнёву из Анны это стихотворение о Пушкине, Ростопчина писала: «Две встречи» - истинный рассказ моих двух первых свиданий с Пушкиным, и я обработала эту мысль именно для вас и «Современника», зная, как вам приятно собирать в этом издании все относящееся к памяти Незабвенного». Зимой 1839 г. Ростопчины были в Воронеже. Одним из первых их посетил А. В. Кольцов . Под впечатлением встречи Кольцов писал В. Ф. Одоевскому 15 февраля 1839 г.: «Ваше сиятельство, любезный князь Владимир Фёдорович! Недавно я был с вашим письмом у графа и графини Евдокии Петровны Ростопчиной и целый вечер пробыл у них чудесным образом. Что за женщина эта графиня? ... такая встреча невольно погружает душу в сладкое упоительное забвение; забота, горе, нужды как-то принимают другой образ, волнуют душу, - но не рвут, не мучат её».
В имении поэтесса устроила школу рукоделия и богадельню. В Анне написаны многие произведения. В них узнаются конкретные приметы здешних мест. Вот, например, в стихотворении «Осенние листья» читаем: «Я в храме древнем, обветшалом молюсь теплей…». Тогда в Анне действительно стоял старый деревянный храм, на месте которого в конце ХIХ в. построена церковь Рождества Христова (1899).
Своеобразным завещанием поэтессы жителям села Анны остались строки стихотворения «Село Анна».
Зачем же сладкою тревогой сердце бьется
При имени твоем, пустынное село,
И ясной думою внезапно расцвело?
Зачем же мысль моя над дикой степью вьется,
Как пташка, что вдали средь облаков несется,
Но, в небе занята своим родным гнездом,
И пестует его и взором и крылом?..
Ведь прежде я тебя, край скучный, не любила,
Ведь прежде ссылкою несносной был ты мне:
Меня пугала жизнь в безлюдной тишине,
И вечных бурь твоих гуденье наводило
Унынье на меня; ведь прежде, средь степей,
С тоской боролась я, и там, в душе моей,
Невольно угасал жар пылких вдохновений,
Убитый немощью... Зачем же образ твой
Меня преследует, как будто сожалений
Ты хочешь от меня, приют далекий мой?..
Или в отсутствии немилое милее?
Иль всем, что кончено, и всем, чего уж нет,
В нас сердце дорожит? Иль самый мрак светлее,
Когда отлив его смягчит теченье лет?
Так память длинных дней, в изгнанье проведенных,
Мне представляется как радужная цепь
Дум ясных, грустных дум, мечтаний незабвенных,
Заветных, тайных грез... Безжизненная степь
Моею жизнию духовной наполнялась,
Воспоминаньями моими населялась.
Как тишь в волнах морских, как на пути привал,
Так деревенский быт в отшельнической келье
Существование былое прерывал
И созерцанием столичное веселье,
Поэзией шум света заменял.
От развлечения, от внешних впечатлений
Тогда отвыкнувши, уж я в себе самой
Для сердца и души искала наслаждений,
И пищи, и огня. Там ум сдружился мой
С отрадой тихою спокойных размышлений
И с самобытностью. Там объяснилось мне
Призванье темное. В глуши и тишине,
Бедна событьями, но чувствами богата,
Тянулась жизнь моя. - Над головой моей
Любимых призраков носился рой крылатый,
В ушах моих звучал веселый смех детей;
И сокращали мне теченье длинных дней
Иголка, нитки, кисть, подчас за фортепьяном
Волненье томное, - когда былого сон,
Мелодией знакомой пробужден,
Опять меня смущал пленительным обманом...
И много счастливых, восторженных минут,
Сердечной радостью волшебно озаренных,
Прожито там, в степях... О, пусть они живут
Навеки в памяти и в мыслях сокровенных!..
А ты, затерянный, безвестный уголок,
Не многим памятный по моему изгнанью, -
Храни мой скромный след, храни о мне преданье,
Чтоб любящим меня чрез много лет ты мог
Еще напоминать мое существованье!
Вороново (Московской губ.)
Июнь 1840
Одно из лучших её стихотворений, где каждая мысль - картина, а всё вместе - судьба: «Вы вспомните меня»:
Вы вспомните меня когда-нибудь…но поздно,
Когда в своих степях далеко буду я,
Когда надолго мы, навеки будем розно -
Тогда поймёте вы и вспомните меня!
Проехав иногда пред домом опустелым,
Где вас встречал радушный мой привет,
Вы грустно спросите: «Так здесь её уж нет?»
И мимо торопясь, махнув султаном белым,
Вы вспомните меня»! ...
В год 200-летия со дня рождения Е. Ростопчиной в Воронеже издан сборник её стихотворений под названием «Вы вспомните меня…». В декабре 2012 г. в Воронеже прошли первые по теме «Евдокия Ростопчина в отечественной культуре XIX-XXI веков». Организаторами чтений стали: региональное отделение Союза писателей России при содействии Воронежского государственного педагогического университета и городской специализированной библиотеки искусств им. А. С. Пушкина.
Воронежским художником написан портрет Е. Ростопчиной.
12 декабря 2012 г. присвоено имя Е. П. Ростопчиной.
. Талисман. Избранная лирика. Нелюдимка: документы, письма, воспоминания / Е. П. Ростопчина; подгот текста, сост., вступ. ст. и примеч. В. Ф. Афанасьева. - Москва: Моск. рабочий, 1987. - 320 с.
. Счастливая женщина: сочинения / Е. П. Ростопчина. - Москва: Правда, 1991. - 447 с. - Содерж.: Счастливая женщина: роман; Дневник девушки: роман в стихах; Палаццо Форли: повесть; Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки: разговор в стихах.
. Палаццо Форли: повесть / Е. П. Ростопчина. - Москва: Моск. рабочий, 1993. - 256 с. - (Русская остросюжетная проза).
. «Вы вспомните меня...»: избранные стихотворения / Е. П. Ростопчина; вступ. ст. В. Жихарева. - Воронеж: ИП Аксёнов А. П., 2012. - 240 с.
***
. Кесслер И. «То лирный звук, то женский вздох...» // Свет угасших звезд / И. И. Кесслер. - 2-е изд., испр. и доп. - Воронеж, 2000. - С. 90-106 с.
 |
 |
. Очман А. В. Евдокия Ростопчина // Женщины в жизни М. Ю. Лермонтова / А. В. Очман. - М., 2008. - С. 193-202.
. Грин Д. Евдокия Ростопчина // Иное лицо романтической поэзии: русские женщины-поэты середины XIX в. / Д. Грин. - СПб., 2008. - С. 104-129.
. Корниенко Н. Г. «То лирный звук. То женский вздох»: Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) // Преодоление. Чернозёмный край в судьбах замечательных людей XVIII-XIX вв. / Н. Г. Корниенко. - Воронеж, 2011. - С. 146-178.
. Жихарев В. И. «Воронежская ласточка» // Подъём. - 2012. - № 1. - С. 180-186.
Среди книг, которые уже давно приобрели безоговорочный статус бесценных любовных фолиантов, роман графини Евдокии Ростопчиной «Счастливая женщина», написанный в 1853 году, по праву признан шедевром любовной прозы. Эта история любви накалом безумных страстей и изяществом стиля оставляет читателей в состоянии легкого транса и считается лучшей книгой в копилке мировой романтической литературы. Каждый пишет собственную историю любви – так было в XIX веке, так происходит и сейчас…
Из серии: Изящный век
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Счастливая женщина (Е. П. Ростопчина, 1853) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Евдокия Петровна Ростопчина
Евдокия Петровна Ростопчина – русская писательница, графиня, одна из самых известных русских поэтесс второй четверти ХIХ века. Современники считали ее умницей и красавицей, отмечали живость характера и доброту, общительность. Ей посвящали свои стихи Лермонтов и Тютчев, Мей и Огарев. В конце тридцатых годов девятнадцатого века ее имя ставили даже рядом с именем Пушкина.
Она родилась 23 декабря 1811 года в Москве, на Чистых Прудах, в приходе Успения Богородицы, что на Покровке, в доме деда с материнской стороны Ивана Александровича Пашкова.
Ее отец Петр Васильевич Сушков (впоследствии действительный статский советник), находился в то время на службе в Москве и был чиновником VIII класса и коммисариатским коммисионером. Он женился на Дарье Ивановне Пашковой, дочери отставного подполковника, и Евдокия Петровна была их первым ребенком.
В 1812 году, по случаю приближения французов к Москве, семейство Пашковых и с ними Дарья Ивановна Сушкова с новорожденной дочерью отправились в Симбирскую губернию, в принадлежащую деду И.А. Пашкову деревню Талызино, где прожили до отступления Наполеона из Москвы, после чего возвратились в Белокаменную, куда еще ранее прибыл, по должности своей, Петр Васильевич Сушков, на которого, как значится в его формулярном списке, возложено было в 1812 и 1813 годах «заготовление вещей для резервной армии», что он и исполнил в разоренной Москве, «не возвышая цен ни на какие вещи, несмотря на сожженные в Москве фабрики и заводы».
В январе 1816 года Дарья Ивановна родила сына Сергея, в марте 1817 года – Дмитрия и, ровно через два месяца, 13 мая того же года скончалась от чахотки, имея всего лишь 27 лет от роду. Вскоре П.В. Сушков, по просьбе своего тестя, отправился на принадлежащие тому Белорецкие железные заводы в Оренбургской губернии, где пробыл довольно долго, а оттуда переехал на жительство в Петербург, куда он был переведен на службу. Трое сирот остались в Москве, в доме деда, где жили на собственный счет, пользуясь только даровой квартирой и столом. В этом доме Евдокия Петровна пробыла вплоть до своего замужества, а ее братья только до 1826 года, когда их отец, будучи назначен начальником Оренбургского таможенного округа, увез мальчиков с собою в Оренбург.
Дмитрий Петрович Сушков, брат Ростопчиной, так писал о своей сестре в биографической справке князю П.А. Вяземскому: «…Между тем воспитание Евдокии Петровны шло своим чередом: одна гувернантка сменялась другою и несколько учителей приходили давать ей уроки; но, говоря правду, воспитание это, хотя и стоило немало денег отцу нашему, было довольно безалаберное, так как, в сущности, никто не наблюдал за его правильностию. По счастию, ребенок был одарен от природы живым, острым умом, хорошею памятью и пылким воображением, с помощью которых Евдокия Петровна легко научилась всему тому, что составляло тогда, да и теперь составляет еще, альфу и омегу домашнего воспитания наших великосветских барышень.
Из учителей ее по разным предметам стоит упомянуть о Гаврилове и Раиче, развивших в ней врожденную любовь к поэзии вообще и к отечественной в особенности. Не будь их, русская словесность считала бы, может быть, в среде своей одним дарованием меньше, так как в доме Пашковых никто литературою не занимался и даже подобное занятие со стороны молодой девушки сочтено было бы за неприличный поступок.
Здесь будет уместно перечислить главнейших гувернанток и учителей Евдокии Петровны, насколько я их помню.
Одною из первых ее гувернанток была г-жа Морино, французская эмигрантка из хорошей фамилии, бывшая до революции в интимных отношениях с графом Прованским, впоследствии королем Людовиком XVIII. Само собою разумеется, что, за исключением природного своего языка и современной ей французской литературы, сведения ее по всем другим предметам были чрезвычайно ограничены, так что, в сущности, она ничему другому обучать не могла.
Непосредственно за нею следовала Н.Г. Боголюбова, бывшая смолянка. Это была девица умная, добрая, благовоспитанная и действительно много знающая, от которой воспитанница ее позаимствовала много хорошего и могла бы позаимствовать еще более, но, к сожалению, она почему-то вскоре перешла на другое место.
Преемницей ее была г-жа Пудре, толстая, глупая, грубая и ровно ничего не знающая швейцарка, которой, по-настоящему, следовало бы занимать не должность гувернантки, а разве поломойки. Эта подлая женщина обращалась со своей воспитанницей чрезвычайно грубо и даже тиранила ее. Притом же она была и нравственности весьма двусмысленной и, в присутствии Евдокии Петровны и нас, братьев ее, мальчиков семи-восьми лет, обращалась весьма вольно, чтобы не сказать более, с гувернером нашим, г-ном Фроссаром, своим соотечественником, таким же грубым и таким же невеждою, как она сама, а также и с нашим общим учителем рисования, французом Газом. Впоследствии Пудре содержала в Москве девичий пансион.
За Пудре последовала – и это была последняя гувернантка Евдокии Петровны – г-жа Дювернуа, офранцуженная полячка, женщина добрая, но не имевшая никаких познаний, вследствие чего она и не обучала ничему и была в сущности не гувернанткою, а чем-то в роде компанионки для прогулки и выездов запросто к родным и более близким знакомым».
К счастью, Евдокию Петровну не испортило это бездушное воспитание: в ребенке жила чуткая и нежная душа. Хорошая память, любознательность и влечение к литературе, поддерживавшееся в окружавшей ее среде, которая увлекалась литературными интересами, в связи с поэтическим настроением девушки и врожденной каждой талантливой натуре страстью к творчеству сделали ее писательницей уже в раннем возрасте.
Ростопчина рано пристрастилась к чтению и быстро овладела несколькими иностранными языками, в том числе французским, немецким, английским и итальянским. Скрываясь от родных, с двенадцати лет она стала писать стихи. А читать их давала своим знакомым: студенту Московского университета поэту и революционеру Николаю Огареву и ученику Благородного пансиона Михаилу Лермонтову.
Увлечение поэзией не удалось долго сохранять в тайне: первая публикация ее стихов – в альманахе «Северные цветы на 1831 год» за подписью «Д…а» – произошла, когда девушке не исполнилось и восемнадцати лет.
Евдокия Петровна была очень хороша собою; когда она стала выезжать в свет, ее свежая девическая красота и окружавший ее юную головку ореол зарождавшейся поэтической славы доставили ей ряд головокружительных триумфов. Ее сразу заметили – и несколько лет веселой светской жизни пронеслись пред ней быстрым, волшебным видением.
Евдокия Петровна в 22 года, чтобы избавиться от домашнего гнета, вышла замуж за молодого и богатого графа Андрея Федоровича Ростопчина, сына московского градоначальника. Свадьба состоялась в мае 1833 года, и молодые зажили весело и открыто в своем доме на Лубянке, принимая всю Москву.
Муж писательницы оказался человеком очень недалеким, его интересы ограничивались кутежами, картами и лошадьми, и Евдокия, чувствуя себя очень несчастливой в семье, полностью отдалась светской жизни, стала искать развлечений в свете, посещая и устраивая балы. Ростопчина была предметом многих сплетен и злословия. Ее постоянно окружала толпа пылких поклонников, к которым она относилась далеко не жестоко. По словам современников, Ростопчина «была небольшого роста, изящно сложена, имела неправильные, но выразительные и красивые черты лица. Большие, темные и крайне близорукие её глаза “горели огнём”. Речь Евдокии Петровны, страстная и увлекательная, лилась быстро и плавно». Будучи человеком необычайной доброты, она много помогала бедным.
Осенью 1836 года Ростопчина с мужем приехала в Петербург и поселилась в доме на Дворцовой набережной. Ростопчины были приняты в высшем столичном обществе и литературных салонах города – у Одоевского, Жуковского, в семье Карамзиных. Начитанная, остроумная, интересная собеседница, Евдокия сразу же завела литературный салон и у себя в доме, где стал собираться весь цвет петербургских литераторов. Частыми гостями ее были Гоголь, Пушкин, Жуковский, Соллогуб, Вяземский, Плетнев, Григорович, Дружинин, Мятлев и многие-многие другие. Одоевский и Лермонтов вели с ней активную личную переписку, тот же Владимир Федорович Одоевский посвятил ей свою «Космораму». Еще до замужества Ростопчина познакомилась с Пушкиным. С ним она встретилась в 1829 или 1830 году на бале у московского генерал-губернатора князя Д.В. Голицына и произвела на него прекрасное впечатление. Он очень благосклонно отзывался о ее творчестве.
В салоне Евдокии Ростопчиной читались новые произведения, обсуждались литературные события, устраивались музыкальные вечера с участием Виардо, Глинки, Листа, Тамбурини, Рубини. Рассеянная светская жизнь, прерываемая частыми и продолжительными путешествиями по России и за границу, не мешала графине с увлечением предаваться литературным занятиям.
К этому времени относится и начало романа Ростопчиной с Андреем Николаевичем Карамзиным, одним из сыновей историка Н.М. Карамзина, гусарским полковником. А.Н. Карамзин был женат на баронессе Еве Авроре Шарлотте Шернваль – светской львице из шведского рода, фрейлине и статс-даме русского императорского двора, крупной благотворительнице. В 1853 году Андрей Карамзин отправился добровольцем на балканский театр военных действий Крымской войны и вскоре погиб в бою во время крайне непрофессионально проведённой кавалерийской атаки, которую сам же организовал и возглавил. В 1854 году, узнав о его гибели, Евдокия Петровна писала: «…цель, для которой писалось, мечталось, думалось и жилось, – эта цель больше не существует; некому теперь разгадывать мои стихи и мою прозу…» Но все это будет позже, а пока она не только одна из самых модных дам Петербурга, но и признанная всеми поэтесса.
Однако Ростопчина чувствует, что жизнь ее, при внешнем блеске, «лишена первого счастия – домашней теплоты», а сердце «вовсе не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь», – и оттого любит повторять стих пушкинской Татьяны: «…отдать бы рада всю эту ветошь маскарада…» Стремление разглядеть за холодными, светскими полумасками истинную сущность человека объединяет Растопчину с Лермонтовым, который в 1841 году записал в ее альбоме: «Я верю: под одной звездою // Мы с вами были рождены, // Мы шли дорогою одною, // Нас обманули те же сны».
В декабре 1849 года Ростопчины переезжают на постоянное жительство в Москву. Зажили они роскошно, богато, хоть и не особенно открыто. Граф по-прежнему увлекался цыганами, тройками, балетом, посещал Английский клуб, графиня жила отдельно от него и на своей половине проводила время по-своему, принимала гостей, изредка выезжала. Писала она теперь уже не мелкие лирические пьесы, а вещи более крупные, а также произведения в прозе, такие как ее самый известный роман о пронзительной, обжигающей смертельной любви «Счастливая женщина». Писала она и небольшие пьесы для театра; последние были легкими, милыми пустячками, приготовленными обыкновенно для чьего-нибудь бенефиса.
От брака с Андреем Фёдоровичем Ростопчиным у Евдокии Петровны было две дочери и сын. Первая дочь Ольга была замужем за дипломатом и итальянским посланником в Румынии графом Иосифом Торниелли-Брузатти-ди-Вергано. Вторая дочь Лидия – писательница, жила на скромную пенсию, получаемую от императора, последние годы провела в Париже. Сын Виктор – полковник, был женат на Марии Григорьевне фон Рейтлингер, имел двух сыновей – Бориса и Виктора.
Утверждают, что от внебрачной связи с Андреем Карамзиным Евдокия Ростопчина имела еще двух дочерей. Они носили фамилию Андреевские и воспитывались в Швейцарии. Кроме того, у Ростопчиной был внебрачный сын Ипполит от Петра Павловича Альбединского, генерал-адъютанта, не обладавшего ни высшим военным образованием, ни особыми военными достоинствами. Альбединский своей военной карьерой был обязан главным образом красивой внешности и большим связям при дворе.
Последние два года жизни графиня Евдокия Ростопчина часто и сильно болела. В последний раз она взялась за перо в конце августа 1858 года, чтобы написать для Александра Дюма, бывшего тогда в России, свои краткие воспоминания о Лермонтове. Письмо ее Дюма получил на Кавказе, в декабре, когда Ростопчиной уже не было в живых: третьего декабря (пятнадцатого по старому стилю) 1858 года она скончалась в Москве, где и погребена на Пятницком кладбище в усыпальнице Ростопчиных.
Яркая жизнь и удивительная судьба. Пожалуй, именно, так можно охарактеризовать биографию Евдокии Ростопчиной. Самые известные первой половины 19 века безоговорочно признавали ее талант. А лучшие произведения стали классикой женской лирики в русской литературе. Евдокия Ростопчина (в девичестве Сушкова) родилась в в 1811 году в семье действительного статского советника П. В. Сушкова и Д. И. Пашковой. Рано потеряв мать, которая умерла от чахотки, когда девочке было всего шесть лет, Евдокия Петровна воспитывалась у своего деда по материнской линии И. А. Пашкова. В семье, где она росла, маленькая Додо получила образование, которое и полагалось иметь будущей светской барышне, т.е. всего по чуть-чуть: Закон Божий, рисование, музыка, танцы, немного - истории, географии и арифметики. Она знала несколько иностранных языков и много читала. Чуткая и восприимчивая, больше всего она любила гулять в дальних уголках большого сада. Заросли и лунные блики были её маленьким миром, в тишине которого рождались первые строчки стихотворений. Еще в детстве, под влиянием поэтических произведений тех лет, Евдокия Петровна написала оду Шарлотту Корде, но потом уничтожила ее. Однако литературная среда, врожденный талант и страсть к творчеству способствовали превращению Сушковой в поэтессу уже в раннем возрасте. Ее стихи нравились своей искренностью и музыкальностью строк. Какие-то из них она читала в поэтическом салоне своего дяди, поэта и драматурга Н. В. Сушкова, а какие-то только своим близким друзьям, тем, кому доверяла - и Николаю Огареву. Оба были поклонниками литературного таланта и ценителями ее женского очарования, ведь повзрослев, маленькая мечтательница Додо превратилась в юную очаровательную девушку. Первые выезды в свет стали триумфальными. Юная свежесть, очарование и окружавший ее ореол зарождавшейся славы - все это способствовало признанию и любви. На одном из балов у Московского князя Д. В. Голицына Евдокия Петровна познакомилась с . Позже, она посвятила этому событию стихотворение « Две встречи». А о своем отношении к поэту однажды сказала: «боготворила — всегда». Однажды , известный литератор и друг Пушкина, случайно познакомился со стихами Евдокии Сушковой. Он переписал пьесу «Талисман» и тайно послал А. А. Дельвигу, бывшему в то время редактором альманаха «Северные цветы» в . В 1831 состоялся дебют в печати, хотя авторство не указывалось, ведь сложение стихов не было похвальным занятием для юных барышень.
Известие о том, что Евдокия Петровна Сушкова выходит замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина, вызвало в Москве немало слухов и пересудов. Всем было известно, что молодые люди не питают друг к другу теплых чувств. Андрей Ростопчин, хотя окружающие и не замечали за ним жадности и злобы, обладал характером сумасбродным и вспыльчивым. Привыкшей к другой обстановке, Додо необходимо было учиться жить в другом мире. В мае 1833 года состоялась свадьба. Существуют предположения, что замужеством Додо Сушкова пыталась вырвать из сердца и забыть свою первую безответную любовь, о которой написала в «Талисмане». Кто был этот человек? Скорей всего, этот вопрос так и останется без ответа. Семейная жизнь не стала счастливой для Евдокии Петровны, но светское общество еще охотней распахнуло свои двери перед богатой и красивой графиней Ростопчиной. В 1836 семья Ростопчиных переехала из Москвы в Петербург. Благодаря титулу и своим связям, они смогли занять там видное положение, а графиня Ростопчина стала желанной гостьей в светских салонах. Период с 1836 до 1838 прошел в дворцовой круговерти, Ростопчина познала вкус успеха литературного и женского. Но так долго продолжаться не могло. Уж слишком умна была Евдокия Петровна, чтобы просто ограничиться ролью светской дамы. И как знать, не трагическая ли смерть Пушкина сыграла в этом отказе от светских развлечений свою роль? Последний раз в салоне Ростопчиной Пушкин был за один день до дуэли. Она понимала, что терзает поэта, как понимала и то, какую роль сыграло в его состоянии «мнение света». Роковой выстрел на Черной речке стал вехой, которая разделила жизнь многих современников на «до, и после», и унес с собой из жизни какую-то ее важную часть. После смерти поэта передал Ростопчиной книгу Пушкина, приготовленную им для новых стихов, с предложением дополнить и закончить ее. Жуковский понимал цену подарка. Он не вручил бы его без достаточных оснований. Легкие и мелодичные стихи Евдокии Петровны уже снискали ей прочную славу. А многие литературные критики того времени ставили ее произведения в один ряд с произведениями Пушкина. Весной 1838 года Евдокия Петровна приняла решение уехать из Петербурга. Простившись со столицей и взяв заветную Пушкинскую книгу, она перебралась в Воронежскую губернию, в принадлежащее графу поместье в селе Анна. Почти три года усиленной и плодотворной работы в «аннинской» тиши принесли свои плоды. В 1839 году отдельной книгой были изданы две повести Ростопчиной, а в 1941 году свет увидел сборник стихотворений, куда вошли произведения, написанные с 1829 по 1839 год. В феврале 1841 года в отпуск в Петербург приехал М. Ю. Лермонтов. Им было о чем поговорить с Додо. Для нее этот год был особенный: в свет выходил первый том ее сочинений. Позже он попросит прислать ему в Пятигорск томик стихов с именем Додо на обложке. У них будет еще одна встреча, во время которой Лермонтов поделится с Евдокией Петровной мрачными предчувствиями. Она будет подтрунивать над его мнительностью, а чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, подарит альбом, в котором несколько строк о нем …
В память об этих отношения остались несколько стихотворений и пьеса «На дорогу». В 1847 году Ростопчины перебрались в Москву в большой дом на Садовой. Этот период жизни был заполнен творчеством. Стихи и проза, лирика и пьесы. Практически все произведения печатались в журналах и альманахах. Но в литературе наступили иные времена, и Ростопчина все более и более расходилась с новым временем. Каждое новое произведение критика встречала все более недружелюбно. Добролюбов издевался над ее новым романом «У пристани». А Чернышевский весьма насмешливо прокомментировал ее новый сборник, обвинив в мелком эгоизме и игнорировании общественных запросов. Но природа ее творчества была иной, и от нее напрасно было ожидать обличений несправедливостей жизни. Ростопчина продолжала писать, но интерес к ее творчеству угас. А критикуя новые литературные направления в России, она изолировала себя окончательно. В 1857 году у Евдокии Петровны была обнаружена неизлечимая болезнь. Последние годы она провела в непростой домашней обстановке, но умудрялась сохранять присутствие духа. Навещавший ее Тютчев пришел в ужас от того, что стало с совсем еще недавно цветущей женщиной. Однако разговор с ней заставлял забывать, что перед ним женщина, жить которой осталось совсем немного. Почти забытая публикой, Евгения Петровна Ростопчина умерла в Москве в декабре 1858. Похоронена поэтесса на Пятницком кладбище.