Мирон мержанов биография. Гулецкая - королёвский краевед. Ранние годы и начало карьеры

АРХИТЕКТОР МИРОН МЕРЖАНОВ

Архитектор Мирон Иванович Мержанов прожил на свете восемьдесят лет. Столь почтенный возраст навевает мысли о «безоблачной» биографии, счастливо закончившейся спокойной старостью. В действительности же, эти восемь десятков лет жизни архитектора вместили в себя периоды взлетов и падений, надежд и их крушений, радостей и горестей. Произнеся сакраментальную фразу: «Он жил в эпоху Сталина», мы рискуем быть непонятыми – слишком уж много наших соотечественников могли бы сказать то же самое применительно к собственной биографии. Но для Мирона Мержанова слова «Сталин» и «сталинизм» означали едва ли не больше, чем для кого-либо еще...

Жизнь Мирона Мержанова поначалу складывалась так, что он мог бы остаться хорошим провинциальным архитектором. М. И. Мержанов родился 11(23) сентября 1895 года в городе Нахичевань-на-Дону (позднее он стал частью Ростова-на-Дону). И далее – «традиционное» для многих будущих архитекторов увлечение рисованием (любопытно, что Мирон Мержанов больше всего любил рисовать лошадей, сохраняя эту любовь до последних дней), потом – Петербургский институт гражданских инженеров, Первая мировая война, вплоть до окончания которой Мирон Мержанов служит в телеграфной роте. А в свободное время (которого почти не было), еще до начала войны, Мирон подрабатывал чертежником у знаменитого А. О. Таманяна, жившего тогда в Петербурге. Стоит ли говорить о том, что работа у маэстро оказала решающее влияние на становление Мержанова как архитектора.

Первые свои практические работы сам Мержанов датирует в автобиографии 1917 годом. Вплоть до начала тридцатых годов – добрые полтора десятка лет – архитектор не покидает Северного Кавказа. «Ареал распространения» его построек ограничивается Донским округом, городами Кавказских Минеральных Вод и другими крупными центрами Северного Кавказа (Ставрополь, Грозный, Прикумск). Вся жизнь Мирона Мержанова не спеша протекает в этом регионе. Здесь архитектор родился, здесь он обзавелся семьей, здесь появился на свет его сын. Известность пришла к Мержанову отчасти неожиданно. Хотя и в этом случае «отправной точкой» на пути к славе стал Северо-Кавказский регион. Правда, на этот раз его черноморский «фланг» – город Сочи. В 1929 году был объявлен открытый конкурс на проект здания санатория РККА в этом курортном городе. Победителем был объявлен мало кому знакомый в широких кругах архитектор М. Мержанов. Рабочие чертежи будущей постройки выполнялись, естественно, в Москве, благодаря чему Мирон Иванович стал часто ездить в столицу. Подобно эффекту снежного кома, эти визиты стали «обрастать» знакомствами с потенциальными клиентами. А главное Мержанова заприметили не просто в высоких кругах: на него обратили внимание «самые сильные мира сего», заказав именно ему несколько проектов санаториев, домов отдыха и загородных дач. Образ санатория РККА (позже был переименован в честь К. Е. Ворошилова и более известен под этим именем) неотделим от облика города. Смеем утверждать, что этот санаторий стал подлинно «визитной карточкой» города, хотя Сочи могут гордиться постройками таких архитекторов, как А. Щусев, И. Жолтовский, И. Кузнецов, А. Душкин, К. Алабян и других. Светлые конструктивистские корпуса, взрезающая холм лента фуникулера и остроконечные кипарисы – без этой картинки не обходится, наверное, ни один путеводитель, ни один комплект открыток, посвященных городу Сочи. Забегая вперед, скажем, что проект военного санатория был удостоен «Гран-при» – высшей награды парижской выставки 1937 года.

В 30-е годы Мержанов становится главным архитектором ВЦИК. Он выполняет несколько проектов дач Сталина (в Кунцеве – так называемая «ближняя дача»), а также в Мюссерах, на Холодной Речке, на Бочаровом Ручье. Принимая во внимание, что последние три объекта находятся на Северном Кавказе, можно сделать вывод о том, что Мирон Мержанов как бы и не покидал родных мест. Но суть в том, что теперь его статус был несколько иным.

Мержанов проектирует и строит два крупных комплекса в хорошо знакомом ему городе Кисловодске (здесь в 20-е – начале 30-х он осуществил два с лишним десятка разнообразных проектов) – санаторий НКВД «Кисловодск» и санаторий Совета Министров СССР «Красные камни». Если первый из них выдержан в духе так называемого «романтического конструктивизма» – красиво изогнутые крылья комплекса мягко вписаны в выразительный рельеф крутого холма; осевая перспектива представляет собой законченную симметричную композицию, что, в общем-то, не характерно для этой эпохи, то второй, скорее, можно было бы отнести к «романтическому классицизму». А вот романтика стопроцентной, на первый взгляд, постройки в духе классики заключается в органичном внедрении в ее сущность нетрадиционных для стиля элементов – полуцилиндрического стеклянного перекрытия кинозала, не до конца «проработанных» деталей традиционного ордера (на самом же деле, эта «недоработанность» – не что иное как один из художественных принципов Мержанова, исповедуемых им на протяжении всей жизни). Две эти постройки не очень хорошо известны историкам архитектуры – отчасти по причине «особого» статуса их заказчиков, отчасти – и об этом ниже – из-за того, что случилось с их творцом в дальнейшем.

Два проекта были выполнены в эти годы Мержановым для Москвы. Первый из них так и остался нереализованным – это проект здания Института мировой литературы имени А. М. Горького. Монументальное сооружение с цилиндрическим объемом в центре композиции и двумя боковыми крыльями должно было подняться на хорошо знакомом москвичам и гостям столицы месте – там, где несколько позже архитектором Д. Н. Чечулиным было возведено высотное здание, известное как «жилой дом на Котельнической набережной». Другой московский проект был воплощен в жизнь. Дом архитектора в Гранатном переулке (бывшая улица Щусева) – плод творчества трех архитекторов: А. К. Бурову принадлежит разработка фасадной части, А. А. Власовым разработан проект фойе и большого зала, а М. И. Мержанов выполнил проект общей планировки здания и ресторана. Полюбившийся архитекторам ресторан с темно-красными кирпичными стенами и темно-коричневыми кессонированными потолками свидетельствует об уважительном отношении Мирона Ивановича к творчеству Ф. Л. Райта, влияние которого было заметно еще при работе Мержанова над комплексом санатория «Красные камни» в Кисловодске.

В 30-е годы М. И. Мержанов стал автором первых эскизов главных наград страны – Золотой Звезды Героя Советского Союза и золотой медали «Серп и Молот», которой награждали Героев Социалистического Труда. Многие поколения наших соотечественников привыкли к облику этих наград, а, между тем, могло бы получиться так, что эти звезды увидели бы свет в об-рамлении лаврового венка, либо без колодки; они даже предполагались более крупного размера, нежели сейчас. Однако после некоторых сомнений лично И. В. Сталин утвердил тот вариант, который известен сегодня.

В те же годы Мержанов занимал пост председателя Архфонда (следует сказать, что он был один из организаторов Союза архитекторов СССР и его секретарем). Перед самой войной и в первые годы войны большое внимание Мирон Иванович уделял «Суханово» как дому творчества архитекторов. Уже тогда, когда война подошла непосредственно к стенам столицы, при его участии было организовано питание членов Союза, для чего одно из стад крупного рогатого скота, которое должно было перегоняться в глубь страны, было оставлено в Суханово. Творческая и хозяйственная деятельность Мирона Ивановича Мержанова оборвалась в 1943 году в связи с его арестом...

В какой-то степени архитектору повезло в том, что он был отправлен в Комсомольск-на-Амуре, где получил возможность выполнять проекты заводских клубов, а также многочисленных транспортных сооружений на строившейся тогда трассе Комсомольск – Советская Гавань. О цинизме эпохи свидетельствует и тот факт, что, удерживая Мирона Ивановича на положении заключенного, высокое руководство страны подчеркивало, что он – лучший архитектор в области санаторно-курортного строительства. Будучи арестованным, он был привезен в Москву, где ему поручили выполнять проект крупного санатория МГБ в Сочи. Этот комплекс возведен на рубеже 40-х и 50-х годов группой архитекторов (находившихся, естественно, не под арестом) под руководством... «сидящего» Мержанова! Архитектура санатория отражает основные художественные принципы, царившие в послевоенной советской эпохе соцреализма. Но даже здесь Мержанову удалось воплотить свой основной замысел: лоджии жилых корпусов расположены под углом по отношению к продольной оси здания – для обеспечения лучшей инсоляции. Мирон Иванович называл этот прием «зубчаткой» и сумел использовать его в ряде своих реализаций в Кисловодске. Помимо улучшения функциональной организации санаторного здания, «зубчатка» создает изящную светотень, внося в казалось бы «неприкасаемую» архитектуру советского классицизма романтическую ноту. Впрочем, как мы уже знаем, это характерно для творчества Мержанова, и остается только удивляться, что он продолжал следовать своим принципам даже несмотря на свое незавидное положение.

Пятидесятые годы Мирон Иванович провел в Красноярске. Сначала, еще до освобождения и реабилитации, он стал автором реконструкции здания Дома Советов в центре города, ранее начатого строительством, но по непонятной причине законсервированного. И здесь Мержанов осуществил то, что сразу стало выделять именно этот Дом Советов среди всех его бесчисленных «собратьев» по стране: здание не имеет «традиционного» сильно вынесенного портика. По оси здания расположена выразительная ниша с балконом, а трехчетвертные колонны хотя и фиксируют центр осевой композиции, но при этом сообщают зданию фронтальную динамику, вызванную размещением его не непосредственно на площади, а на проспекте – главной магистрали города. За счет столь нетрадиционного решения колоннады дополнительная зрительная нагрузка падает на изящно прорисованные ниши, отмечающие фланги здания.

В Красноярске Мержанов сумел реализовать более десятка крупных объектов – клубы, кинотеатр, другие общественные и административные здания. Интересен опыт (хотя и печальный) работы над новым зданием редакции местной газеты, являющейся одной из старейших в стране. Прекрасно понимая необходимость расширения редакции, но в то же время сохранения исторического деревянного здания, Мирон Иванович предложил вариант, при котором около старой постройки ставились два столба, и верхняя часть нового здания нависла бы над деревянной избой, словно оберегая ее. Однако этот прием вызвал непонятное раздражение у властей, и по их распоряжению памятник истории и культуры был полностью уничтожен. А вскоре в Праге и в центре Москвы (в районе Пироговских улиц) появились комплексы, выполненные по тому же принципу – «новый дом – на старом»...

Здесь же, в Красноярске, М. И. Мержанов стал основателем Красноярского филиала центрального института «Горстройпроект», более известного впоследствии как «Красноярскгражданпроект». Мирон Иванович возглавлял его вплоть до своего возвращения в Москву, последовавшего в 1960 году. Многие красноярские архитекторы, имена которых стали известны всей стране в 1960-70-е годы, до сих пор называют Мержанова в числе первых своих наставников.

Работая в Москве, Мирон Иванович Мержанов стал руководителем авторского коллектива, проектировавшего два крупных комплекса – ВНИИ «Инструмент» на Большой Семеновской улице и «Станкоимпорт» на Профсоюзной улице (около станции метро «Калужская»). К сожалению, оба этих комплекса так и не были завершены в соответствии с авторским замыслом: в обоих случаях отсутствуют вертикальные элементы, зрительно «собирающие» композицию и приводящие ее к масштабу большого города.

Как-то Мирон Иванович, уже в конце 50-х годов, когда архитектура начала превращаться в «строительство», не без грусти заметил: «Я не могу все время менять свои художественные пристрастия. Я был конструктивистом, затем вынужден был стать «классиком», а теперь вообще не понимаю, чего от меня хотят». Уважая подобную самокритичность, заметим, что в творчестве этого архитектора – вне зависимости от эпохи и стилевой моды – можно найти излюбленные приемы, в результате чего объекты, выполненные им в 20-е годы, имеют неожиданно много общего с его же постройками 50-х и даже 70-х годов. Но «два уровня секретности» – один, связанный со спецификой работы архитектора для членов правительства, второй – с его арестом – не позволили Мирону Ивановичу Мержанову получить ту известность, которой он по праву заслуживает. И сегодня его в соответствии с историко-мемуарными публикациями последних лет продолжают называть просто «сталинским архитектором»...

Настоящая статья так же, как и ряд публикаций, изданных к юбилею мастера, раскрывает многогранность творчества архитектора Мирона Мержанова.

С. Мержанов

// Ставропольский хронограф на 2001 год. – Ставрополь, 2001. – С. 252–256.

Миро́н Ива́нович Мержа́нов (Меран Оганесович Мержанянц, 23 сентября 1895 - декабрь 1975) - советский архитектор, строивший преимущественно в курортных городах Кавказа. В 1934-1941 - личный архитектор И. В. Сталина, автор проектов дач Сталина и высших руководителей СССР в Кунцеве, Мацесте, Бочаровом Ручье. В 1942-1956 репрессирован, работал в архитектурных шарашках от Сочи до Комсомольска-на-Амуре. Соавтор проектов Золотых Звёзд Героя Советского Союза и Героя социалистического труда (1938-1939).

Архитектор родился в преуспевающей армянской семье в городе Нахичевань-на-Дону (сегодня - в черте Ростова-на-Дону). Отец служил чиновником, и приходился дальним родственником И. К. Айвазовскому. До начала первой мировой войны Меран успел закончить классическую гимназию и поступить в Санкт-Петербургский Институт гражданских инженеров. Подрабатывал чертёжником в мастерской А. И. Таманяна, затем был призван в войска, но на фронт попасть не успел. После октябрьской революции бежал из голодного Петербурга домой, в Ростов. Пытаясь избежать призыва в деникинские войска первой линии, добровольно вступил в инженерный батальон белой армии, а после её разгрома поселился в Краснодаре. В 1920-1923 продолжил обучение в Кубанском политехническом институте, легко вошёл в круг местных профессионалов, в 1922 женился на дочери кисловодского архитектора, Елизавете Эммануиловне Ходжаевой. Первая самостоятельная постройка Мержанова - собственный дом в Кисловодске (1925). За ним последовали

крытый рынок в Ессентуках

здание Госбанка в Пятигорске

В этих постройках, формально принадлежащих к конструктивизму, проявился почерк Мержанова, сохранившийся до конца его дней - стремление к эффектной монументальности построек, в сочетании с романтизацией, зрительным облегчением конструкций, а также излюбленная деталь архитектора - угловые балконы и угловые ниши, разрывающие гладкие стены зданий. Позже Мержанов называл своими главными учителями И. В. Жолтовского и Фрэнка Ллойд Райта.

В 1929 Мержанов выиграл открытый конкурс на проектирование санатория РККА в Сочи, который курировал лично К. Е. Ворошилов. Санаторий, финансировавшийся займом среди военных, был открыт 1 июня 1934, и в том же году ему было присвоено имя Ворошилова. Архитектор и нарком стали личными друзьями; дружба эта сохранилась и после отставки Ворошилова и освобождения Мержанова. Санаторий выстроен в конструктивистской манере, но Мержанов намеренно маскировал наиболее жёсткие конструктивисткие элементы, гармонично соединив простые геометрические формы с горным рельефом побережья. Образ санатория и примыкающего к нему фуникулёра был растиражирован пропагандой, и Мержанов вошёл в обойму наиболее востребованных советских архитекторов.

В 1931 Мержанов был вызван в Москву и назначен главным архитектором хозуправления ЦИК СССР. Одновременно с завершением ворошиловского санатория, по заданиям ЦИК Мержанов выстроил комплекс государственных дач «Бочаров Ручей». Руководил проектированием Военно-морской академии в Ленинграде, проектированием зданий для нового города Комсомольск-на-Амуре, cовместно с А. К. Буровым построил московский Дом Архитекторов. Во второй половине тридцатых Мержанов строит в Кисловодске два крупных санатория - «Санаторий-отель НКВД» (ныне «Кисловодск») и «Красные камни». Это уже бесспорно сталинская архитектура, причём не ограниченная в средствах на качественную отделку камнем, и сохранившая типичный для архитектора «южный» романтизм.

Лучшие дня

В 1933-1934 Мержанов спроектировал первую сталинскую дачу - т. н. ближнюю дачу в Кунцеве. Первоначально одноэтажный дом был надстроен до двух этажей в 1943 (по другим источникам 1948), когда архитектор уже сидел в заключении; автор проекта перестройки неизвестен, но вероятно, что был использован проект самого Мержанова. В 1934, удовлетворённый заказчик вызвал Мержанова лично и поставил задачу спроектировать комплекс государственных дач в Мацесте, в 1935 - на Холодной речке близ Гагр. Все эти объекты спроектирован в стиле модернизированной классики (см. постконструктивизм), равноудалённой и от конструктивизма, и от «сталинского ампира», что дало некоторым авторам (Д. Хмельницкий) утверждать, что личные вкусы Сталина существенно отличались от того, что фактически насаждалось в советской архитектуре.

В 1938 Мержанов разработал ряд проектов Золотой Звезды Героя Советского Союза (первые Герои награждались только орденом Ленина); был выбран наиболее лаконичный вариант. В 1939 он предложил два варианта медали «Серп и Молот», на этот раз был выбран самый миниатюрный. Официальное утверждение Звёзд состоялось 1 августа 1939 и 22 мая 1940.

После начала Великой Отечественной войны Мержанов проектировал объекты гражданской обороны Москвы, в том числе обустройство станции метро Маяковская перед историческим собранием 6 ноября 1941. После эвакуации большинства московских архитекторов в Чимкент Мержанов и К. С. Алабян остались в Москве.

12 августа 1943 Мержанов, его жена и близкий круг сотрудников были арестованы. 8 марта 1944 Мержанов был приговорён без суда к 10 годам лагерей по статье 58, ч.1а, 8, 10, 11, 17, 19 УК РСФСР. Обвинительное заключение основывалось исключительно на показаниях узкого круга сотрудников Мержанова и факте его службы у Деникина. То, что в октябре 1941 он остался в Москве, стало доказательством «измены». Жена Мержанова не представляла особой ценности и сгинула в лагерях в середине сороковых, а сам архитектор, этапированный в хорошо знакомый ему Комсомольск-на-Амуре, был выдернут из общего барака лагерным начальством и вновь занялся проектированием. В Комсомольске по его проекту построены городской Дворец культуры и ДК авиазавода.

В 1948 Мержанов был этапирован в Москву, где В. С. Абакумов лично поставил ему задачу - спроектировать для МГБ санаторий в Сочи. Для работ были развернуты две Архитектор работал в сухановской тюрьме и в шарашке в Марфино (где познакомился с А. И. Солженициным. В 1950 проект был утверждён Абакумовым, и Мержанов приступил к постройке своего крупнейшего и, вероятно, лучшего произведения - санатория имени Дзержинского. Однако вскоре после ареста Абакумова, в конце 1951, Мержанов был отстранён от постройки, и до марта 1953 сидел в иркутской тюрьме, затем в красноярской пересылке (санаторий достроили в 1954).

Формально освобождённый в 1954 на бессрочную ссылку, он обосновался в Красноярске и возглавил «Красноярскгражданпроект» (главным архитектором города был также ссыльный армянин, Г. Б. Кочар). По проектам Мержанова в Красноярске построены Центральный райком КПСС, городской кинотеатр, отделение Госбанка и ДК Красмаш - попытка вернуться от ампира к конструктивизму.

Миро́н Ива́нович Мержа́нов (Миран Оганесович Мержанянц , 23 сентября - декабрь ) - советский архитектор . В 1934-1941 годах - личный архитектор И. В. Сталина , автор проектов дач Сталина и высших руководителей СССР в Кунцеве , Мацесте , Бочаровом Ручье .

В 1943-1954 годах репрессирован, работал в архитектурных «шарашках » от Сочи до Комсомольска-на-Амуре . Автор проектов Золотых Звёзд Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда (1938-1939) .

Биография

Ранние годы и начало карьеры

Архитектор родился в городе Нахичевань-на-Дону (сегодня - в черте Ростова-на-Дону) в преуспевающей армянской семье. Отец Иван служил чиновником и управляющим на фабрике купца Унаняна в Славянске, и приходился дальним родственником И. К. Айвазовскому . Все три сына Ивана стали талантливыми специалистами - каждый в своей области. Средний сын и младший брат Мирона Мартын стал известным спортивным журналистом, основавшим в 1960 еженедельник «Футбол», младший Яков работал театральным художником в Москве, но рано умер. До начала Первой мировой войны Мирон успел закончить классическую гимназию и поступить в Санкт-Петербургский . Подрабатывал чертёжником в мастерской А. И. Таманяна , затем был призван в войска, но на фронт попасть не успел.

Тридцатые годы

В 1929 году Мержанов выиграл открытый конкурс на проектирование санатория РККА в Сочи , который курировал лично К. Е. Ворошилов . Санаторий, финансировавшийся займом среди военных, был открыт 1 июня 1934 года, и в том же году ему было присвоено имя Ворошилова. Архитектор и нарком стали личными друзьями; дружба эта сохранилась и после отставки Ворошилова и освобождения Мержанова. Санаторий выстроен в конструктивистской манере, но Мержанов намеренно маскировал наиболее жёсткие конструктивистские элементы, гармонично соединив простые геометрические формы с горным рельефом побережья. Образ санатория и примыкающего к нему фуникулёра был растиражирован пропагандой, и Мержанов вошёл в обойму наиболее востребованных советских архитекторов.

В 1931 году Мержанов был вызван в Москву и назначен главным архитектором хозуправления ЦИК СССР . Одновременно с завершением ворошиловского санатория, по заданиям ЦИК Мержанов выстроил комплекс государственных дач «Бочаров Ручей ». Руководил проектированием Военно-морской академии в Ленинграде , проектированием зданий для нового города Комсомольск-на-Амуре , совместно с А. К. Буровым построил московский Дом Архитекторов. Во второй половине тридцатых Мержанов строит в Кисловодске два крупных санатория - «Санаторий-отель НКВД» (ныне «Кисловодск») и «Красные камни». Это уже бесспорно сталинская архитектура, причём не ограниченная в средствах на качественную отделку камнем, и сохранившая типичный для архитектора «южный» романтизм.

В 1933-1934 годах Мержанов спроектировал первую сталинскую дачу - т. н. ближнюю дачу в Волынском . Первоначально одноэтажный дом был надстроен до двух этажей в 1943 (по другим источникам 1948), когда архитектор уже сидел в заключении; автор проекта перестройки неизвестен, но вероятно, что был использован проект самого Мержанова. В 1934 году, удовлетворённый заказчик вызвал Мержанова лично и поставил задачу спроектировать комплекс государственных дач в Мацесте , в 1935 году - на Холодной речке близ Гагр . Все эти объекты спроектированы в стиле модернизированной классики (см. постконструктивизм), равноудалённой и от конструктивизма, и от «сталинского ампира», что дало некоторым авторам (Д. Хмельницкий) утверждать, что личные вкусы Сталина существенно отличались от того, что фактически насаждалось в советской архитектуре.

В 1938 году Мержанов разработал ряд проектов Золотой Звезды Героя Советского Союза (первые Герои награждались только орденом Ленина); был выбран наиболее лаконичный вариант. В 1939 году он предложил два варианта медали «Серп и Молот», на этот раз был выбран самый миниатюрный. Официальное утверждение Звёзд состоялось 1 августа 1939-го и 22 мая 1940 года.

Арест и «шарашки»

Krasnoyarsk Krai government building.jpg

Здание администрации Красноярского края

Семья

Напишите отзыв о статье "Мержанов, Мирон Иванович"

Примечания

Литература

Акулов, А. А. Архитектор Сталина: документальная повесть. - Рязань: Издательство «Ситников», 2006. - ISBN 5-902420-11-3
Хмельницкий Д. Зодчий Сталин. - М .: «Новое литературное обозрение», 2007. - ISBN 5-86793-496-9

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мержанов, Мирон Иванович

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

Самые свежие и интересные новости из мира высоких технологий , самые оригинальные и удивительные картинки из интернета , большой архив журналов за последние годы, аппетитные рецепты в картинках , информативные . Раздел обновляется ежедневно. Всегда свежие версии самых лучших бесплатных программ для повседневного использования в разделе Необходимые программы . Там практически все, что требуется для повседневной работы. Начните постепенно отказываться от пиратских версий в пользу более удобных и функциональных бесплатных аналогов. Если Вы все еще не пользуетесь нашим чатом , весьма советуем с ним познакомиться. Там Вы найдете много новых друзей. Кроме того, это наиболее быстрый и действенный способ связаться с администраторами проекта. Продолжает работать раздел Обновления антивирусов - всегда актуальные бесплатные обновления для Dr Web и NOD. Не успели что-то прочитать? Полное содержание бегущей строки можно найти по этой ссылке .

Архитектор Мирон Мержанов, казалось, вытянул счастливый билет: он проектировал санаторий РККА в Сочи, дружил с Климентом Ворошиловым, построил несколько сталинских дач. Мержанова называли «домашним архитектором» вождя и отмечали, как высоко Сталин ценит талант зодчего. Однако удача сопутствовала Мержанову лишь до 1943 года: в разгар войны его приговорили к десяти годам лишения свободы. Отныне архитектор мог работать только в условиях «шарашки».

Мирон Иванович Мержанов (настоящее имя архитектора - Миран Оганесович Мержанянц) появился на свет в городе Нахичевань-на-Дону. Интересно, что в его семье все были по-своему талантливы. Возможно, сказывалось родство с Иваном Айвазовским - тоже, к слову, отказавшимся от армянской фамилии. Один из братьев будущего архитектора расписывал театральные декорации, другой освещал в прессе спортивные события. Мирон же выбрал другую сферу деятельности - одновременно и творческую, и требующую знания точных наук.

Первая постройка, спроектированная Мержановым, датируется 1925 годом. Архитектор не стал далеко ходить и построил дом в Кисловодске для себя. За этим последовали общественные сооружения: благодаря Мержанову в Ессентуках появился крытый рынок, а в Пятигорске - здание Госбанка.

Мирон Мержанов был дальним родственником Айвазовского

В 1929 году зодчий получил задание куда более высокого уровня: он выиграл конкурс на проектирование санатория Рабоче-крестьянской Красной армии в Сочи, успешно выполнил эту задачу и даже подружился с Климентом Ворошиловым, именем которого здравница и была названа. Мержанов стал главным архитектором хозуправления ЦИК СССР. За назначением последовало участие Мержанова в строительстве Дома архитекторов в Москве и Военно-морской академии в Ленинграде, а также проектирование санатория для сотрудников органов госбезопасности.

Дача Сталина в Волынском

Талант архитектора не остался без внимания Сталина. В первой половине 1930-х он заказал Мержанову проекты нескольких своих дач - в Гаграх, в Мацесте, в Волынском. Вероятно, это Мержанова и подвело: он слишком много знал. Сталинские имения считались объектами государственной важности, их было строжайше запрещено фотографировать, а чертежи и эскизы не мог хранить у себя дома даже сам архитектор. Их либо прятали в специальных хранилищах, либо же сразу уничтожали.

Жена архитектора Мирона Мержанова погибла в лагере

В августе 1943 года Мержанова и его супругу арестовали. Архитектору предъявили обвинения по 10-й части 58-й статьи - «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений». «Домашнего архитектора» Сталина приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Подобная участь ждала и жену Мержанова - только, в отличие от мужа, пережить это испытание ей не удалось, в середине 1940-х женщина погибла. В 1948 году был также арестован и осужден сын Мержанова Борис.

Мержанов с супругой и сыном

Архитектор пробыл несколько лет в лагере, затем был отправлен в Комсомольск-на-Амуре, где получил приказ спроектировать несколько зданий. В 1949 году о его выдающихся способностях вспомнило и высшее партийное руководство. Мержанова этапировали на Лубянку, но не добавили ему срок, как он опасался, а перевели в Сухановскую тюрьму. Там архитектору выделили подобие рабочего кабинета и приказали творить - проектировать санаторий МГБ в Сочи. Следующим местом, в котором довелось оказаться заключенному Мержанову, стала «шарашка» в Марфине, где в ту пору находился Александр Солженицын. Позднее прозаик упоминал некогда любимого Сталиным архитектора в произведении «В круге первом».

Мирон Мержанов после освобождения

Когда Мержанов перестал быть нужен, его отстранили от работы над проектом и снова отправили в «места не столь отдаленные». Освобожден архитектор был в 1954 году, однако мог жить только в Красноярске - отныне его ждала бессрочная ссылка. Тогда же он начал заниматься и красноярским градостроительством - по проекту Мержанова были построены краевой Дом Советов, Центральный райком КПСС и многие другие здания. Впрочем, в 1956 году ссылка, грозившая стать вечной, завершилась: Мержанов был реабилитирован. До своей смерти в 1975 году он работал в Москве.

Какое-то время работал на воле, затем в тюремных "шарашках" НКВД, потом снова на воле, но долгое время без квартиры. А вскоре умер и был погребен на Армянском кладбище в Москве.

Одну их первых дач Сталина, ("Ближняя") архитектор Меран Иванович Мержанов спроектировал в подмосковном Кунцево в 1934 году. Но еще раньше, в двадцатые годы, сдал вождю дачу в Сочи. Называлась "Зеленая роща". Но не тот модерновый санаторий, который был построен позже и остается в строю по сей день, а тот, который спрятан в лесах Агурского ущелья, хотя не исчез с лица земли и он. Доверяя понятливости и вкусу своего зодчего, Сталин высказал тогда единственное пожелание: "только, чтоб не было фонтанов".

Фонтанов действительно нет. В семидесятые годы, когда автору довелось оказаться на сталинской "Зеленой роще", там было малолюдно, тихо, и скучно. Сам Сталин любил коротко отдохнуть здесь осенью, семья приезжала летом, оставалась подольше, время от времени наезжали руководители различных партий и главы дружественных СССР государств, в частности, Мао Цзэдун.

Что правда, то правда: сажать старик умел… Пройдет не так много времени и в этом убедится сам Мержанов. А пока заказы следовали один за другим: Сочи, Мацеста, Гагры, Кисловодск, Подмосковье — всего около пятидесяти дач для Сталина и советских руководителей первого круга.

…Чтоб понять стиль и дух мест отдыха советских вождей, далеко ходить не надо: вот вам Дом приемов на проспекте Маштоца, известный некогда как дача Арутюнова. Сюда, как предполагается, вскоре въедет четвертый президент Армении Армен Саркисян.

Понятно, интерьеры сейчас иные, но кто бывал здесь в старые времена, помнит: внутренняя отделка помещений — из ценных пород дерева, глубокие диваны, люстры из натурального стекла, бильярд, обязательный кабинет с глубокомысленным письменным столом. А еще малолюдно, тихо и, увы, скучно. Примерно так, как в "Зеленой роще", "Бочаровом ручье", "Красной поляне" или "Холодной речке" неподалеку от Гагр. (Прошу обратить внимание на эстетическую сторону топонимики).

…Мержанов родился в Нахичевани-на-Дону (состоял в родстве с художником Айвазовским и архитектором Таманяном), окончил все, что нужно окончить, чтобы стать первоклассным архитектором. Стартовая работа — проект крытого рынка в Ессентуках. Затем несколько сооружений общественного назначения и вот дело дошло до санатория "Десять лет Октября" в Кисловодске, скажем так — для Кремля.

Дальше деятельность Мержанова крепко и надолго свернула в сторону проектирования здравниц для советской элиты, а еще дальше он был придан к организации, курирующей строительство мест отдыха для самого товарища Сталина. Должность, которую занял Мержанов, называлась "Главный архитектор хозяйственного управления ЦИК СССР". Что-то вроде соответствующего подразделения в администрациях нынешних президентов.

Нельзя сказать, что строил он только для Сталина и его окружения, нет. В творческом наследии архитектора реконструкция здания Госбанка в Пятигорске, новое здание Центрального дома архитектора в Москве (совместно с коллегами Буровым и Власовым), общественные здания в Красноярске и Комсомольске-на Амуре. И вот что еще, весьма значимое, но малоизвестное: Меран Мержанов автор эскизов медалей "Золотая звезда" и "Серп и молот", которыми награждались Герои Советского Союза и Герои Социалистического Труда.

Первым звезду Героя Советского Союза получил летчик Анатолий Ляпидевский (1934 год), последним капитан третьего ранга Леонид Солодков декабрь 1991 года). А между ними — двенадцать тысяч пятьсот Героев СССР и двадцать тысяч семьсот сорок семь Героев Труда. (Четверо Героев СССР являются сегодня и Героями России, среди них наш соотечественник Артур Чилингаров).

Тем временем герой нашего рассказа сменил место жительства в Москве на нары в Комсомольске-на-Амуре. За что опала? "Настучали" коллеги — когда-то служил у Деникина. Кем служил, зачем, при каких обстоятельствах — суд и следствие не интересовали, поскольку ни суда, ни следствия не было. Был только приговор — десть лет лагерей.

В начале 1949 года Мержанова вдруг отправили этапом в Москву. На следующий день (в лагерной одежде) он уже стоял перед министром госбезопасности Абакумовым, выслушивал задание. Поручалось разработать проект санатория МГБ. Работа была выполнена в срок и качественно. После чего поручили другую, потом еще, а потом так же вдруг под усиленной охраной повезли в Иркутск.

А что Сталин, когда-то признававший Мержанова своим личным домостроителем? А ничего — Иосиф Виссарионович безмятежно отдыхал на построенных Мержановых дачах и не имел оснований гневаться на НИИ "Особые технические бюро" тюремного типа, в котором "враги советского народа" наподобие Мерана Мержанова или Андрея Туполева, продолжали конструировать, проектировать, изобретать.

Мерана Ивановича освободили в 1954-ом, на следующий после смерти Сталина год, реабилитировали в 1956-ом, похоронили в 1975-ом. Квартиру в Москве он получил лишь тремя годами раньше, до того жил в Новых Горках. Занимался живописью, часто рисовал лошадей, к которым с детства питал слабость…