Истории жителей припяти читать. Бегство от радиации. Как семья, пережившая эвакуацию, хранит историю Припяти и спасает редких лошадей. Приют для лошадей Пржевальского. «Ничтожный инцидент в масштабах сохранения популяции»

ПлохоОтлично

Хронология эвакуации гражданского населения из зоны радиационного заражения в 1986 году. Представлена информация о количестве выселенных населенных пунктов, которые подверглись радиоактивному загрязнению после аварии на ЧАЭС . Анализ трансформации брошенных населенных пунктов (урбо-ландшафтов) в природные экосистемы.

Эвакуация чернобыльских сел

Широкомасштабное загрязнение территории вокруг разрушенного реактора потребовало от государства провести срочную эвакуацию гражданского населения, с последующим его переселением на чистые территории.

Решение об эвакуации и переселении населения было принято государственной комиссией бывшего СССР через 37 часов после разрушения ядерного реактора на ЧАЭС. Согласно с официальными данными, эвакуация населения длилась с 27 апреля до 16 августа 1986 года.

Достаточно оперативно и организовано была проведена эвакуация населения из города Припять и железнодорожной станции Янов. Оттуда было выселено около 50 тысяч человек. Население города Припять было оповещено об эвакуации по радио в 12 часов 27 апреля, и через 2 часа была начата эвакуация. Через два с половиной часа после начала эвакуации город Припять был покинут гражданским населением...

Всего на первом этапе эвакуации было выселено 81 населенный пункт Киевской и Житомирской областей. Было отселено около 90 тысяч человек (хотя существует информация, что было эвакуировано около 115 тысяч человек).

По мнению ученых, которые изучают процессы трансформации урбанистических (рукотворных) ландшафтов населенных пунктов в природные ландшафты, все бывшие населенные пункты (села и города) следует называть городищами, то есть такими природно-территориальными комплексами, в которые в свое время жили люди, но сегодня остались только брошенные дома, сооружения и коммуникации. Поскольку человек почти не вмешивается в ход природных процессов, то такие комплексы все более дичают и приобретают природный вид. Даже в городе Чернобыль и в селах, где живут самоселы, определенные территории постепенно трансформируются в природные экосистемы.

Целью создания данного раздела сайта «Чернобыльская зона отчуждения в деталях » является сбор и накопление информации о населенных пунктах Чернобыльской зоны отчуждения – история, прошлое и современное состояние.

Информация о городах Припять, Чернобыль и Чернобыль_2 представлено на отдельных страницах сайта.

Литературные источники

Київщинознавство. Посібник для вчителя \ За ред.. І.Л.Лікарчука. – К.: [Вид.Ешке О.М.], 2001. – Вип.. 1. – 295 с.

Говірки Чорнобильської зони // Під редакцією П.Ю.Гриценка. Вид-во “Довіра”. - К. 1996. – 358 С.

Уже через час радиационная обстановка в Припяти была ясна. Никаких мер на случай аварийной ситуации там предусмотрено не было: люди не знали, что делать. По всем инструкциям и приказам, которые существуют уже 25 лет, решение о выводе населения из опасной зоны должны были принимать местные руководители. К моменту приезда Правительственной комиссии можно было вывести из зоны всех людей даже пешком. Но никто не взял на себя ответственность (шведы сначала вывезли людей из зоны своей станции, а только потом начали выяснять, что выброс произошел не у них). Утром в субботу 26 апреля все дороги Чернобыля были залиты водой и каким-то белым раствором, всё белое, всё, все обочины. В городе было много милиционеров. Они ничего не делали - сидели у объектов: почта, Дворец культуры. А люди гуляют, везде детишки, жара стояла, люди на пляж едут, на дачи, на рыбалку, сидели на речке, возле пруда-охладителя – это искусственное водохранилище возле АЭС. В Припяти прошли все уроки в школах. Никакой точной, достоверной информации не было. Только слухи. Впервые об эвакуации Припяти заговорили в субботу вечером. А в час ночи было дано указание - за 2 часа скомплектовать документы для вывозки. 27 апреля было передано сообщение: "Товарищи, в связи с аварией на Чернобыльской АЭС объявляется эвакуация города. Иметь при себе документы, необходимые вещи и, по возможности, паек на 3 дня. Начало эвакуации в 14:00." Представьте себе колонну в тысячу автобусов с зажженными фарами, идущую по шоссе в 2 ряда и вывозящую из пораженной зоны многотысячное население Припяти - женщин, стариков, взрослых людей и новорожденных младенцев, "обычных" больных и тех, кто пострадал от облучения. Колонны эвакуированных двигались на запад, в сторону села Полесского, Ивановского районов, прилежащих к землям Чернобыльского района. Сам Чернобыльский район был эвакуирован позднее - 4-5 мая. Эвакуация была проведена организованно и чисто, мужество и стойкость проявили большинство эвакуируемых. Все это так, но разве только этим ограничиваются уроки эвакуации? Как расценить безответственность, проявленную ко всем детям, когда целые сутки до эвакуации не объявляли, не запрещали детям бегать и играть на улице. А школьники, которые, ничего не ведая, резвились в субботу на переменах? Неужели нельзя было спрятать их, запретить находиться на улице? Разве кто-нибудь осудил бы руководителей за такую "перестраховку", даже если бы она была излишней. Но эти методы не были излишними, они были крайне необходимы. Удивительно ли, что в такой обстановке сокрытия информации ряд людей, поддававшись слухам, бросились уходить по той дороге, что вела через "Рыжий лес". Свидетели рассказывают как по той дороге, уже "светившейся" в полную силу радиации, шли женщины с детскими колясками. Как бы там ни было, но сегодня ясно, что механизм принятия ответственных решений, связанных с защитой здоровья людей, не выдержал серьезной проверки. Бесчисленные согласования и увязки привели к тому, что почти сутки понадобилось, чтобы принять само собой разумеющееся решение об эвакуации Припяти, Чернобыля. В Киевские больницы стали поступать первые больные из Припяти. Это были в основном молодые парни-пожарные и работники АЭС. Все они жаловались на головную боль и слабость. Головная боль была настолько сильна, что нередкостью были и такие картины: стоит двухметровый парень, бьется головой о стену и говорит: "Так мне легче, так голова меньше болит". Многие врачи поехали в районы эвакуации для усиления медперсонала. Политика замалчивания правды поражает воображение.
Позже выяснилось, что советские спецслужбы были в курсе того, что после катастрофы в зоне повышенной радиоактивной зараженности будет заготовлено около 3,2 тысячи тонн мяса и 15 тонн масла. Принятое ими решение трудно назвать иначе, чем преступное:
"...Мясо подлежит переработке на консервы с добавлением чистого мяса. ...Масло реализовать после длительного хранения и повторного радиометрического контроля через сеть общественного питания" . И Госагропром СССР принял решение: »Секретно. Приложение к п.10 протокола №32. При переработке скота из зоны, расположенной на следе выброса Чернобыльской АЭС выяснилось, что часть вырабатываемого мяса содержит радиоактивные вещества (РВ) в количествах, превышающих допустимые нормы... Для того, чтобы не допустить большого суммарного накопления РВ в организме людей от употребления грязных продуктов питания, Министерство здравоохранения СССР рекомендует максимально рассредоточить загрязненное мясо по стране... Организовать его переработку на мясокомбинатах большинства областей Российской Федерации (кроме г. Москвы), Молдавии, Республик Закавказья, Прибалтики, Казахстана, Средней Азии. Председатель Госагропрома СССР Мураховский В.С.» Оказывается, КГБ все держал под контролем. Спецслужбам было известно, что при строительстве ЧАЭС используется бракованное югославское оборудование (и такой же брак поставлялся на Смоленскую АЭС). За несколько лет до катастрофы в докладных записках КГБ указывал на ошибки в проектировании станции, обнаруженные трещины, расслоение фундамента...
Последнее "внутренне" предупреждение о возможной аварийной ситуации датировано 4 февраля 1986 года. До катастрофы оставалось три месяца...

(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Проверка уровня облучения людей

Первые майские дни 1986 года навсегда запомнятся жителям Припяти. Ласковое солнце, так же, как и вчера проснулось вместе с шелестом листвы, журчанием реки и звучными голосами птиц. Однако дни молодого зеленого города никогда уже не будут прежними. Колонна заполненных автобусов, грузовых машин тревожно мчится широким магистральным шоссе. Из окон движущегося транспорта доносится сумбурный поток человеческих голосов, а из грузовых кузовов по всей округе разносится взволнованное мычание и блеяние животных. Впереди эвакуация Припяти.

Подготовка людей к эвакуации

Говоря о Припяти и об эвакуации, воспоминания очевидцев остаются самыми ценными в этом деле, ведь только они могут поведать тайны, которые уже много лет хранятся под грифом «секретно» во многих архивах нашего государства.

Несмотря на всю серьезность ситуации и масштабы экологической катастрофы, по словам очевидцев, эвакуация проходила быстро, но спокойно. В тот момент людям казалось, что совсем скоро они смогут вернуться домой к своим привычным, ежедневным делам. Как они ошибались! Впереди их ожидал утомительный перевал и обустройство совершенно другого места, которое они должны будут назвать своим домом.

Эвакуация в Припяти, как собственно и во всей чернобыльской зоне, проходила в несколько этапов и началась 27 апреля 1986 года в 14.00. При этом объявление об эвакуации из Припяти поступило еще ранним утром, когда ничего не предвещало беды. Молодые мамочки, как обычно, собирались на прогулки, трудовики – на заводы, а учителя – в школьные классы.

Автобус с людьми, покидающими Припять

Из воспоминаний первого секретаря Киевского обкома компартии Г. Ревенко следует, что первыми были эвакуированы жители из пятнадцатикилометровой зоны, однако для того, чтобы обеспечить полную безопасность, было принято решение вывести людей из тридцатикилометровой зоны.

Ежегодно в преддверии годовщины катастрофы на Чернобыльской АЭС мы вспоминаем о Чернобыле и о ликвидаторах. Город Припять и его жители до сих пор оставались как бы за кадром. Сегодня ТАЙМЕР исправляет это упущение.

Воспоминаниями о событиях тех дней с ТАЙМЕРОМ поделилась некогда жительница Припяти, сотрудник Чернобыльского монтажного управления, а ныне председатель Суворовской районной организации «Союз. Чернобыль. Украина» Лидия Романченко.

Лидия и Николай Романченко у подъезда своего дома.
Припять. 2006 год.

Мы позволим себе дополнять её рассказ небольшими комментариями, которые, на наш взгляд, позволят читателю лучше понять, что же происходило на Чернобыльской АЭС и вокруг неё в те страшные дни.

…о жизни в Припяти

Это был молодой город, молодой и населением (средний возраст жителей Припяти – 26 лет), и своим возрастом. Первый камешек города был заложен в 1970 году, а в 1973 году нам с мужем дали там квартиру и мы перебрались с детьми туда жить.

Газета «Радянська Украина», 1977 год. Мужчина с блокнотом в центре - Николай Романченко.

В 1973 году Припять состояла из двух микрорайонов, один из которых только начинался строиться. Всё остальное это был пустырь и лес. Но Припять быстро развивалась и расстраивалась. Жили мы очень хорошо! У нас всё было самое лучшее: лучшее медобслуживание, лучшее образование для наших детей, лучшие условия для жизни! У нас была не просто поликлиника, а медико-санитарная часть от Москвы. Она называлась МСЧ-126, диспансеризацию мы проходили не для галочки, а по-настоящему. Наших детей учили лучшие учителя, в каждой школе работало 5-6 Заслуженных учителей Украины или СССР. О нас заботились, мы были обласканы судьбой! Это был образцово-показательный город – город-сказка!

Припять. Май 1983 года.

…об аварии
За год до аварии у нас появился третий ребёнок. Поэтому я в то время находилась в декретном отпуске, а муж работал бригадиром строительной бригады на строительстве 5-го и 6-го блоков ЧАЭС. Когда произошла авария, мы спали и даже не знали, что что-то случилось. Утром 26 апреля я отправила старших детей в школу и осталась с малышом дома.

ОТ РЕДАКЦИИ. В это время на станции велась отчаянная борьба с локализацией последствий аварии: спешно (и, как впоследствии оказалось, напрасно) подавали воду для охлаждения разрушенного реактора №4, в аварийном режиме «гасили» остальные энергоблоки станции. Многие из сотрудников станции к тому моменту уже получили смертельные дозы облучения; в первых числах мая они в страшных муках умрут в московской клинике №6.

Четвёртый энергоблок Чернобыльской АЭС. Май 1986 года. Более низкое здание слева - машинный зал Чернобыльской АЭС.

Где-то около 8 утра мне позвонила соседка и сказала, что её соседка со станции не вернулась, там авария произошла. Я сразу же кинулась к своим соседям, кумовьям, а они с ночи уже «на сумках» сидят: им кум позвонил и рассказал об аварии. К часам одиннадцати наши дети прибежали домой и рассказали, что в школе забили все окна и двери, и их никуда не выпускали, а потом помыли вокруг школы территорию и машины, выпустили их на улицу и сказали бежать домой.

Наш друг-стоматолог рассказывал, что их всех ночью подняли по тревоге и вызвали в больницу, куда всю ночь возили людей со станции. Облучённых сильно тошнило: к утру вся больница была в рвотных массах. Это было жутко!

ОТ РЕДАКЦИИ: Тошнота – один из первых признаков острой лучевой болезни. После очищающих кровь капельниц многим из госпитализированных стало значительно лучше: убийственный характер полученных ими поражений начнёт проявляться лишь через много дней. Это состояние иногда называют «состоянием живого трупа»: человек обречён, но чувствует себя почти нормально.

К часам 12-ти к станции и в город начали въезжать БТРы. Это было жуткое зрелище: эти молодые ребята шли на смерть, она сидели там даже без «лепесточков» (респираторов), не защищены вообще были! Войска всё прибывали, всё больше становилось милиции, вертолёты летали. Телевидение нам отключили, поэтому о самой аварии, что именно произошло и каковы масштабы, мы ничего не знали.

ОТ РЕДАКЦИИ: В этот момент уже начались работы по ликвидации последствий аварии. Первыми в бой с аварийным реактором пошли вертолётчики . В образовавшийся после взрыва провал сбрасывали тонны песка и свинца, чтобы остановить доступ кислорода и прекратить горение реакторного графита – пожар, дым от которого выносил в атмосферу новые и новые порции радиоактивной грязи. Пилоты вертолётов летали практически без защиты, многие из них быстро переоблучились.

Об эвакуации

По радио сообщили, что к 15.00 всему населению необходимо быть готовым к эвакуации. Для этого нужно собрать с собой необходимые на три дня вещи и продукты и выйти на улицу. Мы так и сделали.

Мы жили почти на окраине города, и получилось так, что после того, как мы вышли, мы ещё больше часа простояли на улице. В каждом дворе было по 3-4 милиционера, которые делали поквартирный обход, они заходили в каждый дом и каждую квартиру. Тех, кто не хотел эвакуироваться, выводили силой. Подъезжали автобусы, люди загружались и выезжали. Вот так мы и уехали со 100 рублями в кармане и вещами и продуктами на три дня.

Эвакуация из Припяти. Обратите внимание на практически полное отсутствие вещей.

ОТ РЕДАКЦИИ: Решение об эвакуации серьёзно запоздало из-за того, что долгое время считалось, что аварийный реактор хоть и пострадал, но в общем цел. А значит, радиоактивность в Припяти будет падать. Но уровни лишь увеличивались. И как только ранним утром 27 апреля стало ясно, что реактор разрушен, правительственная комиссия приняла решение об эвакуации города. Но многие из жителей Припяти, включая детей, успели сильно облучиться.

Нас увезли в село Марьяновка Полесского района, которого сегодня уже тоже нет на карте. Там мы пробыли три дня. К вечеру третьего дня стало известно, что радиационный фон растёт и в Марьяновке. Стало понятно, что ждать нам нечего и нужно самим что-то решать, ведь у нас на руках было трое детей. В тот же вечер на последнем автобусе из Полесского мы уехали в Киев, а оттуда муж меня с детьми отвёз к маме в село.

Я много лет была в санитарной дружине и чётко знала, что первым делом по приезду к маме надо помыться и постираться. Так мы и поступили. Мы с мамой вырыли яму, всё туда закинули и залили всем, что было.

Было сложно, но выхода не было. Мне ещё повезло, что у меня мама была - было куда ехать. Другим, кому некуда было ехать, было ещё сложнее. Их расселяли по гостиницам, пансионатам, санаториям. Детей отправляли в лагеря - родители их потом по всей Украине месяцами искали.

А мы выжили благодаря соседям и родственникам. Я порой проснусь, выхожу на улицу, а на пороге дома уже стоит молоко, хлеб, кусочек сыра, яйца, масло. Так мы и прожили там полгода. Было очень сложно и страшно, ведь мы не знали, что с нами будет. Когда уже какое-то время прошло, я стала понимать, что обратно мы уже не вернёмся, и сказала об этом маме. А мама (никогда не забуду) сказала: неужели этой сказки среди леса больше не будет? Я говорю: не будет мама, больше не будет (с трудом сдерживает слёзы) .

Вот так все эвакуированные полгода и мыкались, кто, где как мог, кому как повезло.

Об облучении и его последствиях

После аварии радиационное облако долго стояло над Припятью, потом рассеялось и пошло дальше. Мне говорили, что если бы тогда пошёл дождь, то эвакуировать было бы уже некого. Нам очень повезло!

ОТ РЕДАКЦИИ. Дождя над Припятью и всей Зоной вообще не было потом ещё долго: тучи разгоняли искусственно, чтобы не допустить смыва радиоактивной пыли в притоки Днепра.

Нам же никто ничего не говорил, какой уровень радиации, какую дозу мы получили, ничего! А мы же пробыли до эвакуации в этой зоне 38 часов. Мы насквозь были всем этим пропитаны! И всё это время нам никто не оказывал никакой помощи. Хотя у нас в городе было много сандружин, а в каждом управлении на складе лежали ящиками, на каждого члена семьи, антидоты, калий-йод, респираторы и одежда. Всё это было, только никто не воспользовался этим. Нам йод принесли только на второй день, когда его пить было уже бесполезно. Вот мы и развезли радиацию по всей Украине.

Пункт дозиметрического контроля на выезде из 10-километровой зоны вокруг ЧАЭС

Вообще по радиационной обстановке людей нужно было вывозить до какого-то пропускного пункта там мыть, переодевать, пересаживать в другой транспорт и везти дальше, где на определенном расстоянии должен был находиться следующий пропускной пункт, где снова нужно было замерять радиационный уровень, и снова всех мыть и переодевать. Но этого никто не делал! Нас вывозили в вещах, с собой мы вывозили вещи, некоторые вообще на машинах выезжали, а этого делать было нельзя! Мы выезжали, в чём были, вещи вывозили, кто мог на машинах уезжали.

ОТ РЕДАКЦИИ. «Самоэвакуация» из Припяти и других близких к станции населённых пунктов любыми способами, в том числе и пешком, началась уже утром 26 апреля – несмотря на все меры по предотвращению утечки информации о том, что именно происходило на АЭС.

В итоге мы все инвалиды! Сегодня многих уже нет в живых, а из тех, кто ещё жив большинство страдает заболеваниями щитовидной железы, желудочно-кишечного тракта. С годами увеличивается количество онкозаболеваний, неврологических и кардиологических осложнений.

О возвращении в Припять

В августе 1986 года нам разрешили вернуться в Припять. Но только за вещами. Когда мы приехали нас встретил не цветущий молодой город, а серый бетонный забор и колючая проволока. Так теперь выглядит наш город-сказка. И тогда я поняла, что больше здесь никто и никогда жить не будет.

ОТ РЕДАКЦИИ. Даже сегодня радиоактивный фон в Припяти составляет от 0,6 до 20 микрозивертов в час, что, соответственно, в 3-100 раз выше нормы.

Нас выгрузили в центре и разрешили пойти в свои квартиры, но не больше чем на 2-3 часа. Как сейчас помню: всю землю в Припяти, весь верхний слой, сняли. На площади, в центре, стояли баки с землёй, и вот в одном из этих баков цвела такая одинокая красная роза. И больше ни живой души: ни собак, ни котов, ни людей. Идёшь по городу и слышишь свои шаги… это невозможно передать словами. И я тогда мужу сказала, что больше никогда сюда не вернусь, не смогу ещё раз это пережить (плачет).

Возвращение в Припять. Ненадолго. 2006 год.

ОТ РЕДАКЦИИ. В первые месяцы после эвакуации Припять была полна брошенными домашними животными: их шерсть отлично впитывала радиацию, и забирать с собой зверей не разрешали. Впоследствии собаки одичали, сбились в стаи и стали нападать на людей. Была организована специальная операция по их отстрелу.

Нашу квартиру пытались взломать, но не смогли, только дверь перекосили. Мы зашли в квартиру собрали кое-какие вещи, в основном документы. И сняли наш звоночек и люстру, так нам хотелось хоть кусочек от той прекрасной жизни до аварии увезти с собой в новую жизнь.

ОТ РЕДАКЦИИ. Вывозить разрешали далеко не всё, и каждый вывозимый предмет подлежал обязательному дозиметрическому контролю.

Об отношении

Это только по телевизору показывали, как встречают эвакуированных. На самом деле нас никто не встречал с распростёртыми объятиями. Нас боялись и обижали часто. Мы выживали как могли. А сколько было случаев, когда люди ехали к родственникам, а у них перед носом двери закрывали, потому что считали их заразными, и люди оставались на улице. Всё это было и это было жутко! Далеко не все смогли с этим справиться.

О новой жизни

Когда эвакуированным начали давать жильё, нам дали квартиру в Теплодаре, но так как там не оказалось четырехкомнатных квартир, нас направили в Одессу. А Одессе дали трёхкомнатную квартиру на семью из пяти человек. У меня тогда такая обида за всё это была, и такой крик души! Я взяла и написала письмо Горбачёву, копия письма, кстати, до сих пор дома хранится. А через три дня мне пришло уведомление, что моё письмо дошло до адресата. Перед новым годом нам дали четырёхкомнатную квартиру на посёлке Котовского.

Новый 1987-й год мы встречали в новой квартире. Вокруг одни коробки, муж скрутил какой-то стол, нашёл веточку сосны на улице, мы её кое-как украсили, накрыли стол, наполнили бокалы и вдруг гаснет свет. Поначалу такая тишина гробовая повисла, и вдруг все начинают реветь. Дети так плакали, что мы не знали как их успокоить. Это был какой-то переломный момент, момент полного осознания, что теперь всё будет по-другому. Вот такой у нас был первый Новый год новой жизни. Сегодня у нас большая семья: трое детей, трое внуков.

О социальных гарантиях

До 90-х годов нас (эвакуированных) вообще не воспринимали как пострадавших от аварии. Никто и ничего даже слышать не хотел ни о каких последствиях катастрофы. И всё это несмотря на то, что люди болели: теряли ни с того ни с сего сознание, падали прямо на улице, мучились страшными головными болями. У детей шла кровь носом.

Дети Лидии Романченко. 1986 год.

Позже нас всё-таки признали. А сейчас как-то так складывается, что эвакуированных опять стараются откинуть. Даже госпожа Королевская заявила, что ликвидаторам аварии на ЧАЭС будут пенсию поднимать, а эвакуированным - нет. Но ведь мы инвалиды - такие же как и ликвидаторы! Среди нас нет ни одного здорового человека. В законе ясно сказано, если человек пробыл в Зоне один рабочий день (8 часов) до 31 июля, он считается ликвидатором, а мы пробыли там 38 часов! Но с годами нас пытаются отодвинуть. И нам становится обидно, ведь ликвидация начиналась именно с нас.

Лидия Романченко сегодня

С социальными гарантиями сейчас вообще сложно, и это касается не только чернобыльцев. Но нам в этом плане очень повезло, так как большим подспорьем для нас является наша городская программа, в рамках которой город оказывает материальную помощь 200 чернобыльцам. Программа работает уже 8 лет, и мы с её помощью пытаемся оказать помощь наиболее нуждающимся – инвалидам первой группы. Также у нас есть городская программа оздоровления, а с прошлого года, по аналогии с городской программой, такая же программа заработала и в Одесской области. Проблем у нас очень много, не всегда всё удаётся решить, но мы стараемся. Сложно, люди разные, кто-то понимает, а кто-то нет, но мы стараемся помочь всем, если не материально, то хотя бы советом или какой-то поддержкой.

О мечтах

Если я доживу, и у меня будет здоровье, я очень хочу на 30-ю годовщину аварии поехать в Припять и снять фильм о нашем городе-сказке. Хочу всё заснять: каждый сантиметр, каждый кирпичик, каждый листочек, чтобы больше к этому никогда не возвращаться. Для меня это очень тяжело, но я мечтаю это сделать!

26. 04. 2016

Нина Назарова собрала отрывки из книг об аварии, ее последствиях, погибших родственниках, панике в Киеве и суде

Авария

Книга двух спецкоров «Известий», написанная по горячим следам, ушла в печать меньше чем через год после катастрофы. Репортажи из Киева и зоны поражения, ликбез о действии радиации, осторожные комментарии врачей и непременное для советской печати заключение «уроки Чернобыля».

Дежурство по пожарной охране АЭС нес третий караул. Целый день караул проводил время в соответствии с обычным распорядком: теоретические занятия в учебном классе, практические - под руководством лейтенанта Владимира Правика на строящемся пятом энергоблоке. Потом играли в волейбол, смотрели телевизор.

В третьем карауле дежурил Владимир Прищепа: «Я ушел спать в 23 часа, потому что позже надо было заступать дневальным по части. Ночью я услыхал взрыв, но не придал ему значения. Через одну-две минуты прозвучала боевая тревога…»

Вертолеты ведут дезактивацию зданий Чернобыльской атомной электростанции после аварии

На стремительно развивавшиеся события в первые секунды не обратил особого внимания и Иван Шаврей, который в этот момент находился на посту возле диспетчерской:

«Мы стояли втроем, разговаривали, как вдруг - мне так показалось - послышался сильный выброс пара. Мы это не приняли всерьез: похожие звуки раздавались и до того дня неоднократно. Я собирался уходить отдыхать, как вдруг сработала сигнализация. Кинулись к щиту, а Легун пробовал выйти на связь, но никакой связи не было… Тут и произошел взрыв. Я бросился к окну. За взрывом последовал мгновенно следующий взрыв. Я увидел огненный шар, который взвился над крышей четвертого блока…»

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля. М., 1987.)

Родственники

Роман Светланы Алексиевич - лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года - построенный в жанре истории эмоций на устных свидетельствах простых людей. Все они, независимо от рода занятий и степени вовлеченности в катастрофу, осмысляли и переживали трагедию.

«… Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоем. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу - какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Читайте также фоторепортер и журналист Виктория Ивлева побывала внутри 4-го реактора ЧАЭС

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит .)

Пострадавший от аварии на Чернобыльской АЭС на лечении в шестой клинической больнице Минздрава СССР Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины:

Пропусти меня!

Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо.

Держу ее:

Только посмотреть.

Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут.

Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет…

– Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра.

Но он не пьет молоко.

Сейчас будет пить.

Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые.

Спрашиваю:

Васенька, что делать?

Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок.

Я - беременная. Но как я его оставлю? Просит:

Уезжай! Спасай ребенка! -

Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

(Светлана Алексиевич. Чернобыльская молитва. М., 2013)

Ликвидация последствий

Воспоминания офицера запаса, призванного для ликвидации аварии и проработавшего 42 суток в эпицентре взрыва - на третьем и четвертом реакторах. Дотошно описан сам процесс ликвидации последствий - что, как, в какой последовательности и каких условиях делали люди, а также, тем же сдержанным тоном, все мелкие подлости руководства: как экономили на средствах защиты и их качестве, не желали выплачивать ликвидаторам премии и цинично обходили с наградами.

«Нас вызвали для отправки в военные лагеря сроком на сто восемьдесят суток, отправка сегодня в двенадцать часов. На мой вопрос, можно ли было предупредить хотя бы за сутки, ведь не военное же время (мне нужно было отправить жену с шестимесячным ребенком к ее родителям в город Ульяновку Кировоградской области. Даже за хлебом до магазина идти полтора километра по пересеченной местности - дорога грунтовая, подъемы, спуски, да и с маленьким ребенком женщине в чужом селе не справиться), мне был дан ответ: “Считайте, что это военное время - вас берут на ЧАЭС”. <…>

Авария на Чернобыльской АЭС. Проезд и проход запрещен Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Нам предстояло работать в помещениях четвертого реактора. Была поставлена задача - построить две стены из мешков с цементным раствором. <…> Мы стали замерять уровень радиации. Стрелка дозиметра отклонялась вправо и зашкаливала. Дозиметрист переключил прибор на следующую градуировку шкалы, при которой снимаются более высокие уровни радиации. Стрелка по-прежнему отклонялась вправо. Наконец она остановилась. Сделали замеры в нескольких местах. В конце подошли к противоположной стене и выставили штатив для замера к проему. Стрелка зашкалила. Мы вышли из помещения. Внизу посчитали средний уровень радиации. Он составлял сорок рентген в час. Подсчитали время работы - оно составляло три минуты.

Читайте также Корреспондент «Таких дел» накануне 30-й годовщины Чернобыля побывал в зоне чернобыльского поражения в Тульской области

Это время нахождения в рабочем помещении. Чтобы забежать с мешком цемента, уложить и выбежать из помещения, достаточно примерно двадцати секунд. Следовательно, каждому из нас нужно было появиться в рабочем помещении десять раз - принести десять мешков. Итого, на восемьдесят человек - восемьсот мешков. <…> Лопатами быстро накладывали раствор в мешки, завязывали, помогали поднять на плечи и бегом наверх. Поддерживая мешок на плечах правой рукой, левой цеплялись за перила и бегом по ступенькам преодолевали высоту примерно восьми-девятиэтажного дома. Маршевые лестницы здесь были очень длинные. Когда выбегал наверх, сердце просто выскакивало из груди. Раствор просачивался сквозь мешок и стекал по всему телу. Забежав в рабочее помещение, мешки укладывали так, чтобы они друг друга перекрывали. Так укладывают кирпичи при строительстве дома. Уложив мешок, бегом друг за другом спускаемся вниз. Встречные бегут вверх, напрягаясь изо всех сил, цепляясь за перила. И опять все повторялось. <…>

Респираторы были как грязные мокрые тряпки, но у нас для замены их не было. Мы и эти выпрашивали для работы. Почти все сняли респираторы, потому что невозможно было дышать. <…> Впервые в жизни пришлось узнать, что такое головная боль. Поинтересовался, как себя чувствуют остальные. Те, кто был уже две, три недели и больше, сказали, что у всех к концу первой недели по прибытии на станцию начинаются постоянные головные боли, слабость, першение в горле. Заметил, что когда ехали на станцию, и она была уже видна, то всегда в глазах у всех не хватало смазки. Мы жмурились, глаза как будто высыхали».

(Владимир Гудов. 731 спецбатальон. М., 2009.)

Добровольцы

Интернет-самиздата с воспоминаниями ликвидаторов и очевидцев аварии на ядерном реакторе достаточно много - такие истории собраны, например, на сайте people-of-chernobil.ru. Автор мемуаров «Ликвидатор» Сергей Беляков, химик по образованию, поехал в Чернобыль добровольцем, провел там 23 дня, а позже получил американское гражданство и нашел работу в Сингапуре.

«В начале июня я добровольно пришел в военкомат. Как у «секретоносителя со степенью», у меня была бронь от сборов в Чернобыле. Позже, когда в 87-88 годах наступила проблема с кадрами офицеров-запасников, хватали всех без разбора, но шел 86-ой, страна все еще была милостива к своим остепененным сыновьям… Молодой капитан в дежурке райвоенкомата, не поняв сначала, сказал, мол, мне нечего волноваться - меня не призывают и не будут призывать. Но когда я повторил, что хочу ехать по своей воле, посмотрел на меня, как на умалишенного, и указал на дверь кабинета, где усталый майор, вытащив мою карточку учета, без выражения сказал:

На кой х.. ты туда прешься, шо тебе дома не сидится?
Крыть было нечем.

Группа специалистов направляется в зону Чернобыльской атомной электростанции для ликвидации последствий аварии Фото: Борис Приходько/РИА Новости

Так же невыразительно он сказал, что повестка придет по почте, с ней надо будет снова прийти сюда, получить предписание, проездные документы, и - вперед.
Моя карточка перекочевала в новенькую папку с завязками. Дело было сделано.
Последующие за этим дни ожидания были наполнены болезненным выискиванием хоть каких-то новостей о конкретном месте сборов, о том, чем занимаются на станции «партизаны», об их быте… Мать интересовало главным образом последнее. Однако я, хлебнув однажды из войскового «сборового» котелка, радужных иллюзий на этот счет не питал.
Но ничего нового об участниках спецсборов ни в прессе, ни по ТВ не сообщалось».

(Сергей Беляков. Ликвидатор. Lib.ru)

Быт

«Чернобыль. Живы, пока нас помнят» - с одной стороны, сборник поздних воспоминаний ликвидаторов и ученых, работавших в Чернобыле, примечательных бытовыми подробностями (научная сотрудница Ирина Симановская, например, вспоминает, что аж до 2005 года проходила с найденным в куче мусора в Припяти зонтиком), а с другой - фоторепортаж: как выглядела зона в начале 2010-х.

Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе

« Приехали в Киев, отметили командировки и отправились на пассажирском катере в Чернобыль. Прямо там переоделись в белую спецодежду, которую взяли с собой из Курчатовского института. На пристани нас встретили товарищи и отвели в местную больницу, в отделение гинекологии, где жили “курчатовцы” и коллеги из Киевского института ядерных исследований. Поэтому нас в шутку называли гинекологами. Это, может, и смешно, но я поселился в предродовой палате номер шесть.

Украинская ССР. Ликвидаторы аварии Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС

Кстати, в столовой был забавный случай. Людей там всегда было много, всегда радио работало. И вот диктор читает лекцию о продуктах, которые способствуют выведению радионуклеотидов из организма человека, и в том числе, говорит диктор: «помогают выводить радионуклеотиды спиртосодержащие продукты, вино». В столовой мгновенно наступила тишина. Ждут. Что же скажет дальше? Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе. Гогот стоял неимоверный».

(Александр Купный. Чернобыль. Живы, пока нас помнят. Харьков, 2011)

Радиационная разведка

Мемуары радиационного разведчика Сергея Мирного - книга в редком жанре веселых и циничных баек о Чернобыле. В частности, начинаются воспоминания с пятистраничного рассказа о том, как радиация влияет на кишечник (подсказка: как слабительное), и какую гамму душевных переживаний при этом испытывал автор.

« Первым делом в Чернобыле “радиационно разведывали” территорию АЭС, населенные пункты, дороги. Потом по этим данным населенные пункты с высокими уровнями эвакуировали, важные дороги до тогда терпимого уровня отмыли, знаки “Высокая радиация!” где надо поставили (они очень нелепо смотрелись, эти знаки, внутри самой зоны; писали б уже “Особо высокая радиация!”, что ли), на АЭС те места, где люди скапливаются и передвигаются, наметили и отмыли… И взялись за другие участки, за те работы, что стали на этом этапе неотложными. <…>

… Забор можно протянуть так, а можно этак. “Так” он будет короче, а какие там уровни? Если высокие, то, может, протянуть его иначе - по низким уровням? Больше столбов и колючей проволоки потратим (хрен с ним, с деревом и железом!), но при этом люди получат меньшие дозы? Или хрен с ними, с людьми, новых пришлют, а древоматериалов и колючки сейчас не хватает? Вот так все вопросы решаются - должны, по крайней мере, решаться - в зоне радиоактивного заражения. <…>

Легковой автомобиль, выезжающий из зоны чернобыльской катастрофы, проходит дезактивацию на специально созданном пункте Фото: Виталий Аньков/РИА Новости

Я уж не говорю про села - для них уровень гамма-радиации был тогда вопросом жизни и смерти - в самом прямом смысле: больше 0,7 миллирентгена в час - смерть: село выселяют; меньше 0,7 - ну, живите пока… <…>

А как она делается, эта карта? И как выглядит?

Достаточно обыкновенно.

На обычную топографическую карту наносится точка - место замера на местности. И надписывается, какой уровень радиации в этой точке… <…> Потом точки с одинаковыми значениями уровня радиации соединяют и получают “линии одинакового уровня радиации”, похожие на обычные горизонтали на обычных картах».

(Сергей Мирный. Живая сила. Дневник ликвидатора. М., 2010)

Паника в Киеве

« Жажда информации, которая ощущалась здесь, в Киеве, да и, наверное, везде - чернобыльское эхо без преувеличения всколыхнуло страну, - была просто физической. <…>

Неясность обстановки… Тревоги - мнимые и реальные… Нервозность… Ну скажите, как можно было обвинять тех же беженцев из Киева в создании паники, когда по большому счету напряженность обстановки родили не в последнюю очередь мы сами, журналисты. А точнее, те, кто не давал нам реальной информации, кто, строго указуя перстом, говорил: “Совершенно ни к чему газетчикам знать, скажем, подробно о радиационном фоне”. <…>

Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок ее был ярко-желтым - бабушка пила йод.

“Что же вы делаете, мамаша?” - бросился я к ней.

Эвакуация населения из 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС. Жительницы Киевской области прощаются друг с другом и со своими домами, 1986 год Фото: Марущенко/РИА Новости

И она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его… кефиром. Бабуся протянула мне для убедительности полупустую бутылку из-под кефира. Растолковать ей что-либо я так и не смог.

В тот же день выяснилось - в киевских клиниках больше совсем не радиационных больных, в них много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожженным пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость».

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля)

Городское управление Припятью

Советское руководство, как на местном, так и на государственном уровне, в истории с Чернобылем принято ругать: за медленную реакцию, неподготовленность, сокрытие информации. «Летопись мертвого города»- свидетельство с той стороны. Александр Эсаулов на момент аварии был зампредседателем Припятского горисполкома - иначе говоря, мэром Припяти - и рассказывает о ступоре, напряженной работе и специфике управления эвакуированным городом.

« Проблем возникло такое множество, они были такие нетипичные, что просто руки опускались. Мы работали в уникальных, исключительных условиях, в каких не работала ни одна мэрия мира: мы работали в городе, которого нет, городе, который существовал только как административная единица,

Читайте также Этих людей с разных континентов объединяет одно: они родились в один день с Чернобылем

как определенное количество ставших враз нежилыми жилых домов, магазинов, спортивных сооружений, из которых очень скоро выветрился терпкий запах человеческого пота, и навсегда вошел мертвящий запах заброшенности и пустоты. В исключительных условиях и вопросы были исключительные: как обеспечить охрану оставленных квартир, магазинов и других объектов, если находиться в зоне опасно? Как предотвратить пожары, если отключать электричество нельзя, - ведь сразу не знали, что город покинут навсегда, а в холодильниках оставалось очень много продуктов, дело-то ведь было перед праздниками. Кроме того, очень много продуктов было в магазинах и на торговых складах, и что с ними делать, тоже было неизвестно. Как быть, если человеку стало плохо, и он потерял сознание, как было с телефонисткой Мискевич, работавшей на узле связи, если обнаружена оставленная парализованная бабушка, а медсанчасть уже полностью эвакуирована? Куда девать выручку из магазинов, которые еще с утра работали, если банк деньги не принимает, потому что они “грязные”, и, между прочим, совершенно правильно делает. Чем кормить людей, если последнее работавшее кафе “Олимпия” брошено, так как поваров не меняли более суток, а они тоже люди, и у них дети, а само кафе разгромлено и разграблено дочиста. Людей в Припяти оставалось порядочно: еще работал завод “Юпитер”, выполняя месячный план, потом там проводился демонтаж уникального оборудования, которое оставлять было нельзя. Оставались многие работники станции и строительных организаций, которые принимают активное участие в ликвидации аварии - им пока просто негде жить. <…>

Вид на город Припять в первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС Фото: РИА Новости

Как заправить машины, если талоны и путевки остались в зоне с такими высокими уровнями, что туда и на минуту заходить небезопасно, а автозаправщик приехал то ли из Полесского, то ли из Бородянки, и у него за отпущенный бензин, естественно, потребуют отчет по всей форме - там же пока не знают, что у нас самая настоящая война!»

(Александр Эсаулов. Чернобыль. Летопись мёртвого города. М., 2006)

Журналисты «Правды» в 1987 году

Репортажи журналиста «Правды» 1987 года, примечательные в качестве незамутненного образца кондового советского газетного стиля и безграничной веры в Политбюро - что называется, «так плохо, что уже хорошо». Сейчас такого уже не делают.

« Вскоре мы, специальные корреспонденты «Правды» – М. Одинец, Л. Назаренко и автор, – решили и сами организовать рыбалку на Днепре, учитывая сложившуюся обстановку, на сугубо научной основе. Без ученых и специалистов теперь не обойтись, не поверят, а потому на борту «Финвала» собрались кандидат технических наук В. Пыжов, старший ихтиолог из НИИ рыбного хозяйства О. Топоровский, инспектора С. Миропольский, В. Заворотний и корреспонденты. Возглавил нашу экспедицию Петр Иванович Юрченко - человек известный в Киеве как гроза браконьеров, которых, к сожалению, еще немало на реке.

Вооружены мы по последнему слову техники. К сожалению, не удочками и спиннингами, а дозиметрами. <…>

Задание у нас все-таки особое - проверить, можно ли рыболовам, у которых открытие сезона в середине июня, спокойно заниматься любимым делом – ловить рыбу, загорать, купаться, короче говоря, отдыхать. А что может быть прекраснее рыбалки на Днепре?!

Слухов, к сожалению, много… Мол, «в воду заходить нельзя», «река отравлена», «рыба теперь радиоактивная», «у нее надо отрезать голову и плавники», и т. д. и т. п. <…>

В 1986 году группа иностранных корреспондентов посетила Макаровский район Киевской области, в населенные пункты которого были эвакуированы жители из района Чернобыльской АЭС. На снимке: иностранные журналисты наблюдают за тем, как ведется дозиметрический контроль на открытых водоемах Фото: Алексей Поддубный/ТАСС

С первых дней аварии, бывая в ее зоне, мы могли досконально изучить все, что связано с радиацией, прекрасно поняли, что напрасно не стоит рисковать своим здоровьем. Мы знали, что Минздрав УССР разрешил купаться, а потому, прежде чем заняться рыбалкой, с удовольствием выкупались в Днепре. И поплавали, и повеселились, и сфотографировались на память, правда, публиковать эти снимки не решились: не принято показывать корреспондентов в таком виде на страницах газеты… <…>

И вот рыбы уже разложены на столе, стоящем вблизи кормы теплохода. И Топоровский начинает священнодействовать над ними со своими приборами. Дозиметрические исследования показывают, что ни в жабрах, ни во внутренностях щуки, сома, судака, линя, карася, ни в их плавниках, хвосте никаких следов повышенной радиации нет.

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать»

И вот уже из камбуза доносится аппетитный аромат юшки. Едим по две, по три миски, а остановиться не можем. Хороши и жареные судак, караси, лини…

Уезжать с острова не хочется, но надо - вечером договорились о встрече в Чернобыле. Возвращаемся в Киев… А через несколько дней разговариваем с Ю. А. Израэлем, председателем Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды.

«Нас тоже замучили вопросами: можно ли купаться? Ловить рыбу? Можно и нужно!.. И очень жаль, что вы сообщаете о своей рыбалке уже после нее, а не заранее – обязательно поехал бы с вами!»

(Владимир Губарев. Зарево над Припятью. Записки журналиста. М., 1987)

Суд над руководством ЧАЭС

В июле 1987 года состоялся суд - к ответственности привлекли шестерых членов руководства атомной электростанции (слушания шли в полузакрытом режиме, материалы отчасти выложены на pripyat-city.ru). Анатолий Дятлов - заместитель главного инженера ЧАЭС, с одной стороны, пострадавший при аварии - из-за облучения у него развилась лучевая болезнь, а с другой - признанный виновным и осужденный на десять лет колонии. В своих воспоминаниях он рассказывает, как выглядела чернобыльская трагедия для него.

« Суд как суд. Обычный, советский. Все было предрешено заранее. После двух заседаний в июне 1986 года Межведомственного научно-технического совета под председательством академика А.П. Александрова, где доминировали работники Министерства среднего машиностроения, - авторы проекта реактора - была объявлена однозначная версия о виновности оперативного персонала. Другие соображения, а они были и тогда, отбросили за ненадобностью. <…>

Здесь кстати упомянуть о статье. Осудили меня по статье 220 Уголовного кодекса УССР за неправильную эксплуатацию взрывоопасных предприятий. В перечне взрывоопасных предприятий в СССР атомные электростанции не значатся. Судебно-техническая экспертная комиссия задним числом отнесла атомную электростанцию к потенциально взрывоопасным предприятиям. Для суда этого оказалось достаточно, чтобы применить статью. Здесь не место разбирать взрывоопасные или нет атомные электростанции,- устанавливать задним числом и применять статью Уголовного кодекса явно незаконно. Да кто укажет Верховному Суду? Было кому, он и действовал по их указке. Что угодно будет взрывоопасным, если не соблюдать правила проектирования.

И потом, что значит потенциально взрывоопасный? Вот советские телевизоры исправно взрываются, ежегодно гибнет несколько десятков человек. Их куда отнести? Кто виноват?

Подсудимые по делу об аварии на Чернобыльской атомной электростанции (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин во время судебного процесса Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Камнем преткновения для советского суда стал бы иск за гибель телезрителей. Ведь при всем желании не обвинишь телезрителей, что сидели перед телевизором без касок и бронежилетов. Обвинить предприятие? Государственное? Это значит - государство виновато? Советское-то? Суд такого извращения принципов никак не перенесет. Человек виновен перед государством - это да. А если нет, то никто. Семь десятков лет наши суды только в одну сторону гайку крутили. Сколько последних лет идет разговор о самостоятельности, независимости судов, служении закону и только закону.