Поэт павел николаевич васильев. Павел васильев - самый тонкий лирик русской поэзии. Васильев Павел Николаевич. Биография трагической судьбы
Для современников его талант был очевиден. Приведённые выше строки Рюрика Ивнева — далеко не единственные, в которых этот патриарх русской поэзии сравнивал Павла Васильева с Сергеем Есениным, своим близким другом. Алексей Толстой отозвался о нём, как о советском Пушкине. Анатолий Луначарский считал его восходящим светилом новой русской поэзии. Владимир Солоухин ставил его имя сразу вслед за именами Пушкина, Лермонтова, Блока и Есенина. А Борис Пастернак в 1956 году написал о нём такие слова:
В начале тридцатых годов Павел Васильев производил на меня впечатление приблизительно того же порядка, как в своё время, раньше, при первом знакомстве с ними, Есенин и Маяковский. Он был сравним с ними, в особенности с Есениным, творческой выразительностью и силой своего дара и безмерно много обещал, потому что, в отличие от трагической взвинченности, внутренне укоротившей жизнь последних, с холодным спокойствием владел и распоряжался своими бурными задатками. У него было то яркое, стремительное и счастливое воображение, без которого не бывает большой поэзии и примеров которого в такой мере я уже больше не встречал ни у кого за все истекшие после его смерти годы…
На очень крупном поэтическом сайте (цитирую самую верхнюю строчку главной страницы: «Первый крупный поэтический сервер русской сети; на сегодня — 19702 стихотворения, 194 поэта, 891 статья» ) рассказывается, наверное, обо всех, кто оставил в нашей поэзии хоть сколько-нибудь заметный след. В общем списке перечислены там и корифеи, и не очень.
Эдуард Багрицкий там есть. Агния Барто. Есть Демьян Бедный, Виктор Боков, Константин Ваншенкин. Евгений Долматовский и Вера Инбер. Наум Коржавин и Василий Лебедев-Кумач. Александр Кочетков и Николай Рубцов. Илья Сельвинский и Николай Тихонов. Сергей Михалков и Лев Ошанин. Алексей Сурков и Степан Щипачёв.
Разумеется, есть там и Пушкин, и Маяковский, и Лермонтов, и Горький, и Есенин, и Блок, и Мандельштам, и Бунин, и Ахматова, и Бродский…
Есть там и те талантливые молодые поэты послереволюционных лет, чьи жизни оборвались так рано и так трагически. Мы уже писали о некоторых из них: Павел Коган , Борис Корнилов , Иосиф Уткин , Дмитрий Кедров , Семён Гудзенко .
Кого там только нет…
Павла Васильева там — нет.
Сначала пробежал осинник, Потом дубы прошли, потом, Закутавшись в овчинах синих, С размаху в бубны грянул гром. Плясал огонь в глазах сажённых, А тучи стали на привал, И дождь на травах обожжённых Копытами затанцевал. Стал странен под раскрытым небом Деревьев пригнутый разбег, И всё равно как будто не был, И если был — под этим небом С землёй сравнялся человек. Май 1932 года Лубянка. Внутренняя тюрьмаЦелых двадцать лет его имя и его стихи были под полным, абсолютным запретом. Что уж там говорить об обычных читателях — по воспоминаниям поэта Кирилла Ковальджи, даже студенты Литературного института, вся жизнь которых проходила в литературной среде, наставниками которых были самые известные советские литераторы, не имели ни малейшего представления не то что о стихах, но и о самом имени Павла Васильева.
Об имени поэта, чей талант был вполне сравним с талантом Есенина или Мандельштама…
Вся ситцевая, летняя приснись, Твоё позабываемое имя Отыщется одно между другими. Таится в нём немеркнущая жизнь: Тень ветра в поле, запахи листвы, Предутренняя свежесть побережий, Предзорный отсвет, медленный и свежий, И долгий посвист птичьей тетивы, И тёмный хмель волос твоих ещё. Глаза в дыму. И, если сон приснится, Я поцелую тяжкие ресницы, Как голубь пьёт — легко и горячо. И, может быть, покажется мне снова, Что ты опять ко мне попалась в плен. И, как тогда, всё будет бестолково — Весёлый зной загара золотого, Пушок у губ и юбка до колен. 1932 годОн был молод и красив, этот сибирский парень. Его любили женщины, а он любил их. Он был задирист, самоуверен и зачастую несносен. Николай Асеев — в 1956 году, в официальном документе для прокуратуры— обрисовал его психологический портрет следующими словами:
Характер неуравновешенный, быстро переходящий от спокойного состояния к сильному возбуждению. Впечатлительность повышенная, преувеличивающая всё до гигантских размеров. Это свойство поэтического восприятия мира нередко наблюдается у больших поэтов и писателей, как, например, Гоголь, Достоевский, Рабле. Но все эти качества ещё не были отгранены до полного блеска той мятущейся и не нашедшей в жизни натуры, которую представлял из себя Павел Васильев. Отсюда его самолюбивые порывы, обидчивость на непризнание его полностью и даже некоторая, я бы сказал, озлобленность на быстрые и незаслуженные успехи других поэтов, менее даровитых, но более смышлёных и приноравливающихся к обстоятельствам времени…
Родился и вырос Павел Васильев далеко-далеко от столичных культурных центров России — в Зайсане, местечке близ Павлодара (ныне этот город находится в Казахстане), в семье учителя математики, выходца из казаков. Очень рано начал он читать, сочинять первые свои стихи и — проявлять свой неуёмный, непокорный характер. После одной крупной размолвки с отцом 15-летний Павел… просто убежал из дома. Добрался до Омска, там тоже не задержался и отправился к Тихому океану, во Владивосток. Именно во Владивостоке его и приметил оказавшийся там в командировке Рюрик Ивнев, который помог Павлу с публикацией в местной газете и организовал его первое публичное выступление. В стихотворении под названием «Павлу Васильеву» , написанном тогда же, в 1926 году, Рюрик Ивнев впервые сравнил Павла со своим недавно погибшим другом Есениным:
С первоначальными планами поучиться в Дальневосточном университете Павлу пришлось быстро распрощаться. Он колесит по Сибири, работая кем придётся: и портовым грузчиком, и юнгой на судне, и старателем на золотых приисках, и каюром в тундре, и рулевым, и экспедитором, и культработником, и инструктором физкультуры.
В июле 1927 года Павел Васильев — с рекомендательным письмом от Рюрика Ивнева — добрался до Москвы. Но поступить там на учёбу у него в тот раз не получилось, и ему пришлось вернуться. Примирение с отцом наступило в Омске, куда перебрались к тому времени и его родители.
Одно из стихотворений юного Павла Васильева, опубликованное в омской газете «Рабочий путь» в мае 1927 года:
Там же, в Омске, Павел Васильев познакомился со своей первой женой. Услышав, как он читает свои стихи, 17-летняя Галина Анучина была им покорена: «Я полюбила его сразу. Он был красив и писал прекрасные стихи» . И Павел — Павел влюбился в неё смертельно. К нему пришла большая любовь. Может быть, в первый раз… но далеко не в последний.
Это случилось летом 1928 года, а в 1930 году они поженились. Но жили они в разлуке: осенью 1929 года Павел Васильев окончательно перебрался в Москву, поступив на Высшие литературные курсы. У него появились новые друзья и новые поклонники. Его стихи печатались в самых солидных изданиях. И сам он прекрасно отдавал себе отчёт в величине своего таланта и не считал нужным скрывать это. Казалось, ещё немного — и он займёт в поэзии место безвременно ушедшего Есенина. Поэт Сергей Клычков, один из пресловутой тройки «Клычков — Клюев — Есенин», отозвался о нём следующим образом:
Период так называемой крестьянской романтической поэзии закончен. С приходом Павла Васильева наступает новый период — героический. Поэт видит с высоты нашего времени далеко вперёд. Это юноша с серебряной трубой, возвещающий приход будущего…
«Прокатилась дурная слава, // Что похабник я и скандалист»
, — эти строки написал о себе Сергей Есенин. К сожалению, «дурная слава» о Павле Васильеве не уступала есенинской. Ещё в Сибири за ним тянулся длинный шлейф попоек, скандалов и милицейских протоколов. Но время наступило уже другое: не начало 20-х, как у Есенина, а начало 30-х…Окончив в 1931 году Омский строительный техникум, Галина Анучина приехала к мужу в Москву. Однако, их совместная московская жизнь, полная бытовых неурядиц и переживаний, продлилась не слишком долго: в декабре 1932 года Павел Васильев отвёз свою беременную жену обратно, в Омск. Их молодая семья — распалась. Но нет худа без добра: именно это ведь и спасло — всего через несколько лет — и саму Галину Анучину, и единственную дочь Павла Васильева, родившуюся в 1933 году…
Какой ты стала позабытой, строгой И позабывшей обо мне навек. Не смейся же! И рук моих не трогай! Не шли мне взглядов длинных из-под век. Не шли вестей! Неужто ты иная? Я знаю всю, я проклял всю тебя. Далекая, проклятая, родная, Люби меня хотя бы не любя! 1932 годНадо сказать, что 1932 год в жизни Павла Васильева был богат на события. В марте того года «юноша с серебряной трубой» был арестован по так называемому делу антисоветской группы «Сибиряки» (по этому же делу проходил, в частности, и поэт Леонид Мартынов). Это была первая серьёзная встреча Павла Васильева с органами государственной безопасности. Тогда всё обошлось для него сравнительно безболезненно: он получил условный срок. Другим же поэтам, проходившим по этому делу, повезло меньше. Вероятно, Павлу помогло заступничество Ивана Михайловича Гронского — в то время очень влиятельного в литературных кругах человека, ответственного редактора газеты «Известия» и председателя оргкомитета Съезда советских писателей. Именно с тех пор И.М. Гронский стал своеобразным ангелом-хранителем Павла Васильева, стараясь, по возможности, уберечь юного поэта от грозивших ему бед. Насколько это вообще было тогда возможно — его уберечь…
Одинокая кровь под сорочкой нагретой, Как молчала обида в глазах у тебя. Ничего, дорогая! Я баловал с этой, Ни на каплю, нисколько её не любя. 1932 годГалина Анучина была первой большой любовью поэта и его первой женой. А в конце 1932 года в его жизнь ворвалась другая женщина, которая на следующий год станет его женой и всего лишь через пять лет — его вдовой. Ей придётся пройти через многие обиды и через многие несчастья, но свою любовь к Павлу она сохранит до самого конца.
Елена Вялова приходилась И.М. Гронскому свояченицей (она была родной сестрой его жены Лидии). В доме Гронского они и познакомились. Вернувшись из Омска, Павел Васильев через некоторое время пришёл к Елене — в её небольшую комнатку на первом этаже.
Из воспоминаний Натальи Фурман-Васильевой, дочери Павла Васильева от первого брака:
Как истинный поэт, П. Васильев был очень влюбчив. В его большое сердце приходило столько благодати, что хватало и на стихи, и на женщин. Встретив очередную пассию, он каждый раз влюблялся смертельно, затем, как правило, красавица, намучившись с ним, его покидала…
Больше всех натерпелась с ним его вторая жена Елена Вялова. Но в 1936 году, наконец, Васильев успокоился… Затравленный и униженный поэт из «юбочника» превратился в верного супруга и более уже со своей Еленой не разлучался.
Елене Вяловой посвящено часто цитируемое стихотворение Павла Васильева под названием «Любимой». Вероятно, это экспромт — на автографе есть авторская пометка: «Стихи сразу» .
| Слава богу, Я пока [что ] собственность имею: Квартиру, ботинки, Горсть табака. Я пока владею Рукою твоею, Любовью твоей Владею пока. И пускай попробует Покуситься На тебя Мой недруг, друг Иль сосед, — Легче ему выкрасть [вырвать ] Волчат у волчицы, Чем тебя у меня, Мой свет, мой свет! Ты — моё имущество, Моё поместье, Здесь я рассадил Свои тополя. Крепче всех затворов И жёстче жести | Кровью обозначено: «Она — моя». Жизнь моя виною, Сердце виною, В нём пока ведётся Всё, как раньше велось, И пускай попробуют Идти войною На светлую тень Твоих волос! Я ещё нигде Никому не говорил, Что расстаюсь С проклятым правом Пить одному Из последних сил Губ твоих Беспамятство И отраву. [ И когда рванутся От края и до края, Песнями и пулями Метя по нам, | Я, столько клявшийся тебе, — Умирая, Не соглашусь и скажу: «Не отдам». ] Спи, я рядом, Собственная, живая, Даже во сне мне Не прекословь: Собственности крылом Тебя прикрывая, Я оберегаю нашу любовь. А завтра, Когда рассвет в награду Даст огня И ещё огня, Мы встанем, Скованные, грешные, Рядом — И пусть он сожжёт Тебя И сожжёт меня. 1932 год |
… Елена по-настоящему любила Павла и прощала ему всё. Но ведь было множество людей, которые прощать что-либо Павлу Васильеву не могли и не желали. У очень многих этот яркий, безумно талантливый, знающий себе цену и такой неосторожный человек вызывал искреннюю неприязнь. Нет, высовываться из общих рядов, конечно, дозволялось, но… но не слишком далеко и только в «правильную» сторону. Сергей Есенин был старше Павла Васильева на пятнадцать лет. Вот эта разница — пятнадцать лет — и оказалась для Павла роковой. Начало 20-х годов ушло безвозвратно. За окнами была середина годов 30-х…
В отличие от Есенина или Мандельштама, Павел Васильев был поэтом скорее эпическим, чем лирическим. Лучшие его произведения — это не короткие стихи о любви, а эпические поэмы. Нередко он писал о том, о чём писать было слишком опасно. Например, о казаках. Не о красных или белых казаках, а просто — о людях. Он писал совсем не то, что требовалось победившему пролетариату в текущий момент. Он вёл себя совсем не так, как должен был себя вести пролетарский поэт. Всего этого было вполне достаточно для того, чтобы его уничтожить. Примерно с начала 1933 года травля Павла Васильева неуклонно набирает обороты. «Певец кондового казачества», «осколок кулачья», «мнимый талант», «хулиган фашистского пошиба» — это всё он, Павел Васильев.
И вот это — тоже он. Стихотворение «Тройка», удивительной силы стихотворение, было написано Павлом Васильевым в 1934 году:
| Вновь на снегах, от бурь покатых, В колючих бусах из репья, Ты на ногах своих лохматых Переступаешь вдаль, храпя, И кажешь, морды в пенных розах, — Кто смог, сбираясь в дальний путь, К саням — на тёсаных берёзах Такую силу притянуть? Но даже стрекот сбруй сорочий Закован в обруч ледяной. Ты медлишь, вдаль вперяя очи, Дыша соломой и слюной. И коренник, как баня, дышит, Щекою к поводам припав, Он ухом водит, будто слышит, Как рядом в горне бьют хозяв; Стальными блещет каблуками И белозубый скалит рот, И харя с красными белками, Цыганская, от злобы ржёт. | В его глазах костры косые, В нем зверья стать и зверья прыть, К такому можно пол-России Тачанкой гиблой прицепить! И пристяжные! Отступая, Одна стоит на месте вскачь, Другая, рыжая и злая, Вся в красный согнута калач. Одна — из меченых и ражих, Другая — краденая, знать, — Татарская княжна да б…, — Кто выдумал хмельных лошажьих Разгульных девок запрягать? Ресниц декабрьское сиянье И бабий запах пьяных кож, Ведро серебряного ржанья — Подставишь к мордам — наберёшь. Но вот сундук в обивке медной На сани ставят. Веселей! И чьи-то руки в миг последний |
Летом 1934 года в ход была пущена «тяжёлая артиллерия». Одновременно две центральные и две «литературные» газеты опубликовали 14 июня 1934 года первую часть большой статьи Максима Горького под названием «Литературные забавы» . В этой статье мудрый наставник советских литераторов, в частности, указывал (здесь и далее подчеркнуто мною — В.А. ):
Жалуются, что поэт Павел Васильев хулиганит хуже, чем хулиганил Сергей Есенин . Но в то время, как одни порицают хулигана, — другие восхищаются его даровитостью, «широтой натуры», его «кондовой мужицкой силищей» и т.д. Но порицающие ничего не делают для того, чтоб обеззаразить свою среду от присутствия в ней хулигана, хотя ясно, что, если он действительно является заразным началом, его следует как-то изолировать . А те, которые восхищаются талантом П. Васильева, не делают никаких попыток, чтоб перевоспитать его. Вывод отсюда ясен: и те и другие одинаково социально пассивны, и те и другие по существу своему равнодушно «взирают» на порчу литературных нравов, на отравление молодёжи хулиганством, хотя от хулиганства до фашизма расстояние «короче воробьиного носа» .
«От хулиганства до фашизма расстояние «короче воробьиного носа» … Это было уже слишком серьёзно. Тем более, что сразу же вслед за этим пассажем Горький счёл возможным весьма сочувственно процитировать письмо (донос?) некоего неназванного им «партийца», в котором, среди прочего, говорилось:
Несомненны чуждые влияния на самую талантливую часть литературной молодёжи. Конкретно: на характеристике молодого поэта Яр. Смелякова всё более и более отражаются личные качества поэта Павла Васильева. Нет ничего грязнее этого осколка буржуазно-литературной богемы. Политически (это не ново знающим творчество Павла Васильева) это враг . Но известно, что со Смеляковым, Долматовским и некоторыми другими молодыми поэтами Васильев дружен, и мне понятно, почему от Смелякова редко не пахнет водкой и в тоне Смелякова начинают доминировать нотки анархо-индивидуалистической самовлюблённости, и поведение Смелякова всё менее и менее становится комсомольским. […]
О Смелякове мы говорили. А вот — Васильев Павел, он бьёт жену, пьянствует. Многое мной в отношении к нему проверяется, хотя облик его и ясен. Я пробовал поговорить с ним по поводу его отношении к жене.
— Она меня любит, а я её разлюбил… Удивляются все — она хорошенькая… А вот я её разлюбил…
Развинченные жесты, поступки и мысли двадцатилетнего неврастеника , тон наигранный, театральный. […]
«Больше всех натерпелась с ним его вторая жена Елена Вялова» … Что же — так ведь оно и было. Вот отрывок (концовка) из известного стихотворения «Стихи в честь Натальи», которое датировано маем того же самого 1934 года и которое поэт написал под впечатлением от своего очередного (и, разумеется, очень сильного) увлечения, на этот раз — Натальей Кончаловской, внучкой художника Василия Сурикова:
[…] А гитары под вечер речисты, Чем не парни наши трактористы? Мыты, бриты, кепки набекрень. Слава, слава счастью, жизни слава. Ты кольцо из рук моих, забава, Вместо обручального надень. Восславляю светлую Наталью, Славлю жизнь с улыбкой и печалью, Убегаю от сомнений прочь, Славлю все цветы на одеяле, Долгий стон, короткий сон Натальи, Восславляю свадебную ночь.Наталья Кончаловская была умна, красива, обаятельна и, к тому же, временно свободна. Трудно сказать, как далеко зашли её отношения с Павлом Васильевым. Во всяком случае, в 1936 году она предпочла выйти замуж за совсем другого литератора — за молодого (в прямом и переносном смысле — он был моложе её на десять лет) и подававшего большие надежды поэта Сергея Михалкова, будущего бессменного автора государственного гимна.
А Павел Васильев — Павел Васильев в январе 1935 года был исключён из Союза советских писателей. Тучи над ним сгущались.
В 1999 году в архивах ФСБ была обнаружена докладная записка начальника Секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД Г.А. Молчанова на имя наркома внутренних дел Г.Г. Ягоды, датированная 5 февраля 1935 года. В ней говорилось о том, что поэт Павел Васильев отнюдь не оставил своих «антисоветских настроений», и в качестве иллюстрации приводилось нигде не опубликованное и добытое «оперативным путем» его стихотворение «контрреволюционного характера»:
Неужель правители не знают, Принимая гордость за вражду, Что пенькой поэта пеленают, Руки ему крутят на беду. Неужель им вовсе нету дела, Что давно уж выцвели слова, Воронью на радость потускнела Песни золотая булава. Песнь моя! Ты кровью покормила Всех врагов. В присутствии твоём Принимаю звание громилы, Если рокот гуслей — это гром.Санкции на немедленный арест, однако, не последовало: вероятно, наркому Ягоде, близкому другу «буревестника революции», вхожему даже в его семейный круг, показалось, что одного лишь этого стихотворения для раскрутки сугубо политического дела будет маловато. Г.Г. Ягода наложил свою резолюцию: «Надо подсобрать ещё несколько стихотворений» …
Но зато материалов на раскрутку дела о «хулиганстве на грани фашизма» и тому подобное — Павел Васильев давал предостаточно. И вот 24 мая 1935 года газета «Правда» опубликовала «Письмо в редакцию», текст которого принадлежал перу «комсомольского поэта» Александра Безыменского и в котором коллеги Павла Васильева требовали от властей принять к нему «решительные меры»:
В течение последних лет в литературной жизни Москвы почти все случаи проявления аморально-богемских или политически-реакционных выступлений и поступков были связаны с именем поэта Павла Васильева…
Последние факты особенно разительны. Павел Васильев устроил отвратительный дебош в писательском доме по проезду Художественного театра, где он избил поэта Алтаузена , сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками и угрозами расправы по адресу Асеева и других советских поэтов. Этот факт подтверждает, что Васильев уже давно прошёл расстояние, отделяющее хулиганство от фашизма …
Мы считаем, что необходимо принять решительные меры против хулигана Васильева, показав тем самым, что в условиях советской действительности оголтелое хулиганство фашистского пошиба ни для кого не сойдёт безнаказанным…
Ниже стояли 20 подписей, среди которых, увы, мы видим имена Бориса Корнилова, Иосифа Уткина, Семёна Кирсанова, Николая Асеева — друзей поэта (другой вопрос, как там появились эти подписи).
«Он избил поэта Алтаузена» … Отвратительный дебош с избиением поэта Джека Алтаузена заключался в том, что когда Я.М. Алтаузен в присутствии Павла Васильева позволил себе оскорбительно отозваться о Наталье Кончаловской (а ведь о влюблённости Павла, о его «Стихах в честь Натальи» и о многих других адресованных ей стихах — все его друзья, знакомые и просто коллеги прекрасно ведь знали), то Павел не сдержался и ударил «комсомольского поэта». Думаю, что ударил с наслаждением…
Как тень купальщицы — длина твоя. Как пастуший аркан — длина твоя. Как взгляд влюблённого — длина твоя. В этом вполне уверен я. Пламени от костра длиннее ты. Молнии летней длиннее ты. Дыма от пальбы длиннее ты. Плечи твои широки, круты. Но короче свиданья в тюрьме, Но короче удара во тьме — Будто перепел в лапах орла, Наша дружба с тобой умерла. Пусть же крик мой перепелиный, Когда ты танцуешь, мой друг, Цепляется за твою пелерину, — Охрипший в одиночестве длинном, Хрящами преданных рук. 18 ноября 1934 года МоскваБыло бы наивностью полагать, что газета «Правда» публиковала письма читателей все подряд, по мере их поступления в редакцию. Публикация в «Правде» означала, что уж на этот раз к Павлу Васильеву будут, наконец, приняты «решительные меры».
Суд над ним состоялся 15 июля 1935 года. Вспоминает Елена Вялова:
Какие выступали свидетели, что они говорили — всё это я ещё тогда постаралась поскорее забыть. Помню только приговор: «за бесчисленные хулиганства и пьяные дебоши» — полтора года лишения свободы. Павла почему-то не арестовали в зале суда. Ещё несколько дней он прожил дома. За ним приехали как-то вечером и, не дав толком собраться, увезли. Утром я позвонила на Петровку, 38, где мне любезно разрешили поговорить с мужем по телефону. Он успел сказать, что завтра его отправляют с этапом в исправительно-трудовой лагерь, станция Электросталь. Потом Павла вернули в Москву — какое-то время он сидел в Таганской тюрьме. А поздней осенью его вновь этапировали. На этот раз в рязанскую тюрьму…
«Утром я позвонила на Петровку, 38»
… Не на Лубянку, нет… Близкий друг Горького и на этот раз не стал извлекать материалы из досье, которое велось Секретно-политическим отделом ГУГБ, — видимо, не все «стихотворения» Павла были ещё «подсобраны». Или время ещё не пришло. Но уж когда время придёт — Павлу Васильеву припомнят всё сразу. В том числе и «избиение комсомольца поэта Джека Алтаузена»…После оглашения приговора, в августе 1935 года, Павел Васильев написал пронзительное стихотворение под названием «Прощание с друзьями». Вот его заключительные строфы:
| На далёком, милом Севере меня ждут, Обходят дозором высокие ограды, Зажигают огни, избы метут, Собираются гостя дорогого встретить как надо. А как его надо — надо его весело: Без песен, без смеха, чтоб ти-ихо было, Чтобы только полено в печи потрескивало, А потом бы его полымём надвое разбило. Чтобы затейные начались беседы… Батюшки! Ночи-то в России до чего ж темны. Попрощайтесь, попрощайтесь, дорогие, со мной, Я еду Собирать тяжёлые слёзы страны. | А меня обступят там, качая головами, Подпершись в бока, на бородах снег. «Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами, Нет ли нам помилования, человек?» Я же им отвечу всей душой: «Хорошо в стране нашей, — нет ни грязи, Ни сырости, До того, ребятушки, хорошо! Дети-то какими крепкими выросли. Ой и долог путь к человеку, люди, Но страна вся в зелени — по колени травы. Будет вам помилование, люди, будет, Про меня ж, бедового, спойте вы…» |
Да, время ещё не пришло. Ещё было кому заступиться за Павла Васильева. Ещё можно было заступиться за Павла Васильева. Вспоминает Елена Вялова:
В Рязань к Павлу я ездила почти каждую неделю. Не знаю, чем было вызвано подобное расположение, но начальник тюрьмы был со мной крайне любезен. Он не только смотрел сквозь пальцы на мои частые и долгие свидания с заключённым мужем, он снабжал Павла бумагой и карандашами — давал возможность писать стихи.
Удивительно, но в тюрьме, где даже у самого жизнерадостного человека оптимизма заметно убавляется (в этом мне пришлось убедиться на собственном опыте), Павел пишет поэму «Принц Фома» — лёгким пушкинским слогом, полную юмора и иронии.
Павла совершенно неожиданно для меня освободили весной 1936 года.
В 1936 году неуёмная натура Павла Васильева снова зовёт его в дорогу, и в августе он пишет Николаю Асееву из Салехарда: «Здесь страшно много интересного. Пишу залпами лирические стихи, ем уху из ершей, скупаю оленьи рога и меховые туфли в неограниченном количестве… Пробуду на Севере аж до самой зимы. О Москве, покамест, слава богу, не скучаю» .
Но зима, которую упомянул Павел Васильев, — это зима 1937 года. Время Павла Васильева стремительно приближалось…
Уже в сентябре 1936 года Генриха Ягоду на посту наркома внутренних дел сменил Николай Ежов. В марте 1937 года бывшего наркома, «потерявшего классовое чутьё», арестовали, и ещё через год он был расстрелян. В том же марте, даже немного раньше Ягоды, арестовали и его более бдительного подчинённого — Г.А. Молчанова (расстрелян в октябре 1937 года). Секретно-политический отдел стал теперь называться 4-ым отделом ГУГБ, его начальники, сменившие Георгия Молчанова, один за другим «теряли классовое чутьё», арестовывались, расстреливались или кончали жизнь самоубийством, но всё это никоим образом не могло что-либо изменить в судьбе Павла Васильева: меняя свои названия и своих руководителей, отдел продолжал и продолжал накапливать «сведения», и железное кольцо вокруг слишком много о себе возомнившего поэта-скандалиста с дурной славой — смыкалось…
Субботу 6 февраля 1937 года Павел Васильев и его жена проводили в гостях у друзей. Павел ненадолго отлучился на Арбат, в парикмахерскую, побриться. Назад он уже не вернулся: на выходе из парикмахерской его поджидала машина… Вспоминает Елена Вялова:
Поздно ночью ко мне пришли с обыском. Перерыли всё в нашей тринадцатиметровой комнатке — стол, тумбочку, шкаф, полки… Забрали со стола незаконченные рукописи, всё неопубликованное из ящиков стола, несколько книг и журналов с напечатанными стихотворениями Васильева, все фотографии, письма. Перерыв всё, ушли. Оставшись одна в комнате, я опустилась на стул, бессмысленно глядя на разбросанные по комнате вещи. На другой день пошла в МУР узнать, где находится Васильев и по каким обстоятельствам он задержан. Начались мои бесконечные хождения по соответствующим учреждениям, прокуратурам, разным справочным бюро, всюду, где я могла бы узнать о судьбе Васильева…
Это стихотворение — вероятно, последнее его стихотворение — было написано Павлом Васильевым вскоре после ареста. В нём он обращается к своей жене Елене:
Снегири [взлетают] красногруды… Скоро ль, скоро ль на беду мою Я увижу волчьи изумруды В нелюдимом, северном краю. Будем мы печальны, одиноки И пахучи, словно дикий мёд. Незаметно все приблизит сроки, Седина нам кудри обовьёт. Я скажу тогда тебе, подруга: «Дни летят, как по ветру листьё, Хорошо, что мы нашли друг друга, В прежней жизни потерявши всё…» Февраль 1937 года Лубянка. Внутренняя тюрьмаНо увидеть «волчьи изумруды в нелюдимом, северном краю» , пусть даже и «на беду» , — ему было не суждено. Вспоминает Елена Вялова:
Через четыре месяца я нашла его в Лефортовской тюрьме — там у меня приняли передачу в размере пятидесяти рублей. Это было 15 июня 1937 года. Сказали, что следующая передача будет 16 июля. Я приехала в назначенный день. Дежурный сказал, что заключённый выбыл вчера, куда — неизвестно. Я сразу поехала на Кузнецкий мост, 24, где находилась прокуратура. Там давали сведения о тех, у кого следствие было закончено. На мой вопрос ответили: «Десять лет дальних лагерей без права переписки»…
«Это было 15 июня 1937 года»…
А двумя днями ранее зам. прокурора СССР Г.К. Рогинский утвердил обвинительное заключение, в котором, в частности, говорилось:B 4 отдел ГУГБ поступили сведения о том, что литератор-поэт Васильев Павел Николаевич был завербован в качестве исполнителя террористического акта против товарища Сталина . […] Следствием установлено, что обвиняемый Васильев на протяжении ряда лет до ареста высказывал контрреволюционные фашистские взгляды. Ранее, в 1932 году , обвиняемый Васильев П.Н. как участник контрреволюционной группы из среды литераторов был осуждён к 3 годам тюремного заключения условно. В 1935 году обвиняемый Васильев за избиение комсомольца поэта Джека Алтаузена был осуждён к полутора годам ИТЛ. […] Будучи допрошен в качестве обвиняемого, Васильев П.Н. полностью признал себя виновным …
Из письма обвиняемого Васильева П.Н. на имя наркома внутренних дел Н.И. Ежова:
С мужеством и прямотой нужно сказать, что вместо того, чтобы положить в основу своё обещание ЦК заслужить честь и право называться гражданином СССР, я дожил до такого последнего позора, что шайка террористов наметила меня как оружие для выполнения своей террористической преступной деятельности. Своим поведением, всем своим морально-бытовым и политическим обликом я дал им право возлагать на меня свои надежды. Я выслушивал их контрреволюционные высказывания, повторял их вслед за ними и этим самым солидаризировался с врагами и террористами, оказывался у них в плену и таким образом предавал партию, которая вчера только протянула мне руку помощи и дала свободу…
«Сказали, что следующая передача будет 16 июля. Я приехала в назначенный день. Дежурный сказал, что заключённый выбыл вчера, куда — неизвестно»… Накануне, 15 июля 1937 года, в закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством В.В. Ульриха, «без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей» , состоялось скорое разбирательство дела, после чего поэт Павел Васильев был расстрелян. Его обвинили ни много ни мало — в намерении лично убить Сталина. Судя по протоколам, обвиняемый и в ходе следствия, и на суде виновным себя признал.
Менее чем через месяц по такому же обвинению был расстрелян Георгий (Юрий) Есенин — старший сын Сергея Есенина…
| Когда-нибудь сощуришь глаз, Наполненный теплынью ясной, Меня увидишь без прикрас, Не испугавшись в этот раз Моей угрозы неопасной. Оправишь волосы, и вот Тебе покажутся смешными И хитрости мои, и имя, И улыбающийся рот. Припомнит пусть твоя ладонь, Как по лицу меня ласкала. Да, я придумывал огонь, Когда его кругом так мало. Мы, рукотворцы тьмы, огня, Тоски угадываем зрелость. Свидетельствую — ты меня Опутала, как мне хотелось. | Опутала, как вьюн в цвету Опутывает тело дуба. Вот почему, должно быть, чту И голос твой, и простоту, И чуть задумчивые губы. И тот огонь случайный чту, Когда его кругом так мало, И не хочу, чтоб, вьюн в цвету, Ты на груди моей завяла. Все утечёт, пройдёт, и вот Тебе покажутся смешными И хитрости мои, и имя, И улыбающийся рот, Но ты припомнишь меж другими Меня, как птичий перелёт. 1932 год |
Елену Вялову арестовали 7 февраля 1938 года. Она в полной мере познала участь ЧСИР — «члена семьи изменника родины» (впрочем, как и отец Павла, как и все его родные)…
Только лишь в 1956 году Павел Васильев был официально реабилитирован, и о нём стало возможным хоть как-то говорить. Его стихи вновь стали печатать, но велика сила инерции: до сих пор даже не все профессиональные поэты знают это имя.
Одно из стихотворений Рюрика Ивнева, написанное им уже в феврале 1963 года, начинается такими строфами:
Павел Васильев погиб в возрасте 27 лет. Он был далеко не ангелом и совсем не героем. Он был всего лишь поэтом колоссального таланта.
…На большом сайте «Могилы знаменитостей» собраны фотографии около полутора тысяч могил. В специальном разделе там собраны сведения о могилах двух с половиной сотен наших литераторов — от Пушкина, Гоголя и Есенина до Агнии Барто, Веры Инбер и Ванды Василевской. Напрасно было бы искать среди них имя Павла Васильева: место его захоронения толком не известно, и лишь многие десятилетия после расстрела на свет явилась справка, что он был захоронен в общей могиле № 1 на Донском кладбище в Москве.
Своей могилы у него нет. В разделе упомянутого сайта, названном «У кого нет могилы» , имён совсем немного. Мы видим там имена поэтов Надежды Львовой , покончившей с собой в 1913 году (её могила впоследствии была утеряна), Николая Гумилёва, расстрелянного под Петроградом в августе 1921 года, Сергея Клычкова, расстрелянного осенью 1937 года в Москве, Николая Клюева, расстрелянного тогда же в Томске, Осипа Мандельштама, сгинувшего в пересыльном лагере под Владивостоком в декабре 1938 года…
Имени русского поэта Павла Васильева — там просто-напросто нет.
Валентин Антонов
Http://www.vilavi.ru/sud/171009/171009.shtml
Павел Николаевич Васильев
(23 декабря 1909 (5 января 1910), Зайсан, Семипалатинская губерния - 16 июля 1937, Москва) - русский советский поэт, родоначальник (по определению С. Клычкова) «героического периода» в русской литературе - «эпохи побеждающего в человеческой душе коммунизма».
Родился 5 января 1910 г. (23 декабря 1909 г. по ст. ст.) в Зайсане (ныне Республика Казахстан). Отец - Николай Корнилович Васильев (1886-1940), сын пильщика и прачки, выпускник Семипалатинской учительской семинарии. Мать - Глафира Матвеевна, урожд. Ржанникова (1888-1943), дочь крестьянина Красноуфимского уезда Пермской губернии. В 1906 г. супруги Васильевы приехали в Зайсан, где Николай Корнилович поступил учителем в приходскую школу. Два первых ребёнка, Владимир и Нина, умерли в младенчестве. Боясь за судьбу третьего, Павла, Васильевы в 1911 г. переехали в Павлодар, где Николай Корнилович преподавал на педагогических курсах.
Васильевы часто переезжали по местам службы Николая Корниловича: в 1913 г. - в станицу Сандыктавскую; в 1914 г. - в Атбасар; в 1916 г. - в Петропавловск, где Павел поступил в первый класс; в 1919 г. - в Омск, где Н. К. Васильев оказался, будучи мобилизован в армию Колчака. В конце 1920 г. Васильевы вернулись в Павлодар, где поселились у родителей Глафиры Матвеевны. Павел учился в 7-летней школе, находящейся в ведении Управления водного транспорта, которой заведовал его отец, затем - в школе II ступени. Летом 1923 г. отправился в организованное для учащихся плавание на пароходе вверх по Иртышу до озера Зайсан.
Первые стихи написал в 1921 г. По просьбе учителя литературы написал стихотворение к годовщине смерти В. И. Ленина, ставшее школьной песней.
По окончании школы, в июне 1926 г. уехал во Владивосток, несколько месяцев проучился в Дальневосточном университете, где прошло его первое публичное выступление. Участвовал в работе литературно-художественного общества, поэтической секцией которого руководил Рюрик Ивнев. В конце 1926 г. появились первые публикации стихов Васильева во владивостокской газете «Красный молодняк».
В начале декабря уехал в Москву. По пути останавливался в Хабаровске, Новосибирске, Омске, где участвовал в литературных собраниях и печатался в местной периодике. В Москву приехал в июле 1927 г., по направлению Всероссийского Союза писателей поступил на литературное отделение Рабфака искусств им. А. В. Луначарского (не окончил).
В 1928 г. жил у родителей в Омске, участвовал в местной литературной жизни. В августе Васильев и Н. Титов отправились в странствие по Сибири и Дальнему Востоку. Работали культмассовиками, охотниками, матросами, старателями на золотых приисках на Селемдже, о чём Васильев рассказал в книгах очерков «В золотой разведке» (1930) и «Люди в тайге» (1931); много печатались, часто подписываясь псевдонимами «Павел Китаев» и «Николай Ханов». По возвращении с приисков в Хабаровск вели богемный образ жизни, вызвав осуждающие отклики в прессе, после появления которых Васильев уехал во Владивосток, где публиковал очерки в газете «Красное знамя».
Осенью 1929 г. приехал в Москву. Работал в газете «Голос рыбака», в качестве специального корреспондента ездил на Каспий и Арал.
Весной 1932 г. арестован, вместе с Е. Забелиным, С. Марковым, Л. Мартыновым и другими сибирскими литераторами, по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов - дело т. н. «Сибирской бригады», - однако осуждён не был. В1934 г. против Васильева развернулась кампания травли, в ходе которой его обвиняли в пьянстве, хулиганстве, антисемитизме, белогвардейщине и защите кулачества, начало которой положила статья М. Горького «О литературных забавах». В январе 1935 г. исключён из Союза писателей, в июле вновь арестован и осуждён за «злостное хулиганство», срок отбывал в Рязанской тюрьме; освобождён весной 1936 г.
В 1936 г. на экраны СССР вышел фильм «Партийный билет», в котором Павел Васильев стал прообразом главного героя - «шпиона», «диверсанта» и «врага народа».
В феврале 1937 г. арестован в третий раз, 15 июля приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Расстрелян в Лефортовской тюрьме 16 июля 1937. Похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на новом кладбище Донского монастыря в Москве.
В 1956 году посмертно реабилитирован. Заново разгорелись споры о его политической позиции, в ходе которых поэта достойно защищал C. Залыгин. Большую роль в восстановлении доброго имени, в собирании и издании разрозненного тогда творчества Васильева сыграли его вдова Елена Александровна Вялова-Васильева (1909-1990) и его свояк и литературный покровитель Иван Гронский (в 1930-е гг. ответственный редактор газеты «Известия» и журнала «Новый мир»), а также поэты Павел Вячеславов, Сергей Поделков и Григорий Санников, на свой страх и риск собиравшие и хранившие произведения Васильева, в т. ч. неизданные.
Творчество
В стихах Васильева сочетаются фольклорные мотивы старой России с открытым, лишённым штампов языком революции и СССР. Выросший в Казахстане среди прииртышских казачьих станиц, основанных потомками новгородских ушкуйников, ходивших на Обь ещё в XIV веке, будущий поэт с детства впитал две великие культуры - древнерусскую и казахскую, что позволило ему стать своеобразным мостом между противоположностями - Востоком и Западом, Европой и Азией.
Поэзия Васильева исполнена самобытной образной силы. Сказочные элементы сочетаются в ней с историческими картинами из жизни казачества и с революционной современностью. Сильные личности, мощные звери, жестокие события и многоцветные степные ландшафты - всё это смешивается и выливается у него в экспрессивные, стремительные сцены в стихах с переменным ритмом.
- Вольфганг Казак
В поэме «Кулаки», которую считали «одним из самых значительных» произведений поэта, им ярко показана разноплановость советской деревни, невозможность быстро привыкнуть к обобществлению и коллективизации, борьба с кулаками, ведущаясясоветской властью и часто приводящая к трагическим последствиям.
В своей последней, во многом автобиографической поэме «Христолюбовские ситцы» (1935-1936) Павел Васильев изобразил грядущий постсоветский период развития страны и показал в образе Игнатия Христолюбова мучительный, но неизбежный процесс формирования героического человека будущего - художника и творца, сочетающего в себе идеалы Христа с практическими делами Ленина, - гения, способного преодолеть пороки этого мира.
Огромная взрывная сила мыслей и образов Павла Васильева основана на страстной вере поэта в то, что увековеченное им в стихах «прекраснейшее, выспренное» будущее страны и мира безусловно будет воплощено в жизнь новыми героями, идущими по его стопам.
взято с
) (1910-01-05 )
Па́вел Никола́евич Васи́льев (23 декабря 1909 (5 января ), Зайсан , Семипалатинская губерния - 16 июля , Москва) - русский советский поэт, родоначальник (по определению С. Клычкова) «героического периода» в русской литературе - «эпохи побеждающего в человеческой душе коммунизма».
Биография
Родился 5 января 1910 года (23 декабря 1909 года по ст. ст.) в Зайсане (ныне Республика Казахстан) . Отец - Николай Корнилович Васильев (1886-1940), сын пильщика и прачки, выпускник Семипалатинской учительской семинарии. Мать - Глафира Матвеевна, урожд. Ржанникова (1888-1943), дочь крестьянина Красноуфимского уезда Пермской губернии , окончила прогимназию в Павлодаре .
В 1906 году супруги Васильевы приехали в Зайсан, где Николай Корнилович поступил учителем в приходскую школу . Два первых ребёнка, Владимир и Нина, умерли в младенчестве. Боясь за судьбу третьего, Павла, Васильевы в 1911 года переехали в Павлодар , где Николай Корнилович преподавал на педагогических курсах.
Васильевы часто переезжали по местам службы Николая Корниловича: в 1913 году - в станицу Сандыктавскую; в 1914 году - в Атбасар ; в 1916 году - в Петропавловск , где Павел поступил в первый класс; в 1919 году - в Омск , где Н. К. Васильев оказался, будучи мобилизован в армию Колчака . В конце 1920 года Васильевы вернулись в Павлодар, где поселились у родителей Глафиры Матвеевны. Павел учился в 7-летней школе, находящейся в ведении Управления водного транспорта, которой заведовал его отец, затем - в школе II ступени. Летом 1923 года отправился в организованное для учащихся плавание на пароходе вверх по Иртышу до озера Зайсан .
Первые стихи написал в 1921 году. По просьбе учителя литературы написал стихотворение к годовщине смерти В. И. Ленина , ставшее школьной песней.
По окончании школы, в июне 1926 года уехал во Владивосток , несколько месяцев проучился в Дальневосточном университете , где прошло его первое публичное выступление. Участвовал в работе литературно-художественного общества, поэтической секцией которого руководил Рюрик Ивнев . Здесь же состоялась его первая публикация: в газете «Красный молодняк» 6 ноября 1926 года было напечатано стихотворение «Октябрь».
В начале декабря 1926 года уехал в Москву. По пути останавливался в Хабаровске , Новосибирске , Омске , где участвовал в литературных собраниях и печатался в местной периодике, в том числе в журнале «Сибирские огни », выходившем под редакцией В. Зазубрина . В Москву приехал в июле 1927 года, по направлению Всероссийского Союза писателей поступил на литературное отделение Рабфака искусств им. А. В. Луначарского (не окончил).
В 1928 году жил у родителей в Омске, участвовал в местной литературной жизни. В августе Васильев и Н. Титов отправились в странствие по Сибири и Дальнему Востоку. Работали культмассовиками, охотниками, матросами, старателями на золотых приисках на Селемдже , о чём Васильев рассказал в книгах очерков «В золотой разведке» (1930) и «Люди в тайге» (1931); много печатались, часто подписываясь псевдонимами «Павел Китаев» и «Николай Ханов». По возвращении с приисков в Хабаровск вели богемный образ жизни, вызвав осуждающие отклики в прессе, с появлением которых Васильев уехал во Владивосток, где публиковал очерки в газете «Красное знамя».
Осенью 1929 года приехал в Москву. Работал в газете «Голос рыбака», в качестве специального корреспондента ездил на Каспий и Арал .
В 1930-1932 годах стихи Васильева печатались в «Известиях », «Литературной газете », «Новом мире », «Красной нови », «Земле советской», «Пролетарском авангарде », «Женском журнале», «Огоньке » и других периодических изданиях. Одно из стихотворений посвятил Наталье Кончаловской. Признание поэтического таланта сопровождалось постоянными оговорками о чуждости Васильева новому строю, яркая личность поэта стала обрастать окололитературными сплетнями, как было в своё время с Сергеем Есениным .
Весной 1932 года арестован, вместе с Н. Ановым , Е. Забелиным , С. Марковым , Л. Мартыновым и Л. Черноморцевым, по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов - дело т. н. «Сибирской бригады» , - приговорён к высылке в Северный край на три года, однако освобождён условно.
В феврале 1937 года арестован в третий раз, 15 июля приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина . Расстрелян в Лефортовской тюрьме 16 июля 1937 года. Похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на новом кладбище Донского монастыря в Москве. На Кунцевском кладбище в Москве Павлу Васильеву установлен кенотаф рядом с могилой его жены Е.А. Вяловой-Васильевой..
В 1956 году посмертно реабилитирован. Заново разгорелись споры о его политической позиции, в ходе которых поэта достойно защищал C. Залыгин . Большую роль в восстановлении доброго имени, в собирании и подготовке к изданию разрозненного тогда наследия Васильева сыграли его вдова Елена Александровна Вялова-Васильева (1909-1990) и его свояк и литературный покровитель Иван Гронский (в 1930-е годы - ответственный редактор газеты «Известия » и журнала «Новый мир »), а также поэты Павел Вячеславов, Сергей Поделков и Григорий Санников , на свой страх и риск собиравшие и хранившие произведения Васильева, в том числе неизданные.
Павел Васильев родился 25 декабря 1910 года в уездном городке Зайсане Семипалатинской области. Его отец Николай Корнилович - учитель, сын прачки и рабочего-пильщика.
На формирование поэтического характера Павла Васильева оказали большое влияние его бабка (по отцу) Мария Федоровна и дед Корнила Ильич. Неграмотные, они обладали редким даром сочинять и рассказывать сказки, им во многом обязан П. Васильев знанием русского фольклора, впоследствии по-разному отразившегося в его творчестве.
Духовное развитие поэта проходило в среде провинциального учительства, игравшего громадную роль в России. Учителя несли в народ не только грамоту, но и передовые идеи русской интеллигенции, они были «универсалами» - учили детей, ставили спектакли, знакомили население с классической литературой и музыкой. Именно эта среда привила П. Васильеву любовь к искусству и поэзии.
Жизнь виделась мальчику многообразной и суровой. Этнический состав прииртышского края был на редкость пестрым, разноязычная речь слышалась на базарах и ярмарках, на горных и степных дорогах, на баржах и рудниках. Здесь жили казахи, русские, украинцы, немцы, монголы. Вдоль береговой линии Иртыша полосой, шириной в тридцать верст, тянулись богатые казачьи станицы со своим тяжелым традиционным воинским укладом. Над детством будущего поэта нависало зарево гражданской войны, все западало в память, в душу, чтобы потом увиденное с помощью необычайно сильного таланта и пылающего воображения возникло в словесных красках, звуках и ритмах его стихотворений и поэм.
После окончания четвертого класса П. Васильев совершил поездку с отцом в село Больше-Нарымское, расположенное у подножья Нарымского хребта Алтайских гор. И если раньше он только читал стихи - Пушкина, Лермонтова, Языкова, Майкова, Некрасова, - то на этот раз перед ликом нетронутой вековой природы, еще интуитивно, без всяких художественных задач, ему самому захотелось выразить свои чувства в стихотворной форме. Сохранился автограф первого стихотворения, написанного в Балдыньском ущелье 24 июня 1921 года.
После окончания Павлодарской средней школы П. Васильев едет во Владивосток и поступает в университет на японское отделение факультета восточных языков. Его по-прежнему захватывает поэзия. Он читает Блока, Брюсова, Драверта, Тихонова, Маяковского, Пастернака, Асеева. И совершенно покорен лирикой Есенина.
Шестого ноября 1926 года имя Васильева первый раз появилось в печати: владивостокская газета «Красный молодняк» опубликовала стихотворение «Октябрь».
На юного поэта обратили внимание находившиеся в то время во Владивостоке поэт Рюрик Ивнев и журналист Лев Повицкий. Они устроили первое публичное выступление П. Васильева. Вечер прошел с большим успехом.
С наступлением зимних каникул, получив стипендию, 18 декабря 1926 года П. Васильев с рекомендательными письмами Р. Ивнева и Л. Повицкого уехал из Владивостока в Москву. Но задержался по пути в Новосибирске и опубликовал в газете «Советская Сибирь» и журнале «Сибирские огни» несколько стихотворений.
В Москве он появился ненадолго в июле 1927 года. Бывал в Союзе поэтов, в редакции «Комсомольской правды», где очень тепло был принят И. Уткиным и С. Олендером. Вскоре «Комсомольская правда» напечатала его «Прииртышские станицы».
П. Васильев чутко прислушивался к столичной поэзии, зорко присматривался к различным литературным группировкам и довольно скептически относился к их декларациям.
С начала 1928 года П. Васильев живет в Омске, куда из Павлодара переехали его родители.
Работает он много, экспериментирует. В сибирских периодических изданиях публикует «Пароход», «Водник», «Сибирь», «Пушкин», «Азиат», «Глазами рыбьими поверья…». Две последних вещи можно считать ключевыми, с них, пожалуй, начинается самостоятельный творческий путь П. Васильева.
Глазами рыбьими поверья
Еще глядит страна моя,
Красны и свежи рыбьи перья,
Не гаснет рыбья чешуя.
И в гнущихся к воде ракитах
То трубами полков разбитых,
То балалаечной струной.
Я верю - не безноги ели,
Дорога с облаком сошлась,
И живы чудища доселе -
И птица-гусь, и рыба-язь.
Эта сказочность, фольклорная колористичность постепенно, с годами будут применяться во многих произведениях Васильева - и в лирике и в поэмах. Стоит только вспомнить глубокую, полную философского размышления, обаятельную по тональности поэму «Лето» - и станет понятно, что в ее зачине Васильев говорит о себе:
Поверивший в слова простые,
В косых ветрах от птичьих крыл,
Поводырем по всей России
Ты сказку за руку водил.
Да, он водил эту сказку, переплетенную с живой действительностью, она сопутствовала ему в путешествиях по стране. П. Васильев изъездил Сибирь вдоль и поперек. Каких только не повидал мест, кем только не работал: старателем на золотых приисках в отрогах Яблонового хребта, каюром в тундре, культработником на Сучанских каменноугольных копях, экспедитором, инструктором физкультуры, плавал на баржах по Оби, Енисею, Амуру. В навигацию 1929 года в дальневосточных морях Васильев работал рулевым на каботажном судне, потом на рыболовецком, приписанных к Владивостокскому порту. В августе 1929 года на шхуне «Красная Индия» П. Васильев плавал в Японию. Об этом он сам рассказал в очерке «День в Хакодате». В эту пору поэт пробует писать прозой - и успешно. Его правдивые, психологически точные и романтические очерки вошли в две книги «Люди в тайге» и «В золотой разведке», изданные в Москве в 1930 году.
Осенью 1929 года девятнадцатилетний П. Васильев снова приезжает в столицу и поступает на Высшие государственные литературные курсы. Он постоянно живет в Кунцеве, работает над стихами ожесточенно, часто бывает в знаменитой Гальяновке - студенческом общежитии за Покровским мостом на Яузе. Там почти ежедневно проводились поэтические вечера, туда приезжали В. Казин, А. Жаров, И. Уткин, В. Наседкин, М. Светлов, актриса Эльга Каминская, заразительно читавшая стихи С. Есенина.
Павел Николаевич Васильев родился 12 (25) декабря 1910 в городе Зайсан в Казахстане в семье учителя, выходца из семиреченского казачества. Мать - семиреченская казачка.
В 1925 окончил школу в Омске и уехал во Владивосток, чтобы продолжить учение, но через год уходит в плавание матросом, а затем становится старателем на золотых приисках на Лене. Жизненный опыт, приобретённый в эти годы, и впечатления, полученные тогда, стали основой, на которой были созданы его первые очерки и стихи.
В 1927 в Новосибирске в журнале «Сибирские огни» были опубликованы первые стихи Васильева из тетради стихотворений, которую он привёз с ленских приисков. Книги его очерков «В золотой разведке» (1930) и «Люди в тайге» (1931) увидели свет уже в Москве, куда Васильев переехал в 1928 и поступил в Высший литературно-художественный институт им. В. Я. Брюсова . Много и упорно работал над стихами и поэмами, печатая их в разных газетах и журналах. Не прерывал связей и с журналом «Сибирские огни», в 1928 предоставившим свои страницы наиболее ярким главам из поэмы «Песни о гибели казачьего войска» , полностью не увидевшей свет при жизни поэта.
В 1933 в журнале «Новый мир» появилась поэма «Соляной бунт» , в 1934 - поэма «Синицын и Ко» , продолжающие тему сибирского казачества. Откликаясь на коллективизацию в сибирской деревне, Васильев написал поэму «Кулаки» (напечатана в 1936).
Поэзию Васильева отличает сочный язык, близкий народно-песенному творчеству, и использование фольклорных мотивов. Последняя поэма «Христолюбовские ситцы» , над которой он работал в 1935-36, не была закончена и при жизни поэта не публиковалась (опубликована в 1956).
В 1936 году Васильев был репрессирован. Посмертно реабилитирован.
Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000
ВАСИЛЬЕВ, Павел Николаевич - русский советский поэт. Отец - учитель, выходец из среды семиреченского казачества, мать - семиреченская казачка. Окончив школу в Омске (1925), Васильев уехал во Владивосток учиться, однако через год ушёл в плавание матросом, вскоре стал старателем на золотых приисках реки Лены. Этой поре жизни посвящены книги очерков «В золотой разведке» (1930), «Люди в тайге» (1931). Первые стихи опубликовал в журнале «Сибирские огни» (1927). В 1928 Васильев переехал в Москву, учился в Высшем литературно-художественном институте им. В. Я. Брюсова . В поэзии Васильева отражены напряжённые социальные конфликты из жизни дореволюционного прииртышского казачества (поэмы «Соляной бунт» , 1933; «Синицын и Ко» , 1934, и др.). Процесс коллективизации, борьба с белобандитами описаны в поэмах «Песня о гибели казачьего войска» (1928-32, опубликована посмертно в 1957), «Автобиографические главы» (1934), «Кулаки» (1936), «Принц Фома» (1936) и других. Последняя поэма Васильева «Христолюбовские ситцы» (1935-36, опубликована посмертно, 1956) посвящена судьбе художника, пытающегося отрешиться от традиций прошлого и посвятить себя служению народу. Этот конфликт отражал противоречия мировоззрения самого поэта, в творчестве которого здоровое начало нередко вступало в борьбу с грузом старых эстетических представлений. Васильев - поэт лиро-эпического склада. Сочностью языка, «буйностью» образов, характером изобразительных средств его поэзия близка народно-песенному творчеству. Поэту было свойственно необычайное жизнелюбие, интенсивность и страстность мировосприятия, острое ощущение социальных конфликтов, тяготение к ярким, контрастным краскам. Незаконно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
Соч. Избр. стихотворения и поэмы, М., 1957. [Вступ. ст. К. Зелинского].
Лит. Горький М., Литературные забавы, Собр. соч., т. 27, М., 1953; Макаров А., Разговор по поводу…, в кн. того же назв., М., 1959.
А. Ф. Русакова
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1962